***
Вот так мы и начали наш нетрадиционный книгообмен, при котором не произносили ни слова. Обычно ночью или же когда другого не было рядом, мы оставляли книги на моём столе и там же их забирали. Мы читали либо в наших спальнях, либо делали это в одиночестве в гостиной, подождав, пока не станет совсем темно. Мы никогда не комментировали их и ни коим образом не упоминали. Я уверен, что такое наше поведение больше основывалось на желании взаимного уважения частной жизни, чем на реальном отсутствии доверия. В конце концов, факт, что кто-то узнал бы, что Шерлок Холмс обладал для личного развлечения достойной коллекцией неприличных книг, не был таким уж из ряда вон выходящим. Всегда полный любопытства к изучению человеческой натуры, я увидел, что это была прекрасная возможность получить ценную информацию о книжных предпочтениях моего друга. Он предоставил мне несколько небольших драгоценных камней, таких, как озорная «Лора Миддлтон; её возлюбленный и её брат»(1). Мы обменялись некоторыми томами «Моей секретной жизни», которая, как я подозревал, была одним из его фаворитов. Я узнал, что определённый тип эротики − с поркой − ему не нравится, когда, предложив ему «Тайны дома Вербены», на следующий день нашёл её лежащей обложкой вниз. Он также позволил мне понять, что ему не понравились номера «Жемчужины», когда вернул их мне точно так же. Но, предложив ему «Любовные приключения хирурга»(2), я понял, что угадал, судя по времени нахождения этой книги в руках Холмса. К тому времени я уже начал замечать его пристрастия. «Любовные приключения хирурга» начинаются с рассказа от первого лица о раннем опыте молодого человека в школе-интернате. От первых неловких прикосновений между двумя мальчиками история вскоре переходит к описанию целой мужской оргии, в которой в рассказчика одновременно проникают и он сам проникает, эпизодом, который заканчивается получением и предоставлением орального секса. Кроме того, в тот момент, когда автор воспевает радость от анального проникновения, заявляя, что «никогда не кончал с таким удовольствием и стремительностью в красивую задницу прекрасной женщины», я не мог отделаться от мысли, что при этом конкретном действии для проникающего не имеет значения, кому принадлежит задница − мужчине или женщине, особенно если ему нравятся и те, и другие. Эта книга стала первой из тех, которые Холмс не вернул следующей ночью, и я начал замечать, что константой во всех книгах, которые он мне предлагал, а также в тех, которые он брал у меня, было наличие сексуальных действий между мужчинами − видимо они ему были по душе. В глубине души я и не знал, что об этом думать. Если я не хочу быть лицемером, по крайней мере, для себя, то должен был признать, что и мне нравилось читать такие сцены. Возможно, Холмс наслаждался ими так же, как и я. Или, может быть, он наслаждался ими особенно. Возможности, заключённые в этом предположении, встревожив меня, в тоже время заставили крайне смутиться. За всё время моего знакомства с Холмсом, я не видел с его стороны ничего похожего на интерес или, того меньше, на любовь, хотя бы к одной женщине. Если я отпускал какие-нибудь мало-мальски игривые комментарии о его клиентах женского пола, он всегда отклонял их жестами или закатывал глаза. С другой стороны, я не мог сказать, что замечал у своего друга манерность, приписываемую тем женоподобным мужчинам, которые предпочитают секс между мужчинами − исключая его богемную душу и определённую склонность к театральным жестам. И я не замечал, что он интересовался внешним видом клиентов мужского пола, кроме выводов о них. Я подумал, что, возможно, принимая всё слишком близко к сердцу, делаю выводы без каких-либо доказательств. Вполне возможно, что его интересовало только чтение об этих актах, но не было вообще никакого желания повторять это самому, так же, как мне нравилось читать о порке, но я сам не хотел это испытывать. Исходя из этого, я не хотел смотреть правде в глаза, и эти мысли заставили меня чувствовать себя ещё более неловко. Но всё же эти вопросы не давали мне покоя. Как-то раз я проснулся в пустой квартире. Спросив миссис Хадсон о местонахождении Холмса и узнав, что он куда-то умчался без меня, я весь день размышлял над планом действий. Была одна вещь, которую можно сделать, и она должна была доказать моё первое предположение. Для этой затеи я выбрал восхитительно непристойный роман под названием «Романтика похоти»(3), в котором у главного героя были жаркие сексуальные контакты с обоими полами, иногда и с теми, и с другими, иногда только с женщинами, а иногда только с мужчинами. Я сидел за своим столом, когда услышал, как в начале первого ночи открылась парадная дверь. Поднявшись своей характерной походкой в гостиную, Холмс открыл дверь. Глядя на его широко распахнутые глаза, я понял, что он не ожидал найти меня здесь. Он застыл у двери напротив меня на несколько секунд, а затем переключил свой пристальный взгляд на книгу, которая лежала на обычном месте. Справившись с удивлением, он начал слоняться по гостиной без какой-либо очевидной цели, в то время как я пытался делать вид, что пишу. Правда была в том, что я не мог сосредоточиться ни на чём, кроме его присутствия. Через несколько минут он приблизился к моему столу и остановился позади меня. Я, перестав писать, не двигался. Краем глаза я увидел, как он поднял руку и в очень медленном движении положил свои длинные и тонкие пальцы на книгу. В течение нескольких долгих секунд, в которые я не смел вздохнуть, он оставался неподвижным. А затем, медленно проведя по обложке книги кончиками пальцев, он, наконец, её взял. Я чувствовал, как он у меня за спиной листает книгу. Я не видел того, что он делал, но мог слышать негромкий шелест страниц, когда он просматривал содержание. Потом наступила тишина. За несколько часов до этого, в приступе смелости, я оставил закладку на странице, на которой был один из эпизодов содомии: двое мужчин целовали и ласкали друг друга через одежду, а потом один из них расстегнул брюки другого и наклонился, чтобы взять его член в рот, в то время как пальцами одной руки он искал его анус, чтобы проникнуть в него пальцем. Я точно знал, что он читает именно это. Я знал, что он не мог пропустить закладку. Тихо, почти беззвучно, он удалился в свою спальню. Услышав, как за ним закрылась дверь, я глубоко вздохнул. К моему огорчению я понял, что возбудился. Позже, в спальне, я занялся мастурбацией, прокручивая перед глазами самые непристойные картинки: это была оргия неизвестных лиц и тел, с длинными и тонкими руками, которые и подвели меня к освобождению от напряжения.***
На следующее утро я проснулся в ужасном настроении. Сначала я накричал на миссис Хадсон, потому что вода была недостаточно горячей, а затем на горничную, потому что у той подгорели мои тосты. Несколько раз Холмс отрывался от своих бумаг, чтобы на меня взглянуть, но, в основном, больше никак не реагировал. После того, как бедная горничная убрала со стола, а мы с Холмсом наконец-то остались одни в гостиной, я понял, что если не приду в себя, то достойной компанией не буду, поэтому решил выйти на прогулку, несмотря на ужасную погоду. В течение нескольких часов я бродил по городу, пока моя нога не начала болеть, но настроение моё не улучшилось. Во всяком случае, оно стало даже хуже. Меня продолжал мучить один вопрос: как я мог оказаться в такой затруднительной ситуации? Если бы я мог стереть предыдущий день, сделал бы это не раздумывая. То, что я совершил с Холмсом, делать было совершенно непозволительно. Это ставило под угрозу не только нашу дружбу, но также моё самопознание и душевное спокойствие. Я не был уранистом(4) и не хотел им становиться. Я был вдовцом. К тому же, за меня могли поручиться женщины трёх континентов. Какое всё это имело отношение ко мне и почему меня заинтересовало, что любит или не любит Холмс в порнографии? Моё тело реагировало на саму ситуацию, но это был всего лишь результат болезненной навязчивой идеи. Ничего больше. Это ничего не значит. Кроме того, никто об этом не знал. Холмс был единственным человеком в комнате, кроме меня, и он ничего не заметил, потому что ничего не произошло. Посреди улицы я понял, что замёрз, устал и меня тошнит. Немного прихрамывая, я вернулся на Бейкер-стрит. Когда я вошёл в нашу гостиную, Холмс приблизился ко мне с выражением беспокойства на лице. − Мой дорогой друг, снимайте скорей мокрую обувь и идите к камину, чтобы немного согреться. − Он помог мне снять пальто, а потом пробежался по моему телу в своей манере. Закончив делать молчаливые выводы, он с опаской поймал мой взгляд. − Возможно, бесцельная прогулка в доках была не лучшей идеей, Ватсон. Пожалуйста, располагайтесь у камина. − Он взял меня за руку, но я стряхнул её, не задумываясь. Он остановился, и его тонкие черты исказило обиженное выражение. Моргнув и смутившись, он замер с поднятой рукой, в этот момент я себя возненавидел. − Пожалуйста, не волнуйтесь. Я просто не очень хорошо себя чувствую, − заставил я себя сказать. Виновато похлопав его по плечу, я подошёл к своему креслу у камина. − Я сейчас принесу вам бренди, − сказал он. Он взял графин и, налив в стакан, протянул его мне. − Я пойду и попрошу миссис Хадсон заварить вам чаю. − Это было бы прекрасно, спасибо. Он кивнул и, не встречаясь со мной глазами, вышел из комнаты. Я слышал, что он спустился по лестнице и вернулся назад минуту спустя. Остановка у двери, перед тем как войти в гостиную, выдавала его неуверенность и нервозность. − Вы чувствуете себя лучше? − спросил он, приблизившись и сев в кресло напротив меня. − Немного. Он посмотрел на меня из-под ровных густых бровей и потянулся за трубкой. Я попытался взять себя в руки. − Вы работаете над чем-нибудь прямо сейчас? − Кроме дела о моём замёрзшем друге, вы имеете в виду? − спросил он наполовину с тревогой и наполовину лукаво. На мой страдальческий взгляд он ответил примирительной улыбкой. − Я прошу прощения, Ватсон. Обычно только у меня плохое настроение, а сегодня я сунулся не в своё дело. − Пожалуйста, не беспокойтесь за меня, − искренне сказал я, откинувшись назад и закрыв глаза. − Я... я купил два билета в Сент-Джеймс Холл(5). Вот почему я вчера пришёл домой так поздно. Неожиданное упоминание предыдущей ночи заставило меня открыть глаза, и я скрепя сердце на него посмотрел. − Я подумал, что мы могли... но если вы чувствуете недомогание, − он завозился со своей трубкой. − Возможно, вы должны остаться дома и дать отдохнуть ноге, − смущённо сказал он. − Я мог бы попытаться вздремнуть. Когда начало? − спросил я, пытаясь восстановить наше обычное общение. − В пять, − ответил он с нетерпеливым выражением на тонком лице. − Хорошо, просто позвольте мне отдохнуть немного. − Превосходно! Миссис Хадсон! Всегда вовремя. Оставьте это здесь, пожалуйста, я могу сам справиться. − Холмс поспешил к подносу и налил мне чашку чая. − Вот, прошу, − сказал он и вручил мне чашку. Я выпил чай и попытался ни о чём не думать. Поскольку тепло от камина согрело меня, я захотел спать и в какой-то момент отключился. Во сне я ощутил тёплую и лёгкую тяжесть на груди, а затем моей щеки мягко коснулась бабочка. В полусне я открыл глаза и увидел руки своего друга, который бережно укрывал меня одеялом. − Спите, − тихо прошептал он, и я снова вернулся в объятия Морфея.