Copper

Бумажный пакет с фаст-фудом летит в стену, и все содержимое небрежно растекается по полу после падения. Барбара хватается руками за волосы и оттягивает их — кошмарная, конечно, привычка, так можно совсем без волос остаться, но ничего не поделаешь. В висках стучит, а глаза разъедают соленые слезы. Она позволяет себе эту слабость, тем более, что причина действительно есть. Входная дверь с характерным хлопком закрывается, и Барбара уже не скрывает своих всхлипов. — Папа. Она этого не хотела. Не хотела поступать с отцом как последняя неблагодарная сволочь, но контролировать себя не могла. — Идиотка. Он ведь переживает за неё. Винит себя в том, что произошло, в том, что не спас её. В том, что позволил Джокеру совершить тот роковой выстрел, подкосивший Барбару — всегда стойкую и храбрую Барбару, его Барбару. (Девочка моя.) Всхлипывания разносятся по всей квартире. Она ненавидит этот звук и ещё больше ненавидит свою слабость. Но прекратить не получается. В последнее время она совсем нервная. (Оставь меня!) Она в ярости бьет руками по коленям. Замирает. На минуту абстрагируется от реальности, слезы мгновенно высыхают, всхлипы прерываются. Тишина. И воздух снова сотрясают отчаянные рыдания. Гордон тянет красивые рыжие волосы и гневно ударяет кулаками о ноги. Она не может успокоиться. Она… Ничего не чувствует. (Ты жива, Барбара, и это главное.) Разве это жизнь? (Прости меня за то, что не успел спасти.) А когда ты успевал? (Мне жаль, Бабс.) Надоела жалость, она осточертела ей, засела под кончиками ногтей и была расцарапана о кожу головы. (Помогите мне выбраться из этого Ада!) Когда ты ощущаешь весь вкус жизни, спасаешь людей, наказываешь злодеев, каждое утро видишь себя в новостях как народный символ и читаешь записи в твиттере, и признания в любви, и комплименты в свой адрес, а потом неожиданно лишаешься этого… всего. Казалось бы, только ноги. Казалось бы, вместе с этим ушла и вся жизнь. (Хочу назад.) Её запястья резко перехватывают, и она перестаёт терзать волосы и кожу, царапая её маленькими, но острыми ноготками. Тёплые ладони опускаются на плечи, и её прижимают к чьей-то груди. Барбара пока этого не осознает. Полностью её помутнение проходит спустя две минуты, когда она быстро отстраняется и испуганно смотрит в знакомые голубые глаза. — Приехал. Она сама не верит тому, что говорит. Но смотреть в голубые глаза Дика Грейсона — это видеть там своё прошлое. Бабс кажется, что в них она видит пляшущую в битве средь капель дождя стройную девушку в костюме летучей мыши с копной рыжих волос на голове и маленького мальчика в разноцветном наряде и эльфийских ботах. Бабс улыбается. Ищет то, что она ожидает увидеть в глазах Дика, вернувшегося из своего путешествия спустя столько времени ради… неё? В это так хотелось верить. И она ищет там и не находит. Не находит разочарования. — Прости меня. Он обнимает её. Крепко, не давая возможно вырваться, поглаживая её огненные прядки и перебирая их меж пальцев. Барбара хватается за его плечи, вонзая маленькие, местами сломанные, ноготки в его кожу. Тот, если и чувствует, вида не подаёт. Бабс чувствует, как он проходится по её шее и прикусывают ключицы. Она сильнее утыкается носом в его плечо, ощущая еле уловимый запах одеколона и дорожной пыли. Все по-прежнему.