Сага о Хэледис

1. Ее звали Лилли. «Лилли-лили» Единственное, пожалуй, слово, которое она лепетала без конца, когда ей было… Лилли остановилась, облизала обветренные губы, наморщила в задумчивости лоб, мучительно вспоминая, сколько же лет ей было тогда? Девушка загибала закоченевшие от холода пальцы на левой руке. 1, 2, 3….дальше она считать не умела. Да и зачем? Папочка, ведь, добрый! Он никогда не требует от нее того, чего она не умеет. Она, Лилли, обязана знать и уметь ровно столько, сколько требует Папочка. А Папочке многого не нужно. Папочка иногда даже делает «приятно» Лилли, когда ему становится скучно. Это раньше, когда ей было 1,2,3….Папулечка делал «больно» и «там и там», но Лилли была «хорошей девочкой», она терпелатерпелатерпела и ….привыкла. Потом, правда, Лилли надоела Папочке. Ему стало некогда с ней поиграть, ведь у него было еще много таких «маленьких девочек» — сводных сестер Лилли. «Лилли-лилли-лили!» — дразнили ее сестрицы, кружа над ней, будто стая хищных птиц, больно щипая ее за лицо и дергая за волосы. Ведь сестры были красивее ее, у них не было той «штуковины» под носом, который добрый дядя «Старая Ворона» из Черного замка называл «кроличьей губой» Чуть повзрослев, Лилли стала замечать, как у сводных сестер отчего-то растут животы. Видимо, Папочка любил их больше, чем ее, и поэтому лучше кормил. Но, вскоре, она воочию убедилась, что дело было вовсе не в еде. И это было чудесно! Иногда меж окровавленных бедер сестрицы появлялась маленькая сморщенная голова. А иногда — крохотные ножки. В этом случае, Боги нередко забирали сестрицу к себе. И, что, немного грустно — ребеночка — тоже. Но никто не плакал. В их доме никто никогда не смеет плакать. Папочка этого очень не любит. Никто не плачет даже тогда, когда «ребеночек» рожается с маленьким «стручком и орешками» между ножек. Наоборот — Папулечка, например, очень радуется, когда это случается. Потом, правда, он на что-то сердится, забирает у сестры такого ребеночка, и зачем-то уносит в Зачарованный лес, и почему-то — поздно ночью. Однажды, одна из сестер Лилли проявила неуважение к Папочке. Она посмела задавать ему вопросы, бесстыдница! «Где мое дитя?!!» — сестрица громко выла, словно волчица, пойманная в капкан. Она каталась по земляному полу и выдирала волосы у себя на голове. «Цыц, шкура! Твой ублюдок отправился к своему родному папаше! — И тот, пьяный, пинал сестрицу ногами и весело при этом смеялся. Папенька вообще был веселый. Всегда. И, вот, как-то раз, в то время, когда „цвели галантусы в Зачарованном лесу“, Папочка, после стольких лет, снова позвал к себе Лилли и вновь сделал ей „приятно“. А когда же наступил „шишкопад у сосен“ живот Лилли стал растирастирасти, пока не стал заметным для сестриц. Она молилась Старым богам, чтобы у нее родилась еще одна „сестра“, а не тот уродец с…. „Странно“ — олигофренический мозг девушки мучительно долго выстраивал аналогии, — „Ведь у Крастера (так называл Папулечку ‚Старая Ворона‘ со Стены) есть такая же ‚штуковина‘, только та была длиннее и толще. Так зачем же Крастеру избавляться от собственных ‚братьев‘? Однако Боги леса не вняли мольбам Лилли. Она родила ‚мужика‘ Так нарекли сестрицы ее дитя. И, возможно, впервые за всю свою жизнь, она увидела сочувствие в их глазах. Нет, конечно, такое слово, как ‚со-чувствие‘ отсутствовало в ее ограниченном лексиконе, но сердце подсказывало Лилли, что многие из сестер пережили нечто подобное. ‚И вовсе он не урод‘ — думала тогда девушка, пристально всматриваясь в лицо сына Крастера, ласково щекоча младенца за малюсенький курносый носик. Ребенок рефлекторно вытягивал трубочкой губы, бубнил недовольное ‚бууууу‘, и, беспокойно вертел головкой, в первобытном страхе лишиться материнского молока. Первое, что почувствовала Лилли, когда младенец с громким причмокиванием впился в ее сосок, было… Не-ет, не любовь. Девушка с кроличьей губой не знала такого слова. И вообще, чувство "любовь" было неведомо ей. Это было нечто иное, нечто особенное… В первые, за много лет Лилли ощущала, что у нее, наконец, появилось что-то ‚свое‘, словно неотделимая часть ее тела. Ну, как рука, нога, голова… В замке, же, отца, Крастера, Папеньки, ей не принадлежало ничего: ни эти жалкие лохмотья, что она носила всю жизнь, ни пища, не крыша над головой, ни две ее щели и рот, служившими утехой для отца. Ни, даже, ее жизнь. Но сейчас сердце девушки кричало, разрывая легкие изнутри: "Он — твой, Лилли! Твой — и только! И ты не отдашь его никому!" **** "Отец! Дозволь, я сама отнесу малыша в лес, — стоя на коленях, заклинала она Крастера, который, когда солнце уже опустилось за горизонт, собирался в путь — совершить свой, ставший обыденным, ритуал, — ‚У тебя без меня и так — забот полон рот. А я, хотя бы, еще немного побуду с ним…" Крастер озадачился. Видимо, сей необычный жест был тому в новинку. Но, тем не менее, он согласился. Лилли была для него обузой. Из-за дефекта ее внешности, он не смог бы продать ее в Кротовый городок, а ‚вороны‘, часто ‚гостившие‘ в его замке брезговали его дочерью и открыто над ней насмехались, что означало — насмехались, над ним, Крастером! "Хвала Богам! Дура не задает вопросов!"— ухмылялся обрадованный Крастер, — ‚Надеюсь, Иные сделают за меня то, на что у меня рука не поднимается?‘ -Ладно! — благодушно постановил тогда ‚Папенька‘, — Забирай своего ублюдка, и, чтоб ноги твоей в моем доме больше не было“ **** Лилли миновала Зачарованный лес и двинулась дальше на север. Она понятия не имела с кем или чем ей придется столкнуться. Но теперь, же ее гнал не страх, а голод и ночной мороз. Она потеплее укутала ребенка, сняв с себя слой рваной мешковины, служившей девушке одеждой, хотя у самой зуб на зуб не попадал от холода. Что там вдали? Сумеречные волки, коты, шакалы? Разбойники Манса-налетчика? Тенны? Или эти ужасные „вороны“, коими Крастер вечно пугал своих дочерей-жен? Кого из всех ей следует бояться пуще всего? Ответа она не знала, но в одном она была уверена точно — ее дитя должно любой ценой выжить. Странно, но по пути, Лилли ни повстречала ни одной живой души. Хуже того, она не слышала привычного уханья ночных сов, ни легкого скрипа снега за спиной, предупреждающего об опасности. Лишь приглушенный плач ребенка сквозь завывание заметно усиливавшегося ветра. Несмотря на приближающееся утро, метель не утихала. „Плохи дела“, — подумала Лилли, — „Еще немного и факел погаснет, и нечем будет развести костер“. Это место называлось Кулак Первых Людей. Лилли никогда раньше не заходила так далеко от дома. Дома, которого у нее больше не было. Девушка спешно обыскивала ущелья. В каких-то из них, если верить рассказам старожилов, находился тайный „колодец“, ведущий вниз, к горячим источникам. Но в ущелья таили в себе не меньше опасностей, чем снаружи. Обычно туда забредали дикие звери, чтобы спрятать пойманную добычу. Но у Лилли, проделавшей столь нелегкий путь, к этому времени развилась боязнь открытых пространств. Да к тому же она сильно устала и проголодалась, а ребенок „требовал“ смены „пеленок“ Она зашла внутрь и стала тыкать факелом во все стороны, в надежде отпугнуть предполагаемых хищников. Девушка спускалась все ниже и ниже по „колодцу“, вырытому, согласно легендам, древними Великанами. Где-то там, в самом низу находился заветный Горячий ключ. Достигнув своей цели, Лилли поблагодарила Старых богов за то, что она и ее малыш добрались досюда невредимыми, и принялась искать из чего бы сложить костер. Искренне надеясь не заблудиться в пещерах, она ориентировалась по эху, что вызывал плач младенца. И вдруг, внезапно, девушка наткнулась на что-то теплое и мягкое. Она резко отпрыгнула, посветила факелом в ту сторону и застыла на месте от ужаса. То, что предстало ее взору, не было похоже ни на один из, увиденных когда-либо ею, кошмарных снов. Перед ней лежала на земле громадная туша то ли животного, то ли человека. Вернее, нет, не так. Эта „туша“ представляла собой кошмарное сочетание тела огромной белой пятнистой лошади и обнаженного человеческого торса со сплетенными на груди человечьими руками. Голова, судя по всему, тоже принадлежала „человеку“, только та была спрятана в длинных седых спутавшихся волосах. Чудовище не двигалось, и, по-видимому, вообще не дышало, однако от нее исходило странное живое тепло. Лилли не стала испытывать судьбу и медленно попятилась назад, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Как вдруг, факел в ее руке погас, и наступила кромешная тьма. Девушка хотела уже кричать от страха, но еще больше боялась разбудить эту тварь. Вдали жалобно захныкал ее ребенок. Она пошла вслепую на звук его голоса. Через некоторое время, девушка остановилась, прислушалась, и ей показалось, что она слышит еще несколько голосов. „Боги! А это еще кто?“ — несчастная дочь Крастера чуть с ума не сошла от страха за ребенка и собственного бессилия. Она не знала, что это были за люди. Но пусть уж это будут ЛЮДИ, чем-ТО, что она увидела „1,2,3“ минуты назад. Нервы у Лилли все-таки не выдержали, и та прокричала во мраке: — Помогите! Я заблудилась! Я ней могу найти своего ребенка! Пожалуйста! Если он у вас, не причиняйте ему вреда! ***** — А это еще кто? — поинтересовался Джон Сноу, высвечивая своим факелом лицо перепуганной насмерть одичалой девки. — Одна из дочерей-жен Крастера, чтоб его…., — Джиор Мормонт прищурился и узнал девушку, — Если мне не изменяет память, это Лилли „Кроличья Губа“. Эй! Дурочка! Узнаешь меня? Я — дядя „Старая Ворона“ Хе-хе… Ты как здесь оказалась? — Там….оно….- вместо ответа дрожащий указательный палец Лилли указал куда-то в темноту. — Стало быть, Травница не ошиблась в координатах, — раздался голос Сэма Тарли. За его широкой спиной, выглядывало любопытствующее лицо Игритт. „Дядя Старая Ворона“ обернулся и оглядел своих спутников. „Хорошенький же я себе подобрал отряд“, — как-то мрачновато отметил про себя Джиор, — „Ни одного опытного разведчика. Наставник дозорных, убивший моего племянника, ученик мейстера — добродушный увалень, да ренегатка из шайки Тормунда“ Но по иронии судьбы, возможно, только этим людям он в эту минуту доверял. С выбором именно этих людей согласилась Хэледис-Травница, возложившая на Мормонта эту секретную миссию, детали которой у него у самого вызывали отвращение и суеверный страх. „Не Травница“, — поправил себя лорд-командующий, — „А эта таинственная сущность — Хлор — что говорит от ее имени“ — Сэм! Выведи ее отсюда! — приказал Старый Медведь, — Пусть она заткнет своего ребенка! Чего доброго — зверье сбежится! Игритт! Стой здесь. Если мы заплутаем в пещерах, будешь нашим „маяком“. А ты, Сноу, пойдешь со мной. — Может, вы, наконец, посвятите меня в курс дела? Что вообще мы здесь делаем? — с некоторым вызовом вопрошал лорда-командующего Джон Сноу. — Не поверишь, сынок! Я сам себе задаю этот же вопрос всю дорогу сюда, — старик положил руку на его плечо, — Вот, что — дай-ка мне свой меч… — Это ваш меч, сир, — учтиво поправил его бастард, когда речь зашла о „Длинном Когте“ — Хорошо — НАШ меч. Я пойду первый, а ты мне посветишь, и если, что — прикроешь мою старую задницу. — Так точно, командир! — сказал Джон и отстегнул от пояса ножны с валлирийским мечом. ***** Сэм, молча, наблюдал за спасенной одичалой, пока та с жадностью, наверняка обжигая горло и пищевод, глотала из его походного termos горячий наваристый суп. Termos был еще одним чудо-изобретением „леди Травницы“ Как-то раз эта удивительная женщина наняла стеклодува с острова Скагос, показала ему свои чертежи, и тот сделал вот эти замечательные штуки, способные поддерживать нужную температуру и сохранять ее длительное время. Воистину, бесценный подарок для разведчика и вахтовика на Стене! — Хочешь травяного чаю? — любезно предложил девушке Сэм. Лилли замотала головой, не сводя глаз от костра, разожженного дозорным каким-то странным непостижимым образом. „Костер“ был без дров и его слепящий белый „огонь“ не имел дыма, но жар от него чувствовался даже на значительном расстоянии. — Это химический состав, — будто прочитал ее мысли парень, — Он абсолютно безвреден, и…не поверишь — он не жжется! Хочешь, покажу? Он уже было хотел произвести на нее впечатление, сунув руку в „огонь“, однако, Лилли сейчас было не до его фокусов. Ее малыш захотел есть, и девушка, отложив собственную трапезу, взяла младенца на руки, чтобы покормить грудью. — Чего ты так пялишься, ворона? — неожиданно озлобилась одичалая, исподлобья поглядывая на Тарли. — Э-э….- смутился Сэм, — Я? Нет! Конечно же, нет! Я…на лицо смотрю. — Лицо? — еще больше разозлилась Лилли, — Я знаю, что я уродина. Не стоит лишний раз мне об этом напоминать. — Ну, что ты, Лил! — совсем стушевался ученик мейстера, — Ты….симпатичная. А с этой…. „штукой“, думаю, можно что-нибудь сделать. Я поговорю с лордом-командующим — может он разрешит тебя взять с нами в Черный замок. Тебя посмотрит Травница. Леди Травница — настоящая волшебница. Она сможет исцелить тебя! — Врешь! — Лилли очень хотелось верить этой толстой застенчивой „вороне“, так не похожей на тех, с кем доводилось ей сталкиваться до недавнего времени. Те „вороны“, что она видела в Замке Крастера, были хитры, злы, жестоки, и вечно смеялись над ней, дразнили, а то и поколачивали, пока отец валялся пьяный. Но у толстяка глаза были добрые-предобрые и улыбка такая искренняя и добродушная, что на минуту девушка ощутила себя кой-то веки в полной безопасности. Всего лишь на минуту, поскольку нужно было думать, что делать дальше и как спасти малыша. Сэм замолчал. Он не знал, как поддержать разговор, который явно не клеился. Он — дозорный, она — одичалая. Извечные враги. Хуже, того — девчонка — одна из дочерей-жен этого ублюдка, Крастера. Замок Крастера — еще одно позорное пятно в истории Ночного Дозора, „бельмо на глазу“ „Ничего“ — подбадривал себя Тарли, — „Вскоре надобность в этом разбойничьем вертепе отпадет“ Он вспомнил, как старик Эймон проговорился ему насчет того, что Травница хочет построить где-то в тех местах за Стеной эту…как ее….ЛЕКТО, ЛЕКРО, ЛЕКТРО…о! …лектростацию! Пока дозорный мучительно вспоминал незнакомое, длинное, труднопроизносимое слово, он не заметил, как на ветку ближайшей сосны приземлилась крупная черная птица. — ДЕРРЖИ РРАВНЕ! ХРРЮШКИ! ПОЗОРОТРРЯД! ПОРОЗОТРРЯД! ТОРН ДУРРАК ТОРН ДУРРАК! — доносилось из широко разинутого клюва ворона.  — Говорун! — воскликнул удивленный Сэм, — А ты что здесь делаешь? Как ты вообще нас нашел? 2. Джиор Мормонт, Джон Сноу и Игритт вернулись из ущелья. Вид у них был растерянный и подавленный. Старый медведь нес в руках маленький, обитый лисьим мехом, ларчик. Встретивший их Сэм Тарли выглядел не лучше. Широкое лицо парня было бледно, а глаза — перепуганы.  — Командир! — обратился тот к лорду-командующему, — Нам надо возвращаться. В Черном замке что-то случилось…. И очень скверное. Говорун узнал хозяина, подлетел к Мормонту, сел ему на плечо и больше не издал ни звука. — Это было привязано к его лапе, — Тарли протянул командиру клочок писчей бумаги, выдранный, по всей вероятности из бухгалтерской книги, что хранилась к келье лорда-командующего. Джиор развернул, свернутый в трубочку, обрывок и ничего не сумел разобрать из послания. Это было даже не послание, не шифровка, а какие-то детские каракули, перемазанные окровавленными отпечатками пальцев. — Кажется, это рука Клидаса, сир! — предположил Сэм, упоминая второго стюарда мейстера Эймона — старого маразматика, не умевшего ни читать, ни писать, списанного по состоянию здоровья, бывшего коновала в Ночном дозоре. Старый медведь внимательно всматривался в каракули Клидаса. Это были даже скорее рисунки — наспех накарябанные „человечки“, часть из которых выглядели какими-то скрюченными, точно недорисованные. Другие же, наоборот, были старательно обведены карандашом и имели какой-то нарочито агрессивный вид. Лорд-командующий показал послание Джону и Игритт и по их обеспокоенным лицам определил — они тоже догадались, что в Черном замке произошел мятеж. — Это все твоя „бывшая“! — закричала Игритт на Джона, затем — переключилась на Мормонта, — Это все ваша гребаная Травница! Я ведь говорила, я предупреждала! — Отставить истерику! — приказал Джиор, — Мы еще ничего толком не знаем…. — А что ты вообще знаешь, Старая Ворона?! — не на шутку разошлась рыжая, — Ты хорошо знаешь эту женщину? Ты делаешь, что она велит. Что, правда глаза колет? Это Травница — „лорд-командующий“, не ты! Не, ну, а что, разве не так? Это ж ебануться — как можно расквартировать весь личный состав по всей протяженности Стены?! На все 500 лиг! Сколько людей ты оставил в Черном замке? — Игритт, заткнись, сейчас не время…. — попытался утихомирить ее Сноу, — Сир! Разрешите, я поскачу в Сумеречную башню. Надо проверить, если разведчики не примкнули к мятежникам, надо собрать всех, кто есть и… — Нет! — отрезал Мормонт, — Мы возвращаемся в Черный замок, через дом Крастера. Все вместе. Лилли и ребенка забираем с собой. — Не отдавайте нас Крастеру, — раздался жалобный голос одичалой, — Он убьет нас обоих. — Простите, командир, — теперь вмешался уже Тарли, — Но Лилли, возможно, права. Крастер может быть сейчас опасен. Что, если он решит окопаться у себя в замке, выжидая, пока мы на Стене все не перебьем друг друга? — Я выслушал ваши мнения, господа разведчики, — Джиор обвел испытывающим взглядом своих подчиненных, — Спешу напомнить, для некоторых — особенно, — Он озлобленно покосился на Игритт, — Мы на секретном задании, и мы должны его закончить и вернуться домой. — Чье задание?! — теперь нервы не выдержали у бастарда Неда Старка, — Ваше или Травницы? Джон сознательно вычищал из своей памяти имя „Хэледис“, поскольку лишь несколько минут назад полностью осознал, что потерял когда-то любимую женщину навсегда. — Сир лорд-командующий! Мы — в разведке, и, стало быть, у меня, равно как и у остальных есть право требовать объяснений, — продолжал „давить“ на него Джон, — Кто такая Травница? Зачем этой женщине понадобился кусок мяса той твари, что мы здесь нашли? — Это не женщина. Это…вообще не человек, — наконец, признался Мормонт, — То есть, вы хотите сказать, что центаурос и Хэледис — суть одно и то же? — юноша лишь хотел подтвердить свою зловещую догадку. Старый медведь едва заметно кивнул и отвел взгляд от пристального взора серых глаз Джона. Но он не сумел спрятаться от глаз других. Черных — Сэма, голубых — Игритт, темно-карих — Лилли. Люди взирали на командира со смешанным чувством недоумения и осуждения. „Ты допустил роковуюошибку. Ты подставил всех, тем самым предав Ночной дозор“ — вот, что читалось в их взгляде. И тут Мормонта словно осенило. Ведь подобное уже случалось в истории Черного Братства! Эта легенда передавалась из поколения в поколение — легенда о 13-м Лорде-командующем, которого соблазнила женщина из расы Иных. Тот, чье имя было проклято, и навеки стерто из всех летописей и архивов, привел Иную на Стену, и все последующие 13 лет там творились жуткие невообразимые вещи. Какие именно — доселе неизвестно, но что-то подсказывало 997-му лорду-командующему Ночного дозора, что „реформы“ и „чудеса“, совершенные Травницей имеют много общего с тем, что произошло тысячи лет назад. — Джон! Игритт! — снова ввязался Тарли, встав между ними и командиром, невольно беря на себя функцию арбитра, — Погодите! Не стоит делать поспешные выводы. Мы действительно ничего не знаем, что там произошло. По правде говоря, я всегда побаивался леди Хэледис. В ней и впрямь есть что-то нечеловеческое. Но, после всего, что она сделала для Братьев, скольких она спасла от смерти, вылечила, сколько всему научила, мне кажется — у нее нет причины самой разрушать то, что ею, же, создано. — Лорд-командующий! — Сэм повернулся к старику, — Помните, вы как-то попросили меня нарисовать обобщенный психологический портрет потенциального мятежника? — Да, это идея принадлежала Трав…этому — мать его — Хлору! Она…или он (Иной их разберет!) запросил личные досье каждого дозорного… Бастард Неда Старка ушам своим не верил. Он чувствовал, что необходимо что-либо предпринять, но не знал что и как. Устав младших командиров, к коим относился теперь наставник дозорных — Джон Сноу, гласил, что в случае принятия действующим лордом-командующим необоснованных решений, ставящих под угрозу существования Ночного Дозора как такового, то долг младшего командира — не считаясь с Малым советом, связаться с высшим командованием Восточного дозора у Моря и Сумеречной башни. А также насильно отстранить действующего, и созвать Вече для экстренных выборов нового. Выходит, сир Аллисер был прав? Но ведь не мог же весь Малый совет одновременно сойти с ума, и добровольно отдать себя в распоряжение…. центауроса? Да, тот обладает разумом. Да, он весьма умен и обладает колоссальными знаниями, он принес огромную пользу Ночному Дозору хотя бы уже в том, что надолго отбил охоту у одичалых совершать набеги на Дары. Этот Хлор фактически лишил Манса-налетчика шанс на реванш. Хлор уничтожил всех его варгов, ну, по — крайней мере — самых сильных. Но… это, же все-таки не человек! Центаурос! Существо, убившее Хэледис и похитившее ее тело, следуя какой-то своей, нечеловеческой логике! Однако Джон сам был варгом, он понимал, что убить „свободно странствующее сознание“ возможно только теоретически, и поэтому тешил себя надеждой, что настоящая Хэледис все-таки „жива“ И найти ее сможет лишь тот, кто лишил ее собственного тела. — Так вот, — продолжал объяснять Тарли, — Травница изучила досье и послужные списки всего личного состава и отобрала для строительства и охраны „объектов стратегического значения“ только тех, кто не совершил до Клятвы преступлений против человечности… Ученик мейстера Эймона, а ныне — заведующий зуботехнической лабораторией и мастерской по изготовлению снадобий EX TEMPORE, а также — кастелян аптечного склада и заместитель Травницы по госпиталю, Сэмвелл Тарли, упорно отказывался от открывшейся истины. Он как будто слышать не желал ни о каких центауросах и ратиовагахтонах. Он говорил о ней исключительно в женском роде. Только один Сэм называл ее „леди“. Что ж, его можно было понять. Парень столько времени провел с ней за работой, что до сих пор был „ею“ очарован. — Не хочешь ли ты сказать, Тарли, что Черный замок остались охранять одни насильники и душегубы? Таких от силы там душ полста! Аллисер Торн знает их подлую натуру и учует бунт задолго до того, как те успеют снюхаться друг с другом. - Ага! — напомнила о своем присутствии рыжая, — И мы, вместо того, чтобы все это выяснить, будем стоять здесь до прихода Зимы и лясы точить! Сир-командир! Отдайте уже, блять, хоть какой-нибудь приказ! — Я уже отдал приказ. Седлаем коней и отправляемся к Крастеру. Окопаемся у него на тот случай, если ворота на Стене нам не откроют. Пошлем воронов и будем ждать поддержки от знаменосцев Тихого волка. — Командир! — снова возразил Сэм, — Мятежники тоже не дураки. Они не удержат замок. А по сему, скорее всего, уйдут за Стену и направятся к Крастеру. Ведь там…- он многозначительно покосился на Лилли. — Он прав, — поддержал парня Сноу, — Они могут опередить нас, захватить замок Крастера, в надежде на скорый приход Зимы. И пока нам будет не до них, они успеют, на крайний случай, примкнуть к отрядам Манса. — И какие твои предложения? — спросил Мормонт. — Я и Игритт отправимся на Стену в качестве парламентеров, если, конечно, кого-то еще там застанем. Сэм и Лилли пусть пройдут вдоль Стены к Восточному дозору у Моря. Там безопаснее всего и есть шанс найти кого-то из „своих“ А вы, сир! Я думаю, вы знаете Крастера лучше, чем кто-либо, и сможете с ним договориться принять нашу сторону. — Возражения есть? — лорд-командующий обратился к присутствующим, — Что ж, раз нет, поступим так, как предлагает наставник Сноу — И еще, командир! — Бастард пристально смотрел в глаза Старому Медведю, — Мне не хотелось бы об этом говорить, но…вы знаете, что согласно Уставу…  — Да, сынок! Я все знаю. Когда все закончится, если нам повезет — мы останемся живы — делайте все, что сочтете нужным. Это не ваше право. Это ваш долг! После этой отповеди, Мормонт положил юноше руку на плечо. Другой — протянул ему ларчик с „живородящей тканью“. — Передай это Травнице. Неважно, на чьей она стороне сейчас. Отдай ей это. Я обещал. Джон не то, что не хотел брать ларец в руки, он даже смотреть на него мог. Особенно, после всего увиденного, услышанного и сделанного. Но ослушаться приказа не посмел, тем более что командир дал обещание. **** Джон отставал от Игритт на 100 ярдов. Это было не столько мерой предосторожности от внезапного нападения мародеров — недобитой шайки одичалых — а сколько возможность юноше побыть наедине с собственными мыслями, и попытаться найти хоть какое-то разумное объяснение, всему произошедшему в последние часы. В детстве ему доводилось слышать о центауросах, единорогах, северных снаргах. Но он не верил и тогда в эти сказки. Хотя ему всегда нравились драконы. Но в отличие от тех мифических созданий, драконы существовали на самом деле, были детально изучены и подтверждены в учебниках как исторический факт. Время показало, что Сноу, Мормонт, да и вообще — все люди — мало знают о планете, на которой живут. Там, в ущелье находилось живое (или мертвое — юноша так и не понял) тому подтверждение. Но мало было увидеть это существо, которое, оказалось, наделено разумом и сверхъестественными способностями, ему и командиру пришлось совершить некое отвратительное, в чем-то даже кощунственное, действо. Тело центауроса Хлора выглядело ни живым, ни мертвым, хотя, почему-то излучало тепло. Когда лорд-командующий сделал первый надрез, на коже человеческой половины существа выступили редкие капли черной крови, которые тут же свернулись и застыли на ней твердыми бисеринками. Что потом Мормонт делал дальше, бастард видеть уже не хотел. Он просто стоял и подсвечивал командиру, а сам глазел на наскальные рисунки в пещере, сделанные Первыми людьми, и молил богов, чтобы все это поскорей закончилось. Но теперь Джон испытывал куда более серьезный страх осознания того, сколь могуществен и опасен Хлор. Ведь тот, по сути, был истинным „овер-варгом“ Это слово он услышал когда-то из уст своего отца, став невольным свидетелем разговора того с братом, дядькой Джона — Бенжаном. Братья напились по случаю какого-то праздника в Винтерфелле, спустились в винный погреб, и изливали друг другу душу. Разговор зашел об Иных. Они горячо спорили, однако сошлись на общем мнении, что, если Иные и существовали, то обладали сверхтелепатией — способностью контролировать сознание большой массы людей, животных, и даже — мертвых. Неслучайно, еще совсем недавно, Сноу предположил, что сознанием Хэледис завладел Иной. Этими мыслями он поделился с Игритт, и та, похоже, с ним согласилась. По своему опыту юноша-варг знал, как работает его сознание, когда он обращается в другое живое существо. Разум словно разделяется надвое, и Джон, и его новая телесная оболочка существуют как бы по отдельности, но разум его при этом управляет вторым. Если, случись, первый погибает, то его сознание полностью и навсегда остается в голове второго. Что же касается центауроса — Овер-Варга, продолжал размышлять Сноу, то до конца были неясны его истинные намерения. Все сводилось к тому, что опасения дозорных оказались ненапрасными. Хлор похитил тело Хэледис с, пожалуй, одной единственной целью — попасть в сердце Ночного Дозора — Черный замок. Зачем? Лишь Старые боги знают ответ. Джон с горечью вспоминал, как перед тем, как отправиться на Кулак Первых людей, он попытался завести разговор с Травницей, Лже-Хэледис. В обычные дни они практически не пересекались. Травница была всегда чем-то занята, ее редко можно было встретить одну, ибо ее постоянно окружали мейстер Эймон, Сэм, ученики ее „школы“, разведчики, строители. Порой, она со своими подручными уходила за Стену и возвращалась спустя двое суток. А Джон не покидал пределов Черного замка. Помимо того, что он — „правая рука“ Аллисера Торна, с которым, к всеобщему удивлению, наконец-то, нашел общий язык, Сноу назначили кастеляном Кухни. Он отвечал за поставку продовольствия не только для всех трех Дозоров, но и для строителей, занятых, по выражению Хлора-Травницы, на „секретных объектах стратегического назначения“. А еще, лорд-командующий Мормонт делегировал ему часть своих бухгалтерских обязанностей, ибо тот уже фактически не справлялся, так, как из-за той „бурной деятельности“, что развела здесь „Хэледис“, у того появились дополнительные сметы расходов. Так, что юному мастеру над оружием и наставнику рекрутов, было тоже, мягко говоря, недосуг. И вот, однажды юноше для трапезной понадобились свежие овощи из оранжереи, которой заведовала вездесущая Травница. Он нашел ее в лаборатории. На удивление, никто возле нее терся, как обычно это любил делать, например, Сэмвелл Тарли, влюбленный по уши в свою „наставницу“ Хэледис сидела, склонившись за микроскопом, и вела какие-то записи в журнале. Джон вежливо поздоровался. — А, наставник Сноу? С чем пожаловал? Извини, но у меня сейчас мало времени, говори „по делу“ — Вот так официально поприветствовала его возлюбленная. Бывшая возлюбленная… Он кратко поведал о причине своего визита и, после возникшей затем неловкой паузы, добавил: — У меня к тебе только один вопрос и я уйду, — В слово „уйду“ „наставник Сноу“ вложил куда более глубокий смысл. — Что ж, спрашивай, Джон! — улыбнулась ему Травница и снова вернулась к микроскопу, — Ты изначально имел на это право. Только учти, от правильности постановки твоего вопроса зависит, насколько честно я на него отвечу. — Почему я теряю любовь к тебе? — Юноша увидел разительные перемены во внешности любимой. С момента своего первого появления на Стене, Хэледис заметно „потяжелела“, утратила былую стройность. Волосы ее уже были не черные, а натурального цвета — темно-русые с наметившейся сединой. Ее прическа стала намного короче, чем раньше. Из одежды она предпочитала черные мужские дублеты, перешитые ею по своей фигуре. Складывалось ощущение, что Хэледис сознательно хотела ничем не отличаться от „мужей Ночного Дозора“. Как-то раз Пип даже пошутил, что из всех женщин в Черном замке, осталась только Игритт. И было, похоже, что, Сноу в глубине души уже ответил сам на свой вопрос… — Потому что ты — мужчина, Джон! — сказала Травница, — а мужчины любят правильно — разумом, а не сердцем. У сердца нет глаз. Оно не способно видеть очевидное. Но ты, ведь, не это хотел спросить, правда? Тогда, я спрошу и отвечу за тебя — Наташа жива и вернется, но ты полюбишь » ту, что ждет на третьем корабле«…. — Сноу! Мать твою! Проснись уже! — бастард вздрогнул, и вышел из оцепенения, когда увидел рассерженное лицо Игритт. Их лошади поравнялись, рыжая кружила возле него и ругалась, но ее слова утопали в разыгравшейся метели, — Ты отстал на полмили, что с тобой, Иной тебя подери? Джону стало неловко. Разнюнился, разбабился… Любовь он теряет, видите ли! Пожалейте его! А тем временем в Черном замке мятеж, и его масштабы и последствия неизвестны, и, что хуже всего к нему, вероятно, причастна его „ненаглядная“ Хэледис или Лже-Наташа, Травница, Хлор…. Он уже сам запутался во всех этих именах, кличках. Он уже давно перестал различать, где ложь и где истина. — Я разговаривал с Духами леса! — соврал Сноу, и собирался было пришпорил коня, но Игритт преградила ему дорогу на своей гнедой кобыле. — Надо идти к Крастеру, Джон! Зря мы отпустили Мормонта одного! У меня нехорошее предчувствие. Толстяк дело говорил — мятежники успели покинуть Стену. Мы бы и так не опоздали. Короче, слушай мой план. Я „слетаю“ к Крастеру, а ты постережешь мою тушку, покуда я буду в отключке. А если силушки моей не хватит — постараешься „вернуть“ меня обратно, бене? — Бене, бене! — усмехнувшись, согласился юноша, вспомнив словечко из лексикона Травницы, — Хочешь я тебе помогу? Я буду „транслятором“ между тобой и „приёмником“? — Вы, Старки, в натуре, варги какие-то озабоченные! Перед „прыжком“ вам непременно нужно погладить, потрогать, пообниматься. Вы еще, поди, и целуетесь при этом? Или… — Не хочешь, как хочешь, — обиделся Джон. — Ладно, давай „по-твоему“ Только учти, лорд Сноу, если я почую, что ты меня лапаешь не там, где нужно, я вернусь и отгрызу твое „хозяйство“! — Прежде чем что-то отгрызть, нужно взять это „что-то“ в рот….- широкая улыбка Джона и его смеющиеся глаза как бы говорили Игритт „Ну, что, съела?“ Он с удовольствием смотрел на ее рассерженное лицо, пока та в бессильной злобе молотила кулаком по его груди. 3. Травница возвращалась в Черный замок из Восточного дозора у Моря, продвигаясь по хребту Стены. В авангарде, с нею шел отряд ее подопечных — самых любимых и преданных „учеников“, среди которых т особо выделяла Скорбный Эда, Гренна „Зубра“ и Пипа. Позади них плелись обозы строителей нанятых с острова Скагос во главе с Отеллом Ярвиком. Замыкали шествие разведчики из Сумеречной башни, а также несколько человек, предоставленных Коттером Пайком, в качестве дополнительной охраны. Уже на подступе к башне Дубовый Щит, Хлор понял, что плохие предчувствия, преследовавшие его на пути к „сердцу“ Ночного дозора, не обманывали, и, что случилось то, во что он до сих пор отказывался верить. По совету Травницы, лорд-командующий Мормонт отправил в Дубовый Щат бригаду землекопов — рыть колодцы для будущей „резервной“ канализации. Прорабом он назначил Боуэна Марша и дал ему в распоряжение несколько Братьев для личной охраны. Но теперь же, и в самой башне, и ее пределах, ощущалась лишь гнетущая тишина. — Куда все подевались? — с тревогой в голосе вопрошал Гренн, — Их, что, отозвали? — Ага, точно! Отозвали, и те побросали свои инструменты, и прямо в рабочей одежде возвратились назад, — хмуро пробурчал Эд. Его сарказм был совершенно не к месту, не ко времени. — Надо проверить, может кто-нибудь остался, — предложил Пип, — Ведь не могли же они дезертировать за Стену, в конце концов? — Могли! — опроверг все предположения Хлор, — Землекопы были наемными рабочими. Скорее всего, они чего-то испугались и сбежали на юг, в Даровые земли. А дозорные… — Он обернулся и посмотрел на обозы, идущие позади отряда, затем вновь развернулся и поглядел уже в сторону Черного замка. Из-за разыгравшейся метели были плохо видны его очертания. Хлор потянул ноздрями воздух. Он почувствовал очень знакомый запах…. — Вот, что, друзья мои, — вполголоса сказал кентавр, обращаясь к „ученикам“, — Надо без лишнего шума расквартировать строителей в Дубовом щите. Пип, переговори с Ярвиком, и скажи, чтобы тот передал прорабам, что неустойка будет выплачена, и сам останься и проконтролируй, чтобы не было паники… — Травница! Что все это значит? — перебил ее взволнованный Гренн. — Включи мозги, Зубр! — рассердился Скорбный Эд и полушепотом добавил, — В Черном замке — мятеж! И тихо, не поднимай кипиша! — Эй, почему мы не двигаемся дальше? До замка — то рукой подать! — закричал кто-то из рабочих. — Впереди скользкий наст, его не успели засыпать песком! Мы не можем рисковать! — проорала в ответ Травница, — Пип! Передай им, если захотят рискнуть — то попадают вместе лошадьми и телегами с высоты двухсот ярдов! — Мы должны что-нибудь предпринять! Мы не можешь здесь стоять и ждать, пока наши братья гибнут, — снова завозмущался Гренн. — Боюсь, уже слишком поздно что-либо предпринимать, — почти равнодушно констатировал Хлор, — Все уже случилось.… Так! Эд, Гренн, я знаю, что вы должны свой выполнить долг, но я иду с вами. — Было бы великой честью сражаться и погибнуть рядом с вами, леди Хэледис, — Скорбный Эд был в своем репертуаре. Он не умел ни шутить, ни делать комплименты. И, пожалуй, Эд был единственным дозорным, который поверил Джону Сноу, что эта женщина в одиночку расправилась с Варамиром Шестишкурым, его варгами, и армией дохлых сумеречных котов. — Спасибо, Эд! — похлопала его по плечу „Леди Хэледис“ и с грустью заметила, — Но, боюсь, к счастью, или несчастью, сражаться не придется… Ладно, пора выдвигаться. Почти на подступах к Черному замку, трое уже успели почувствовать этот запах. Запах смерти, укутанный в тошнотворный запах горелого мяса и костей. Дым все еще валил из окон всех трех башен — Королевской, Хардина и башни лорда-командующего. Хлор почуял еще один специфический запах, знакомый только ему. Горела его лаборатория! „Боги Олимпа! Какой же я глупец!“ — с горечью воскликнул кентавр, мысленно кляня себя за непростительную ошибку, — „Почему я это не предусмотрел? Ведь все шло, так как и было задумано!“ Они миновали Восточные конюшни, заметив в первую очередь исчезновение, как минимум, полста лошадей. Затем они перемахнули через каменные блоки и очутились на заднем дворе. Гренн и Эд вынули из ножен мечи и рассредоточились. Хлор пошел первый. Он обогнул деревянные амбары, прильнул к воротам, разделявшие задний двор от внутреннего, и осторожно выглянул из-за угла. Его взору предстали с десятка два тел, лежащих в неестественных позах на снегу. Было очевидно, что несчастные были убиты не здесь, а в другом месте, судя по широким розовым колеям. Этот цвет придавала им „каша“ из крови и снега. Хлор осмотрел тело одного из убитых, и определил, что тот мертв уже больше 12 часов. Кентавр макнул палец в застывшую рану мертвеца, облизнул загустевшую кровь, и тотчас перед его глазами вырисовалась следующая картина. Кто-то из тех выродков, за время отсутствия „Травницы“ и лорда-командующего Мормонта, проник в „ее“ лабораторию и выкрал все инжекторы с опиатами и экспериментальной сывороткой против гриппа и бешенства. Кто их на это надоумил, и что ими вообще двигало, было неясно, и пока — не столь важно. Важно было то, что кентавр, возможно, впервые за всю свою 400-летнюю жизнь сильно просчитался. Он посмел довериться людям. Хлор поймал себя на неожиданной мысли, что больше не называет их „мартышками“, „гомосапиенсами“ и прочими обидными прозвищами, как это делал он ранее, до знакомства со Стеной. Но факт оставался фактом. Он допустил роковую ошибку, которая стоила ЛЮДЯМ жизнь. И не только людям. В первую очередь „пострадал“ он, кентавр. Магия Детей леса очень капризна, она требует вложения не только крови — по сути — бесполезной жидкости красного цвета, насыщенной кислородопроводящими белками, но и то, что незримо, неощутимо наполняет ее живительной силой. ДОБРО. А в отличие от людей, Хлор понимал, что такое „добрые намерения“, и умел определять ту грань, за которой зловеще выглядывали „истинные“ человеческие намерения. Чем дальше он продвигался, тем кошмарные представали его взору вещи. На постоялом дворе, возле Королевской башни, среди фрагментов человеческих тел — отрубленных рук, ног, голов, пенисов — стоял деревянный стул, к которому был привязан Янус Слинт. Хлор догадался, что это он по короткой накидке, сделанной им самим из золотого плаща, что он носил, перед тем как попасть в Черное братство. Голова Слинта была отрезана и покоилась между его же бедер, на которых были приспущены штаны. Видимо, кто-то из мятежников хотел надругаться над телом ненавистного члена Малого совета, поскольку в его оскаленном рту был зажат его собственный член. Старика Таргариена, вернее того, что от него осталось, кентавр увидел, когда обследовал башню лорда-командующего. Маленькое худосочное тельце мейстера Эймона, по обеим рукам, было прибито длинными ржавыми гвоздями к лестничному балкону, ведущему прямо в его келью. Третий, смертельный, гвоздь был вбит в его правое ухо и острием выходил из левого. Хлор догадался, что, перед тем как забить тот роковой гвоздь, мятежники пытали старика. Его ступни были какого-то жуткого цвета — черные вперемешку с желтым и красным. Было похоже, что его жгли той составной смесью, что он, Хлор, придумал, вообще- то для благих целей. Смесь не обжигала и не причиняла вреда только в первой зоне пламени. 2-я и 3-я зона обладала температурой до тысячи градусов. Но хуже всего было то, что на смесь не влиял источник кислорода, и поэтому ожоги от „сердцевины белого огня“ были просто ужасны. Но меньше всего „повезло“ Аллисеру Торну. Его тело обнаружил Гренн. — Я не думаю, что вам стоит на это смотреть, Травница, — сказал Хлору запыхавшийся дозорный. Его зрачки были настолько расширены от ужаса, что глаза казались черными, — Боги — свидетели, я не любил его, но, ни один человек не заслуживает подобной смерти! Увидев сира Аллисера кентавр поначалу даже не сразу определил, как тот погиб. Было видно, рыцарь сражался до последнего вздоха. На его теле не было одного живого места. Оно было сплошь покрыто ранами, нанесенными рубяще-колющими предметами. Но тот последний вздох, что он сделал перед своей гибелью… Умирающий мастер над оружием Ночного дозора был подвергнут, возможно, самой жуткой пытке — казни, что существовала на свете. Его нанизали на раскаленное докрасна копье, вставив острие в прямую кишку, и медленно проталкивали копье дальше, пока оно прожигало несчастному все внутренности. Хлор взглянул в остекленевшие зрачки Торна и вздохнул с некоторым облегчением — сердце рыцаря остановилось еще до „знакомства“ с орудием страшной казни. — Куда остальные-то подевались, Иной их подери! — истерично кричал Эд, когда они собрались вместе на главном дворе, в том самом месте, где бедняга Аллисер Торн обучал дозорных боевому ремеслу, — Должен же кто-то остаться в живых! Эти ублюдки сначала разделались с „нашими“, а потом, что, начали резать „своих“ же? Хлор промолчал. Он не хотел говорить ему всей правды. Легче бы от этого бы не стало никому. — Ребята! Надо пересчитать трупы, нам важно знать, сколько мятежников ушло к Крастеру, — воззвала к „ученикам“ Травница, — Сделать это нужно, как можно скорее. А я пойду, посмотрю, не перебили ли те всех воронов у мейстера. Первым дела она проверила свою разгромленную и догорающую лабораторию. Хэледис задержала дыхание и зашла внутрь. Едкий зеленоватый дым выедал ей глаза, но Травнице было необходимо подтверждение собственной догадки. Два черных несгораемых сейфа были раскурочены нитроглицериновыми „бомбами“. Эти шашки дозорные научились уже делать сами. Этому их обучила она. Как оказалось — зря…. Такие маломощные заряды предназначались, в общем, то, в мирных целях, как-то — рыть каналы, расчищать каменные завалы в Твердыне Ночи, и, если бы пригодилось, — отпугивать Одичалых от будущей электростанции за Стеной. Мятежники искали в сейфах не только „мифическое золото“, в которое некоторые из Братьев „искренне“ верили, поскольку до тех доходили слухи, что Травница, якобы, умеет превращать свинец в золото. Они шарили в поисках инжекторов. Добродушный, но мягкотелый, Сэмвелл Тарли, то ли под угрозой расправы, то ли из-за наивности, делал дополнительные инъекции дозорным, тем, кто жаловался на постоянные и сильные боли. А Травнице было некогда контролировать Сэма и его подопечных. Тем более что та сама же ему делегировала свои полномочия по госпитальной части. Затем Хлор проведал птичник над кельей покойного мейстера Эймона. Как он и предполагал, все вороны были мертвы. Ублюдки снова воспользовались нитроглицериновыми шашками. Весь пол, стены и потолок были измазаны кровью и с прилипшими на ней черными перьями. Возле порога лежал Клидас с перерезанным горлом. Кентавр поднялся выше, перемахнул лестничный пролет башни лорда-командующего и оказался в покоях Мормонта. Его интересовали бухгалтерские книги и личные дела братьев Ночного дозора. Вообще то папкам с досье полагалось храниться в подземелье, но накануне, перед тем, как отправить Старого медведя на Кулак Первых людей, они с ним вместе провели пару бессонных ночей, изучая бумаги. Как оказалось, это тоже была непростительная ошибка. Все бумаги исчезли, и, вероятнее всего, были уничтожены ренегатами. „Олло Косоручка!“ — вдруг вспомнил Хлор, — „Всю эту шайку отморозков мог собрать и возглавить лишь он“ Косоручка был матерым вором, а все уголовники, прибывшие на Стене, по инерции все еще жили по „воровским понятиям“ Скорее всего, снюхались они еще давно. Они создали свою собственную иерархию внутри банды, пусть и безропотно выполняли приказания лорда-командующего и членов Малого совета. Вот это-то кентавр и упустил из виду. Уголовный мир делился на высшую касту — воров, среднюю — „мужиков“, и всевозможных „шестерок“, и самую низшую — „опущенных“ А самые унижаемые, как правило, самые подлые и жестокие. На этих свойствах членов своей шайки и сыграл Олло-Косоручка, ибо оказался хитер, умен, и, что главное, скрытен. — Травница! — ворвался в келью Мормонта разгоряченный Гренн, — Джон и Игритт вернулись! — „Лифт“ исправен? — резко спросила его та. — Да, я проверил уже. „Автоматика“ все еще работает. Похоже, ублюдки забыли его уничтожить. — Кронштейн взорвать не удастся, — с некоторой гордостью отметила Травница. Модернизация грузового лифта — канатной клети с железными прутьями, была тоже ее идеей. — Они не хотят подниматься, пока не поговорят с вами, леди Хэледис, — произнес явно чем-то обескураженный Эд, когда вернулся наверх. Эд должен был встречать Джона и Игритт и заодно включить подъемник, — И это…. Лорд-командующий с ними. Он мертв… Ни слова не говоря, Хлор взошел на лифт. Он понял, почему Сноу и рыжая захотели, чтобы Травница вышла к ним одна. Во всем произошедшем они винили ее. — Подождите! — догнал ее Эд и тронул на плечо, — Возьмите мой меч, — Скорбный Эд старательно прятал от нее взгляд. Сейчас тот отчаянно боролся с самим собой. Одна его часть любила лучшего друга и не хотела его предавать. Другая же — желала защитить женщину, которой и он, и Джон, да и весь Ночной дозор, был в чем-то, каждый, обязан. — Не стоит, Эд, — успокоила его Хэледис и приободрила, — Если я спущусь с оружием в руках, это станет лишним поводом для обвинений. Попробую воспользоваться даром убеждения…. **** — Ты хотел говорить со мной, Джон! Вот я здесь! Видишь, у меня нет при себе оружия, но твой меч направлен на меня! , — сказал Хлор, когда увидел их двоих на лошадях, израненных и перепачканных кровью. Позади Сноу, с лошади, свисало грузное безжизненное тело 997-го лорда-командующего Ночного Дозора, Джиора „Старого медведя“ из Дома Мормонт. Наконечник натянутой стрелы лука Игритт был нацелен ей прямо в голову. — Командир перед смертью велел передать тебе это, — Бастард небрежно швырнул ларец в снег. Хлор не осмеливался подойти ближе, чтобы забрать заветный „ценный груз“, — Я выполнил его обещание, теперь же я исполню свой долг — поскачу в Винтерфелл и вызову отца на подмогу. Вам не удержать Черный замок, Хлор, вас ведь так зовут? — Джон! Позволь мне объяснить кое-что, — начал было кентавр, но рыжая не дала ему договорить. — Джон! У меня пальцы задубели! Скажи, уже, наконец, куда мне стрелять в эту тварь? В голову, в живот или ранить в ногу? — Слезай, рыжая! — крикнул в ответ Хлор, — Отведи уже душу. Ты же давно этого хотела, правда? Давай обойдемся без мечей и стрел, один на один! Я безоружен, как видишь. Иди, разбей ненавистный ебальник! Одичалая спешивалась. Сноу беспомощно наблюдал, как его новая подружка стремительно направлялась к „бывшей возлюбленной“, бросив лук и отстегнув ножны с мечом. Хэледис не защищалась. Когда Игритт била ее в правую скулу, та тотчас же подставляла левую, однако держала удар как опытный боец. Всё то время, что рыжая била ее, та не прекращала смотреть на юношу. — Я знаю, что у тебя сейчас творится на душе, лорд Сноу! — словно издевалась она на ним, — Ты искренне жаждешь поверить в то, что я повинна в смерти твоих Братьев, но не можешь… А знаешь почему? — Голова травницы болталась из стороны в сторону. Верхняя губа треснула, часть зубов угрожающе шаталась, переносица была сломана, из ноздрей показалась вьюшка. — Сука ебаная! Ты будешь драться или нет? — орала на Хлора одичалая, продолжая наносить ей травмоопасные удары по лицу Хэдедис. — Игритт! Хватит! Разве не видишь, он смеется над нами? — пытался облагоразумить рыжую Джон, и затем вновь обратился к Травнице, — Где Хэледис? Я чувствую, что она жива, но где она? — А-а, Наташа, дочь Эндрю? — улыбнулся окровавленным ртом кентавр, — Та самая женщина, ради которой ты предал Братство Ночного дозора, даже не успев не в него вступить? — О чем ты? — вопросил опешивший бастард. — О вашей сделке с „Железной леди“. Твою память частично успели стереть перед высадкой на Стылый берег. И ты, конечно же, не помнишь про тайное письмо, написанное твоей рукой. Текст тебе диктовала Аша Грейджой. Письмо было зашито в потайном кармане твоего дублета. Оно все еще там, можешь проверить…. Сноу стал лихорадочно шариться в своей одежде, пока не наткнулся на странное уплотнение подмышкой. — Не доставай, Джон! Пусть твоя подружка узнает правду из моих уст! — крикнул Хлор и перехватил руку одичалой. Игритт опешивши, уставилась на „соперницу“, видимо, не ожидая такого поворота событий. Хуже того, она воочию узрела, как синяки, ссадины и кровоподтеки на лице ненавистной Травницы, чудесным образом зажили в течение короткого времени. — Так вот, Джон! — продолжал Хлор, — В обмен на жизнь и безопасность тебя и Хэледис, ты должен был уговорить своего дядьку, Бенджана Старка и кастеляна Сумеречной башни, Денниса Маллистера, за вечную мзду открывать коридор для „большегрузов“ с Железных островов на Стылый берег. А прикуп был — то самое серебро, что дал ей твой отец! — Ложь! Ты все врешь, проклятый центаурос! — вскрикнул Сноу — Зачем же мне врать сейчас? Нас трое: ты, я и Игритт. Ты лучше объясни ей, как так получилось, что ты действуешь одновременно, помогая и „вашим и нашим“? — Я не знал, Иной вас подери! Откуда ж мне было знать, что ты завладеешь телом Хэледис?! — Я обещал Хэледис, что верну ее тело. И я заплатил за это гораздо большую цену, чем ты, Джон! И я сделаю это. И не ради тебя, и не ради ее, а ради себя и еще кое-кого, о ком тебе знать тебе не обязательно… Послушай, Сноу! Если не веришь мне, то внемли хотя бы советам своих друзей…. — У меня нет здесь друзей! — отрезал бастард, — У меня есть лишь Братья. — Хорошо, пусть — Братья! Но ты не можешь их бросить их сейчас в эту минуту. Допустим, придут знаменосцы твоего отца на Стену, ну убьют меня, а, думаешь, остальных пощадят? — Так чего же ты хочешь, центаурос? — Я хочу, чтобы ты возглавил то, что осталось от Ночного дозора, лорд Сноу! И еще прошу, дай мне еще немного времени закончить свои дела на Стене, я уйду и все вернется встарь