Академия Мстителей

Спускаясь, еле волоча за собой ноги, по высокой винтовой лестнице, Амора, миниатюрная блондинка с искристыми зелёными глазами, на чём свет стоит материла место расположения их огромного дома, находящуюся в строго противоположном конце города школу, родителей, наотрез отказавшихся позволить ей с братьями жить в общежитии, кота, который припёрся к ней с утра пораньше и разлёгся на груди, требуя внимания и так далее и тому подобное. Единственное, что вполне устраивало девушку на данный момент — включенная кофе-машина (обычно, уезжая в командировку, отец отключал её, и семья месяц, а то и больше, сидела без кофе). И автомобиль старшего брата, на котором им предстояло преодолеть расстояние до школы. Под устаревшую европейскую музыку… Но и это она была готова терпеть, лишь бы не бежать на электричку, как-то предполагалось изначально, когда они с братом, следом за старшим, поступила в Старшую Школу Щ.И.Т.а. Почти залпом выпив кофе, Амора стащила с полки пачку шоколадных хлопьев, вытряхнула остатки оных в миску… В тот самый момент, когда она уже собиралась наполнить тарелку молоком, предавая своему завтраку условный вид каши, в кухню буквально влетел Локи. Даже человек далёкий от генетики с первого взгляда мог догадаться, что черноволосый и белокожий парень вряд ли был кровным родственником веснушчатой златовласой семье, в которой вырос. Однако, не смотря на отсутствие кровных связей, большую часть жизни он искренне считал себя частью клана Одинсонов. От того и новость о том, что на самом деле осиротел при рождении и попал к красавице Фриде, оказавшейся в той же больнице на сохранении, почти случайно, воспринял ужасно болезненно. Не удивительно, что старший брат, Тор, вошедший на кухню следом за мелким, старался держать его в ежовых рукавицах. К сожалению, порой в буквально смысле слова. — Марш завтракать! Я не собираюсь опаздывать на урок профессора Пима из-за твоей несобранности! — Велика потеря, — огрызнулся, собирая излишне длинные и хрупкие конечности, Локи. — У меня первый урок у Фьюри, и его одноглазая черномазая физиономия — последнее, что я хочу видеть этим утром! Тяжело вздохнув, Амора забрала свой завтрак со стола, перебралась за стойку, отделяющую кухню от столовой. Оттуда наблюдать за разборками братьев было куда безопаснее. На тот момент, когда продолжая, скорее по инерции, покрикивать друга на друга, чуть не самая колоритная троица школы покинула особняк, устроилась, не без драки за право ехать с водителем, в компактную, но очень красивую и мощную спортивную машину электрически-голубого цвета, Стив Роджерс выслушал отповедь от опекуна на тему красных глаз и синяков под ними, поедая без аппетита овсяную кашу с сухофруктами, а Сэм Уилсон скинул со стола дребезжащий будильником телефон и, перевернувшись на другой бок, снова уснул, из неприметного дома с отменным видом на Бруклинский мост вышел молодой человек. Длинные тёмные волосы и большие зеркальные очки отменно скрывали большие густо, без изысков, но весьма профессионально накрашенные глаза цвета расплавленного серебра. Левая рука от плеча до ладони всё ещё пребывала в сложносочинённом гипсе, который он сам раскрасил на днях из баллончика серебристой краской. Правой он придерживал лямки большой чёрной сумки и чехла старой раздолбанной гитары. Ветер с залива трепал пустой серый рукав тёплой толстовки, холодя не только пострадавшую конечность, но и душу… — Может, всё-таки отвезти тебя? — опираясь на трость, из дома вышел мужчина. Тот самый, что накануне уже видел, каким вырос бывший лучший друг его сына. — Или вообще не пойдёшь? Не упрямься, Джекки, если ты ещё неважно себя чувствуешь… — Всё в порядке, — холодно отозвался парень. — Я прогуляюсь вдоль набережной. Если пойму, что смогу, пойду в школу. — Будь осторожен… Закатив глаза, Джекки зашагал в избранном направлении. Ветер доносил с залива запах мазута, рыбы, холодной воды. Было в этом что-то особенное, родное. Что-то, не стискивающее голову огненным кольцом, как это бывало в моменты, когда вдруг всплывали отдельные воспоминания, а ровно и спокойное. И напоминало такую же как эта серая дорога пропахшую нефтью и холодным морем красивую старую песню. Создавало ощущение, будто никогда не слушал её прежде в одиночестве. Будто было что-то важное в ней*… Джекки — Джеймс Бьюкинен Барнс, 16 лет — действительно сильно уставал уже после получасовых прогулок. После нескольких месяцев в коме, за которые на его руке было сделано несколько операций, двухмесячной реабилитации, которую он практически полностью провёл в зале суда, где его родители пилили имущество в США и Белоруссии, бизнес, детей, чашки и ложки, сложного перелёта, акклиматизации и прочих радостей жизни, он вообще плохо понимал, как ещё может стоять на ногах дольше нескольких минут. Но воздух Нью-Йорка влиял на его здоровье удивительным образом. Посидев немного на скамейке и отдышавшись, Джекки поправил наушник и зашагал в сторону школы. После утренней апатии теперь его снедало любопытство. Да и знакомый и ставший родным голос любимого русского музыканта в плеере подбадривал, подталкивал навстречу новому**. Школа раскинулась на нескольких гектарах земли, принадлежащей Щ.И.Т.у. Младшие и средние классы находились в другом районе, и никто не мешал старшим учиться. Не то, что в типовых учебных заведениях Постсоветского пространства, где каждую минуту в коленки норовил врезаться какой-нибудь первоклашка, а выпускники бесконечно грозили двенадцатилеткам побоями и грабежами… Высокие ворота медленно открылись. Мягкий мужской голос поприветствовал гостя с лёгким английским акцентом и притих, но явно не выключился, что не могло не напрячь. Даже не смотря на то, что голова снова начала предательски кружиться, Джекки вполне был готов развернуться на 180 градусов и рвануть в сторону дома… если бы не точно из воздуха появившийся перед ним подозрительно похожий на главу попечительского совета парень. Только ровесник. И без дурацких усиков. — Привет! Джарвис, расслабься, это Джеймс, новый ученик. Я внесу его в твою базу вечером. Точно услышав именно то, что ждал, электронный дворецкий послушно выключился, окуная учеников в мирную тишину весеннего дня. — Итак, меня зовут Энтони Старк, — продолжил парень, широко улыбаясь, от чего по спине ползали крупные мурашки. — Я — президент школьного ученического совета. Мой отец — миллиардер. Но и без него я вполне могу существовать: я — технический гений, и мои изобретения приносят мне стабильный доход. Ну да ладно, пойдём, я покажу тебе школу? За следующие пятнадцать минут Джеймс (который, кстати, уже через три минуты понял, как мудро поступил, не став вынимать наушники из ушей) не услышал практически ничего про школу. Зато узнал много нового об истории «Старк Индастриз» и Щ.И.Т.а, получил море бесполезной информации об устройстве мира в целом и в США в частности, а также, был тщательно введён в курс дела о том, что творится непосредственно в учебном коллективе… — Почти все учащиеся разделены на два лагеря, — дойдя до самого интересного, Стар остановился у перил внутреннего балкона рекреации третьего этажа, нависшего над гигантским холлом главного здания. Джекки буквально повис рядом, чувствуя, что ещё шаг, и сердце с мозгом поменяются в его потрёпанном организме местами. Ввернуть хоть слово о самочувствии во вдохновенный монолог Тони не представлялось возможным. — Сейчас большая перемена, и многие бродят по коридорам, можно познакомиться с некоторыми. По крайней мере, с ключевыми фигурами тех, кто поддерживает меня. Это Брюс Беннер, Кэрол Денверс и Тор Одинсон из моего класса, его младшие брат и сестра Локи и Амора, Рид Ричардс и Джанет ван Дайн из второй параллели и Питер Паркер, Сюзен Шторм и Гарри Осборн из первой. Если присмотришься, отсюда сейчас можно видеть лучшую треть семейства Одинсонов… Протерев глаза, Джекки проследил взглядом туда, куда указывал Старк. Однако вместо красивой девушки с высоким золотистым хвостом и сумкой с логотипом модного бренда он заметил высокого парня в красной кофте с капюшоном, наброшенным на голову. Парень на цыпочках подкрался к девушке, осторожно опустил ей что-то в сумку, затем отскочил за питьевой фонтанчик. — Амора, у тебя мышь в сумке! — крикнул он оттуда и сбежал с такой скоростью, что глаз едва мог заметить его перемещение. Красивое скуластое лицо девушки вытянулось, зелёные глаза помутнели. Дрожа всем телом, она отшвырнула сумку с такой силой, будто там была бомба. Ударившись об пол, сумка открылась, и на пол вылетела крошечная кошачья игрушка в виде мыши. Наблюдавшие за этой сценой одноклассники дружно покатились со смеху. Почти тут же откуда ни возьмись выскочил потрясающе красивый парень, тоже с хвостом, но прямым и чёрным, в длинном зелёном пиджаке. Отшвырнув подальше противную игрушку, он поднял вещи сестры и поспешно увёл её куда подальше от ржущей толпы. — Ну и что это был за приколист? — вытирая набежавшие от смеха слёзы, поинтересовался Джеймс. После такого шоу даже голова практически прошла. Зато заныло плечо под гипсом. Но это было уже привычно. — А, это… — Старк, даже не улыбнувшийся за всё время, обречённо вздохнул. — Это Уэйд Уилсон. Не путать с Сэмом Уилсоном, который лучший друг Кэпа, с которым ты будешь пересекаться на психологии, общей грамматике и французском. Уэйд… В общем, у него капитально не все дома. Не понимаю, почему Фьюри его ещё не вышвырнул… Так или иначе, он психопат, и я не советую общаться с ним. Дёрнув неопределённо плечом, Джекки отошёл к скамейке под питьевым фонтанчиком в глубине этажа. Слишком много информации обрушилось на него за последний неполный час. Здесь всё было иначе, нежели в Белоруссии. Огромный зелёный двор (а, точнее, настоящие зелёные угодья, раскинувшиеся минимум на гектар), кованый забор, электронный дворецкий вместо пропитого старого охранники с извечным футболом в крошечном телеке… Ярко одетые и дико накрашенные девочки. Автомобили не только учителей, но и учеников. Красота, покой и равновесие во всём. Даже в каких-то малопонятных школьных противостояниях… Закрыв глаза, Джекки попробовал осознать всё произошедшее, и поймал себя на мысли, что рановато выбрался из дома. Мог бы прогуляться до Пицца-Хата на другой стороне микрорайона, если уж так тянуло на приключения… Он уже почти начал ругать себя за то, что вообще не изъявил желания остаться с мамой, когда его слуха коснулся очень красивый юношеский голос. Вот только обращён он был не к нему и звенел от ярости: — Старк! Почему, скажи мне на милость, ты организовываешь мероприятия общешкольного значения, не посоветовавшись с советом старост? — О, господи, Роджерс… — судя по голосу, всё ещё залипавший на вид на первый этаж Тони, закатил глаза. — Подумаешь, я объявил о вечеринке в честь Дня святого Патрика в обход совета старост! В конце концов, в Башню все не влезут, отмечали только… — Только избранные! — договорил за него названный Роджерсом. — Как и обычно. Ты тратишь школьные средства на то, чтобы кормить и поить своих так называемых друзей… — Я трачу на школу больше денег, чем отец! — начиная заводиться, Тони тоже перешёл на повышенные тона. От этого у Джеймса дико разболелась голова. Не выдержав напряжения, он резко поднял голову и открыл глаза, вознамереваясь подойти к спорщикам и объявить, что они оба прямо сейчас делают хуже, если не школе, то как минимум одному ученику… И замер не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рядом со Старком стоял высокий парень на вид слегка его младше с короткими, отливающими высокопробным золотом, волосами и мускулатурой, достойной какого-нибудь рестлера. Он был одет в голубую толстовку с рисунком стилизованного флага поверх синей футболки с белым орлом на груди и самые простые джинсы, какие только можно было придумать. На одном плече у него висел большой и слегка нелепый в своей цветастости круглый рюкзак. Но не это бросилось в глаза и вышибло дух. Идеально прямой нос, бархатная бледно-персиковая кожа, так легко заливающаяся краской при любом волнении, густые гораздо более тёмные, чем волосы, брови, то взлетающие невинным домиком, то съезжающиеся на переносице от гнева… И огромные аквамариновые глаза в окружении длинных и удивительно густых ресниц… Такая знакомая каждая чёрточка. Но точно принадлежащие другому человеку. Точно кто-то совершил над тем, другим колдовство. Или что-то так сильно ударило его, что он решил перекроить всё, что было раньше, вывернуть наизнанку, изменить, чтобы оно стало другим… Но что-то при этом пошло не так… Сердце так больно сдавливает неожиданно в тиски. Перед глазами всё кружится. Слипшиеся мысли. Не упасть. Поставить гитару. Снять с ворота футболки, чтобы не разбить, очки… И словно обухом этот потрясающий, тоже смутно знакомый, как дословный перевод на другой язык любимой песни, с непередаваемой нежностью и удивлением голос: — Баки! И напрямую из подсознания. Через трещины блоков и забвения. Неуклюже, но так знакомо. Будто забытая мелодия из-под пальцев на оборванных струнах спустя столько лет: — Стив… Наверно, он всё же потерял сознание, поскольку в следующий раз открыв глаза, Джеймс почувствовал себя лежащим частично на полу, частично — в мощных, но очень бережных объятиях. Перед глазами повис язычок собачки молнии в виде звёздочки. Гипс прижимался к широкой горячей груди. Здоровую руку чуть нервно поглаживали длинные пальцы. — Имею подозрение, что моей команде пополнение не светит, — выдохнул где-то за пределами видимости Старк. — Пойду, погрущу по этому поводу в библиотеке. Проводив Тони ненавидящим взглядом, Стив очень аккуратно отпустил Джеймса и помог ему встать. И почти тут же отстранился, зардевшись, раздираемый внутренними противоречиями. Он дал слово Фьюри не приближаться к Барнсу и не провоцировать его, не влиять на естественное восстановление памяти, не трепать нервы… Но в то же время он не мог не подскочить к теряющему сознание человеку, не помочь… — Как ты? — Голова кружится… — снова тяжело опустившись на скамейку, Джеймс потёр глаза, зажмурился, снова посмотрел на Роджерса. Чуть потемневший по сравнению с фотками в альбоме коротким ёжиком вихор на голове, чистейшие как у маленького ребёнка глаза… Всё так знакомо… И словно из другой жизни. — Рано я из дома вышел… Но лежать дальше было уже нереально… Я Джеймс… — Джеймс Бьюкинен Барнс, — Стив быстро облизал пересохшие от волнения губы. — Ты будешь учиться в одной параллели со мной, на втором курсе, но на естественном направлении. Я на гуманитарном… Слушай, — он присел рядом, и в голове засвербело с новой силой. Да, не знакомо это чувство чужой силы. Да, его сердце теперь намного сильнее, и сам он стал значительно выше… Но так знаком этот взгляд. Только осталось вспомнить хоть что-то, уцепиться не за сверло в мозгу, а за реальный факт, и тогда, быть может, память вырвется на свободу, и… — плохо выглядишь… Может, я отвезу тебя домой? Но никакое потрясение не может длиться вечно. Сознание понемногу вернулось, разравнивая замятины на своей поверхности, впитывая и укладывая в картину мира новую информацию и обрывки воспоминаний. Их ещё предстояло собрать о одну общую картину, записать и проанализировать… А сейчас красивый и смутно знакомый парень предлагал помощь того порядка, от которой нельзя отказываться. Никому и никогда. — У меня, правда, нет второго шлема… — негромко продолжил Стив, понемногу заливаясь краской от высоких, идеально правильных скул до крепкой шеи. — Но я могу дать тебе свой пока… — Погоди… Поедем? Шлем? — Ну, да… — Стив рассеянно пожал плечами. — У меня нет машины, я предпочитаю мотоциклы… Она была похожа на маленькую школьницу из японского мультика. Длинные вьющиеся красивыми локонами чёрные волосы, огромные, густо накрашенные глаза. Аккуратное маленькое тело, уже не детское, но не до конца ещё сформировавшееся, точно застрявшее на рубеже тринадцати и четырнадцати лет, не желающее расти и развиваться, стремиться в мир, где не будет самого близкого в мире человека. Предвидевшее трагедию, что отставила теперь на умопомрачительно красивом кукольном лице маску вечной скорби. Длинный чёрный пиджак поверх белой блузки. Чёрная в красную клетку юбка. Как проигранная война с пустотой, поглотившей два месяца назад её душу. И весь её мир вместе с ней. Накинув на плечи белый халат, она беззвучно проскользнула в палату. На широкой кровати почти не видно за аппаратами искусственного поддержания жизни высокого худого юношу с короткими белыми волосами, настолько не похожего на неё, что и не скажешь, что они — двойняшки. Переломанный в нескольких местах позвоночник склеен тяжёлым гипсовым корсетом. Повязки покрывают мокнущие, плохо заживающие раны на руках и ногах. Лицо почти полностью закрыто кислородной маской. — Привет… — нежно улыбнувшись брату, Ванда поставила на пол школьную сумку, подвязала волосы. — Как ты сегодня? У нас весело. В классе Локи новенький. Говорят, он дружил в детстве со Стивом, но теперь потерял память… Он очень необычный. Глаза красит, прикинь… Продолжая болтать, она вымыла и облила хлогексидином руки, осторожно принялась снимать с рук брата бинты, чтобы обработать раны. — Мне так одиноко, Пьетро… — по бледным щекам скатились две одинокие слезинки. За два последних месяца она почти разучилась плакать. — Пожалуйста… — и игнорировать чернеющие края ран становилось всё сложнее, — приходи в себя скорее…