***
Молодая львица на самом верху насыпи, ведущей к выступающей вперёд вершине Скалы Предков, звонко расхохоталась. — Пошевеливайся, Кион! — воскликнула она, беззаботно улыбаясь. — Так и знала, что мне следовало искать супруга помощнее! Юный лев, что поднимался следом, заторопился, но его лапы словно попали в трясину. — Подожди меня, — окликнул он её. Ну же… На пике последних сил он одолевал шаг за шагом, перед глазами расплывались разноцветные круги, а уши прорезал безрадостный звон. Я должен добраться до неё! Однако, когда он вновь поднял глаза, львица уже исчезла. И снизу и сверху заклубился туман, закрывая всё обозрение. Лишь злые, зелёные глаза остались висеть в нём. Они пронзали душу, насмехались над Кионом. Это вновь они… Из горла потерявшего супругу страдальца вырвался рык боли и отчаяния, громом пролетевший по бескрайней саванне. Кион вздрогнул и вынырнул из кошмара. Сумрак, царивший в пещере, расползся в разные стороны, словно рассеивается чернильное облако спрута, сменяясь тусклым освещением закатного Солнца. Облепленные похожими на водоросли растениями, что своими водянистыми бледными корешками цепляются за каждый выступ и щель, каменные стены уходили высоко ввысь, где в полумраке смыкались, образуя сводчатый, покрытый плесенью, дышащий затхлостью потолок. Кион опустил глаза. Выдохнул. Эхо волнами прокатилось по потрескавшимся от древности стенам и, упёршись в потолок, заплескалось там, а затем, журча, утонуло в прохладном мареве тишины. Точно под водой. Лев ничего не выражающим взглядом оглядел пещеру, а затем бессмысленно закатил глаза и уставился ввысь. Жить. Хотя бы ради львят… Алые блики бегали по потолку рябью, искажая его и без того изрезанную старостью поверхность. Это совсем не конец. Со стороны входа в пещеру врывались порывы ветра. Я должен справиться. Кион, ощущая, как гриву раздувает струями рвущегося сквозняка, прикрыл лапой своих детей. Млези и Клео. Два комочка пуха – маленькие львята – они лежали у него в укромном закутке между гривой и лапами. Почти все львицы прайда предлагали свою помощь, но Кион не слушал никого. Он не собирался оставлять своих детей на попечение кому-то другому! На то они и мои, подумал лев, чтобы именно я опекал их. Тихонько пища, львята возились меж лап отца и тыкались ему в гриву. Ни для кого не было секретом, чего они, проснувшиеся уже как десять минут, ждут. Кион встревоженно вытянул шею, прислушиваясь к звукам, что доносились снаружи пещеры, а потом в несчётный раз за протёкший час посмотрел на детей. Млези был первенцем. Его охрового цвета шёрстка, унаследованная от матери, была покрыта тёмными пятнышками почти полностью, и среди них лишь на плечике полянкой зияло чистое местечко. Бывает родовое пятно, а тут у нас родовая прогалина. Второй же львёнок, Клео, цветом был в отца. И, в отличие от брата, пятнышки покрывали его шёрстку полностью. Киону уже три раза сказали, что Клео – точная копия отца в детстве, и лев был с ними согласен. Правда, молодой отец был готов хоть на свою гриву поспорить, что глаза Клео унаследовал от матери… Но о детях можно было размышлять бесконечно. Кион никак не мог отвести от них взгляда. Наконец, со стороны входа в пещеру послышалось шорканье гравием, покрывающим насыпь, что подымалась по боку Скалы Предков, открывая путь с её подножия до пещеры и выступающей вперёд первой вершины. Основной же пик громоздился вверх ещё на добрых двести футов в высоту и обрывался площадкой, куда можно было забраться по обвивающей Скалу узкой тропе, дабы насладиться величественными видами раскинувшихся во все стороны владений. Кион встрепенулся и поднял голову, заслышав знакомую поступь. В следующее мгновение привычный горький запах ударил по ноздрям, и лев поморщился. Да, это был Рафики. И он вновь жевал свою коммифору! Хруст камней ощущался всё ближе и ближе, пока не стих у самого проёма. Кион, прищурившись, вгляделся в яркий клочок багрового неба, что виднелся среди камней. В следующее мгновение на его фоне силуэтом появилась косматая голова. Рафики огляделся, проскользнул в пещеру и, мурлыча себе что-то под нос, поскакал к Киону. — А вот и ты! — громким шёпотом произнёс он, радушно раскинув руки, словно для объятий, и захихикал. Кион закатил глаза. Подойдя совсем близко ко льву, старый мандрил перешёл на трусцу, а наконец и вовсе засеменил, стараясь ненароком не разбудить потомство Киона. Однако лев слегка приоткрыл взору старика шевелящихся львят, и тот, увидев, что они уже проснулись, вновь весело забормотал. — Как самочувствие? — подмигнул Рафики Киону и, подойдя к нему, склонился надо львятами. Тот молча смотрел поверх головы мандрила. Ещё не свыкшийся с ужасной утратой, Кион, сам того стыдясь, винил в смерти супруги каждого. Особенно Рафики. Того, кто денно и нощно вёл своё бдение около готовой родить Мауы, но так и не сумел упасти её от страшной кончины. Мандрил же выглядел вполне довольным, словно совсем не жалел о случившемся. Ни капли сострадания. — О чём горюешь, Кион? — пробормотал он, и Кион, скосив взгляд, принялся следить за движениями рук старика. Рафики ловко разломил спелый плод, выгреб часть мякоти из одной половинки наружу и со шлепком налепил на оставшуюся долю плода. Затем ту, что оказалась переполнена, опустил на каменный пол и принялся орудовать над первой. — А чему радуешься ты, Рафики? — тихо прорычал Кион. Старик не прекратил улыбаться, но песенка, которую он напевал себе, оборвалась. Он выудил несколько травинок из-за перевязи, обхватывающей посох, внимательно оглядел их и, перетерев между ладонями в порошок, засыпал поверх мякоти первого плода. Затем сорвал с посоха одну из побрякивающих костей и, подув на неё, а затем тщательно протерев, начал перемешивать мякоть вместе с травами, которыми она была усыпана. — Я отнюдь не радостен, сын Симбы, — пробормотал он неожиданно напряжённым для своего беззаботного вида голосом. — Только если ты всем своим видом стремишься показать тяготящие себя чувства, то я держу их при себе, — Рафики поднёс испачканную мякотью кость к носу, понюхал, покачал головой и добавил: — И тем легче окружающим меня, что я весел и бодр, а не печален и зол на весь мир. Кион фыркнул, Рафики же невозмутимо отставил первую половинку плода в сторону и, переложив из второй лишнюю мякоть в использованную, принялся работать теперь над новой. Видимо первая попытка не удалась, мрачно отметил про себя Кион и со стыдом ощутил, что злорадствует. Нет, одёрнул он себя. От того, как он справится, сейчас зависят мои львята. Они же хотят есть! — Всё в порядке? — спросил Кион, пытаясь подавить тревогу в голосе. Рафики ответил не сразу. На этот раз он оглядел травы уже два раза, а затем осторожно перетёр и, щепотку за щепоткой, всыпал в свежую мякоть второй половинки плода. — Я есть я, Кион, — произнёс наконец он. — И у меня всё в порядке. — Я тоже есть я, а не кто-то другой, кстати. Рафики пожал плечами, сорвал новую кость, подул, обтёр, начал мешать. Кион уже не косился, а опустил голову и пристально наблюдал за его действиями. Рафики поднёс кость к носу, принюхался, довольно кашлянул и оценивающе посмотрел на Киона. — Не похож, — вынес он, наконец, свой вердикт. Лев вновь раздражённо закатил глаза. — Будь собой, Кион, — сказал Рафики сразу, как извлёк из-за перевязи посоха две соломинки. — Будет легче как тебе, так и всем, кто тебя окружает. Ты будешь чувствовать себя в своей шкуре, а окружающие тебя – видеть привычного им льва. — Я привык ходить с открытой мордой, не прикрывая её ничем, — произнёс Кион, с грустью скосив взгляд на детей. — И притворяться радостным, когда у меня горе, не буду. Рафики вздохнул, обтёр соломинки, опустил их в смесь и заглянул Киону в глаза. Он смотрел долго, пристально, и Кион всё понял. Он пожалел, что был так резок со стариком. Рафики и сам осознаёт, что смерть Мауы в большей степени на его лапах, подумал лев. Ему больно, как и мне. Хотя… Нет. Больнее. Рафики вновь опустил голову и знаком руки попросил Киона раздвинуть передние лапы, между которыми пищали львята. Затем он лёгким движением ладони пододвинул питательную смесь ближе к ним и аккуратно приставил соломинки к моське каждого. Львята один за другим немедленно вцепились в непонятные штуковины зубками. Давайте же. Кион наклонил голову к самой земле и посмотрел на двух своих малышей. Те, не долго думая, с громким чмоканьем принялись сосать живительную смесь. Рафики расплылся в умиротворённой улыбке и откинулся назад, заложив руки за голову. Кион опустил морду на землю и принялся следить за малышами. Мои львята. — Рафики… — обратился Кион к мандрилу. Тот посмотрел на льва слегка замутнённым взглядом. — Кион? — Как мне быть? Мои дети остались без матери. Я не хочу находить Мауе замену. Не хочу лгать детям! — лев набрал в грудь воздуха и закончил: — Я ведь не смогу стать для них и отцом и мамой? — Знаешь, кому тяжело жить без матери? — ответил вопросом на вопрос Рафики. Кион тяжело вздохнул. — Ну же? — Жизнь без матери нелегка лишь тому, кто знал её. Знал свою мать. Тому, кто привык к ней. Любил её. Но тот, кто мать свою ни разу не видел, тот, кто ни разу в жизни не вкушал её теплоты и ласки – ему без неё никогда одиноко не будет. И пускай ему скажут, что он наполовину сирота – даже тогда он будет иметь самое смутное представление о том, что такое потерять мать. Но скажи мне, Кион, — тут Рафики почти перешёл на шёпот, — стоит ли лишать детей материнской любви? Лев ничего не ответил. Что-то в его мнении только что изменилось, но часть души болезненно не хотела соглашаться мандрилом. Мои львята не должны заблуждаться. Они не будут считать своей матерью ту, кто им таковой не является! — Ты никому не позволяешь приблизиться к своим детям, — продолжил Рафики, повысив голос. — Боишься, что они примут какую-нибудь готовую тебе помочь львицу за свою мать. Верно ведь? Кион воззрился на мандрила, стараясь скрыть недоумение. Неужто мои чувства так видны? Так или иначе, я не позволю себе лгать им. Они узнают правду о матери. — Ты пытаешься быть верным Мауе, — Рафики всё пытался втолковать свою мысль. — Но разве верность в том, чтобы лишать своих детей тепла и любви? — Моей любви им будет достаточно, — возразил Кион. Вполне. — Ты не прав, — Рафики вздохнул и покачал головой. — Послушай… Кион перестал слушать Рафики. Не до мандрила ему было сейчас. Наклонив голову, лев созерцал своих детей. Те, наевшись, сладко посапывали у него между лап. Столько чувств сейчас реяло в душе Киона! Горечь, любовь… Злоба, радость… Печаль и надежда. Вера в лучшее. Главное – верить. Лев поднял голову и подставил гриву врывающимся в пещеру пучкам ветра. Прикрыл детей лапами и зажмурился. И только потом понял, что Рафики больше ничего не говорит. Видимо, понял, что его не слушают. Кион вновь тяжело вздохнул и предался размышлениям. Слишком много мыслей! Слишком много переживаний и горя навалилось за последнее время. Хорошо, что больше не терроризируют Земли Прайда гиены. По крайней мере, клан Джанджи. С ними Львиная Гвардия давно разобралась. И больше они к нам не полезут. Это Кион знал наверняка. Но стало легче. То ли от посапывания львят, а может быть и от тихой атмосферы в пещере… Правда, похожесть львиной обители на подводное царство изрядно напрягала Киона. Перед глазами стояли воспоминания из самого детства, которые накрепко врезались в память – бревно, бурлящая река вокруг и страшная львица на противоположном берегу, а потом… Потом падение – всплеск – агония! И снова Кион пожалел, что резко разговаривал с Рафики. Ведь именно он меня тогда спас. Тем временем тишина в пещере начала пронизываться новыми звуками. Словно бы кто-то, а точнее, несколько «кого-то» мчались вверх по насыпи Скалы Предков. Рафики вздрогнул и насторожился, а Кион обречённо вытянул шею. Только не это! Что снова? Кровавые зайчики бешено заплясали по стенам. Кион прикрыл лапами детей и сжался, скрипя зубами. Гвардия, Имбамба вас возьми! Не дайте им небеса разбудить львят… Внезапно свет в пещеру оказался перекрыт. — Кион! Кион! — в проём заглянул Бунга и первый шагнул вперёд. За ним Фули, потом влетел Оно, а сзади, не решаясь войти, стоял, улыбаясь, Бешти. У Киона глаза полезли на лоб. Они всерьёз позволили Бешти забраться на Скалу Предков?! Заметив взгляд Киона, бегемот потупился, смущённо что-то пробормотал и скрылся из виду. В то время, как Рафики шипел на оторопевших Гвардейцев, Кион вновь оглядел детей. Всё в порядке. Спят. — Рафики… Можешь посидеть с ними? — взмолился лев. — Минутку! Я сейчас вернусь. Когда Рафики аккуратно принял малышей из лап Киона, тот, скалясь, словно белая акула, устремился к Гвардейцам. — К-кион! — начал было Оно, но лев оборвал его рыком: — За мной! И, точно пемза из жерла вулкана, вылетел из пещеры. Львиная Гвардия с опаской посеменила за ним. Лишь Бунга не выражал никакой тревоги, хоть и ему стало не по себе – это было написано на мордочке. Перед взором Киона распростёрлась залитая багрянцом саванна, но он, не замедляясь, чтобы полюбоваться её красотой, повернулся к вышедшим следом друзьям. — Это что сейчас было?! — прорычал он, хлеща себя хвостом по бокам, и огляделся в поисках сильнейшего – однако тот уже торчал где-то внизу, не решаясь подняться к остальным. Да вот и именно. Это Бунга у нас бесстрашный, а не Бешти. — Мы помним про детей, Кион, — глядя в пространство над головой льва, процедила Фули. Кион лишь фыркнул и перестал метаться. Он остановился, сел на камень и оглядел своих товарищей – те были измотаны длительной пробежкой. Все, кроме Фули – она уже с детства привыкла к подобным броскам через саванну. — Значит, про Млези и Клео вы помните? — поднял Кион бровь, а затем театрально посмотрел на Бешти. — Тогда позвольте узнать, кто же это чуть Скалу Предков не перевернул?! — Млези и Клео? — улыбнулся Бунга. — Классные имена! — А то! — хмыкнул Кион, но взгляда не смягчил. Фули вздохнула. — Наверное, — сказала она, — только что умер ещё один. — О чём это Фули? — непонимающе воззрился Кион на остальных. — Кто ещё умер? — Отщепенцы устроили охоту на стадо газелей, — отчеканил Оно. — Я видел, как они распределялись в засаду. Мне удалось спугнуть стада, но львицы Зиры отправились за ними. Это было уже давно, и я думаю, что… — В общем, Оно хочет сказать, — встрял Бунга, — что Отщепенцы пересекли наши границы, и бла, бла, бла, пока ещё никто не мёртв, наверное, но ты нужен нам прямо сейчас! — Раз никто не мёртв, — нахмурился Кион, а затем поглядел на Фули. — Тогда зачем… — Я сказала так, чтобы ты заткнулся и послушал нас! — рыкнула Фули. Кион, сперва опешив, с силой выпустил воздух через ноздри. Только Фули и она единственная позволяла себе так разговаривать с лидером Львиной Гвардии! — И так, я заткнулся и услышал вас, — произнёс наконец лев. — Теперь вы предлагаете мне оставить своих детей и отправиться с вами спасать газелей? Гвардейцы дружно кивнули. — Рафики посидит с ними, — воскликнул Бунга. — Ты чего? Мы же на одну минутку. Туда и обратно! Отщепенцы убегут, едва тебя завидя. Потом вернёшься. Ну же, Кион! Кион, не зная, какую ошибку вот-вот совершит, вгляделся в глаза друга. Возможно, сейчас газели гибнут целыми десятками! Отщепенцы, скорее всего, не тратят времени даром. И этого-то Кион и боялся. — Туда и обратно! — повторил он, бросив значительный взгляд на пещеру. Бунга и все остальные радостно закивали. Да, да! — Тогда, Оно, веди! — воскликнул молодой лидер. Цапля взмыла в воздух, сверкнув предельно напряжёнными глазами. Бунга по своему обычаю что-то воскликнул и помчался впереди всех. Фули, ворча, поравнялась с бегущим Кионом – она в последнее время разлюбила ускоряться – а Бешти чуть ли не подскакивал внизу, поджидая своих товарищей. И пусть дальше не подскакивает, подумал Кион, спускаясь камень за камнем. Внезапно его левая передняя лапа подогнулась, и он чуть было не полетел, как в детстве, кубарем к основанию Скалы, однако Фули успела подставить своё плечо, и Кион остался на лапах. — Спасибо, — выкрикнул лев, а потом с горечью вспомнил Рафики, который остался в пещере со львятами всего на «минутку». Прости, дружище, смущённо передёрнул усами Кион. Но похоже это уже затянулось больше, чем на одну минутку! И оповещение Оно, что «ещё осталось совсем немножко» только убедило Киона, что вернётся он домой нескоро.Часть I: Иногда цунами порождает капля... — Глава 1: Два разных утра
3 октября 2016 г. в 21:32
Заплывшее багровыми тучами небо бросало кровавые оттенки на землю, распахивая объятья прошедшего дня. Почти погруженный во мрак мир слабо шевелился, лишаясь света Солнца, а тишина – прорезалась вечерними звуками и голосами готовящихся спать животных. Но всё было мрачней в Чужеземье – тёмное от поднимающейся в воздух пыли, небо приобретало венозный цвет скрытого скалами заката.
Чужеземье искони признавалось жутчайшей частью территорий саванны. Оно охватывало довольно большое пространство, полукольцом огибая Земли Прайда, и насчитывало более восьмидесяти квадратных километров испещрённой трещинами голой корки земли. Весьма трагичные и мрачные хроники Чужеземья давно вошли в обиход обитателей Земель Прайда как страшные сказочки на ночь детёнышам, а ужасные звуки многочисленных убийств и битв со стороны вотчины тьмы до сих пор холодили кровь в жилах проходящих мимо животных.
Однако к ним уже привыкли те, кто там обитал. Изгнанные львы. Отщепившийся, обозлённый и неистово ненавидящий Земли Прайда «прайд». Именно они и были чёрной кровью, что подпитывала Чужеземье. Именно они чинили там расправу над правым и неправым; над любым, кого встретят. Их бесчинства ужасали и одновременно с этим приводили в негодование, а внешность должны была быть знакома каждому, кто хочет жить.
Среди обитателей Земель Прайда даже ходили слухи, что Отщепенцы практикуют каннибализм и инцест. Однако, была ли это правда или вымысел – оставалось только гадать… Но одно лишь было известно точно: Отщепенцы ни перед чем не остановятся, лишь бы отомстить за смерть своего бывшего лидера – льва по имени Шрам.
История Шрама весьма печальна. Ещё львёнком он был сложен в характере, и многие отмечали его странное поведение. Вроде бы бесхитростный с виду, но коварный внутри. Под милой мордочкой скрывался жестокий характер, а получив шрам на глазу, что стало причиной такого странного имени, Шрам окончательно замкнулся и начал избегать родственников. Он часто наведывался к гиенам: ему нравилась тупость большинства из них и доставляло удовольствие ощущение превосходства хоть над кем-то. Всегда жаждавший власти и внимания, Шрам дожидался смерти своего старшего брата – Муфасы, однако с рождением у Короля Льва наследника по имени Симба, казалось, все планы рухнули. Тогда Шрам избавился от отца маленького принца, а того оставил на расправу гиенам, которые, всё же, не справились со своей задачей. Потом же, когда повзрослевший Симба вернулся, Шрам оказался повержен, а те, кто узнали о его предательстве, но остались верны ему – изгнаны. У Симбы появились дети – Киара и Кион, а у отщепившихся от прайда львов – сотни причин ненавидеть Короля, его детей и весь прайд. А также шанс удовлетворить свою жажду мести – Кову. Этот львёнок, сын возглавляющей Отщепенцев Зиры, был тем самым прутиком, за который цеплялись изгнанные львы. Теперь же, однако, этот прутик достиг толщины дерева – Кову вырос, как и Кион. Со дня на день должно было начаться приведение в исполнение плана Зиры, однако, чтобы подготовиться к возможно грядущей битве, львицам была нужна еда. Много еды. И если сперва Отщепенцы наносили на Земли Прайда визиты, соседствующие с массовыми нападениями на животных, то с появлением Львиной Гвардии, которую возглавил второй ребёнок Симбы, Кион, эта возможность оказалась утрачена. Но вот, впереди забрезжил блеклый свет…
— У Киона родился ребёнок.
Эти слова разнеслись над притихшими Отщепенцами, а произнесла их стоявшая посредине толпы львов Зира, собственной персоной. Из гущи сразу же понеслись неудачные шуточки.
— Сам рожал? — выкрикнула кто-то. Зира хмыкнула, но не удостоила колкость ответом, и лишь добавила про детей Киона:
— Может быть, несколько.
— Съедим их?
— Позже.
Зира и сама не знала, что за дети, и сколько их. Одно ей было известно: Мауа, супруга Киона, сутки назад родила. Что произошло дальше, было неясно, но со слов львицы-разведчицы Аши Зира поняла, что львята живы и пищат вовсю. Вряд ли Кион куда-нибудь денется из своей пещеры. По крайней мере, пока львятам нужна особая забота.
— Тогда зачем собрание? — спросил кто-то из толпы. Зира осклабилась и почувствовала, как к вискам приливает кровь от возбуждения. Похоже, на этот раз Львиная Гвардия осталась без головы.
— Вот! — выдохнула она и, сощурившись, оглядела ряды притихших соплеменниц. — Знаете, почему рождение детей у Киона – такая хорошая для нас новость?
Собравшиеся ответили ей вопросительным молчанием. Некоторые подались вперёд, и Зира зажмурилась от удовольствия. Как она обожала такие моменты!
— Это значит, — начала она шёпотом, по мере произношения фразы повышая голос, — Большая Рычалка со своим Рычанием нам сегодня точно не помешает устроить на Земли Прайда какой-нибудь рейд! — затем, на самой высокой ноте голос Зиры оборвался, и львица, кашлянув два раза, прохрипела: — Что скажете?
— Ну, кроме Киона есть Гвардия, — донеслось из толпы. Это сказала Вавули – одна из охотниц, которая, даже несмотря на свой особо резкий мускусный запах умело подкрадывалась к добыче и до последнего оставалась незамеченной.
— Да без Рычания эта кучка зверёнышей нам вообще не опасна, — парировала Аши с другого конца собравшихся, и Зира мысленно согласилась с ней. — Если бы Кион был обычным львом, мы бы после каждого рейда наедались до отвала.
Вавули хотела было что-то возразить, но Зира прервала готовую начаться склоку.
— Мы это уже обсуждали, — рявкнула она, и львицы притихли, вновь обернув взгляды к своей предводительнице. — Так или иначе, мы ведь не Предки, чтобы отнимать Рычание Предков. Не так ли?
В рядах послышались смущённые вздохи, возня, покашливания. Похоже, они врубились, — подумала Зира. Теперь остаётся лишь донести самое главное.
— Забудьте, — сказала она и слегка повернула голову вправо, чтобы её слышали и те, кто находится позади. — Значит, так… все помнят нашу тактику охоты? Никому не надо напоминать? — тут по рядам Отщепенцев прошло волнение и послышалось неуверенное «да». Зира ухмыльнулась. — Сейчас проверим. И так, начнём с меня. Дальше буду спрашивать попеременно. Та, на кого укажу лапой, или тот… — в этот момент львица угрожающе посмотрела на своего сына Нуку, который как обычно был весь внимание, слушая мать. Молодой лев широко улыбнулся и закивал головой довольный тем, что на него обратили внимание, но Зира лишь с омерзением поморщилась и, отвернувшись от сына, закончила. — Та, на кого я укажу лапой, должна будет назвать следующее действие в нашей тактике после оглашённого ранее. Все усекли?
Раздалось «да». Более чёткое, чем в прошлый раз, но Зира заметила, что многие львицы подались назад. Не то что бы они не знали тактики… Нет, тактика была известна всем. Просто мало кто хотел ощутить на себе взгляд Зиры, увидеть направленную в грудь лапу и почувствовать, как все Отщепенцы злобно взирают в ожидании ответа со всех сторон. Боязнь внимания, отметила про себя Зира. Изгнанники славятся своей замкнутостью и нежеланием общаться более с кем-либо. Однажды на них обратили совершенно ненужное им внимание – изгнали. С позором. На глазах у всех обитателей Земель Прайда. Больше никто из них не любит излишнее внимание и направленные на себя взгляды. Что же, подумала Зира, справедливо.
— Уверены, что усекли? — повторила она вопрос. Услышав ещё несколько согласных возгласов, львица выпрямилась и произнесла свистящим шёпотом: — Тогда я начну. Наш отряд состоит из семи голов. Мы двигаемся медленно и аккуратно от самых границ Чужеземья. Камба! — с этими словами Зира указала лапой в дальний ряд. Камба встрепенулась, заметив, что на неё смотрят, замешкалась, пытаясь вспомнить утерянную нить разговора, а потом испуганно прошептала:
— Подходим к стадам с такой стороны, чтобы трава была наклонена ветром в нашу сторону.
— Муссел! — Зира резко развернулась и указала лапой за спину – она заприметила там Муссел, ещё когда повернула голову вправо.
— Пятеро занимают позиции полукругом, — отрапортовала бежевая львица. — Двое оставшихся обходят стада, чтобы те услышали львиный запах.
— Муахайли!
— Стада срываются и бегут по направлению к засаде. Каждый охотящийся высматривает себе жертву и атакует в тот момент, когда она совсем рядом. Прыжок из травы и мгновенный укус в горло.
— Главная опасность в такой момент, Курука?
— Оказаться растоптанным.
— Именно. Вавули, что потом?
— В то время, как пятеро затаившихся нападают, один из двух, что спугнули стадо, мчится к границам за ещё тремя. Потом, когда он возвращается с ними, нас становится десять.
— Мкийа!
— По двое перетаскиваем мёртвых животных. Всего убитых должно оказаться пятеро.
В этот момент распалённая Зира повернулась и указала лапой прямо на Кову. Пускай тоже покажет свою осведомлённость. Кову не растерялся – он сидел прямо, ровно и, как Зира заметила, и мускулом не двинул во время переклички. Теперь он безо всякого смущения моргнул и рыкнул, глядя матери в глаза:
— Но если есть шанс убить больше, чем пятерых, нападаем не раздумывая. Чем больше пищи, тем лучше. Если животных окажется убито больше, чем пятеро, сделаем второй заход, чтобы отнести их домой.
— Именно, — улыбнулась Зира. — А кто в этом деле наш злейший враг?
— Кион и его Гвардия, — не задумываясь ответил Кову. Зира довольно осклабилась и уселась на землю, впервые за всё время собрания. Похоже, уроки и впрямь пошли Кову на пользу, размышляла она. Мой сын ненавидит Киона, и это замечательно. А когда-то этот львёнок-рычун чуть всё не испортил… Хорошо, это недоразумение удалось исправить. Вслух же Зира произнесла:
— Надеюсь, ни у кого больше нет вопросов? Аши, возьми двух напарниц и узнай, где сейчас находится каждый из Гвардейцев, кроме Киона, конечно же. Тот точно занят супругой и детишками. Все те, кто отвечал на мои вопросы, готовьтесь к охоте. Вавули и Муахайли – вы будете теми, что спугнут стада. Ты, Аши, со своими львицами, будешь ждать охотников на границе, чтобы помочь донести животных.
С этими словами Зира рыкнула, чтобы столпившиеся перед ней львицы расступились, и пошла по направлению к обиталищу Отщепенцев – старому скоплению пещер. Были из львиц те, кто до сих пор жаловался на то, что даже не смотря на все проблемы сгоревшего ещё очень давно термитника, где раньше проживали Отщепенцы, и того, который был после него и обрушился, там было удобнее, чем здесь – в пещерах Дживепундо. Зира была с ними отчасти не согласна. Во время сезонов дождей эти пещеры, хотя бы, не заливает водой по щиколотку.
— Мама? — раздался за спиной львицы родной голос. Зира с деланным раздражением обернулась и нос к носу столкнулась с Кову. — Ты не пойдёшь с нами? — спросил тот, осторожно поглядывая на мать, что немедленно закатила глаза к небу. И без тебя дел по горло.
— Справьтесь как-нибудь сами, — отрезала она и, отвернувшись от Кову, исчезла во мраке своей пещеры. Молодой лев вздохнул, но ощутив тёплое дыхание у себя на плече, успокоился. Это была Аши.
— Мы и без твоей вредины-мамаши справимся, верно? — хмыкнула она. Кову молча прижался к ней и сидел так две минуты. По их истечению он встрепенулся, поднялся на лапы и заглянул подруге в глаза. Аши смотрела на него с лёгкой печалью, хоть и без укора, и Кову поспешил её утешить.
— Ничего, — слабо улыбнулся он. — Ещё успеем наобниматься.
Ещё успеем. Как же Кову ошибался…