…
Когда подхожу к камере, то какая-то странная радость охватывает – Локи спит. По своему опыту знаю, что мазь, коей мне предстоит обработать брата, разъедает кожу, порождает нечеловеческую боль - сильнее, чем от самих ранений – и сводит с ума даже запахом, подкидывая воспоминания – самому раненому. Поэтому желательно, чтобы ас или спал, или не был в сознании. Я не хочу причинять ему боль, куда больше? Локи. Прости меня, я опоздал. Только сейчас, подойдя к решетке, замечаю какие-то неизвестные – невиданные ранее – знаки у прутьев. Видимо, именно это является залогом невозможности сбежать. Даже не пытаюсь дотронуться до выведенных белым символов, понимая всю бесперспективность. А еще помню, как дотронулся до чего-то похожего, только в комнате Локи. Несколько дней не мог шевелить правой рукой. Так странно – сейчас воспоминания скорее греют, а тогда... Тогда было не просто страшно, хотелось убить наглого, скользкого брата, да так... Впрочем, дело прошлое. И я готов сейчас обменять многое на возвращение того взгляда – самоуверенного, довольного, даже несколько счастливого – и той улыбки – ехидной, самодовольной, яркой и завораживающей. Но, вместо этого, у меня перед глазами его взгляд, где бездна - полная чего-то темного и утягивающего – и узкая полоска обескровленных, шелушащихся губ.…
Помотав головой, давлю на сделанную вновь решетку (совершенно не помню, как тогда ее сбил) и вхожу, снова поражаясь тому, как воздух может оказаться настойкой тумана. Холодно. На камне – хорошо, пусть на одеялах и покрывалах – лежит брат, по-моему, даже не изменивший положения за этот день. Я все равно не понимаю, почему нельзя отправить его в покои, наколдовав свои руны или же хотя бы тут поставить кровать и другие необходимые каждому удобства. Аккуратно сгружаю несколько одеял на каменный недо-стол; хотя бы нет грязи в этом подобии обделанной пещеры. И луж. На стенах какая-то наледь, но, дотронувшись, отдергиваю руку – горячая. Не знаю, что вытворяет магия Локи, у которой нет возможности войти в хозяина. И знать не хочу, на что способна его сила, тем более – вырвавшаяся неконтролируемым потоком. Бережно ставлю два флакончика непонятно с чем («Тор, ты уверен, что хочешь знать? Просто помоги брату» - лекарь та еще ящерица) и, держа миску с чем-то невкусно пахнущим, - слишком знакомым, - но обезболивающим, подхожу к Локи. Его грудь приподнимается слегка, и он больше не задыхается и не кашляет. За одно это можно благодарить всех богов. На нем чистая простынь, - видимо, Один озаботился этим, - которую спускаю до бедер, стараясь даже мимолетного взгляда на раны не допустить – потом еще насмотрюсь. Не удержавшись, обвожу хрупкую выпирающую косточку, что может сломаться, по-моему, от одного нажатия моих пальцев. Локи холодный, просто-таки ледяной. Если бы не знал о его реальной сущности, то начал бы, наверное, паниковать. Поднимаюсь пальцами вверх, сразу же наталкиваясь на рану, коих здесь восемь. Я хорошо такие знаю – не раз видел; дикие животные – никто иной не может оставить нечто вроде этого. Даже мне мой вздох кажется печальным. Поднимаю взгляд, желая убедиться, что Локи спит – брат неподвижен и будто мертв. Это страшно. Локи. Просто выживи, ты же сможешь. Легко разрываю тонкую пленку на миске, погружаясь в этот преотвратный запах – пожалуй, мне стоит уже привыкнуть. Зачерпываю пальцами немного вязкой смеси и начинаю – как могу – наносить на края раны, что свежее всех остальных ранений. Лекарь говорил, что багровая, запёкшаяся, но не вымываемая кровь, наполовину состоящая чуть ли не из грязи, настолько пристала к местам ран, что единственный шанс хоть как-то обезопасить Локи от заражения был в вырезании части кожи. И они приняли это решение вместе с Одином, надеясь, что мой брат не почувствует, только он орал тогда. Впрочем, лекарь признался в этом только мне и под давлением, видимо, боясь рассказать правду отцу, но надеясь очистить совесть. Края раны – кусочки кожи – неровные, будто лоскутки, а между ними мясо, покрытое тонкой пленкой уже «чистой» крови; раны открыты – зашивать еще рано. Лекарь попытался выразить нечто наподобие мысли, что магия Локи, как только брат очнется, сможет залатать его намного лучше, чем если они попробуют сейчас; что шрамы потом, возможно, сойдут совсем, но по голосу видно было - он не уверен во всем этом; просто хватался как за призрачный шанс, надеясь поднять мое настроение и, всучив лекарство, убежать подальше. Это была правильная мысль – слишком велика ярость моя в тот момент. Хорошо, что успел объяснить особенности нанесения мазей на раны до некой исповеди. Сглотнув, приступаю к другому ранению, стараясь смазывать только края, внутри надеясь, что Локи не проснется, пока мазь не впитается до конца. Даже своими огрубевшими пальцами я чувствую шероховатости, впадины и острые грани борозд. Последняя капля мази ложится ровно на край восьмой полосы. А если бы мне не хватило лекарства? То ли лекарю было жаль, то ли он рассчитал все слишком точно. Переведя взгляд на первое, – почти у самой косточки на бедре – обработанное мной ранение, выдыхаю. Мазь уже впиталась почти везде, а, значит, проснись Локи даже в ближайшее время – будет избавлен от ощущений разъедающейся плоти. Повернувшись к камню, чуть не уронил флакончики, только в последний момент ухватил их, при этом чаша отлетела, но звук будто сам поглотился пещерой, – воздухом; магией Локи? – не разбудив брата. Мое везение. Локи. Для него – справлюсь со всем. Поставив подальше теперь лекарство от себя, решил, что начну, пожалуй, с ожогов. Лекарь сказал, что надо смазать всего три. Попутно удивляюсь тому, почему он сам или его помощники не могут сделать это. Сейчас же Локи не смог бы сопротивляться, ответ, на удивление, находится быстро – магия. Это же часть него, а, значит, вполне может оказать сопротивление. Не разрешаю себе даже на минуту задуматься, почему его силы дают мне свободу действий, просто, открыв крышку, наношу странно вкуснопахнущую жидкость – больше похожую на гель – на ладонь. Отставив флакончик, но не закрутив, развожу жидкость по пальцам (прохладная) и начинаю круговыми движениями смазывать ожог. Скорее всего, он почти не болит, только ноет – по моему опыту. Когда-то давно, тогда еще Локи не мог контролировать себя и свое чародейство, мы игрались, даже, наверное, бились – и сила брата вырвалась на свободу, да так, что часть поля вспыхнула, как и его рука на моей шее. Ожог был не сильно велик, но неприятно ныл, впрочем, это не помешало скрыть все от отца и раз за разом отсылать Локи в его покои с украденным им же лекарством. Наверное, именно тогда родилась их ненависть друг другу – наш лекарь терпеть не мог мальчишку, лучше него разбирающегося в некоторых аспектах врачевания, даже не зная, что именно он крадет его запасы. Правда, - чувствую, как расплываюсь в улыбке, - в конце концов, брат почти прижал меня к стенке и смазал-таки обожженную часть шеи. Стало легче – даже намного, что я позволил себе признать только наедине в своих покоях. За размышлениями, – которые рождали нечто слегка светлое внутри, – я и не заметил, как нанес мазь на все три ужасных пятна. Локи все еще не проснулся, и я рад, ибо дальше предстояло не самое – снова – приятное. Впрочем, было бы неплохо, если бы он сам перевернулся на живот, хотя я даже сомневаюсь, что брат смог бы в таком состоянии. Закрутив крышку, вытер руки о небольшое полотенце, все так же всученное мне лекарем - именно в этот момент пришло в голову, что не помню имени нашего главного спасителя от физических ран. Решив, что, как только встречу его снова, то узнаю – даже если будет выглядеть это донельзя некрасиво, отбрасываю тряпку назад. Это самое сложное – как перевернуть Локи, чтобы не нанести еще больший вред, а желательно вообще не разбудить? Решив, что, чем быстрее все это сделать, тем лучше будет ему, берусь за его бедра одной рукой, а второй – за шею. Аккуратно приподняв брата (на небольшое расстояние) – Локи даже не шелохнулся, не издал звука – переворачиваю его на левый бок и опускаю, стараясь придержать, но не дотронуться до борозд на животе. Из горла Локи вырывается нечто похожее на смесь вздоха и скулежа, но он не проснулся, просто повел слегка лопатками и поморщился. Осторожно убираю прядь его волос с глаз и накидываю одеяло на таз и ноги. Обнаженный брат – тот, что всегда боялся выйти из покоев, не облачившись в несколько слоев одежд, и непонятно – то ли боялся нападения, то ли себя стеснялся, то ли еще что – смущает. Стараясь не заострять внимание, перевожу, наконец, полностью сосредоточенный на проблеме взгляд на его спину. Плети. Локи... Нечто, напоминающее рык, заходится в глубине горла, сцепливаю зубы, только чтобы не завыть. Это невозможно, я совершенно не понимаю, зачем было издеваться, дарить такую боль Локи. За то, что подвел? За разбитую армию? Ладно, если бы сам пытал, но нет – там кто-то был еще, тот, кого боялись они все, вместе взятые и имя которого не открыли, сколько бы их не истязал. Впрочем, мои удары не идут ни в какое сравнение с тем, что могло сделать то существо, расы которого даже не представляю. Возможно, когда Локи проснется, – нет, поправляю себя же, когда успокоится, когда почти забудет, когда сможет воспринимать все по-другому – то сможет объяснить, даже помочь в поисках. А что-то, шипящее противным голосом о моем нежелании думать о предстоящем суде, заталкиваю обратно. Не время, не место. Эту жидкость назвать мазью не выходило совсем – напоминало скорее забродившее молоко или нечто похожее. И никак не пахло. Сразу же из флакона выливаю лекарство на его спину, закрываю опустевшую тару и откладываю в сторону. Лекарь (как же его зовут?!) говорил, что тут придется втирать, хорошенько давя – только в таком случае будет результат. Прекрасно понимаю, что надо нажать – но не могу, слишком боязно где-то, будто сейчас доломаю то, что не смог тот. Просто размазываю, потихоньку надавливая. Минуты через три спина под моими руками напрягается, а со стороны подушки следует вздох. Проснулся. - Я, эм, Локи, я аккуратно. Просто потерпи, пожалуйста, - даже не жду ответа, помня вчерашние отзвуки букв, именно поэтому руки дергаются, когда брат вполне членораздельно говорит, делая паузы через слоги: - Силь-нее. Вт-т-ир-а-ать, - это, конечно, не похоже на предложения, но сердцу, видимо, и так сгодится, ибо оно делает кульбит. Прикладываю силу, но, все же стараясь мягко, втираю остатки мази в спину, а затем просто провожу вверх-вниз, надеясь подарить ласку, как умею. Отстранившись, натягиваю простыню на плечи, делая зарубку в памяти о том, чтобы ему поменяли белье - это пропахнет мазями, и, подняв два нетолстых одеяла, что принес, накидываю сверху. Подойдя к подушке, присаживаюсь у лица Локи. Глаза закрыты, и я даже рад, ибо не готов созерцать то, что внутри них. По крайней мере, сейчас. Мне чего-то – не знаю точно – не хватает. Слишком сильно не хватает. Пальцем поправляю все ту же прядку, затем разглаживаю складку у бровей. А затем происходит сразу два события – Локи распахивает глаза, а его желудок издает жалобный стон. Мне кажется, что мой смех был почти безумен. Локи.