Академия Мстителей

«Доброе утро! — буквы в месседжере прыгают спросонья, стекают с экрана, прижимаются к рукам, западают в прищуренные в тёмной комнате глаза, растворяются, согревая и возвращая к жизни. — Прости, если разбудил! Как ты себя чувствуешь? Пойдёшь сегодня в школу?» Лениво потянувшись в постели, Джеймс тяжело сел, не выпуская из рук телефон, зевнул. После вчерашнего фиаско он рассчитывал пару дней отсидеться в бункере за закрытыми жалюзи под охраной полутора сотен плакатов фильмов о супергероях и великих детективах. Он мог бы почитать комиксы или вытереть пыль с фигурок знаменитых мультяшек… Но сообщение с номера, который только вчера днём внёс в память телефона, вернул ясность мысли и понимание: «Доброе утро, Стив! Если не попытаться совершить рекорд, никогда его и не совершишь!))) Я приду!» Чуть замедлив темп бега, Стив взглянул на телефон, и на лице появилась улыбка. С того дня, когда мистер Барнс буквально вырвал из его объятий Баки и увёз, не дав попрощаться как следует лучшим друзьям, и до того дня, как два года назад он познакомился с Сэмом, Стив практически не улыбался. Не видел поводов показывать людям свою радость. Равно как и грусть. Любимое дело — рисование — занимало в жизни всё меньше места, и улыбаться становилось день ото дня всё больнее… Потом появился Уилсон, футбол, совет старост, Ванда, Пьетро и его безумная одержимость скоростью… Только в мире спорта, в мире скоростей и побед он смог избавиться от гнетущего чувства невосполнимой потери. Но только накануне, увидев в коридоре… Не сутуловатого парнишку с длинными тёмными волосами, загипсованной рукой и плечом, тяжело оттянутым гитарой, но честные и чистые, ясные агатовые глаза самого близкого и родного в мире человека, он почувствовал себя живым и нужным. Впервые за четыре года. Губы диктуют месседжеру быстрее, чем разум осознаёт степень абсурдности происходящего: «Хочешь, я приеду за тобой?» С гипсом от плеча до середины ладони, чувствуя во всех соединённых им трёх костях длинные направляющие стальных спиц, очень сложно справляться со всеми делами самому. Оно, наверно, и не требуется, поскольку отец уходит на работу позже. Пока что. На следующей недели спицы снимут. Джекки снова сможет сжать руку в кулак, обхватить пальцами гриф гитары… Обнять кого-то, не боясь сделать себе непередаваемо больно. Или почистить зубы и написать СМС одновременно… «Хочу. Но как же второй шлем?» С утра в небольшом доме с участком земли в ближнем пригороде царила настолько тяжёлая атмосфера, что даже питомцы не вышли встречать с пробежки своего хозяина. Его опекун уехал ещё на рассвете, оставив записку о том, что в мультиварке есть мультизерновая каша. И чувство, что скоро произойдёт очередной, на сей раз окончательный взрыв, не покидает ни на секунду. «Я съездил вчера после тренировки к Ванде и забрал свой второй, так что, нет проблем!» Это задевает. Так глубоко, что кажется, что в груди происходит маленький атомный взрыв. Не до конца понимая, что это, постукивая пальцем по экрану, спуститься вниз, налить себе стакан холодного молока, воззриться вопросительно на отца, сжегшего в очередной раз яичницу, отвлекшись на новости… «Чувак! Забрать у девушки свой второй мотошлем, это всё равно что помолвку разорвать! Ты уверен, что я этого стою?» Больно. Как будто отталкивает часть самого себя. Как будто снова заходится стенокардией больное в детстве сердце. Будто прерывистое астматичное дыхание разрывает бессильные лёгкие. «Баки! Ты был, а значит, и остаёшься самым близким моим человеком. Ты стоишь и не такого! — и добавить дрожащими после нагрузки, душа и переживаний пальцами: — Буду у тебя через полчаса. Только кошек покормлю!» Ужасно хочется смеяться. Джеймс не помнит, но знает на уровне подсознания, что он остался прежним. Искренним, открытым, любящим… Так хотелось скорее снова заглянуть в аквамариновое море его глаз. Как бы по-гейски это ни звучало. «Кошек? Много?» В ответ в месседжер влезают две откормленные кошачьи морды. Белый перс подписан «Джем. Он мамин». Рыжий рекс — «Это мой Конфитюр». Последний раз Джеймс смеялся так искренне несколько лет назад. У него красивые руки. Просто на удивление тонкие и стройные запястья, длинные сильные пальцы. Он мог бы стать прекрасным пианистом. Впрочем, родители запихнули его в музыкальную школу именно с этой целью. Но ни правильное строение рук, ни идеальный слух не заставили его расстаться с главной мечтой жизни. Высокий и стройный, точно отлитый из стали Клинт Бартон больше всего на свете мечтал стать профессиональным спортсменом, войти в сборную по стрельбе из лука и принести своей стране несколько новеньких золотых медалей. Идти к цели по головам не удавалось из-за натянутых отношений с родителями. Не идти к ней — конкуренция с человеком, с которым вырос бок о бок. Самым лучшим стрелком школы. И самой красивой девочкой там же. В одном лице. С явным трудом вписавшись в поворот, Клинт пропустил вперёд бежавшую за ним девушку с длинными, убранными в аккуратную косу медно-рыжими волосами. Пользуясь тем, что соперника занесло из-за неразборного спортивного лука, спарусившего чехлом с подветренной стороны, девушка быстро перестроилась и рванула к школьным дверям с удвоенной скоростью. — Эй, Нат, погоди! — глубоко выдохнув и поправив противобликовые очки, Клинт бросился следом. — Ну неужели ты так жаждешь не опоздать на урок! — Конечно, — Наташа белозубо улыбнулась из-за плеча. — Я обещала Стиву помочь с сочинением. У него не было вчера времени подготовиться! — Но ты же в команде Тони! Ловко перемахнув через клумбу, Наташа резко остановилась, поправила длинную густую чёлку. Солнце палило уже вовсю, хотя погода ещё не позволяла ходить (и даже бегать) в майке. Нью-Йорк сейчас напоминал протирающего глаза едва проснувшегося человека. В такие минуты Клинт особенно остро чувствовал, что принадлежит этой стране и этой нации всецело, до последней клеточки… И жалел, что Наташа — чужая в этом сугубо его мире. — Да, — толкнув калитку школьных ворот, Нат повисла на ней ненадолго, дав приятелю полюбоваться блеском восходящего солнца на пряжке её дорогого ремня в дешёвых джинсах, — но Стив — мой одноклассник. Тот факт, что они через перемену орут друг на друга по поводу и без не даёт мне права портить оценки моему другу… Закатив глаза, Клинт вспомнил попытку сблизиться с этим самым одноклассником. И жуткий треск от её провала, до сих пор стоявший в ушах. Начитавшись умных книжек в период с тринадцати до пятнадцати лет, Бартон со всей смелостью записал себя в бисексуалы и стал выискивать в своём ближайшем окружении того человека, который мог бы похвастаться тем же. И нашёл. Как ему казалось. Объект при ближайшем рассмотрении был потрясающе красив, силён, умён (почти отличник!), изобретателен… Открытый для экспериментов, он смущался до потери пульса каждый раз, когда к нему прикасался кто-то не с целью дружеского рукопожатия или товарищеской драки. Он умел придумать развлечение, не вредящее ни спортивному режиму, ни здоровью. Любил цветы и необычные подарки… Почти идеальный со всех точек зрения парень не был идеальным только в одном. В очередной раз перебрав плечами от осознания собственной тупости, Клинт толкнул дверь гуманитарного корпуса, пропуская Наташу вперёд. Впившись в единообразие мироощущения и жажду разнообразия межличностных отношений, и он, и Стив благополучно забыли о самом главном — взаимном физическом притяжении. Много позже, вновь оказавшись рядом, оплетённым длинными ногами и сильными руками, чисто по-дружески опалён хмельным дыханием, Стив отметил справедливости ради: «Хорошо, что мы выяснились, что не нравимся друг другу до того, как поцеловались». После они всё же целовались, движимые обострённым по средствам алкоголя чувством справедливости. Но только один единственный раз. С той вечеринки осталась привычка обнимать его за руку, сидя рядом, толкать, привлекая внимание, в плечо головой, писать длинные сообщения, когда становится совсем плохо. И по паре минут в день смотреть остановившимся взглядом на свой статус в соц.сети «встречается». И жалеть, что подтверждение было удалено… Из размышлений Клинта вывел механический, но от того не менее приятный голос Джарвиса, объявляющий о начале занятий. Наташа отпрянула от уткнувшегося в принесённую ею энциклопедию Стива, Кэрол захлопнула ноутбук. В кабинет, прищёлкивая низкими каблучками узких модельных туфель, вошла мисс Хилл. Наличие или отсутствие под боком чужого тепла на ближайшие полтора часа перестало волновать. Однажды, некоторое время назад, Амора находила картинку, на которой кошак, перемещаясь следом за солнцем, светящим в окно, оказался лежащим на стене. Отсмеявшись, девушка немедленно отослала её с подписью «Это же ты!» Локи. Тот даже не шевельнулся в сторону завибрировавшего телефона, впитывая всем телом тогда ещё осенних солнечных лучей. Локи не отреагировал, только перевернулся, подставив солнцу другой бок. Сейчас в окно светило солнце второй половины марта. Скоро, совсем скоро День Дурака, через несколько дней — День Рождения мамы, а следом, и Тора. Старшенькому будет 18, и он получит большую кучу новых прав. И обязанностей. А ещё он сможет снимать жильё, зарабатывать деньги. Поступить в институт… И это пугало Амору больше всего. Не то чтобы её напрягала мысль о том, что им с Локи придётся вставать ещё раньше, чтобы добираться до школы на электричке. Об этом она, конечно, тоже думала, но не много. Куда больше её заботило, что в отсутствие сдерживающего фактора в лице человека, способного поднять брата за шкирку с пола и встряхнуть как нашкодившего котёнка, Локи окончательно выйдет из-под контроля, и чёрт знает, что сможет натворить… Локи не думал. Локи лежал на парте и смотрел на воробья, прыгающего по ветке раскидистого американского клёна, росшего около корпуса отделения естествознания. Нельзя, чтобы отец как-то влиял на желание детей связать свою жизнь с той или иной профессией, и только щедро оплачивал подготовительные курсы и учебники… Лишь бы дети, особенно младший сын, выбились в люди. А сам младший всегда мечтал уметь превращаться в животных, летать, много путешествовать и тратить жизнь на своё усмотрение… Но даже в этой стране это было невозможно. Рядом тяжело прошуршал отодвигаемый стул. Локи поднял голову, и увидел парня, о котором рассказывал вчера вечером по телефону Старк. Хрупкий, в гипсе, с густо подведёнными глазами и длинными накрашенными ресницами. Ногти на правой руке ещё хранили островки дешёвого чёрного лака. Длинные тёмные волосы он убрал под большую серебристую резинку, открывая прекрасный вид на густые чуть нахмуренные брови, высокий лоб и идеальные скулы. И это несовершенное совершенство, похоже, посадили к нему в наказание за последний взрыв на лабораторной работе. Супер… — О, боже! — резко выпрямившись, Локи нарочито испуганно округлил глаза. — Люди, люди, у меня тут разрыв в пространственно-временном континууме! На меня только что упал эмо! Прямо из нулевых, прикиньте! Привыкшие к эксцентричным выходкам парня одноклассники прореагировали весьма вяло. Чего не скажешь о самом новом соседе. Тот развернулся к Локи так резко, что тот испугался по-настоящему. В серебристо-голубых глазах полыхнуло пламя ненависти. — Я. Не. Эмо, — процедил он, глядя Локи прямо в глаза и отвернулся. В кабинет вошёл мистер Пим и принялся объяснять задание на урок. Предстояла утомительная контрольная по алколоидам, которая могла повлиять на полугодовую оценку. По классу пробежался шепоток, что гений и безумие — две стороны одной медали. Наверно, этим бы всё и закончилось, если бы новенький не поднял руку. Это было что-то… хм… новенькое: спорить с двадцатишестилетним профессором не рисковал решительно никто. — Профессор Пим? — Локи, наконец, вспомнил: парня звали Джеймс. — Прошу прощения, но я не могу писать контрольную. Видите ли, я левша, и как раз левая рука у меня в гипсе… На минуту Пим задохнулся от возмущения, затем взял тряпкуу и принялся стирать с доски номера задач, приготовленных для контроля. — Ого, да ты крут, — Локи косо ухмыльнулся, быстро дописывая смску Аморе, сидевшей за первой партой. — Расскажу Старку. Он дара речи лишится! — А Старк тут причём? Слева нависла красивая девушка с огромными глазами и тонюсенькой талией. Правда, внимание Джеймса привлекли скорее огромные жёлтые наушники у неё на шее. — Да Пим — кость в горле у Тони! — с трудом сдерживая эмоции, заявила она, потёрла раскрасневшиеся от переживаний щёки. — Он же тоже гений, у них IQ почти одинаковый, у Старка даже повыше! Но Хэнк закончил школу в 13 лет, а в 22 стал профессором! А Тони, из-за отца, перечитавшего историй о несчастных гениях, невостребованных в зрелом возрасте и не умеющих общаться, вынужден переходить из класса в класс вместе со всеми. Ему только осенью будет 18! Представляешь, в какой разнос он пойдёт, когда в институт поступит! Мы всё гадаем, за сколько он его окончит, за год или за полтора! — хохотнув, девушка потеребила длинный витой провод наушников, обмотанный жёлтым шнуром, растрепала свои короткие тёмные волосы. —Так что, любой провал Пима — победа Старка. А, когда Пима крушит наша команда… — Мисс ван Дайн, — раздался над головой тяжёлый голос преподавателя, и все трое инстинктивно втянули головы в плечи, — я Вам не мешаю?! — Знакомься, — прошипел Локи, когда мистер Пим вернулся за свой стол. — Джен, девушка Пима. У них сложные отношения. Она в нашей команде, а он вместе со своим любимчиком Лэнгом — в команде Кэпа, и из-за этого они срутся даже дома. Тяжело вздохнув, чувствуя звон в ушах от наплыва новой информации, Джеймс опустил голову на стол и искренне пожалел, что поддался уговорам разума и Стива выйти сегодня из дома. — Тебе ничего нельзя доверить, — голос звучал низко и надсадно, казалось, его можно резать ножом. Или он мог зарезать нараз. — Мальчишка жив. — Мальчишка искалечен, — отвечает другой, хрипловатый, с каркающим акцентом и интонациями, не терпящими возражений. — Более того, он потерял память! — Теперь ментальная завеса повреждена, — продолжал не слушая голос первого. — Они вспомнят свою прошлую жизни и снова помешают нам. — Я уничтожу их каждого! — Нет… — голос умолкает ненадолго, и кругом воцаряется тишина и темнота. — Я дам тебе Камень. Оживи с его помощью память своих приспешников, как я оживил твою. Пространство озаряется тихим оранжевым сиянием, касаясь стянутой отвратительными ожогами красноватой кожи. Истерзанные губы расползаются в хищной улыбке. Сдвоенные пары профильных предметов по средам и четвергам немало разгружали пятницы, позволяя большинству учеников заниматься самостоятельно после обеда в библиотеке, музеях и на кружках. Однако, когда к середине третьего сорокапятиминутного блока Джеймс понял, что не может оторвать голову от парты и его дико тошнит, перспектива терпеть профессора Пима, оказавшегося на деле очень занудным и экспрессивным одновременно, показалась одной из наихудших. Мгновенно просекший ситуацию Локи вызвался проводить соседа по парте в туалет и заверил, что вернётся сразу же, как только мистер Барнс сможет самостоятельно спуститься в медпункт. Естественно, делать это у него не было и в мыслях. — Ты врёшь на каждом шагу? — хрипло поинтересовался Джеймс, отфыркиваясь от холодной воды. Чтобы умыться после близкого общения с «белым другом» пришлось набрать воду в раковину, и теперь краска с глаз медленно стекала по вмиг побледневшим щека, разбегалась по дорожкам водных брызг на висках. Локи, привалившийся к стене рядом с видавшим виды зеркалом, косо ухмыльнулся, быстро прочитал смску от сестры, ответил на неё односложно, протянул Барнсу бумажное полотенце. — Я никогда не вру, — заметил он, лукаво улыбаясь, наблюдая, как одноклассник тщательно оттирает поплывшую подводку. — Ложь, это когда ты говоришь то, во что даже сам не можешь поверить. А я верю в то, что говорю. Каждый раз. — Забавная теория… — Джеймс выудил из сумки почти до основания сточенный карандаш, принялся восстанавливать макияж. — А почему со мной носишься? — Не хочу, чтобы Кэп тебя перехватил, — Локи пожал плечами, отлип от стенки, брезгливо отряхнул воображаемую пыль со своего роскошного ярко-зелёного замшевого пиджака. — Я а-приори с ним, — так же прямо и бесхитростно отозвался Джеймс. — Мы были друзьями в детстве. Я не помню этого, но точно знаю. Так говорит моё сердце… В столовку проводишь? Бессильно потерев переносицу, Локи кивнул и, переделав перед зеркалом хвост, двинулся в сторону школьного кафе. Джеймс, чуть придерживаясь за стену, поплёлся следом.