Сага о Хэледис

1. AlexViolence090584 Привет, не спишь? 3:15 a.m.VV HellAbyss_76 Нет, а тебе чего не спится в такую рань, голубь мой?) 3:17 a.m. VV AlexViolence090584 Разговор есть, сурьезной)))) ….печатает На счет вишни 3:17 a.m. VV HellAbyss_76 А что с ним не так? Ревнуешь -) 3:19 a.m. VV AlexViolence090584 Я серьё, SNOW! Ты завтра на месте? 3:19 a.m. VV HellAbyss_76 Лех! Не пугай)приезжай на репу к 9. Вишне надо бэк подтянуть, но, ты, же знаешь — он — стесняша) 3:21 a.m. VV AlexViolence090584 Я буду. Чего брать — безлад или NS-design? 3:22 a.m. VV HellAbyss_76 Как обычно- шампанское, розы и пачку презиков ….печатает Шютка))) Себя, главное, не забудь)) 3:22 a.m. VV **** Астат закрыла приложение, выключила айпад, откинулась головой на подушку и призадумалась. Люди. Человеки. Гомосапиенсы. Что она, в сущности, знала о них? Глупые, жестокие, завистливые и порочные существа — так, по крайней мере, учила ее мать — кентаврида Сера. Ее можно было понять. Мать родилась и выросла на Полигоне, и всю свою жизнь провела под стеклом, из-за которого денно и нощно за ней наблюдали эти высшие приматы, возомнившие себя великими учеными-генетиками. И, хотя Сера никогда не рассказывала подробностей появления на свет Астат и ее братьев, младшая дочь догадывалась, что тайна рождения 7-го клана Галоидов неразрывно была связана с древней и могущественной религией, исповедуемой отцом и матерью. Совсем еще детьми их отняли у родителей. Еще одна причина ненавидеть гомосапиенсов. Но Астат ничего не испытывала к тем, кроме презрения. Даже после того, как умерли в результате экспериментов, проводимых людьми, ее старшие братья — Фтор, Бром, и сестра — Йод. Когда же в живых остались только Астат и Хлор, юная кентаврида начала догадываться, почему именно им так «повезло». Нет, их спасла ни воля к жизни, ни чудо, ни вмешательство людишек и божественного провидения, а всего — то — безграничная страсть к познанию и самосовершенствованию. Люди изучали кентавров, а те, в свою очередь — людей. Астат «прививали» in vivo, как прививают деревья, человеческие чувства — страх, любовь, ненависть, желание и прочие. Но те плохо уживались с ее, впитанными с молоком матери (а Сера действительно кормила детей грудью), презрением к человечеству и чувством собственного превосходства. Но и этому пришел конец. Они с братом, что называется, «доигрались" ***** Кентаврида взяла пустой бокал, повертела его, словно пытаясь разглядеть в нем что-то необычное, и поставила на место. Ей хотелось выпить. Она хотела пить вино всегда и везде, но не могла. Потому что сама угодила в эту ловушку. Точно так же, как и Хлор. Доигрался, «допрыгался», зануда — братец! Впрочем, ей пришлось, с одной стороны, гораздо хуже, но — с другой — она оказалась в наиболее «выигрышной» позиции. Ей нравился ее нынешний «ратиовагахтонический аватар» — певичка по имени Хелависа. У них были похожие характеры. Та любила то же самое, что любила Астат. У Хелависы была та же безудержная тяга к познанию. Она обожала путешествия, книги, науку, творчество, и так же презрительно — снисходительно относилась к основной массе людей. Первые дни, когда, кентаврида впервые оказалась запертой внутри черепной коробки Натальи Андреевны ОʼШей, она была поражена удивительным сходством их взглядов на жизнь. Грубо говоря, та брала, все, что могла от жизни. И в этом смысле «Начальник», как называли за глаза ее коллеги по группе, — была и есть — истинный эпикуреец, ценящая все качественное: вино, еду, секс, одежду, украшения и прочая и прочая. Однако было нечто такое в аватаре, чего Астат для себя не принимала. Перфекционизм. Хелависа была требовательной не только к другим, но, в первую очередь, к себе. Кентаврида, как ни пыталась себе представить, что это такое, так и не смогла. Самопожертвование, самоотдача — эти слова отсутствовали в лексиконе Астат. Даже если бы она и захотела этому научиться, вряд ли что-то бы из этого вышло, ибо истинной природой сие было не предусмотрено. С близкими Хелависы — детьми — в частности — кентаврида, как ни странно, сумела найти «общий язык». Видимо, те, будто не почувствовали особых перемен в характере матери. Но и не исключено, что умело притворялись. Проверить это Астат не могла. Она давно растрясла свой «магический жирок», еще до «перемещения» Странно, что коллеги первые заподозрили что-то неладное. Возможно, это было как-то связано с тонкой душевной организацией, сверхинтуицией, коими обладают творческие люди. А может, все оказалось значительно проще. С коллегами по группе Хелависа виделась и общалась гораздо чаще чем, с близкими родственниками. «Ха! Теперь понятно, отчего эта дурочка, Хэледис, не смогла вспомнить лицо собственного мужа! Да и братец мой — тоже хорош! Сделать такую «топорную» работу!» — снисходительно улыбнулась Астат. Впрочем, секунду спустя, улыбка сошла с ее лица, и кентаврида вернулась к реальному положению дел. А положение дел было таково, что хуже не придумаешь. Зевс и Аполлон вновь разыграли свою любимейшую шахматную партию, и вмешались в естественный ход вещей. Едва смирившись со своей судьбой, уже успев привыкнуть к чужому телу и разуму, сумев полюбить буквально все, чем занимается Наталья ОʼШей — как тут же возникли призраки ее прошлого — Хеледир и Хлор. «Рассказать ей правду или подождать? — мучительно раздумывала Астат. Стремление рассказать правду, было что-то сродни больному расшатанному зубу, что давно сгнил и держался на нескольких периодонтальных волокнах. И выдрать — боязно, и терпеть — нельзя. «А что если она этого не перенесет? Даже, несмотря на то, через что той пришлось пройти, не станет ли открывшаяся истина для ее рассудка последней каплей? Вдруг, эта Хэледис не выдержит и что-нибудь с собой сделает? Даже не собой, а — с Серегой! Она-то мне и на фиг не нужна. Мне Серега нужен! В первую очередь — его руки, голова (ну, и другие части тела, разумеется) Тем более что завтра прямой эфир на «Своем радио»… ЭЭЭЙЙ! НАЧАААЛЬНИИИИИК! Астат — Хелависа подняла голову, услышав рев Шевчука в ее рабочем мобильнике. Она сделала этот рингтон специально, чтобы принимать звонки от «двойника». Вишняков, как правило, ей не звонил на рабочий, тем паче — в такое время, а вот «Вишняков»…. — Валар Моргулис, — тихо поприветствовал кентавриду «фирменный» вежливый баритон «Сергея» — Валар Дэхаэрис, — ответила та, отметив про себя, однако, что тупее пароля придумать, было невозможно. Сей звонок означал лишь то, что, конкретно, в данный момент, у них обоих в крови ни грамма алкоголя. А значит — и разговор намечался «сурьезной» — Так больше нельзя, — пыталась вразумить ее Хэледис, — Мы же убьем его. Он не только сопьется, но и тронется умом, и я заодно с ним. Надо что-то делать. Ты же разбираешься во всей этой херне, ты же можешь предвидеть последствия для меня и Сереги? — Да погоди ты… — Я уже месяц «гожу», — раздраженно перебила «двойник», — У меня у самой уже крыша едет от этого «кафкианского ада». Еще немного и я…что-нибудь с собой сделаю.  — Перестань меня шантажировать, сестрица! — рассердилась Астат, — Ты этого не сделаешь, эгоистка ты эдакая! Серега нужен не только тебе. Он нужен мне, нужен «Мельнице», жене, сыну, и куче других людей. Неужели ты этого не понимаешь? — Я, то, как раз хорошо понимаю. Одного понять не могу — ну хуя тебе, то, все это надо?! — А у меня, что, есть выбор? Я в ловушке, как и ты. Разница лишь в том, что я пошла на это сознательно, а ты — исключительности по собственной безрассудности. — Сознательно?! Так ты мне скажешь, наконец, как так случилось, что, ты оказалась в моем гребаном мире, во мне, в Хелависе… блядь… я уже сама запуталась! — В твоем, ли, мире? — усмехнулась Лже-Хелависа. «Рассказать, не рассказать?» — снова засомневалась кентаврида. За последний месяц произошло много неприятных и неожиданных событий. Сначала является она, Хеледир, очевидно подосланная Хлором с явно какой-то определенной миссией. Затем на связь выходит и сам братец. И, видать, ТАМ его дела тоже не ахти. Это было видно по его «протеже», которую тот дезинтегрировал и реинсталлировал, чтобы добраться до ее воспоминаний. И опять — все это было проделано столь грубо, примитивно, совсем не в его духе. Стало быть, Хлор тоже изрядно подрастерял свой магический потенциал. «Уж, не стал ли он за все то время гуманистом — моралистом? — заподозрила Астат, — «Я же предупреждала его, чтобы он держался подальше от Великой Стены. Ну, точно, ясно как день, Хлор отправился туда и теряет свою истинную природу час от часу. Oh, deos Olympus!»* — Эй, чего молчишь? — вернул ее к реальности голос Сергея-Хэледис, — Завтра как я выкручиваться буду? — Молча, — отвечала Астат-Хелависа, — сыграем только три вещи из «Химеры». «Старье» ты уже один в один «снимаешь». Все-таки «память рук» существует! А С DADGAD-ом все еще маешься? — Угу. — Тогда кончай трепаться, бери такси и езжай ко мне, репетнем до «девяти» Надо успеть до Виолёхи. — Орлов, что ли, тоже приедет? Зачем? — напряглась Хэледис. — Не догадываешься? — и та снова явственно услышала эти знакомые «облизывающие» интонации. — Нет! И даже слышать об этом не желаю. К твоему сведению, Астат, в этом мире служебные романы, как правило, ничем хорошим не заканчиваются. — Да знаю я! Вот поэтому и хочу, чтобы ты была трезвее, чем пустой бокал, что я несколько часов кручу в руке. — Как я тебя понимаю, — сказала с издевкой «двойник» — Ни хрена ты не понимаешь, сестрица. Ни хрена ты не знаешь. — Не называй меня так! Я тебе не сестра! — Отчего же так? — Потому что ты обещала, но не сделала. А я так ждала и надеялась…. — Ты про Нину и Уну Тамар? Мы же это обсуждали сотню раз, Хэледис! Это невозможно. Они знают Серегу постольку — поскольку. Ну, представь, что я им скажу? Эй, девочки! Тут дядя Сережа и он хочет сказать вам что-то важное… А «дядя Сережа» расплачется и полезет обниматься-целоваться. Представляешь, какой они испытают шок?  — Шок для них — ты, чертова кентавриха! Ты держишь в заложниках тело и разум их матери! — Перестань обзываться! Я ничего плохого им не сделала и не сделаю, пойми же, наконец! Зачем же мне тратить «понапрасну бледный пламень?» И не только ради сохранения «статус-кво». Я люблю их как своих, дурочка! У меня никогда не будет собственных детей. Никогда, слышишь? Ни-ког-да. Сколь много ты вкладывала в это слово ненужного смысла? И неужели ты сейчас не понимаешь, что вся твоя жизнь после «Нашествия» всего лишь сон, отголоски ложных воспоминаний? «Рассказать, не рассказать?»  — Нет! Не понимаю! Более того, я тебе не верю! — почти кричала в трубку Хэледис. — Это твое право, — спокойным голосом отвечала Астат, — У меня, например, такого права нет. Ты даже не представляешь, скольких трудов мне стоило, чтобы сохранить все как есть. Я уже и сама, порой, не могу разобраться, кто я на самом деле. Я забываю свою подлинную сущность, но это расплата, понимаешь? Расплата за инициацию… Кентаврида резко смолкла. Кажется, она проговорилась, и решила сменить тему. — Сестрица! Я вижу, как тебе тоже нелегко, но, пожалуйста, «подыграй мне». «Лопасти мельницы» должны крутиться, во что бы то ни стало. Тем более — сейчас, когда идет промоушн. Да мне ли тебе объяснять? — Да плевать я хотела на «Мельницу»! Из-за наших «игр» могут пострадать люди. Это для тебя они марионетки, «аватары», а для меня — живые люди, у которых есть душа и разум. Черт возьми! Милка уже «во все колокола бьет, собирается созывать консилиум из-за Серегиных провалов в памяти. Мне понавыписывали кучу «транков», а я их не могу принимать постоянно, и ты знаешь, по какой причине… — Ну, хорошо, хорошо. Обещаю — больше к тебе лезть не буду, — улыбнулась «Хелависа», — Закидывайся «транками», но без фанатизма, и с бухлом, главное, не мешай. Короче, делай что хочешь, но будь «в форме», завтра — особенно. — Ты меня плохо слушаешь, Астат! — зазвучали угрожающие обертоны в голосе «Вишнякова», — Я тебя предупреждаю, если ты снова будешь доёбываться до женатых мужиков, и, упаси бог, я узнаю, что ты, хотя бы словом обидела моих детей, клянусь — я убью тебя. Прямо на сцене, подойду и придушу голыми руками! Кентаврида на минуту себе представила эту картину. Она хотела было уже сыронизировать на счет того, как после этого взорвутся хит-парады и взлетят продажи альбомов, а заголовки «топовых» журналов запестреют заголовками на передовицах: «ГИТАРИСТ ИЗВЕСТНОЙ РОК-ГРУППЫ ВО ВРЕМЯ КОНЦЕРТА УБИВАЕТ ВОКАЛИСТКУ» Однако не стала выражать свои мысли вслух, ибо Хэледис действительно была на грани срыва. — Ну, хватит уже! Возьми себя в руки. Я сделаю, все как ты захочешь, но, прошу тебя, умоляю, «не соскакивай с этого поезда, который набирает полный ход» Послушай меня, сестрица! Твои мучения скоро закончатся. Хлор сдержит свое обещание, поверь мне. И я сдержу свое обещание. Я оставлю все как есть. Никто не должен пострадать. Ни один из нас. Пойми же, наконец, Хеледир, не мы играемся вами. Это боги играют нами всеми. И, то, что мы до сих пор живы — говорит о том, что мы — далеко не пешки в их шахматной партии. — Почему ты так меня называешь? — Как? — Хеледир, а не Хэледис? — Потому что это и есть твое настоящее имя. Пауза в несколько секунд показалась Астат-Хелависе вечностью. «Она имеет право знать» — осознавать это было невыносимо и отчасти страшно, но у нее не оставалось иного выхода, — «Непонятно только, почему Хлор сам не сказал ей правду, или…. она все еще не прошла инициацию?» — Кто я? — после тяжелого молчания, наконец, прямо спросила та, которую кентаврида назвала Хеледир. — Это нетелефонный разговор, милая. Давай, собирайся, бери свой «Фурчик», таблетки и приезжай. До «девяти» время еще есть. Так, что успеем. — Я буду. Пароль тот же? — Думаю, его надо сменить. Предлагаю — «зима близко», а отзыв… — «Воистину близко» — закончила за нее Хеледир, и, не попрощавшись, «сбросила» исходящий вызов 2. Мелони остановилась, перевела дух, смахнула со взмокшего от пота лба липкую прядь волос, и продолжила ритмичные движения тазом. Каждая фрикция, совершаемая ею, причиняла боль ее измученному лону, но волосатое чудовище, что «бревном» лежало под ней, нисколько это не волновало. Более того, чудовище испытывало, по-видимому, садистское удовольствие от страдальческого хныканья Мелони, когда его густые и жесткие лобковые волосы соприкасались с тем местом, на котором у здоровой женщины должен был располагаться клитор, однако, вместо него, под гладко выбритым лобком, выпячивался наружу багровый сплошной рубец. Вдобавок ко всему мучитель терзал грудь несчастной девушки, больно щипая ту за ореолы, лишенные сосков. «О, да! — ухмылялся про себя Тонга, комендант Главной башни, начальник таможенной службы Порт-Иббена, тайный член Совета Теней, — «Давно мечтал трахнуть гладенькую сучку, вроде этой» Тем не менее, его несколько смущало искалеченное тело беглой рабыни. Нет, конечно же, Тонге было наплевать на нее, но все же…. «Каким же нужно быть утонченным садистом, чтобы изувечить бедняжку столь ужасным способом, лишив ее женского естества? Воистину, странные обычаи у этих жрецов Красного храма! Впрочем, дырка у нее — признаться — что надо. Интересно, а другая — такая же узенькая?» — Хэй! — Тонга, возможно, один из немногих иббенийцев, кто знал общий язык Вестероса, но говорил на нем с примесью местного гортанного «хрюкающего и сморкающегося» диалекта, — Слазь, я хочу трахнуть тебя в зад! Мелони повиновалась. Она осторожно вытащила из себя его короткий толстый искривленный член, перелезла через волосатое тело иббенийца, легла на край ложа, и высоко приподняла таз. Тонга провел своей мохнатой обезьяньей лапой по гладкой и стройной спине девушки, от лопаток до ложбинки между ягодицами. «Ух, ты, — присвистнул про себя Тонга, когда его палец свободно вошел в анус Мелони, беглой рабыни, жрицы Рʼглора, — «Похоже, девка предпочитает, чтобы в нее заходили с «черного входа» Еще бы! После того, что сделали с ее пиздой!» Комендант Порт-Ибена смазал свой член гусиный жиром, пристроился к оттопыренном заду девушки, грубо раздвинул ягодицы, и, резким толчком, вогнал его до упора. ***** «Боль — свет познания. Через боль мы приходим в этот мир, живем и примиряемся с болью, и столь же болезненно отходим в мир иной» — Мелони вспомнила слова своего учителя, покуда негодяй, которому ей пришлось отдаться по воле Владыки Света, хрипя, рыча и оскорбляя ее неизвестными иббенийскими ругательствами, беспощадно терзал ее прямую кишку. Она всегда была прилежной ученицей, и это было вознаграждено. Мало кто мог так искусно разгадывать знамения ниспосланные Рʼглором, как это делала Мелони, или Мелисандра — имя которой дал ей Сам Владыка. Причудливые тени на стене, отбрасываемые от языков пламени, сложились в буквы неизвестного ей алфавита, но сердце ее сумело прочитать свое новое имя. И сердце же подсказало Мелони, держать имя «Мелисандра» пока в тайне. Почему? Жрица была не из тех, кто привык подвергать свою веру сомнениям. Владыка света возжелал, чтобы она оказалась здесь, в этом жутком, гиблом месте — Архипелаге Иббен, на острове Ибб, в крепости Порт-Иббен, в постели мастера над таможней и кастеляна главной башни. И, похоже, Тонга был удовлетворен. — Уфф. Ты отработала, сучка, не только «въезд», но и, блядь, «выезд»! Одного только не понимаю — чего это вы с материка зачастили нашу скромную обитель? Это из-за той «штуки», верно? — Тонга свесил с ложа маленькие кривые толстые волосатые-преволосатые ножки и надевал камизу. — Да, я писала об этом в заявлении и в таможенной декларации, — несмотря на пережитые унижения, с достоинством отвечала Мелони, — Осмотр местных достопримечательностей. — Ну, и как тебе моя «достопримечательность»? — ухмыльнулся иббениец и громко загоготал — Прошу вас, господин, — черные глаза беглой рабыни глядели на него умоляюще, — Если вы мне поможете, у вас будут тысячи женщин, гораздо красивее и благороднее чем я. Вам будут отдаваться леди из Великих домов Вестероса каждую ночь. — Асшайские ведьмы славятся своим пиздежём, милочка! Однако у нас есть кое-что общее. Мы с тобой — рабы. А рабы, да будет тебе известно, бывшими не бывают, и лордами не становятся. А по сему, выебать и убить какую-нибудь великосветскую шлюху, пожалуй, то единственное развлечение для раба, на что способно его убогое мышление. Но ты меня не знаешь, детка. Я не так глуп и примитивен, как ты себе представляешь, — Тонга провел рукой по ее юному и привлекательному лицу, если бы не татуировки в виде пламени на ее лбу и щеках, — Меня интересует сейчас другое. Та хреновина из драконьего стекла. Ты что-то знаешь про нее, так ведь? — Я знаю, что там внутри, — угрожающе спокойным голосом ответила Мелони, — И я могу показать вам, господин — Ну, тогда, нам следует поспешить, ибо «местной достопримечательностью» заинтересовались еще одни сектанты вроде тебя. Из Браавоса, — Мужчине импонировало обращение «господин». Ведь, он — то, в отличие от нее, пробился «в люди» — Безликие были здесь? — удивленно воскликнула девушка — Ага. А размер взятки, которую те предлагали Совету теней (мне- включительно) за вывоз той штуки…. Во, вспомнил, как те они называли! «Драконий сосуд» или Куб… Короче, мзду, что они предложили, покрывала годовой бюджет острова! Но, видишь, ли, уж очень я не люблю, когда у меня что-то уводят из-под носа. Но и оставлять Куб в таможенной зоне тоже больше не могу, покуда шныряют тут всякие вроде тебя, или этих «безликих». Вот такая, дилемма, понимаешь! — Вы действительно хотите, чтобы я его открыла? — жрица Рʼглора заглянула в ярко-голубые глаза иббенийца. Тот нахмурился и недоверчиво оглядел ее с головы до ног. Она все еще стояла не одетая. В ее позе, взгляде, невзирая на беззащитную обнаженность, не было привычной рабской покорности. Обсидиановые глаза заклинательницы теней из Асшая выражали смирение, скорее, иного рода. В них присутствовала еще и одержимость. Это несколько насторожило… да что там — устрашило Могучего Тонгу! — А ты? — неуверенно спросил он. — Мои желания — вторичны. На все воля Владыки Света, — с каким-то пугающим воодушевлением, с чувственным придыханием в голосе, произнесла Мелони, — И как вы уже догадались, наша встреча оказалась не случайна…. ****** Требования к ритуалу у Владыки оказались по истине необычными. Это, к своему удивлению, и некоторому стыду, заметила даже Мелони-Мелисандра. Такого раньше не случалось. Все знамения и пророчества, ранее увиденные ею в языках пламени, были образны, абстрактны, часто — лишены смысла и конкретики. Но теперь видения, посещавшие жрицу, преимущественно во сне, несли в себе некоторую ясность и довольно отталкивающую «детальность» — Вы принесли все, что нужно? — полушепотом спросила девушка, когда они с Тонгой ночью проникли в таможенную зону. Комендант, воспользовавшись служебным положением, приказал караулу покинуть вахту. Они остались одни в прохладном помещении — камере хранения корабельных грузов. — Да, — раздраженно прорычал в ответ иббениец, — Блядь! Мне пришлось среди ночи покупать у крестьянина козла и тащить его на себе через охрану. Что обо мне подумают? Он снял с плеча здоровенный мешок, положил на пол, развязал и достал оттуда, связанного, жалобно блеющего, крупного черного козла. Тонга наклонился, перерезал веревки на лапах животного, надел на него ошейник с длинным поводком и пристегнул к балке. Мелони в это время расставляла свечи в определенном порядке вокруг Куба, который был скрыт от любопытных глаз под парусиной. Даже в таком неприметном виде Куб внушал обоим суеверный страх. От него исходило странное необычное тепло. Проницательное сердце жрицы Рʼглора почувствовало, что внутри явно что-то живое и очень большое. Но сейчас ей руководил не страх, а лишь воля ее бога. И хотя она не знала, какие молитвы нужно произнести в этот момент, подспудно понимала, что действует правильно. — Нам нужно как следует напиться, — сказала Мелисандра и откупорила бутылку арборского красного полусладкого вина. — Хм! По-крайнем мере, начало мне уже нравится, — довольно хрюкнул комендант Порт-Иббена, приложился к своей бутылке, и спросил, — Ну, а козел-то на кой-хер сдался? На сей вопрос Мелисандра предпочла бы ему не отвечать, ибо сама не представляла, как она сможет провернуть самую ответственную часть ритуала. То, что она тогда увидела во сне, наяву представлялось ей двояким и каким-то взаимоисключающим.  — Я должна вступить с ним в половую связь и одновременно убить его голыми руками, — сказала девушка вслух. — Что? — Иббениец поперхнулся вином от неожиданности. — Я говорю, пейте как можно больше. Это важно, — Мелони запрокинула голову и стала с жадностью, давясь и отрыгивая, пить из бутылки. Когда та опустела, она швырнула ее в сторону Куба. Послышался звон битого стекла. Девушка ощутила, что тепло, исходящее от Драконьего сосуда заметно усилилось. Она принялась откупоривать вторую бутылку. Через полчаса она и Тонга находились в изрядном подпитии. Помимо сильного опьянения, Мелисандра почувствовала еще кое-что. То, чего за всю свою несчастную жизнь не испытывала. Сексуальное возбуждение. Приятное щекочущее ощущение в животе медленно перетекало вниз, к средоточию между бедер. Томление ее чресл было сладким и одновременно мучительным. Она ощущала, как ее «цветок», лишенный «пестика и лепестков» наполняется кровью, как болезненно ноют ее ореолы, словно тоскуя об утрате сосцов. Мелони сделала то, что не делала никогда в своей жизни. Ее рука самопроизвольно потянулась к набухающему «цветку» и дотронулась до него. Ее вагина пылала жаром и источала влагу. Она засунула в размягченную слизкую плоть средний палец и вскрикнула от удовольствия. Тонга с интересом наблюдал за странными метаморфозами девушки, и почувствовал в штанах собственное нарастающее вожделение. — Приведи его ко мне, — тяжело дыша от возбуждения, молвила жрица Рʼглора и указала на черного козла, пристегнутого к балке. — Да ты, ебанутая на всю башку, шлюха! — резко вскочив, заорал тот на Мелони. Однако его возмущение быстро улетучилось, а на его месте застыло неестественное любопытство. Иббениец ощерил рот в глумливой похотливой ухмылке. Бедное животное отчаянно брыкалось, бодалось и блеяло в длинных сильных руках коренного островитянина. Вид обнаженной человеческой самки, стоящей на четвереньках, трущей себя между ног и сладострастно мычащей, никоим образом не привлекал козла. Его древние инстинкты сейчас лишь об одном возопили в его крови — бежать! Тот словно предчувствовал свое заклание. Предчувствие сочилось буквально из всех щелей этого проклятого места. Особенно от той громадины, вокруг которой пылали зажженные свечи. Тонга нащупал у козла пенис и попытался его мастурбировать, в наивной попытке привести несчастное полорогое создание к «боеготовность» — Ну же! Скорее! — кричала Мелони, широко раздвигая бедра. Едва головка козлиного члена коснулся влагалища девушки, произошло следующее. Та резко перевернулась на спину и впилась зубами животному в горло. Зверь еще сильнее забился в руках мужчины, заверещал, пока та рвала челюстями его плотную шкуру, до тех пор, пока не выступила кровь на шее. Даже для него, видавшего виды иббенийца, зрелище было чрезвычайно отталкивающим. Но обезумевшая от вина и похоти голая жрица Красного храма вгрызалась в шею козла все глубже и глубже, выдирая зубами куски мяса. Тело животное сотрясали судороги. Этот чудовищный крик, так похожий на человеческий, слышать было невыносимо. Тонга и девушка, увлекшись этим кошмарным ритуальным жертвоприношением, не заметили, как с Куба медленно сползла закрывавшая его парусина, и острые грани гексаэдра начали с шипением и треском оплавляться. Драконий сосуд распирало изнутри, будто что-то пыталось выбраться наружу. Звук, похожий на звон бьющегося стекла заставил людей обернуться и в ужасе уставиться на не менее впечатляющую картину. Тонга попятился назад, спотыкаясь о порожние винные бутылки. Мелисандра же, как ни в чем не бывало, продолжала лежать с широко расставленными ногами и ласкать свое влагалище двумя пальцами. Жрица пребывала в каком-то странном оцепенении. То, что иббениец увидел дальше, было похоже, скорее, на плод чьей-то больной фантазии. Перед ним возвышалось, на половину больше его роста, чудовище с длинноволосой головой, человеческим туловищем, плавно переходящим в круп гигантской лошади. Существо было сплошь покрыто какой-то черной шипящей пузырящейся слизью, которое стекало с него тяжелыми каплями на пол. Страх парализовал Тонгу. Он не в силах оказался пошевелить не единым мускулом, точно какая-то неведомая сила пригвоздила его к месту. Он мог только беспомощно наблюдать, как пробудившееся кошмарное создание, счищает с себя прилипшие к телу ошметки расплавленного Куба. Существо подняло голову, несколько раз тряхнуло длинными иссиня-черными волосами, и взору коменданта Порт-Иббена предстала передняя человеческая часть его туловища. Несомненно, существо принадлежало к женскому полу. Это было видно хотя бы по массивной упругой груди с торчащими остроконечными сосками и нежному овалу лица, лишенному резких черт. Боги! Его можно было бы назвать красивым, если бы не эти глаза… Глаза женщины-лошади горели ярким, с оранжевым проблеском, зеленым огнем. Окрас лошадиного крупа выглядел весьма необычно. Шкура была леопардовой расцветки и плавно переходила на стыке живота и груди в человеческую кожу бронзового оттенка. Но, к сожалению, это было последнее, что увидел в своей жизни Тонга Могучий, комендант Главной башни, начальник таможенной службы Порт-Иббена, тайный член Совета Теней, когда огромные длани кентавриды Астат схватили того за края одежды и поднесли ближе к ее лику. Она недолго изучала это заходящееся в крике жалкое существо, и, как если бы маленький мальчик рассматривал бабочку, перед тем как…. выкрутить его руки и ноги из суставов, одним за другим медленно отделить их от туловища, и бросить на, залитый кровью пол. Астат расплющила торс, со все еще визжащей головой, четвертованного ею иббенийца, выдавив из него все внутренности и остатки крови себе на грудь и живот, и размазав по ним ошметки. Кентаврида изящно шагнула назад, неторопливо оглянулась и взглянула на пол, на котором лежала обнаженная девушка. Одной рукой та продолжала неистово мастурбировать, а у другой — облизывала пальцы в предвкушение то приближающегося, то удаляющегося оргазма. Ее юное стройное тело было перепачкано кровью вперемешку с вином. — BENE! **— громоподобный голос Астат раскатистым эхом пронесся по всей таможенной зоне. — FACTUM! *** — Ее лицо озарилось жизнерадостной улыбкой. Впрочем, разделить сию радость ей оказалось не с кем. Она снова обратила свой взор на отчаянно пытающуюся кончить девушку. Кентаврида склонилась над ней и возложила длани на ее грудь и пах. Обнаженное тело искрило слабым неоновым свечением, и девушка стала содрогаться в долгом и бурном оргазме. Для нее казалось, что тот длится — целую вечность. Еще немного, и она бы умерла от разрыва сердца, от того вселенского блаженства, заполнившего каждую клеточку ее плоти прозрачным как кристалл СЧАСТЬЕМ. — ДЕВА ТОЖЕ ИЩЕТ ИСТИНЫ? — растянув губы в презрительной усмешке, вопросила ее кентаврида Астат. Вопрос прозвучал на асшайском языке. Она сознательно нарушила порядок инициации. Она не хотела ничего от «Девы» Ей не нужна была инициация, чтобы добраться до сознания и читать ее мысли, словно открытую книгу. Та и так теперь выглядела как раскрытый учебник по анатомии. Все миллионы миллионов нейронов головного мозга Мелисандры сжались в один единственный. Она была счастлива. Но Астат требовалось нечто иное, чего эта асшайская шарлатанка ей дать бы не смогла. Впрочем, подумала Астат, рискнуть все же стоит… Она решила пока ее не убивать. Старина Зевс периодически подбрасывал ей довольно занятные экземпляры. Пользы от таких гомосапиенсов, как правило, было мало, но, зато с теми иногда было приятно побеседовать. Кентаврида немного поразмыслила, и на всякий случай, решила заглянуть в черепную коробочку Мелони. Та безмятежно спала, пережив свой самый первый и самый последний оргазм. И хотя Астат реинсталлировала ее женское естество, воспользоваться возможностями новой «киски» и сосков той бы не пришлось, ибо кентаврида намеревалась подарить жрице Рʼглора (Прометея, если быть точной — отметила про себя она) самый чудесный сон на земле, который будет длиться до конца ее никчемной жизни. «По-моему, это честная сделка. Ты согласен, Хлор?» — Мысленно воззвала Астат к брату, с которым они, за последние 100 лет, не очень ладили. Тот как всегда молчал. То ли специально игнорировал ее и не «выходил на связь», то ли снова угодил в лапы «высших приматов». «А, все- таки, качественная работа!» — похвалила себя кентаврида, любуясь на спящую Мелисандру. Во сне та сосала большой палец, — «Спи, дорогая, ни о чем не волнуйся. Ты вновь в чреве своей матери. Твоя ночь темна, но в ней нет, и никогда не будет ужасов, ибо ты надежно спрятана от убогости этого мира. Такой шанс выпал только тебе, милая. Тем не менее, тебе придется немного «потесниться» Как говаривал мой братец — «Астат, будь реалисткой, держись подальше от «мартышек» Будущее нашего рода зависит от нас, бла-бла-бла. Ха! Зануда!» Она последний раз взглянула на «самого счастливого человека на земле», и, произведя в уме необходимые вычисления, переселилась в разум Мелони. Первое, что почувствовала Астат — как исчезла хтоническая магия изначального аватара, но сие было неизбежной расплатой за «перемещение». Но и это было далеко не все. Когда Астат-Мелони открыла веки, встала с пола, перед ее глазами мушками залетали замудреные формулы древних асшайских заклинаний. «Не может быть!» — кентаврида перепугалась не на шутку. Защитные блоки, установленные Мелисандрой действовали! Обойти их можно было, только зная ключ к зашифрованным формулам. Но ключом начинающая ведьма и сама не владела. Та пользовалась готовыми матрицами. — «Так! Надо бы порыться в архиве» — запаниковала Астат и стала лихорадочно рыться в картотеке памяти Мелисандры. Архив тянулся на сотни миллионов этажей вверх и вниз. Там были триллионы терабайтов информации, — «Да сколько же ей лет-то? Афина Паллада, Всемудрейшая!» — взмолилась она и понимала, что Богиня мудрости не услышит ее и не вытащит из той мышеловки, в которую она сама себя, по собственной глупости, загнала. — Tuam matrem feci**** — беспомощно выругалась кентаврида, и, наконец, осознала, что обратного пути нет. Она заперта в этом теле до конца его жизненного цикла. Но больше всего ее ужасало то, что с произойдет с ней, когда физическая оболочка Мелони окончательно рассыплется в прах. Это был страшный сон всех ратиовагахтонов — остаться навеки глубоко под землей, или в воде, или в пепле, все зависело от погребальных обычаев «гомосапиенсов» «Ну, уже нет! — подумала Астат и вновь стала рыскать в архиве. Ее неожиданно заинтересовали таинственные Безликие, что выслеживали ее и Хлора сотни лет по всему свету,  «Наверняка, эта сука — Мелисандра, что-то знала о них. За столько лет, что она прожила, та явно чему-то серьезно научилась. Иначе, я бы сумела распознать искусно наведенный морок!» Она стремительно летела вниз, пытаясь отыскать этаж с буквой U. Ее интересовала информация об Unpersones или Unfacies. Язык был, на самом деле, не так важен при поиске. Любая картотека памяти была строго каталогизирована и универсальна, по сути. «Есть!» — воскликнула кентаврида, отыскав нужную «папку с файлами». Она перебрала архивные файлы, и наконец, наткнулась на то, что ее по-настоящему заинтересовало. Заархивированный каталог назывался «ОБРАТНЫЙ МИР» Она ткнула на него. Тот оказался «запароленным» «Обратный мир! — размышляла она, по ходу, вспоминая, как Хлор в свое время «ездил ей по ушам» теорией существования некоего параллельного мира, выдуманного архимейстером Цитадели Эймоном Таргариеном. «Олимп, Парнас, сестрица! — убеждал ее тогда брат, — «Подумай только, мы, собственно, ничем не рискуем. Нас здесь ничего не держит! Пойдем со мной туда, где истинная обитель наших богов!» «Не ты ли учил меня быть реалисткой, Хлор? — горячо возражала тогда сестра, — Ты, хренов идеалист и неисправимый романтик! Нет никаких богов в природе, понимаешь? Нет. Их выдумали «мартышки». Вера в олимпийцев просто в наших генах!» «Думай, Астат, думай! Времени мало» — Кентаврида осознавала, что с минуту на минуту в таможенную зону нагрянет охрана, увидит то, что осталось от их начальника…. Она порылась в «шкатулке воспоминаний» жрицы Прометея и выудила пару-тройку «грубо отесанных» асшайских заклинаний. Астат невольно поморщилась. Она очень брезгливо относилась к магии гомосапиенсов, ибо та часто давала сбой и была порой трудновоспроизводима. Чары. Морок. Пока этого было достаточно... 3. Аудиенция у Морского Владыки Браавоса заняла всего четверть часа. Ее принимали двое из доверенных лиц, секретарь и кастелян Зверинца. Астат-Мелони облегченно вздохнула. Люди из Вольного города выгодно отличались тем, что не задавали лишних вопросов. — Ваше предложение крайне заманчивое, господин Банга. Заранее прошу прощения, если я неправильно произнес ваше имя, — сказал учтивый секретарь, когда внимательно разглядывал собеседника. Его собеседник оказался типичным иббенийцем. Китобойное судно иностранца стояло сейчас в Мусорной заводи. Секретарю стало любопытно. Нечасто можно встретить коренного жителя островов Иббен на материке, ибо те принадлежали к другой расе людей, и, соответственно, недоверчиво, а то и враждебно, относились к другим. Но этот волосатый Банга отличался изысканными манерами, знал валлирийский и вестеросский, и, несмотря на отталкивающую внешность, был неплохо одет. — Однако есть одна проблема, — продолжал секретарь, — Вы утверждаете, что Центаурус женского пола — в «спячке». Почему, позвольте полюбопытствовать? Извините, но, посетителям Зверинца неинтересно смотреть на спящих животных — Ах, сударь, — ответила Астат-Мелони голосом китобоя Банги, — Проблема вовсе не в этом. А в гуманном отношениям к редким исчезающим видам… Вам, видимо, странно слышать слово «гуманность» из уст иббенийца? Ну, так проблема, собственно, вот в чем. Цитадель 400 лет гоняется за центауросами и явно не для того, чтобы их покормить сахаром с руки. Вы меня понимаете? — Да, мне доводилось об этом слышать. Неприятные вещи там происходят, но, что делать? Таковы законы чужого государства. Но я не думаю, что вам следует беспокоиться о жизни и здоровье вашего, с позволения сказать, «протеже». Морской Владыка возьмет под опеку центауруса, но содержать его придется волонтерским организациям за счет добровольных пожертвований. Но, повторюсь, зачем вкладывать в животное, которое находится в длительной спячке? А по вашим словам, это может продлиться целую вечность. Астат всю трясло от негодования. Ее (ЕЕ!)- великую кентавриду Астат дважды обозвали «животным», и — кто? Вот эта Scrofa stercorata et pedicosa? ***** — Кхм, кхм…- откашлялся лже-Банга, борясь с искушением вырвать у секретаря его поганый язык и запихать ему же в глотку, — Потребуется помощь безликих, сударь. Да, и не смотрите на меня так. Центауросы очень умные и опасные живот…м-м.существа. Понадобятся кое-какие магические, так сказать, вмешательства. И мне хотелось бы контролировать весь этот процесс, на всякий случай, если что-то пойдет не так, и я не получу обещанного вознаграждения. — Ну, хорошо. Я передам Морскому Владыке ваши соображение на сей счет. А пока вот вам разрешение на въезд в город на 3 дня. Отдыхайте, развлекайтесь. Вне зависимости от решения, мы с вами свяжемся. Удачного дня! Этого- то она как раз и добивалась. Собственный, изначальный аватар сейчас ее меньше всего интересовал. При всем желании, она не могла бы в него «прыгнуть» А кентавриде необходимо было не просто «прыгнуть», а — ПРЫГНУТЬ в «Обратный мир», если, конечно, тот существовал. Храм Многоликого Астат отыскала без труда. Ее временные чары развеялись и перед черно-белыми дверями на ступеньках целых три часа сидела лже-Мелони в своей ветхой одежонке. Она была больше похоже на нищенку, чем на жрицу Красного храма. Тот трюк с монеткой и паролем «Валар Моргулис» не сработал. Кентаврида озадачилась. За всю свою 400-летнюю жизнь, она мало изучила тайную иерархическую систему человеческих взаимоотношений. Во-первых, ей было тогда не до этого. Она буквально спасала свою шкуру от посягательств «мартышек». Бесполезно было бороться с их жадностью, любопытством, суевериями, предубеждениями, с их рациональной логикой, и, главное — страхом и ненавистью к тем, кто стоит выше на ступени развития. А во-вторых, ей это было неинтересно, как подросшему ребенку надоедают его игрушки. Все эти «безликие, заклинатели теней» с их старыми дешевыми трюками, недоразвитые дракончики, варги, казались Астат анахронизмом. А она жаждала чего-то новое, неизведанного… — Дева не жрица Рʼглора, — раздался голос позади нее. Лже-Мелони резко обернулась и увидела мужчину средних лет в сером балахоне. Внешность мужчины ничем не примечательна. Отвернись сейчас «дева», даже она бы не вспомнила его лицо. Типичный «безликий», усмехнулась про себя Астат, — Чего ищет дева? — Не чего, а кого, — грубо поправила мужчину кентаврида, — Мне нужен Алхимик, вы знаете, где мне его найти? Она попыталась «прощупать» безликого с помощью асшайской магии. Тщетно. Она с искренним удивлением покосилась на человека, которого не существовало. Нигде. Ни в каком времени и пространстве. Она общалась с Пустотой. Для кентавриды это было что-то из ряда вон выходящее. — Алхимик — это вы? — она «бросила монетку наудачу» — Человек не знает того, кто носит это прозвище. Человеку нужно ИМЯ, — с умиротворяющим спокойствием в голосе отвечала «Пустота» «Как можно разговаривать с Никем? Это же противоречит законам физики?» — по-прежнему недоумевала Астат, но все же решила идти до конца — Вы знаете, КТО я? — прямо спросила Человека кентаврида, и для верности прожгла его своим «фирменным взором». Цвет глаз сменился с черного — на ярко-зеленый с оранжевым отблеском в зрачках. — Та, кто украла чужое лицо, — так же бесстрастно ответил безликий. — Ну, во-первых, не украла, а — позаимствовала. А во-вторых, будь вы столь могущественны, как о вас говорят, Алхимик, то вы бы поняли, что я позаимствовала не только лицо, но и разум, не говоря уже о других частях тела. — Заходите внутрь! — коротко бросил тот, и, развернувшись, не дожидаясь ее, нырнул за двери. Астат-Мелони вскочила и быстро последовала за Алхимиком. Теперь она не сомневалась, что это был он. **** — Кентаврида осознает, что это «билет в один конец»? — трижды вопрошал ее Человек во время их недолго торга. — Осознает, осознает, — заверяла его та, — Я бы не стала идти ва-банк ради этого. Меня ничего не держит в вашем долбанном «скотомогильнике», который вы, люди, от собственной ничтожности, называете «Большой Землей» — Гарантии, — ледяным голосом потребовал Алхимик. — А вот эти чертежи я для кого тут битый час рисовала? — Астат помахала у него перед носом ворохом пергаментных свитков,  — Ты понимаешь уровень риска, если это попадет не в те руки? Ты представляешь, что будет, если до чертежей доберутся эти тупые вестеросские лорды со своими мейстерами-извращенцами? Взгляни еще раз, Безликий! Это даже не магия, не алхимия, это- физика, милейший! Чистой воды - физика. Все ваши боги и есть — Физика, заруби себе на носу! — Предположим, Ратиовагахтон не врет, — Флегматично заметил Человек, — И образец живородящей ткани существа, называющего себя Астат, способно создавать, если все просуммировать, «лекарство от смерти». Это лекарство для людей. Кентаврида забыла, что Человек служит не людям, но - Многоликому. И се — Бог смерти. — На людишек мне насрать, равно как и тебе, Алхимик! Я дарю свой аватар — вам, безликим. Один миллиметр живородящей ткани содержит такое количество знаний, коими не обладают тысячи библиотек Цитадели. У тебя будет возможность в этом убедиться. Тебе или твоим «шестеркам» не составит труда проникнуть в Зверинец Браавоса и вырезать полоску ткани, согласно моей инструкции. И все, хватит об этом! Я свою часть сделки выполнила! Говори, как попасть в Обратный Мир! — Кентаврида пойдет с Человеком и Человек покажет, — Алхимик протянул Астат-Мелони ладонь. **** Священная комната на третьем подземном уровне Черно-Белого Дома. При виде этой впечатляющей галереи масок из человеческой кожи, у Астат, возможно, впервые за 400 «с хвостиком» лет бешено заколотилось «чужое» сердце в «чужой» груди. Она никак не могла понять, как все это может действовать. Сие противоречило не только законам физики, "гомосапиенской" морали, но и элементарной логике. — То есть, чтобы превратиться в другого человека, вам всего- то нужно натянуть на себя (то есть, по сути, на «ничего») кусок кожи, и — труляля? — Удивленно воскликнула Астат, — Как это, вообще, «работает»? — Астат скоро сама убедится — чуть улыбнувшись, тихо ответил Алхимик, и завел ее в другую, еще более мрачную и темную комнату, где масок было гораздо меньше, чем в основной камере. Они остановились у странного вида закрытой шкатулки. Безликий каким-то непостижимым образом, не прикасаясь к той, сумел отворить крышку. — Кто это? — спросила кентаврида, когда увидела очередную человеческую маску. — Та, которая, называла себя Хеледир 50 лет назад. — И? — У женщины, называвшей себя Хеледир, существует двойник в Обратном мире, — медленно растягивая слова, произнес Алхимик,  — Все очень просто. Вы надеваете это лицо и — «труляля» — Теперь он широко улыбнулся. — Я спросила, чем занималась эта Хеледир до того, как ее убили безликие? — Женщина была менестрелем. Она руководила труппой актеров, акробатов и бардов здесь, в Браавосе. — За что ее убили? — Вопрос не верный — Я имею в виду, кто ее «заказал»? — Многоликий, — ответил Алхимик. Лицо его при этом выглядело крайне серьезным. Астат недоверчиво отшатнулась от него. — Кто-нибудь, до меня, проделывал эти фокусы? — кентаврида в упор смотрела в бесцветные глаза безликого. — Сие не важно. Важно только то, что никто оттуда не возвращается. И вот еще что, — Алхимик возложил ладони на ее плечи. Но Астат не почувствовала привычного тепла человеческих рук, — Никто не гарантирует Ратиовагахтону последствия «перемещения». Процесс контролирует лишь Многоликий. — То есть, опять же, никто? — снова испытующе смотрела на него лже-Мелисандра. Тот молча кивнул. Мозг кентавриды мучительно производил математические вычисления, выстраивал бесконечные линии теории вероятности, и всюду не находил точек пересечения. Все линии были сплошь параллельны. Оси абсцисс, ординат и аппликат нигде непересекались. — Помирать — так с музыкой! — решилась, наконец, Астат, и осторожно взяла в руки лицо Хеледир. Кожа была выделана идеально. Ни малейших признаков разложения. Она заподозрила, что был использован некий химический состав для придания формы и эластичности кожи. Но, все теперь, по сути, было уже не важно. Решение принято. Назад дороги нет. «Хлор! Скотина ты эдакая! Если ты жив, отзовись! Ты — последнее, что у меня осталось! Помоги сделать мне выбор! — В отчаянии и бессильной злобе взывала она к родному брату, но в ответ глухим эхом «звенела» лишь зловещая тишина галереи,  — О, Боги Олимпа - Зевс, Дионис, Артемида, Афина, Аполлон! Я иду к вам! С этими словами Астат-Мелони приложила маску Хеледир к своему лицу. "Труляля" произошло мгновенно. Перед взором Безликого жреца тотчас предстала высокая черноволосая женщина зрелых лет в платье телесного цвета, дорнийской моды полвековой давности. **** — АААА! АААА! — неистово орала Хеледир, бешено озираясь по сторонам, — Чёэтоблядьзахуйня?Гдея? — Женщина вопила на каком-то странном «лающем» языке, который Алхимику не доводилось слышать нигде за свою долгую жизнь. -  Тсс! Успокойтесь! Все хорошо, — попытался утихомирить ее безликий, однако, осознал, что Хеледир его совсем не понимает. Та еще больше раскричалась. Ее, и без того, большие кошачьи зеленые глаза, округлились еще больше. — Ебанаврот! Тыктобляващетакой?! — Некогда красивое лицо «браавосийского менестреля исказила грима боли, отчаяния и смертельного ужаса, — Памагитеее! ААААААААА!!! — Я — друг, — заверял ее Алхимик и выставил перед ней руки, пытаясь ее хоть немного успокоить, — Вы говорите на Общем языке? — Чё? — В глазах Хеледир заблестели слезы — Ydra ji Valyre? ****** — спросил тот на всякий случай, хотя к тому времени уже был уверен на 100%, что произошло Он схватил женщину, зажал ей рот правой рукой и потащил ее к Колодцу. Та отчаянно брыкалась, пыталась кусаться, царапала его своими длинными ногтями. И, хотя, безликий не чувствовал боли, ему, все же, хотелось вырубить ее одним ударом кулака. Но он не стал этого делать. «Обратный мир — не выдумка! — торжествовал Алхимик, — И вот — прямое доказательство у меня в руках. Двойники! Этот сумасшедший мейстер, Эймон Таргариен, выходит, оказался, прав? Надо же! А над ним все насмехались! Да так, что тот, отчаявшись, надел «черное» — Пей, женщина! — Алхимик прислонил миску к губам Хеледир. Та зажмурилась, резко замотала головой, и изо всех сил сомкнула челюсти. Безликий пытался влить ей содержимое, но женщина яростно противилась - отплевывала и разбрызгивала все, что попадало на губы. Алхимик двумя пальцами зажал ей нос, и, через несколько секунд, Хеледир, или, скорее, ее двойник из Обратного Мира, непроизвольно открыла рот, и Человек наконец-то заставил ее испить воды из Колодца.