Dead flowers

— Нет… Пожалуйста… Нет… — сквозь сон отчаянно шепчет Фриск, во сне хватаясь руками за одеяло, которым укрыл себя Санс, и стягивая его к себе. Скелет, который уже полчаса слушает эти «пожалуйста» и «нет» устало выдыхает и решает разбудить Фриск. Он не любит, когда прерывают его сон, поэтому надо отправить девчонку проверить Папайруса, и самому, наконец, поспать. — Эй, мелкая, — переворачиваясь к Фриск, зовёт её Санс. Нет ответа. Девушка лишь сильнее вцепляется в одеяло, и с такой силой дёргает его, что завёрнутый в него Санс едва ли не падает. Достаточно. — Чёрт, вставай, идиотка, — шипит Санс, вставая с кровати и дёргая Фриск за плечо. Всё ещё нет ответа. Он какое-то время пытается быть нежным и не убить её прямо на месте, как вдруг перед Сансом появляется душа Фриск: яркая и красная, с золотыми прожилками и трещинами на ней. Эти золотые прожилки такого же цвета, как и цветы на голове девочки. Возможно, в её душу попала какая-то магия, вызвавшая эти цветы. Ибо такие растения точно не должны расти на людях, Санс-то знает. Но откладывает своё научное любопытство, когда Фриск отпускает несчастное одеяло и хватается за его руку. — Хорошо, ты сама напросилась, — с каким-то садистским удовольствием рычит Санс, и берёт душу Фриск в руку. Мягкая и приятная на ощупь. Санс, который никогда раньше не трогал чужие души, ни монстров, ни людей, замирает. И сразу же возвращается к своей идее. Он подносит магическую субстанцию ко рту, открывает его и кусает её, не со всей силы, дабы не убить человека, но довольно ощутимо. Фриск сразу же вскрикивает и вскакивает, чуть не ударив его головой. — Что за… — растерянно шепчет Фриск, не соображая, почему её душа наполовину во рту Санса, почему взгляд Санса похож на взгляд нашкодившего кота, довольного содеянным, и почему кошмар так резко прекратился. — Что ты… — Фриск, наконец, начинает понимать, и Санс едва сдерживает смех, когда видит в глазах Фриск неподдельный ужас. Она такая трусиха. — Расслабься, Цветик, я не собираюсь есть твою душу, она не вкуснее готовки Папайруса, — Фриск обижена такой характеристикой своей души, и сразу же протягивает руку, дабы забрать то, что принадлежит ей, но Санс берёт душу в руку и предупредительно сжимает. Фриск замирает. — Ещё раз разбудишь меня — заберу её и не отдам, — предупреждает Санс, и наконец, освобождает душу девушки из своей хватки. Та сразу возвращается в грудь Фриск, и она расслабляется, не чувствуя больше угрозы для своей души. — Теперь можешь проверить Папайруса, — это даже не вопрос, а приказ. Фриск не нанималась служанкой! Хотя, она сама согласилась быть нянькой… — Конечно, хозяин, — криво улыбается Фриск, и в её словах чувствуется сарказм. Она тоже будет издеваться над ним, как и он над ней. — Нарываешься, мелкая, — рычит в ответ Санс, и Фриск спешит выйти из его комнаты. Когда дверь закрывается, она выдыхает, и дотрогается до груди, вспоминая то странное ощущение, которое пронзило её, когда Санс держал её душу. В любом случае, такое повторять не стоит. Девушка идёт к комнате Папайруса, и открывает дверь, одним глазом заглядывая внутрь. Папайрус спит. Значит, она может вернуться ко сну. Или нет. Вряд ли Санс даст ей так просто уснуть. Получается, ей придётся чем-то занять себя. Санс наверняка спит… Фриск спускается на первый этаж, оглядываясь. Первое, что ей бросается в глаза — дверь, которую она заприметила, когда едва была в сознании. А рядом окно: потрескавшееся, с морозным узором, но всё же целое. Девочка посмотрела в него, и удивлённо ахнула, когда увидела на улице ёлку, украшенную множеством светящихся гирлянд и ёлочными игрушками. Она и не догадывалась, что в этом мире может быть такая красота. Похоже, монстры всё же дорожат такими вещами. Рядом с деревом был большой медведь с облезлой шерстью и шрамами, но что-то в его морде подсказывает Фриск, что он добрый. Может, это просто она так наивна? Оторвавшись от окна, девушка осматривается дальше. В целом, ничем непримечательный дом, хотя что-то здесь и есть уютное, навевающее тёплые воспоминания о доме. Но что странно, так это то, что дом чистый. Вряд ли Санс убирает его, значит, остаётся два варианта: Папайрус такой чистоплюй, что даже при слабости убирается, либо в этом доме попросту нет жизни, и вся мебель стоит никем нетронутая. Второй вариант кажется Фриск ещё более печальным, и она отбрасывает его. Неожиданно, когда она осознаёт, что братья спят, в ней просыпается позыв хозяйки. Руки так и чешутся что-то убрать, либо приготовить. Но Фриск не умеет готовить: она боится плиты как кошка воды. Тогда, придётся убраться. Излишняя чистота ещё никого не убила. Девушка идёт на кухню, замирая при виде знакомой двери. Там находится подвал, в котором её неизвестно сколько держали. Пересиливая себя, Фриск подходит к ней ближе, хотя по телу пробегает табун мурашек. От этой двери так и исходит тёмная аура и могильный холод. Похоже, у девочки новая фобия. Фриск дотрогается рукой до раковины, и какое-то время в исступлении смотрит на неё. Наверное, она ещё не проснулась окончательно. А вот и тряпка. Взяв её в руку и намочив под краном, Фриск чуть ли не жмурится от приятной в такой момент прохлады. Она откладывает тряпку и набирает воду в ладошки, дабы вымыть лицо. Девочка выдыхает, чувствуя облегчение. Как давно она не мылась? Цветы, на которые попали капельки воды, сразу зашевелились, и Фриск замирает, касаясь их. — Давно не пили, малыши? — ласково спрашивает Фриск. Что с ней не так? С каких пор она так ласково относится к этим паразитам? Фриск моет руки, и затем проводит мокрыми пальцами по лепесткам цветов, которые жадно впитывают влагу, и, кажется, оживают, приподнимаясь. По телу человека проходит какая-то волна удовольствия, и ей словно становится легче дышать. Похоже, цветы и она действительно связаны большей связью, нежели хозяин и паразиты. Фриск выдыхает, и берёт, наконец, тряпку в руку. Стоит начать с… комнаты Санса. Его берлога — просто сборище грязи. И плевать, что он будет ворчать и угрожать ей расправой. Он не сделает этого, Фриск уверена. В конце концов, ему, как и ей, не нравятся вечные перезагрузки и откаты во времени. Быстро добравшись до комнаты Санса и тихо войдя в неё, девушка на цыпочках крадётся к комоду — первой жертве уборки. Санс спит, это слышно по его сопению. Дело не ждёт. И действительно, убраться стоит, ибо первое впечатление обманчиво, и на комоде аж два слоя пыли. — Как можно жить в таком свинарнике? — недоумённо шепчет Фриск, сморщиваясь от взлетевшей в воздух пыли. — И действительно, как я так живу? Может, ты станешь и горничной? — Санс… Фриск молчит, не зная, что сказать. Почему он всегда «вовремя»? Почему она так плохо высчитывает нужное время? Девушка бросает взгляд на Санса, вальяжно развалившегося на кровати и подперевшего голову рукой. — Лучше скажи, почему ты так ненавидишь меня, — кто-то словно потянул Фриск за язык, выпрашивая её сказать это. Санс пару секунд смотрит на неё, после чего отвечает. — Я же говорил: ничего личного. Просто ошибки человечества, за которые ты расплатишься, — почему он говорит это таким спокойным голосом? — М-можешь… — Фриск запинается от страха, боясь, что Санс набросится на неё за такую «дерзость», — …рассказать о последнем человеке? — Фриск настойчиво прячет взгляд в пыли, которую вытирает тряпкой. — Вау, я думал, что ты и не спросишь, — «удивился» Санс. Неужели он так быстро выучил её, что знает, что и когда она спросит? Он так легко предугадывает её действия. — Что ж… — Санс перевернулся на спину, положив руки за голову и уставившись в потолок. — Восьмой человек был очень похож на тебя, — эта фраза не нравится Фриск. — Весь из себя пацифист, дерзкий, решительный, всегда готовый к бою, и всегда выходящий из него победителем. Ториель очень любила его, и много рассказывала о том, какой он хороший, и как легко он подружился со всеми монстрами Руин. Он легко завоевал любовь Папайруса. Боже, они даже устроили свидание, — Санс усмехается, а Фриск почему-то сжимает тряпку сильней. — Малыш очень любил мои шутки, и часто подлизывался ко мне, — Фриск продолжает внимательно слушать. — Но пришло время, когда ему нужно было идти дальше — в Водопад. Тогда-то всё и началось. Малыш словно растерял всю свою решимость и пацифизм: он стал убивать монстров, на некоторых даже охотился, обыскивая все места в их поисках. С Андайн, теперь нынешней королевой, естественно, он не сдружился. Его же руками была перебита вся деревня Темми. Когда он добрался до Хотлэнда, стало известно, что половина Собачьего Отряда была убита. Андайн рвала и метала, проклиная человека. Но он продолжал убивать. В итоге, почти весь Хотлэнд был перебит, вместе с Меттатоном — бывшей звездой Подземелья. Тогда я позвал малыша на откровенный разговор, попытался отговорить его, просил его перезапустить и исправить всё, вернуть всё на круги своя. Но он словно изменился, настоял на том, хочет домой, и говорил, что плевал на монстров, — сердце Фриск сжалось от этих слов. Ведь и она так отчасти считает. — Тогда я почувствовал боль всех монстров, преданных этой тварью. Монстры — доверчивые и ранимые существа, которым легко втереться в доверие. И он так легко воспользовался нами. Я еле сдержался, чтобы не убить его прямо на месте, — в сердце Фриск словно впился кол, но она продолжает слушать, всё больше понимая Флауи, и то, почему он так плохо отзывался о последнем человеке. — Затем, наступил переломный момент в истории монстров — смерть Короля Азгора. Пушистик не смог убить ребёнка, всё из-за его решимости. Затем, произошло что-то с временной линией: она исказилась. Это продолжалось какое-то время, после чего всё вернулось в норму, а шесть душ и ребёнок пропали. Ториель, узнавшая о случившемся, решила вернуться к власти, — Фриск замерла. Ториель — Королева? — Но Андайн, глубоко оскорблённая таким поведением ребёнка, не могла принять это. Она устроила бунт против решения считать упавших людей друзьями, устроила дворцовый переворот, изгнала Ториель обратно в Руины, ввела множество жестоких законов, на подобии «слабаки должны умереть», и продолжает терроризировать монстров. Жизнь Ториель, насколько я знаю, теперь заруинена, — Фриск только сейчас понимает, что она бросила Ториель одну, и даже не проведала её с тех пор, как ушла от неё. А ведь леди многим помогала ей, причём искренне, даже если в конце она сдалась своим инстинктам. — Полагаю, это всё, что тебе нужно знать, — наконец закончил Санс. Фриск какое-то время мяла тряпку в руках, но решилась спросить. — И ты считаешь, что я и этот человек похожи? — скелет согласно кивнул. — И думаешь, что я поступлю также? — взгляд Санса говорит сам за себя. — И считаешь, что на мне нужно выместить злость к тому ребёнку? — конечно. — Но ведь это неправильно! — Неправильно — это когда один жалкий ребёнок истребил половину монстров, и остался ненаказанным, — отвечает Санс, всё ещё глядя в потолок. — Неправильно — это когда ни в чём невиноватый Папайрус получает от Королевы Андайн за грехи ребёнка, неправильно — это когда его сердце разбито после такого предательства, неправильно — это когда ты начинаешь верить в людей, а они оказываются всё такими же сволочами, — Санс садится на кровать и уже напрямую смотрит на Фриск. — Неправильно — это когда ты ничего не можешь сделать, в то время как твой брат медленно умирает от голода! — Санс встаёт с кровати и подходит к Фриск, от неожиданности роняющей тряпку. Монстр хватает её за руку и смотрит прямо в глаза. — Неправильно, это когда ты до сих пор жива, хотя твоя смерть может спасти Папайруса! — он отпускает её и идёт к двери. — Не думай, что если у тебя есть власть над временем, то ты такая особенная и всегда права. Я прожил больше твоего, и видел таких самонадеянных юнцов, которые, в конце концов, умирали от своей уверенности. Тебя жизнь уже наказала, и ты попала в эту адову яму, поэтому не повторяй хотя бы чужих ошибок, — Санс выходит за дверь, оставляя Фриск одну.