Академия Мстителей

Ношение формы в школе никогда не было обязаловкой. Попечительский совет периодически высказывал мнение о том, что в одинаковых клетчатых юбках и чёрных пиджаках девочки перестанут мереться сексуальностью, а обязательные одинаковые куртки и ботинки отправят в прошлое драки между парнями. Но пока совет школы ещё имел своё слово, этого не происходило. Однако, видеть Ванду без формы было странно. Раньше она часто ходила в школу в цыганских юбках или светлых джинсах, всю зиму щеголяла разноцветными свитерами и пончо, крупными украшениями и залихватскими причёсками. Но с тех пор, как Пьетро оказался в больнице, она снимала форму лишь в те дни, когда ездила к нему не одна. — Спасибо ещё раз… — Ванда обвела пальцами рельефный логотип известной кофейни на большой чашке, глубоко вздохнула. — И почему ты только со мной носишься? Между нами ведь всё кончено… — Я с теплотой отношусь ко всем, кто был рядом когда-либо, — бесцветно отозвался из-за завесы своих мыслей Стив. — Поэтому ты устроил сцену ревности Баки вчера в столовой? Поверь, собственничество — не лучшее из чувств… Знаю, что ты хочешь сказать, и мне нечего возразить. Но, если разобраться, я не пускаю Пьетро на тот свет, а он сейчас не может сказать, хочет он этого или нет. Очнётся, тогда пусть хоть вешается, если не хочет жить, я не буду возражать. Потому что живой, в любом состоянии, но живой он может выбирать, как и с кем ему быть. Баки потерял память, он тяжело ранен, тем более, сейчас находится в абсолютно незнакомой стране, сильно изменившейся за последние четыре года его отсутствия. Если он будет узнавать её только болтаясь с тобой, а, когда тебя нет, сидя дома в обнимку с рекомендованными Его Превосходительством Капитаном Америкой комиксами и чёрно-белыми фильмами, уверена, он плесенью покроется! Да, Локи — мразь, каких поискать. Но он умеет быть милым, к тому же, он знает много того, что ни тебе, ни учителям не снилось. У него не менее феноменальная, чем у тебя память. Вот только забита она куда более ценной информацией, чем Билль о Правах близко к тексту. Пойми, Стив, отсекая право выбора, ты настраиваешь человека, который тебе нравится, против себя. Ради себя и ради самого Баки позволь ты ему повыбирать, попробовать разные варианты и остановиться на наилучшем. И, если это будешь не ты, порадуйся за него! Закончив монолог на повышенном тоне, Ванда съёжилась, обхватив чашку пальцами. До смерти хотелось, чтобы снова была зима. Сидеть в этом Старбаксе, прижимаясь к Стиву, ревниво отпихивая Клинта, смеяться над выходками Пьетро, строить планы на каникулы… Ни одному из них не суждено было сбыться… — Почему вы все говорите со мной так, будто я влюблён в него? — недовольно буркнул Стив. Ванда перевела взгляд на своего бывшего парня и недоверчиво выгнула бровь. — Ты краснеешь в его присутствии, потеешь, нервничаешь, оберегаешь его как курица яйцо… Ванде ещё было, что сказать, а Стиву — что ответить, но в этот самый момент произошло нечто не поддающееся логическому осмыслению. Совершенно неожиданно у трёх из стоящих у обочины машин врубилась звуковая сигнализация, светофор внезапно замигал всеми сигналами и стих, в результате чего на перекрёстке почти сразу столкнулись два автомобиля. — Нужно проверить, нет ли в машинах детей и животных! — нельзя сказать, чтобы Стив любил геройствовать или командовать, но, если он чувствовал, что что-то может зависеть от него, бросался на эту возможность как на амбразуру. Одним глотком допив кофе, Ванда бросилась за Роджерсом. На улице уже царил форменный хаос. Всё, что содержало в себе электричество, с пугающей скоростью выходило из строя или начинало работать неправильно. К первым пострадавшим прибавилась ещё пара автомобилей до того, как патрульный догадался перегородить дорогу и обесточить светофор. Помогая выбраться из искорёженного «Рено» раненой женщине, Ванда на мгновение повернула голову, и заметила на обочине недоуменно замершего старичка. — Стив! Роджерс оторвался от попыток открыть заклинившую дверь и пустить врача подоспевшей скорой к водителю второй машины. Он знал этого человека. Маленькие злые глаза, широкий лоб под объёмистой шляпой с полями. Сморщенная розовая кожа… Всё казалось настолько знакомым, что в голове настойчиво загудело. Его глаза… Стив практически слышал в голове его мерзкий чуть механический голос. Едва ли он мог воспроизвести хоть слово или собрать воедино паззл образов, но… — Модок… — только кашлянув, Стив понял, что от напряжения прокусил себе язык. Старичок скрылся за поворотом, и всё электричество в микрорайоне пришло в норму. — Его зовут Модок… — Все, кто был в Клике, сохранили свои способности в той или иной степени, — отрапортовал голос с каркающим немецким акцентом. — Я сам видел, какой погром устроил Модок, просто прогулявшись по улице. — Да, — отозвался второй. — А я видел, что этот придурок Роджерс узнал его. Скажи мне честно, Череп, ты хочешь, чтобы они вспомнили всё? Это твоё упущение. Второй ошибки я не прощу. Каждый человек — есть сосредоточение информации, передатчик и генератор оной, приёмник и переработчик. Сколько информации хранилось в голове Локи, Джеймс даже приблизительно оценить не мог. Парень болтал без умолку, перескакивая с темы на тему, показывая то фотографии в интернете то достопримечательности родного города. Он был спокоен, предупредителен, не отказывался посидеть, когда Барнс уставал, распрашивал, что тот помнит и не помнит, сочувственно вздыхал, гладил по плечу, ненавязчиво обнимал… Только под конец встречи, когда у Джеймса разболелась голова так сильно, что что он уже с трудом переваривал выливаемую на него информацию, он мягко попытался пойти на сближение… Перевернувшись на живот, Джеймс дотянулся до коробки с таблетками, попутно свалив на пол телефон. Случайно нажатая кнопка блокировки озарила экран, демонстрируя два пропущенных сообщения в месседжере. В ответ раскалывающейся голове болезненно дёрнулось сердце: оба были от Стива. «Мы освободились, ближайший час проведём в Старбаксе на Седьмой авеню. Приезжай, если свободен», — писал он два часа назад. Примерно, когда Локи звонил Тору и объяснял, как воспользоваться приложением «Маячок» и найти человека в парке по gps-сигналу. «Я буду дома, у меня есть несколько дел, но ни одно из них нельзя не оставить на завтра. Позвони мне», — с привкусам горечи полчаса назад, когда всё тот же Тор мерил Джеймсу давление и с самым искренним сочувствием, на которое только способен живой человек, заглядывал ему в глаза. Проглотив таблетку, Джеймс — Баки. Вспомнить оказалось сложнее, чем привыкнуть, но это имя казалось единственным правильным, что было в этой сошедшей с ума жизни — набрал номер Стива. Тот ответил после пятого гудка: — Извини, — смущение, смешанное с радостной улыбкой вызвало в теле горячую волну, прокатившуюся по телу и затухшую где-то ниже пояса, — я Джема мыл. Не оставлять же его в мыле! Ты дома? Как ты? — Средне, — снова завалившись на спину и взмолившись всем известным богам, чтобы в понедельник, наконец, сняли треклятый гипс, Баки попытался улыбнуться. Боль из головы тут же переметнулась на лицо. — Слушай… Отец уехал до понедельника со своей новой женщиной к какому-то крутому врачу. Если хочешь, можешь приехать ко мне. У нас три спальни, в холодильнике есть моё личное пиво, еду закажем… — Ты точно в порядке? — Нет… — обречённый вздох. — Из-за гипса без посторонней помощи я не могу снять или надеть рубашку. Мне очень стыдно, но мне нужна помощь… Минута молчания превратилась в рой ос, впившихся в горло и разум. Сейчас наступит расплата. Сейчас его пошлют к Одинсонам. Сейчас… — Я только кота высушу, ладно? — голос Стива показался каким-то хриплым, и от этого вся боль в теле, какая только была, сжалась в точку и пропала вмиг. — Буду где-то через час! Из всех районов, составлявших мегаполис-штат Нью-Йорк, Баки всегда больше всего любил Бруклин и Квинс. Самый старый и самый тихий, эти низкорослые районы города точно провалились во времена до Второй мировой войны, в Великую Депрессию и Сухой Закон. Рабочие кварталы Бруклина и по сей день пахли мазутом и дешёвым виски для всех, кто работает на баржах и в доках. Маленький, похожий на игрушечный, Квинс навсегда сохранил запах и структуру лёгкого домашнего печенья и крепкого чая с фруктами и садовой мятой. Однако в этот раз отец выбрал дом на окраине Манхеттена. Поближе к школе и новой работе. Для двоих, да даже для троих, если считать девушку чуть старше Тора, которая завелась у отца ещё до отъезда из Белоруссии, дом был явно великоват. Три этажа умоляли о населении в 5-6 человек, а обширному внутреннему двору явно не хватало парочки собак. Но большая часть комнат была завалена коробками с неразобранными вещами, строительным мусором и тому подобной ерундой. Выбирая комнату на третьем этаже, Джеймс руководствовался единственным принципом — подальше ото всех. О том, что ему придётся дважды отдыхать по дороге наверх, он не думал… Первым, что бросилось в глаза просочившемуся дверной проём Стиву, был огромный, больше человеческого роста, плакат олд-скульного Бэтмана. Напротив него расположилась довольно большая кровать, на которой сидел, подобрав под себя ноги и читал какую-то книгу на русском Баки. Над кроватью, на многочисленных открытых полках, теснились комиксы всех мастей минимум на трёх языках, книги и диски на BluRay. В большой, рассчитанной под телевизор, нише в стенном шкафу были встроены две полки, на которых расположилось целое войско коллекционных фигурок от крошечных Микки Мауса и Чокнутого наверху до огромного Великого Мышиного Сыщика внизу. Многочисленных героев Диснея так же сопровождали персонажи всё тех же комиксов, книг и игр. — Что? — медленно отведя взгляд от книги, Баки переложил закладку, захлопнул фолиант. — Я очень люблю комиксы. Если не удастся стать рок-звездой, в чём сомневается папа, или выдающимся хирургом, в чём теперь сомневаюсь я, буду писать сценарии для комиксов! — Не сомневаюсь, тебе всегда удавалось придумывать лихие сюжеты, — улыбнулся в ответ Стив, аккуратно поставил на место Найтвинга, которого рассматривал. Висок прорезало новой порцией боли, да такой силы, что Джеймс лишь чудом не свалился с кровати. — Я? Придумывал… Перед глазами замелькали обрывки событий прошлого. Как перемешанный паззл, конфетти из образов и мыслей запестрели перед мысленным взором. — Баки? — Стив в миг оказался рядом, осторожно сжал плечо, уложил на кровать. — Я обещал твоему отцу не тормошить твою память, но… — Я вспомню, — от схватки между желанием поддаться этой боли, потерять сознание, выключиться из этого мира и непобедимым подростковым упрямством скрипнули плотно сжатые зубы. — Я… Большой белый кот с плоской мордой расхаживает между рассыпанными по полу карандашами и кистями, чудом не попадая короткими толстыми лапами в краску. Белобрысый мальчишка лет десяти старательно вырисовывает что-то на расчерченном как увеличенная страница комикса ватмане. В собственных руках — исписанный блокнот и отменная масляная шариковая ручка. На фоне играет странная музыка, похожая, кажется, на джаз… — Мы придумали комикс, когда были детьми… — почти физически Баки почувствовал, как в глазу лопнул от напряжения сосуд. — Я писал сюжет, а ты рисовал стрипы. Поэтому мне снятся схватки с нацистами? Баки видел, как Стив дёрнулся всем телом. Заледенел внутренне и внешне, непонимающим взглядом уставившись в стену. Мальчишка шестнадцати лет с коротким ёжиком полупрозрачных в этом свете волос, одетый в футболку с белоголовым орланом и джинсы фирмы Leviʼs. Воплощённый юный дух патриотизма… Но Баки сейчас, точно через рябящий экран видел другого Стивена Роджерса — высокого, почти взрослого мужчину с серьёзной морщинкой между бровей, облачённого в облегающий костюм в мотивах национального флага и кожаной куртке по моде начала 40х. Будто что-то прибавляло ему не меньше четырёх лет. Будто что-то влияло на память и восприятие не хуже галлюциногенных грибов, которые Баки довелось попробовать как-то раз, когда они жили в Витебске… С одной лишь разницей. Это был не глюк. — Это ты… В моих снах… — тяжело сев, Баки быстро облизал пересохшие губы. — И тебе снится что-то похожее… И ты тоже не можешь вспомнить что-то. И страдаешь от этого… — Так сильно, что провёл неделю в бреду, — негромко отозвался Стив, завалившись спиной на кровать и закрыв глаза. События начинали набирать необъяснимый поворот…