***
Тишина и свет серебряной звезды.***
— А-а-а!!! — со всего голоса кричит Фриск, и резко поднимает голову. Сразу же её что-то душит и сковывает, мешает двигаться. — Ч-что… — ошарашенно шепчет девушка, чувствуя холодный страх, царапающийся в животе. Снова темнота. Снова холод. Нет. Нет! Нет-нет-нет! Она снова в своём кошмаре! Или реальности… Фриск уже не знает, где правда, а где ложь. Неужели она окончательно свихнулась? — П-почему я снова здесь?.. — сдавленно скулит девочка, чувствуя скапливающиеся слёзы в глазах. — Разве я не говорила не брыкаться? — медленно протягивает голос. В нём звучит угроза. Да, это призрак. Тот самый призрак. — Неужели мой сон понравился тебе больше реальности? — недоумевает девочка. Именно девочка, ибо, если посудить по тому облику в Руинах и голосу, ей было не больше двенадцати лет. Хоть в чём-то Фриск превосходила её. — Зачем ты… — она сглатывает из-за оков, слишком туго сдавливающих шею. — Зачем тебе это… — отчаянно спрашивает Фриск, чуть ли не плача из-за того, что какое-то время назад она была с Флауи, а теперь он снова мёртв. И всё также из-за неё. — Плохих детей нужно наказывать, — вполне серьёзно отвечает призрак. — Плохих?! Да ты посмела посмеяться над памятью Флауи?! — Азриеля, — прерывает её призрак. — Что?.. — Ничего, — злобно отвечает девочка. — Я говорила, чтобы ты сдалась, но твоё сердце… Твоя душа лишь больше наполнилась решимостью, — голос призрака стихает. — Что ты за существо такое?! — не выдерживает девочка. — Я — человек, — решительно и гордо выплёвывает слова Фриск, и ей кажется, что призрака передёргивает от этих слов. Внутри неё расплывается мрачное удовольствие, и она довольно хмыкает. Ещё одна маленькая победа. — Люди ни капли не изменились, — чуть ли не рычит призрачная девочка, и исчезает. Фриск остаётся одна.***
Она снова тут. Снова в реальности. Такой жестокой и… не оставляющей шансов. Почему она не умерла окончательно, и не осталась в своём сне? В нём бы всё было бы по-другому, Фриск уверена. Зачем призрак мучает её? Почему она такой горой стоит за монстров? Они убийцы, они монстры, они не достойны называться существами. Они настолько ужасны, что люди сказывают о них в ужастиках и сказках-бабайках для детей. Фриск-то знает, сама любила эти истории, до тех пор, пока сама не оказалась на месте главных героев. Такой участи не пожелаешь и врагу. — Тук-тук, — усмехается скелет, открывая ненавистную дверь нараспашку. Фриск не отвечает. — Ну же, цветик, тебе нужно ответить, — просит монстр. Кажется, на этот раз у него более приподнятое настроение. — Входите, — зато Фриск не в настроении. И подкол, которому её научила Ториель, как нельзя помогает. — Ладно, кто-то не в духе, — быстро сдаётся Санс и пожимает плечами. — Знаешь, ты самая крикливая из всех людей, которых я только встречал, — скелет спускается по лестнице. — И мой брат прознал про тебя, — на каждом новом слове монстр проходит одну ступеньку. — Ты наверняка заметила, какой Папайрус милый, — Санс не спрашивает — утверждает. — Он очень очарователен, — монстр нарочито медленно подходит к девушке. — И знаешь, я люблю своего брата, и если твоё присутствие делает его счастливым, я не против, — улыбка Санса становится шире. — Но… — ситуация становится серьёзней, когда скелет хватает Фриск за волосы и поднимает её голову, заглядывая в глаза. — Если на костях моего брата появится хоть одна царапинка… — глазницы Санса чернеют, — …тебя будут ждать самые страшные кошмары, на которые только способна моя больная фантазия, — хватка монстра усиливается, и Фриск жмурится, скуля от боли. Кандалы слишком сильно натирают запястья и шею. — О, тебе неудобно? — в левой глазнице Санса снова появляется красный зрачок. Фриск открывает глаза, когда скелет отпускает её, не забывая при этом припечатать её голову о каменную стену. Она шипит, но всё равно смотрит на него. Не зря же он заговорил о Папайрусе. — Что такое? — он что, серьёзно? — Ты ждёшь, что я отпущу тебя? — усмехается скелет. Фриск отводит взгляд, чувствуя неприятное чувство обиды вперемешку со злостью, которое, словно желчь, разъедает грудную клетку. — Ты серьёзно подумала, что я отпущу тебя? — Санс неожиданно отходит на шаг и прикладывает ладонь к черепу, а затем отворачивается. Его тело дрожит от смеха, и он действительно взрывается смехом: он смеётся, искренне и заливисто. Его смех был бы заразным, если бы не ситуация, из-за которой он так надрывает несуществующий живот. — Хах. Чёрт, цветик, ты действительно глупа для человека, — он смахивает такие же несуществующие слёзы. — Не могу поверить, что когда-то люди заточили нас, — его улыбка не такая широкая, как раньше, а взгляд теряет маленькие весёлые искорки. — Ты постоянно говоришь про людей, — наконец, решается заговорить Фриск. — Ты так ненавидишь их? — Санс замирает. — Не-ет, я слишком ленив для ненависти, — скелет засовывает руки в карманы и разворачивается спиной к девушке. Он проделывает круг, и снова показывает своё лицо человеку, после чего дёргает руками, и закрывает глазницы. — Буду честным: Папайрус не протянет долго без еды. Твои смерти дают мне время, чтобы придумать что-нибудь с твоей решимостью. Не осуждай меня. В конце концов, таков мир монстров: съешь или будь съеденным, — Санс открывает глазницы, и его улыбка снова приобретает обычные черты. — Надо было думать, когда ты решила прыгать сюда, — усмехается скелет. — Я случайно упала сюда! — повышает голос девушка. — Конечно. Первый ребёнок ненавидел человечество, второй решил проверить себя на прочность, третий возомнил себя храбрецом, четвёртая пошла вслед за братом, пятая была слишком умной занозой, шестой решил проповедовать доброту, седьмой отправился искать остальных пропавших, восьмой… бездушный кусок мяса, отпечатавшийся клеймом на нашем народе. А теперь ты, спустя много лет после великой трагедии падаешь к нам. У всех вас есть какая-то эгоистичная цель. Думаешь, это случайность? Спорю, что ты поверила в какие-нибудь сказочки, и решила узнать, являются ли они правдой. Наверняка это была история о злых монстрах, которых храбро победило человечество и заточило под горой Эббот. И теперь ты спрашиваешь пустоту, почему именно с тобой случилось это несчастье. «Почему именно я? Я такая бедная и несчастная, сколько я должна умирать? Я пытаюсь быть добренькой, а монстры лишь пытаются съесть меня. Они такие бездушные твари! И правильно люди сделали, что заточили их под землёй!», — Фриск отчего-то дрожит, и желает зажать уши руками, но не может из-за цепей. — Что, я не прав? Чего стоят твои крики о мести «грёбанному скелету». Я видел вас, людей, и вы все эгоисты. Единственное в вас хорошее — это ваши души, которые позволят монстрам освободиться. Доброта, справедливость, или решимость, не важно, какая у вас душа, вы одинаковы. Ты думаешь, что возрождаясь и переделывая свои действия, можешь подружиться со всеми и спасти свою шкуру, но со мной такой трюк не пройдёт. Я не позволю Папайрусу снова познать разочарование и обиду из-за человека. Однажды ты потеряешь всю свою решимость, и твоя смерть станет жизнью для моего брата. Как бы ты ни была решительна, ты не изменишь законов, и твоё лицемерие также ничего не изменит. По лицу Фриск почему-то текут слёзы, и внутри пустота. Ни злобы, ни сожаления, ничего. Ни одной эмоции. Даже решимость куда-то ушла. Санс разворачивается и быстрым шагом идёт к лестнице. Фриск лишь наблюдает, не в силах вымолвить и слова. Ей и говорить-то нечего. Она знает, что он прав. Во всём. Когда скелет поднимается и прикрывает дверь, то напоследок бросает слова: — Просто сдайся, как и я. Дверь закрывается.