Сага о Хэледис

1. Забрезжили первые лучи утреннего солнца, и свет проникал сквозь многочисленные бреши, дыры и щели старой мельницы. Место, где они оказались, когда-то, служило, видимо, складским помещением. Теперь же мельница была всего лишь полусгнившей развалиной, готовой рухнуть в любой момент, и заживо похоронить незваных гостей, нашедших временное прибежище, чудом спасшихся от превратностей судьбы. Вот уже несколько часов, сир Олигви рассматривал лежащую рядом незнакомку. Вид у той был ужасный, если не сказать больше. Одежда на ней практически на ней отсутствовала, если, конечно считать одеждой те жалкие рваные лохмотья. Все тело несчастной покрывали синяки, ссадины и кровоподтеки. Точный возраст женщины сир Олигви определить не смог, лишь предположив, что той не больше 35-ти, судя по стройной фигуре и гладкой коже, несмотря на полученные увечья. «Впрочем» — подумал мужчина, оглядывая самого себя, — «я и сам не в лучшей форме» Он расстегнул куртку уцелевшей левой рукой и потрогал рану на груди. Рана плохо затягивалась. Глина вперемешку с ахиллесовой травой не помогали. Запасы макового молока заканчивались, равно как и пища. Трое суток он лежал в горячке, периодически теряя и приходя в сознание. На четвертое утро, ему стало лучше, и сир Олигви принялся зализывать раны и искать воду и пищу. Старые боги благоволили странствующему рыцарю и принесли в эти края грозу. А Новые, похоже, решили над ним подшутить, и с попутным ветром зашвырнули эту бедняжку сюда, буквально, в его объятья. Сир Олигви горько усмехнулся. Он вспомнил события той ночи, эту жуткую грозу, и то, как он испугался, когда эта женщина свалилась на него. Приняв ее за хищного зверя, рыцарь неуклюже попытался атаковать, но левая рука подвела. Меч встретил пустоту. Повинуясь инстинкту выживания, рыцарь одним рывком бросился в противоположную сторону и замер. Какого-либо движения или рычания в его сторону не послышалось. Задержав дыхание, насколько это возможно, сир Олигви, продолжал напряженно вглядываться в кромешную тьму и вслушиваться в зловещую тишину, нарушаемую лишь бешеным стуком его сердца, раскатами грома и шум, барабанящего по крыше, дождя. Спустя продолжительное время, наконец, преодолев страх, рыцарь зажег спиртовой фонарь и посветил в сторону предполагаемого врага. Сир Олигви облегченно вздохнул. «Женщина. Всего лишь женщина» 2. Все утро он старался не отходить от нее, периодически проверяя пульс на ее сонной артерии. Бедняжка была жива. Ее внешний вид нисколько не пугал и не смущал рыцаря. Он на своем веку повидал вещи и похуже. В этих землях женщины, дети и старики, в последнее время, часто попадались ему на глаза и в гораздо худшем виде. Убийства, грабежи, изнасилования стали нормой жизни в здешних краях. «Что поделать» — рассудил сир Олигви, — зима близко. Люди сходят с ума, и каждый — по-своему" Женщина все еще спала. Он не хотел ее будить, давая ей время, чтобы ее организм смог восстановить силы. Повреждения ее были смехотворны, по сравнению с его ранами. А он долго не протянет без посторонней помощи. Сир Олигви, скрепя сердцем, поблагодарил Новых богов. За все время, пока тот блуждал по Пустоши, он не встретил ни одной живой души. А теперь, когда его правая рука беспомощно свисает плетью, а левая плохо держит меч, он беззащитен даже перед незначительной опасностью. „А что если…она проснется и набросится на меня? Смогу ли я себя защитить?“ — рыцарь недоверчиво покосился на спящую. Но потом понял, что будет только хуже. Неизвестно, через что той пришлось пройти, прежде чем она попала сюда. „Я помогу ей, а она поможет мне. Идти ей некуда, как и мне. Мы оба заложники этого места“ Женщина застонала во сне. Она перевернулась на спину, и, у сира Олигви представилась возможность разглядеть ее лицо. Он подошел к ней, осторожно откинул все еще липкую от влаги черную прядь волос и… Спящая подняла веки и вытаращила на того большие зеленые глаза с расширившимися от испуга зрачками. — Тсс! — зашикал на нее рыцарь, сделав шаг назад, и подняв уцелевшую руку, словно белый флаг, — Только не кричи, женщина. Я не причиню тебя зла! Та лишь открыла от удивления рот, задыхающийся в безмолвном крике. Затем она медленно попятилась назад и прижалась к стене, не сводя с мужчины взгляд.  — Эй! — как можно спокойней произнес сир Олигви, — не бойся меня. Я хочу поговорить с тобой. Женщина в панике озиралась по сторонам, в полном недоумении смотрела, то на него, то на свои руки, то на окружавшую ее реальность. Похоже, она не помнила, как сюда попала. — Эй, — мужчина еще раз попытался установить с ней контакт, — слышишь меня? Здесь больше никого нет. Только ты и я. ЭЙ! Да перестань уже! Ты же видишь, что я не в том состоянии, чтобы сделать тебе что-то плохое! — рыцарь сделал шаг вперед. Та снова попятилась и замотала головой. — Ну, хорошо! Смотри! Видишь? — сир Олигви отстегнул ножны с мечом и кинжалом, и бросил куда-то в груду хлама, — Все, я безоружен, довольна? Женщина что-то невнятно пробормотала. Она еще раз с опаской поглядела на рыцаря. Затем уголки ее губ задрожали, и она принялась громко рыдать. Плач, стенания, вой сотрясали ее вздрагивающее тело. Сир Олигви ничего не оставалось делать, как подойти к несчастной, прижать ее к себе, и попытаться успокоить. — Ну, все, все, — уцелевшей рукой тот гладил ее волосы, — Все закончилось. Хватит реветь. О, забери меня тьма, как же я это ненавижу! Женщина оторвалась от его куртки, подняла свои красные от слез глаза, и начала что-то быстро говорить, периодически вновь срываясь на рыдания. Рыцарь ни черта не мог разобрать, что же там тараторила. Хуже, того, он вообще не понимал ее. Она говорила на каком-то странном „лающем“ языке, который тому не доводилось слышать нигде. Ни один известный ему язык и близко не походил на „тявканье и лай“, что издавала гортань незнакомки. 3. Сознание Наташи снова погрузилось во тьму. Безумный хоровод из неисчислимых образов закружил перед ней. То и дело всплывали лица ее родных, близких друзей и коллег. Затем она вновь очутилась одна, стоящая посреди поля, под лучами палящего солнца, и всматривающаяся в бесконечную даль. Вдруг поле всколыхнулось. Наташа посмотрела вниз и поняла, что это и не поле вовсе, а лес, живой лес, состоящий из тысячи рук, голов и обнаженных торсов. А она стояла, возвышаясь над всеми ими, и ее пересохшие губы шептали какую-то бессмыслицу. ЗДОРОВО, НАШЕСТВИЕ! ВСЕ ГОТОВЫ? А ТЕПЕРЬ…ТАНЦЫ! Наташа из всей этой абракадабры не поняла ни слова. И, вскоре, она неожиданно оказалась прямо в кричащем и колышущемся лесу. Бесчисленные пальцы разом вцепились в ее платье, волосы, голые плечи и спину. Она чувствовала, как они заживо рвут ее на части. Наташа завопила от ужаса, и стала взывать к голосу разума всех этих людей, но осознала, что кричит на непонятном ей языке. Странном, незнакомом, и совершенно не понятном языке. Внезапно панорама резко сменилась. Она увидела перед собой Сашу Грэнделя. Наташа протянула руку и дотронулась до его „иисусоподобного“ лица: — Грендель, милый! А ты что здесь делаешь? — спросила Наташа. От Саши почему-то странно пахло. Крепкий мужской пот перемежался с медным запахом застоявшейся крови и чем-то горелым. — О, господи! Опять этот бомж! — взмолилась женщина, — Неужели он все-таки реален? Она очнулась. В помещении стоял дым коромыслом от запаленного костра. Незнакомец склонился над импровизированным очагом, и помешивал что-то в маленьком чугунке. Наташу знобило. Невзирая на то, что мужчина заботливо укрыл ее своим плащом, она сильнее вжалась в кусок шершавой материи. Ее суставы буквально выворачивало наизнанку, а тело горело жаром изнутри. Незнакомец оторвался от своего занятия и подошел к ней. Наташа затуманенным взглядом попыталась внимательно разглядеть его лицо. „Действительно, — с усталой усмешкой подумала женщина, — На Грэнделя похож" Вот только этот оказался выше ростом и шире в плечах. А черты лица более резкие, грубые. Взгляд какой-то настороженный, недобрый. Как у бывшего зека. Длинные, свисающие немытыми и нечесаными прядями, волосы ниже плеч, угольки черных глаз, крупный нос ‚картошкой‘, бледная кожа лица, острые скулы, клочками растущая борода. Бомж, не говоря ни слова, поднес к ее рту флягу в виде изогнутого рога. От горлышка пахло чем-то резким и до боли знакомым. Сделав неуверенный глоток, Наташа почувствовала, как ее горло и пищевод обожгло адским огнем. Она закашлялась, немного приподнялась, опираясь на затекшую руку. -Нет. Еще. — Услышала она вблизи себя грубый, но хорошо поставленный баритон, — выпей еще. Наталья опешила и вытаращилась на мужчину. - Что? — осипшим болезненным голосом вымолвила та, и снова зашлась в кашле. Чертов дым! - Что — ЧТ? Пей, говорю, задери тебя лютоволк! — раздраженно ответил псевдо-Грэндель. Наташа повиновалась. И он снова влил в нее обжигающую жидкость. И на сей раз зелье „пошло нормально“. По ее телу разлилось живительное тепло. -Ну, вот! Недаром говорят, что ивовый спирт развяжет язык любому, даже самому упёртому пленнику! Вот и женщина вспомнила Общий язык! — бомж, запрокинув назад голову, громко засмеялся. — Почему я вас понимаю? — робко спросила Наташа. - Кого это — НАС? Здесь только я и ты, милочка! — незнакомец снова рассмеялся. - Кто вы? — не обращая внимания, та продолжала искать ответы на вопросы. — Да что значит — ВЫ? Седьмое пекло! Тебе еще здесь кто-то мерещится? Может, ты просто дурочка деревенская? — Я просто спросила кто…ты. И не надо так….реагировать. Бомж удивленно посмотрел на нее. Затем выпрямился, зачем-то чуть вниз склонил голову, и громко, с пафосом выдал:  — Я ОУЭН ОЛИГВИ ИЗ ДОМА МОРМОНТ, ЛОРД МЕДВЕЖЬЕГО ОСТРОВА, СЫН КИЛИАНА „КРЫСОЛОВА“, ВАССАЛ ХРАНИТЕЛЯ СЕВЕРА — ЭДДАРТА СТАРКА (ДА ХРАНЯТ ЕГО БОГИ И ЕГО СЕМЯ) Наташа тяжело вздохнула, положила голову на мешок с сеном, служившим ей подушкой, и стала заворожено смотреть на огонь в очаге. „Ну, супер! Мало того, что черти — где нахожусь, так еще — в компании спятившего бомжа, фаната ‚Игры престолов‘ Вот так, Наталья Андреевна! Допрыгалась, что называется! Допелась, доплясалась! Нет, Наташ, признай это с честью — ты сдохла. Ты умерла и попала в ад. Ха-ха! На мельницу, прямо в лапы этого волосатого черта!“ — А ты? Я заслужил право знать твое имя, настоящее имя. Все- таки я тебя спас, — донесся слегка обиженный голос „престоломана“ 4. — Я? Ну, мое имя не столь…благородное. Я — просто Наташа. Сир Олигви не расслышал и переспросил еще раз. У женщины был необычный акцент, несмотря на то, что та свободно разговаривала на Общем языке. Когда рыцарь представлялся полным родовым именем, он делал это на всякий случай. На первый взгляд, лицо этой На-Тат-Ши или как там ее, (забери ее Иной!) было лишено благородных черт привилегированных дам. Ну, по крайней мере, теми, которым тот имел честь быть представленным. Обычное смазливое личико крестьянки. С другой стороны, ее большие насмешливые, с зеленым огоньком, глаза, черные волосы и свободные манеры, выдавали в ней либо цыганку, либо знатную дорнийку. А что те, что другие, да и вообще — все южанки — своенравны и непредсказуемы. „Хотя, что может делать в этой глуши благородная женщина с Юга?“ — рассуждал сир Олигви, но, тем не менее, решил уточнить. -Как? Прости, я не расслышал. НАТ-ША? — НА-ТА-ША! Три слога, чего тут сложного-то? Наташа. О, Шей. - НАТ-АШ-АСШЭЙ? — смешно прошепелявил рыцарь. Движения его собственного языка во рту вызывали ощутимый дискомфорт, — Ты что, из Асшая? — О, Господи! — взмолилась та, — Слушай, зови меня Хелависой. Да, вот так — ХЕ-ЛА-ВИ-СА! -Хэледис? — в очередной раз, неуверенно, переспросил, в конец, обескураженный Мормонт. „Какая насмешка судьбы, — усмехнулась про себя Хелависа, и вспомнила свое старое прозвище из универовского и ‚толкинистского‘ прошлого. -Ладно! Черт с тобой! Хэледис так Хэледис, раз уж тебе так удобнее…- Она все никак не могла привыкнуть к чужой транскрипции. И хотя так до сих пор не могла взять в толк, каким образом голос и движения губ, то есть артикуляция, не совпадают с задуманной фразой на русском языке? . Конечно, зависимости от ситуации, она могла, что называется, ‚думать‘ на английском, немецком, французском. Но сейчас все было иначе. -Хэледис! — тихонько позвал ее рыцарь -Да, Грендель! Извини, но твое имя я тоже не могу выговорить. Можно, я буду тебя называть так? Грендель, если ты не против? Сир Олигви счел это недостойным. За кого та его принимает? За смерда? Но вовремя осекся, на минуту представив себя, как он выглядит со стороны. Грязный, вонючий, жалкий покалеченный бродяга. "Тоже мне — странствующий рыцарь нашелся! Лорд без Медвежьего острова! Чертов преступник, позорно избежавший заслуженной смерти. Убийца, ренегат — вот ты кто" — укорял себя Мормонт. -Да, — смущенно согласился рыцарь, — ты можешь меня так называть. Однако, из уважению к моему происхождению, я все же попросил бы тебя обращаться ко мне — ‚СИР‘ — О, кей, СИР Грендель! Ну, в смысле — на все ваша воля, лорд Грендель, — поддразнивала его Хэледис, — ну, так о чем вы…ты хотел меня спросить, Грендель? — Кто ты и как сюда попала? Она ничего не ответила. По-прежнему, закутанная в рыцарский плащ, медленно поднялась с лежанки, подошла, и села возле очага. Она протянула руки к огню, но озноб не унимался. Мормонт присел рядом. — Ты проголодалась? — он дотронулся до ее плеча. -Да, немного. Твоя самогонка, кажется, вернула меня к жизни. Сир Олигви в первый раз, за все время, проведенное с Хэледис, увидел на ее губах улыбку. Нет, несомненно, это благородная дама. Что-то он не встречал у холопок таких красивых и ровных зубов. — Ты выздоравливаешь, Хэледис, — улыбнулся в ответ рыцарь, и стал помешивать в чугунке кипящее варево. -А что это? — спросила женщина и потянула ноздрями воздух. Впрочем, заложенный насморком нос, мешал ей сделать это. — Это то, что осталось от моей лошади. Но ингредиенты тебе лучше не знать, — продолжал улыбаться Грендель. Хэледис взглянула на его правую руку. Она лишь сейчас заметила, что тот практически ею не пользовался. -Грен! Что у тебя с рукой? -Ах, это? — рыцарь кивнул на свое правое плечо, — Это, миледи, результат спора с люто-волком. Видишь ли, сукин сын нашел мою несчастную загнанную кобылу быстрее меня, но я был более голоден и зол. — Дай-ка взгляну, — сказала женщина, и, не дожидаясь разрешения, пододвинулась, и стала бегло осматривать Мормонта. Тот неожиданно отпрянул и с тревогой глядел на Хэледис. — Ты так и не сказала, откуда ты и кто ты есть! — Сир Грендель! Я тоже не знаю, что вы за человек, и можно ли вам доверять. Но, поверьте, рана может быть опасна. И может случиться так, что мне станет некому рассказывать свою историю. Тем более — сейчас, когда я нуждаюсь в вас, и не меньше чем вы, сударь! — Что за дурацкая манера у вас, дорниек, обращаться к людям во множественном числе? — прервав неловкую паузу, смущенно заворчал рыцарь, — Так и быть. Смотри. Только не падай в обморок. Наташа пропустила это мимо ушей и принялась за осмотр.