Dead flowers

И снова смерть, и снова свет звезды, и новый цветок, и ничего удивительного даже в этом нет. Это стало алгоритмом, который Фриск успела заучить, иногда от скуки прокручивая его в голове. А вдруг забудет? Хах, да зачем он ей вообще? И снова мрак, который (Фриск готова поклясться) медленно сносил ей крышу. Богатое воображение девочки даже представило загадочную фигуру в тёмно-фиолетовом плаще, с коварным хихиканьем прячущую крышу, покрытую черепицей, под свой покров. Только вот у Фриск крыша маленькая, поэтому вор без труда её унесёт. И приставит её к какому-нибудь такому же маленькому домику. И в том домике будут жить маленькие скелетики и… Стоп, скелетики? Фриск тихо шипит, тем самым проклиная Санса, который успел добраться и до её непорочного воображения. Девочка таки решает встать с холодного пола, почти ничем не отличающегося от снега Сноудина. А ведь когда-то она чуть не уснула там — в холоде посильней. Как только к ней приходят такие идеи? Тело отчего-то неприятно ломит, и в голове, по ощущениям, словно появились огромные иголки, давящие на неё изнутри. От этой боли человек падает на пол и утыкается головой в колени, в надежде облегчить боль. Фриск пока что не знает, каковы ощущения после пролетевшей сквозь голову пули, но уверена, что именно такие, какие она испытывает в данный момент. Она же не может ошибаться? Не после стольких смертей, которые скрасили бы скуку заядлым мазохистам. Когда-то при просмотре ужастиков Фриск удивлялась живучести главных героев и тому, как они весьма легко вставали после того, как им отрубали конечности либо переламывали почти все кости. И она им завидует, потому что не способна толком встать даже после перерождения, когда всё тело должно быть в норме, не считая тринадцати цветов (Фриск на досуге посчитала), слишком уютно прижившихся на её голове. Девочка только сейчас полностью осознаёт факт того, что она переродилась. И из этого следует, что она умерла. Умерла… из-за Санса. Опять. Время вспоминать подробности, ибо перерождения и отмотка времени частично влияют и на Фриск, стирая многие воспоминания о последней смерти. Единственный плюс цветов, проросших на девочке — их количество, которое точно напоминает Фриск о каждой её смерти. И теперь, когда она касается цветка, решившего пойти против системы и вырасти около левого виска, то вспоминает чувство небывалой силы в своём теле, вкус костей, смешанных с пылью, стёртые в кровь костяшки пальцев и красный зрачок, в котором отражался какой-то слишком звериный испуг. Точно. Фриск вспомнила. И чувство вины, скользкой змеёй извивающееся в груди, делало больней. Хах, на этот раз винить Санса не за что. Фриск сама виновата, и заслужила новый цветок, который ещё долгое время будет напоминать ей об очередной смерти в этом сумасшедшем месте. Она посмела позволить себе вольность и забыться, уподобиться этим монстрам. Разве Флауи одобрил бы такое? А Ториель? Никогда в жизни. И Фриск становится страшно. Она боится момента, когда окончательно потеряет над собой контроль, и превратится в голодное чудовище, вечно мучащееся из-за решимости и невозможности окончательно умереть. Такой ли судьбы Фриск себе желала? У неё всё было впереди: радости и разочарования, надежды и мечты, друзья и враги. И всё это перечеркнулось огромной жирной линией. Никакого будущего, лишь настоящее, в котором она будет гнить, возрождаясь снова, и снова, и снова… «Будь терпеливой» — тихо призывает голос. Только назойливого призрака не хватало, несносность которого растёт с каждой смертью Фриск. Она никогда не обладала терпением. Оттого и залезла на эту проклятую гору посреди ночи, второпях одевшись в один свитер и шорты, и даже не оставив записки родителям. Всё из-за детского любопытства. Хотя, Фриск не такой уж и ребёнок. «Не теряй мужества». Может, стоит послать призрака парочкой грязных ругательств, которые на поверхности стали нормой? На это-то мужества хватит. Но Фриск не будет. Не потому, что она слишком культурная и призраки нематериальны, из-за чего их никуда толком не пошлёшь. Просто сил нет даже на то, чтобы пошевелить языком, а количество эмоций, которые Фриск могла проявить бы в данный момент, равняется практически нулю. Апатия — прекрасное состояние, дающее полное расслабление и пофигизм на свою и чужие жизни. «Прояви к ним доброту». Всю апатию, кажется, смывает волной, не оставляя и следа. Эмоции снова захлёстывают девочку, дыхание становится рваным, а из глаз, кажется, вот-вот полетят искры и молнии. Руки сжимаются в кулаки, и Фриск со всей силы сжимает челюсти, даже прикусывает язык, лишь бы опять не сорваться. Честно, её останавливает лишь то, что физически она никак не может задушить призрака. Даже им удача светит, чего не сказать о Фриск, от которой фортуна отвернулась на всю жизнь ещё с того момента, как она упала в это богом забытое место. О какой доброте говорит этот призрак-садист? Насколько нужно быть больным, чтобы так легко забыть обо всех своих смертях и улыбаться своим убийцам? Разве эту призрачную девочку травили пирогами и хот-догами монстр, ставшая тебе как мать и сумасшедший скелет, причём незаслуженно, просто потому что может? Её сжигали заживо? Отрубали ли ей голову? А её тело было затыкано костями по самое небалуй? Её разрывал на части чёртов голодный Джерри?! — Ты права: моя жизнь была лучше. И эту жизнь мне подарили монстры. Когда-то они были добрей и великодушней, — голос, раньше звучавший словно порыв ветра, теперь стал громче. Словно живой. Фриск поднимает голову и вглядывается в темноту. Хотя, это глупо, ведь кошачьим зрением она не обладает. Тем не менее, никого рядом нет. Неужели у неё начинаются галлюцинации? Куда воображение заведёт её дальше? — Ты должна напомнить им, что такое доброта, — через некоторое время снова говорит призрачный голос. Доброта? От этих монстров? От этих убийц? От тех, кого даже нельзя назвать животными? Фриск еле сдерживается, чтобы как-то слишком по-идиотски не рассмеяться, хотя хихиканье всё равно вырывается наружу. Она кладёт руку на лоб и её губы кривятся в подобии улыбки. Хорошо, это была отличная шутка от призрака. Ториель понравилось бы. Хотя, может и нет, но Флауи точно оценил бы. Какая жалость, что теперь он лишь кучка пепла, по которому пройдутся лапы его убийцы. — В тебе есть решимость. Ты обязана помочь им, — не унимается призрак, и её голос становится твёрже, что Фриск уже не воспринимает серьёзно. Она что-то бормочет и иногда хихикает. Потому что призрак несёт полный бред. Мгновение, и в груди Фриск появляется сильное режущее чувство. Смешки прекращаются, и она инстинктивно хватается рукой за свитер, сильно сжимая потрёпанную ткань. Глаза Фриск широко раскрыты, а дыхание перехватывает, когда она видит свою душу: яркую и красную, мягким светом отгоняющую мрак вокруг. — Ангел, что видел поверхность, падёт сюда, — тон призрака меняется. Фриск забывает, как дышать, когда замечает трещины на своей душе. Трещины, светящиеся золотым. — И подземелье опустеет, — завершает свои слова призрачная девочка и указывает пальцем на цветы. Золотые цветы. В голове Фриск проносится «боже мой» от осознания, и призрак широко улыбается, словно почерпала сил от этого «боже мой». Судьба, за что ты так невзлюбила Фриск?