Умереть или жить

Утро началось с прохладного сквозняка от входа. От него Мэтт попытался спрятаться под теплым боком соседа, не просыпаясь. Он расслабился и даже заулыбался во сне, когда горячее и не слишком тяжелое тело накрыло его целиком. И это, наверное, помогло ему избежать боли, когда в него медленно проник чужой член. Ощущение было не из приятных, но и больно, в общем-то, не было, просто ощущение чужеродного предмета в заднице. Почти как медицинская процедура, так же обезличенно. Оставалось только расслабиться и перетерпеть. Вдруг еще и кайф словить удастся… Мэтт поймал себя на этой мысли и застонал: все, как он и предполагал. Потом застонал уже от другого, и удивленно — Рэм поддернул его, ставя на колени, и его член проехался, вероятно, по простате, вызвав вспышку несколько болезненного удовольствия. Это было уже лучше, напоминало хоть какое-то подобие нормального секса. Потом жесткая ладонь охотника накрыла его член, и это принесло еще немного приятных ощущений, Рэм был явно не новичком в сексе с представителями своего пола. Он не царапал и не тянул, его член то и дело находил нужную точку внутри Мэтта. Кончая, Мэтт подался назад, вжавшись в Рэма. Оргазм назвать феерическим или каким-то особенно крышесносным он бы не смог, но от секса осталось чувство удовлетворенности и приятной слабости. В общем и целом, все было не так уж страшно, как Мэтт предполагал. Дикарь оказался вполне сносным любовником, если отбросить мысли о возможной заразе. Об этом Мэтт думать сейчас не желал, он просто лег набок и позволил себе еще немного подремать, хотя чувство вытекающей из задницы спермы не было самым приятным. «А потом помоюсь… обязательно». Проснулся снова он в полном одиночестве. В кривой глиняной плошке у костра его дожидались куски жареного мяса и какая-то подвявшая зелень, выход из пещеры прикрывали два крупных камня, которые Мэтт видел мельком, покинув ее впервые. Мясо с зеленью он жадно съел, посмотрел на камни. Заперт, видимо, Рэм боится, что он убежит. Или пойдет бродить по окрестностям и наткнется на неприятности. Второе было вероятнее, так как он в самом деле собирался выйти к ручью. Но охотник, кажется, предусмотрел и такое — вода нашлась в пещере, в кожаном ведерке, подвешенном на выступе камня не слишком высоко, чтобы можно было умыться и попить. Мэтту стало совсем хорошо. Оставалось проверить, что там с ногой, но судя по ощущениям при ходьбе, болела она слабо, видимо, постепенно рана зарубцовывалась. Очень быстро, по его скромному мнению. И листья сегодня были свежие. Он осторожно размотал кожаный ремешок и отогнул лист, чтобы осмотреть ногу. Воспаления не было. Не было! Но как?.. Объяснение тому могло быть только одно: кашица из какой-то зелени и чего-то еще, наложенная Рэмом на рану и на всю ступню. Да уж, при таком знании местными трав, помощь недоучки-врача им не понадобится. Но, может быть, он сумеет помочь им в другом? Математика, к примеру? Одним сложением и вычитанием ведь не всегда можно обойтись. Он может учить. Мэтт вернул на место лист травы и принялся обходить пещеру, внимательно ее осматривая и ощупывая камень. Породы не слоистые, значит, не река нанесла. Рукотворная пещера? Об этом говорили найденные им следы, предположительно, кирки. Но пещера была невелика и состояла из двух отделений. Второе было и вовсе крохотным, там, при желании, можно было устроить лежанку, но Рэм предпочитал хранить там запасы и добычу. Мэтт смог рассмотреть выскобленные шкуры, сложенные стопками, жесткие и недубленные, наверное, этим занимаются в племени. И плетеные из лозы корзины, аккуратно наполненные полосками вяленого на солнце мяса. Ради интереса он хотел было попробовать одну, но потом оставил свою затею, вспомнив о паразитах. Мэтт вернулся на ложе и задумался об обуви, у него ноги точно не привыкли к тому, чтобы бегать босиком по степи. Его замечательные ботинки не выдержали столкновения с жестокой реальностью постапокалиптического бытия и погибли в пасти червя. Рэм, насколько он видел, обматывал ноги чем-то вроде кусков кожи, разрезанных определенным образом, чтобы ленты охватили стопу и не натирали при ходьбе. Может, червь с непривычки отравился и подох от питания синтетикой? Хотя проблему обуви для Мэтта это все равно не решало. Стук копыт он услышал через несколько часов, когда желудок уже стал намекать, что мясо было давно, а в кладовой много пеммикана. Он доковылял до камней, прикрывающих вход, и уставился на занятную сценку, представшую перед ним. Рэм соскочил с лошади, сбросив перед тем с ее спины тушу небольшого оленя, похлопал ее по шее, что-то ворча. На лошади не было ни седла, ни узды. И она, развернувшись, потрусила в степь. Вот почему он не видел ее, когда выходил мыться! Но как Рэм позовет ее обратно? И она придет? Рэма он встречал улыбкой, желая вцепиться в охотника и разузнать все. Тот сдвинул один из камней, потом второй, используя рычаг из крепкой ветки. Что ж, простейшая механика здесь сохранилась, это хорошо. — Мэтт проснуться? — ухмыльнулся охотник. — Давно. Даже поел. — Ходить не больно? — заботливо поинтересовался Рэм, поглядывая на него, пока возился, раздувая угли в костре. Мэтт ощутил угрызения совести: мог бы и сам поддерживать пламя, ведь, когда проснулся, оно еще было. — Уже нет. Чем-нибудь помочь? — Ты не уметь, — протянул охотник, покачав головой. — Потрошить добычу, снять шкуру, скоблить. Или уметь? — Не умею, — признался Мэтт. — Хотя я могу выпотрошить, этому нас учили. Рэм кивнул и протянул ему каменный свой нож. При ближайшем рассмотрении орудие оказалось совсем не таким, как предполагал Мэтт изначально. Нет, оно, безусловно, сначала было сделано так же, как первобытные ножи — откалыванием от куска осколков. Но после его явно обточили абразивом: лезвие было почти гладким, к тому же, весьма острым. Рискнув провести по кромке пальцем, Мэтт порезался. Пришлось сунуть палец в рот, чтобы зализать рану. Удивительно, просто удивительно. То, что он поначалу принял с обреченностью, оказалось не столь уж и плохим. Дикари были, конечно, дикарями, но не абсолютно пещерными. Это дарило надежду на то, что выжить будет не так тяжело, как ему мнилось. Выпотрошить оленя у него получилось неплохо, профессора бы гордились аккуратностью разреза. Внутренности он складывал в разные плетенки, которые вынес ему Рэм, ткнув в каждую пальцем, обозначая. Сердце, печень, почки, легкие — в одну, кишки и остальную требуху — в другую. Желчный пузырь и струю Рэм отложил отдельно, видимо, это требовалось для каких-то снадобий или чего-то подобного. Потом аккуратно, не повредив, извлек яички, глаза и двумя ударами массивного, каменного же, топорика срубил верхнюю часть черепа оленя с рогами, обнажая мозг. Его он отложил так же отдельно, вырезал язык, трахею. — Это — для Урса, — указывая на яички, глаза, железы и трахею, сказал он. — Это — нам. Вкуснота, — он облизнулся и отщипнул кусочек мозга, съел, тщательно облизывая пальцы. Второй протянул Мэтту. Тот сглотнул, затем напомнил себе, что он больше не цивилизованный человек, проще надо быть. А мозг вполне съедобен. — Спасибо, — он взял предложенное, положил в рот. Ничего, нормальный вкус. Несоленое, конечно, но вполне съедобно. И, наверное, в самом деле вкуснота, как выразился Рэм. Кроме того, кажется, еще и полезно… Боже мой, о чем он думает… Нет, все верно, он должен привыкать. Есть все, что дают, например, тут не повыбираешь, особенно, если сам не можешь добыть еду. Рэм смотрел одобрительно, еще и кивнул. — Мэтт умный. Выжить. — А зачем? Вокруг все внезапно показалось серым, выцветшим. — Зачем выживать? Семья далеко, друзья далеко. Я ничего не понимаю и не умею. Зачем мне вообще пытаться выживать? — Новая семья? Ты не один. Не бояться. Рэм защитить. Мэтт подошел к нему, обнял. В мир постепенно возвращались краски. Он в самом деле не один. И если у него вдруг появится возможность продолжить род, разве не должен он это сделать? Рэм похлопал его по спине, потом отправил жестом в пещеру: — Костер — ты. Вода — я. Варить язык, мясо, зерно. Мэтт кивнул и принялся за хлопоты над костром. Видимо, ему придется готовить, что ж, он это делать умел. Исполнение обязанностей верной жены, ха! Он не учел того, что готовить он умел на нормальной плите и в нормальной посуде. Рэму пришлось показывать ему, как именно ставится горшок на огонь, как его вынуть, чтобы не обжечь руки. Как порезать мясо, чтобы оно быстро сварилось, сколько зерна, того самого, что он ел сырым во второй свой день в этом мире, насыпать, чтобы вышла нормальная каша. Соли было в ней маловато, конечно, но соль, как успел понять Мэтт, тут была сродни валюте. — Рэм, а море далеко отсюда? — Море? А, Большая вода. Далеко. До Большой воды много дней верхом, — кивнул охотник. Мэтт нахмурился. — Плимут занимает семьдесят девять квадратных миль, да от моря до пролива его пешком пересечь можно за неделю. Странно это все… — Вода уйти от тех берегов, где быть много-много зим назад. Давно, — протянул охотник. — Уйти вода, Урса говорить, после того, как долго-долго трястись земля. — Значит, случился какой-то катаклизм… Море ушло. Уже совсем ничего не понимаю. Я понял бы, если б оно все затопило, но отхлынуть, — бормотал Мэтт. — Неужели острова так сильно приподняло подземным толчком? Но какой силы должен был быть для этого взрыв… — Спросить Урса, — покачал головой Рэм. — Рэм — простой охотник, мало знать. Урса жить долго, знать много. Учить племя. — Спрошу, — кивнул Мэтт. — Давай есть? Каша сварилась, кажется. Рэм аккуратно вытащил горшок, используя обмотанную кожей деревянную рогатку. И, порывшись в кожаном мешке, вытащил свежевырезанную ложку, грубоватую, но вполне обычную. — Твое. Ешь. Мэтт благодарно улыбнулся и принялся за еду. Получилось довольно вкусно. Вот он и обзавелся своим первым имуществом в этом мире, не считая возвращенных ему Рэмом джинсов и рубашки. Однако джинсы претерпели кое-какие неприятные изменения: металлическая молния, заклепки и пуговица под его руками рассыпались ржавчиной. — Что… — Мэтт оторопел. Пуговицы на рубашке постигла та же участь, но ее Мэтт завязал узлом на животе. Еще у него остался такой же бесполезный ремень без язычка и пряжки. — Почему джинсы не рассыпались, если рассыпается все ненатуральное? Рэм, изучив ремень, хмыкнул: — Металл умирать. Урса говорить, после того, как земля трясти и умирать много люди, умирать металл. — Значит, металл и бетон, а еще пластик и полимеры… Тогда в городе делать нечего. Бетонные строения рассыпались, еда была либо в металле, либо в стекле, либо в пластике. Хотя стекло могло сохраниться… — Стекло? — переспросил Рэм. — Да, это такой материал. Окна раньше делали из него, посуду всякую. Рэм покачал головой, видимо, ни слово, ни материал ему известны не были. Что ж, значит, стекла тоже в этом мире нет. Есть глина, дерево и природный камень. Еще кожа, кость — то, что можно добыть из животных. — Рэм, а когда мы отправимся в племя? Охотник, занимавшийся разделкой мяса и раскладыванием его по плоским камням на горячем солнце, кивнул на свою работу: — Сушить оленя и ехать. Рэм добыть много, увезти в племя. Мэтт закатал рукава рубашки, закатал штанины. — Я могу пройтись к ручью? Буду очень осторожен. Рэм нахмурился, жестом велел ему сесть и принялся разматывать повязку на ноге. Его движения были аккуратны, видимо, причинять боль Мэтту он не хотел. Осмотрев его стопу, он потеребил бороду, потом принес из пещеры кусок кожи, довольно хорошо выделанной, и велел поставить на него ногу. Несколькими движениями вырезав нужное, зарылся в свой мешок, после чего Мэтт получил возможность посмотреть, как здешние люди делают свою обувь. Костяная игла или, скорее, шило протыкало кожу, тонкие полоски сшивали куски вместе. Соединив большой кусок с маленьким, вырезанным по форме стопы, и разрезав большой на несколько хитро изогнутых лент, Рэм запеленал в это сооружение ногу Мэтта и закрепил ремешком. Потом сделал то же самое для второй ноги, чуть больше по размеру, чтобы не мешала снова наложенная повязка из свежего листа и травяной кашицы. — Спасибо, — Мэтт протянул руку и погладил его по щеке. — Ты так обо мне заботишься… Ты такой славный. Рэм довольно заурчал, словно крупный хищник, даже глаза прикрыл. Потом указал ему направление и вручил нож. — Кричать, если видеть опасность. Рэм прийти. — Хорошо. Мэтт зорко осматривался на всем пути к ручью, однако пока что ничего живого не попадалось в поле зрения. На берегу он осмотрел воду, та была достаточно прозрачной, чтобы не прятать таинственных чудовищ. Он нашел ту небольшую заводь с песчаным дном, где мылся в первый раз, принялся умываться. Хотелось выкупаться целиком, но он помнил, что жир с травами должен защитить его от каких-то плотоядных червей, и смывать его не рискнул, да и смыть без мыла его все равно бы не смог. Пришлось извернуться, чтобы хотя бы подмыться, хотя он сделал это, когда проснулся, в пещере. Вода освежила, он еще раз умылся, думая, что скоро зарастет бородой, как Рэм — бриться ножом он побаивался, памятуя остроту лезвия. Мэтт поискал хоть какой-нибудь подходящий камень, но ничего не нашлось. Видимо, придется обрастать. Дополнительная защита к зиме, теперь кто знает, какие тут холода. Как бы ни было хорошо у ручья, но нужно было возвращаться. Одному стало страшно, да еще и в траве что-то шуршало и попискивало, и Мэтту не хотелось с этим чем-то встречаться, даже если оно было бы безобидной полевкой. Тут, кажется, вообще ничего и никого безобидного не оставалось. Он проковылял обратно к пещере, где принялся в меру своего разумения помогать Рэму. — А птицы не склюют мясо? — Нет, — усмехнулся тот. — Крылатые охотиться на живое. Мыши есть зерно и плоды, не есть мясо. Псы не подойти к убежище, — он показал пучок остро пахнущих листиков: — Брысь-трава отгонять. — Странные собаки. Они похожи на волков. Рэм, а другие острова, они еще есть? Охотник пожал плечами: — Может, Урса знать? Рэм не знать. Никто не видеть другие люди, только Большой свист приносить, я говорить тебе. Племя Совы — большое, больше нет никто. Охотники ходить и ездить далеко, видеть города. Там пусто. Псы, крысы, скрассы, черви, птицы, мыши, хурты. Больше никто нет. — Это прямо как начало баллады… Когда-то была на свете Святая Земля… Ирландия, зеленый остров. А еще была Шотландия с ее замками на скалах, цветущим вереском, из которого давным-давно варили мед, но давно утратили это искусство. Рэм слушал, но не перебивал, даже если ему были непонятны слова Мэтта. Он выскребал расстеленную на земле шкуру оленя, отчищая ее от жира, пленок и волокон мяса. — Здесь всегда был дух старины, даже в век очень современных технологий. По сути, ничего особенно и не изменилось даже после катаклизма. Но вот куда могли деваться все люди… Здесь было бы много трупов, если б они погибли, были бы кости, в конце концов, растительность была бы очень буйной. Рэм пожал плечами, зашипел, неловко дернув рукой: каменный скребок зацепил его палец, содрав с него кожу. И Мэтт во все глаза уставился на его руку, отвесив челюсть: кровь охотника была не красной, она была, скорее, буро-синей. — К-к-кровь, — прозаикался он, тыча пальцем в Рэма. — Твоя кровь… В памяти всплыли строки учебников, объясняющие такой цвет. Но ранее синяя кровь на Земле встречалась только у морских моллюсков, ракообразных и прочих беспозвоночных! Цвет обусловливался другим соединением, вместо гемоглобина был гемоцианин. Впрочем, если в этом мире железо разрушилось, и выжить смогли только приспособившиеся организмы, это объясняло малочисленность людей и малое видовое разнообразие животных. — Я скоро умру… Когда железо в моей крови разрушится, я умру. Господи, почему я врач, почему я знаю о последствиях дефицита гемоглобина? — Мэтт вцепился себе в волосы. Рэм удивленно взирал на него, потом с силой сжал его запястья, заставляя смотреть на себя. — Мэтт не умереть. Чш-ш-ш, тихо. — Я умру. Понимаешь, у меня красная кровь, в ней содержится железо, которое в этом мире разрушается. Если в моей крови разрушится железо, я умру, потому что оно отвечает за снабжение тканей кислородом. Или не умру, но лучше б умер. Все дело в крови… Охотник подергал себя за бороду и просиял: — Нет, Мэтт не умереть. Мэтт есть внутренний кровь оленя. Он метнулся в пещеру и вытащил горшок с печенью, сунул его в руки парня и кивнул: — Есть. Внутренний кровь есть охотник, если терять свой кровь. — Я не уверен, что моя кровеносная система обновится из-за того, что я съем печень оленя… Но я попытаюсь. — Урса помочь. Пока есть, Мэтт. Это спасти. Мэтт принялся жевать печень, не чувствуя вкуса. Она должна помочь ему, пока не стало слишком поздно. Железные пуговицы и пряжки рассыпались за две ночи. Он пока жив и не чувствует упадка сил и головокружения… Может быть, это из-за того, что он второй день питается местными продуктами? Мясо, зелень… Вода, в конце концов. Наверное, плохо ему станет завтра. Скользкая печень отдавала на языке медным привкусом. Он обратил внимание на то, что цвет у нее был более темный, чем у обычной свежей печени, привычной ему. Крови оленя он не видел, наверное, Рэм обескровил тушу прежде, чем везти ее. А внутренние органы не слишком отличались по цвету от обычных. Да и шкура тоже. Олень как олень. Только с синей кровью. Его разбирал смех, наверное, это была истерика. Наконец, все прорвалось слезами. Синяя кровь — это оказалось перебором для психики даже больше всего прочего. Рэм бросил свою работу, сгреб его в охапку и гладил по спине, молчаливо утешая. Может быть, те две путешественницы во времени, что попали сюда в прошлые разы, тоже обладали зачатками знаний в медицине, потому и сошли с ума? Не хватило терпения просто сидеть и ждать своего конца? Мэтт успокаивался долго, пока не устал от слез. — Завтра увижу, помогла ли местная еда. — Все быть хорошо. Мэтт не бояться! Верить Рэм. Охотник поднял его, но в пещеру Мэтта пришлось почти тащить, истерика обессилила его, глаза закрывались, несмотря на то, что еще был даже не вечер. Но Рэм ничего не сказал, только раздел, уложил на лежанку, снова намазал жиром с травами. Конца этой процедуры Мэтт уже не запомнил — он спал, иногда протяжно всхлипывая. Когда рядом лег Рэм, он не понял, только вцепился в охотника, прижался всем собой. Горячее тело Рэма согрело, позволило расслабиться окончательно. Снов он не видел. Утро началось так же, как и прошлое — Мэтт проснулся от того, что в него входит чужой член, а жесткие руки гладят грудь и живот, опускаясь к паху. Сегодня удовольствия было побольше, так что Рэму даже удалось извлечь из Мэтта несколько стонов. Может, виной тому была другая поза, или что-то еще… Или чисто психологические причины, вдаваться в размышления Мэтту не хотелось. Он просто постарался получить свою долю удовольствия, выгибаясь так, чтобы каждое движение Рэма в нем дарило острую искру наслаждения. Почувствовал, как после соития его, безвольно раскинувшегося по шкурам, обтерли чем-то мягким и влажным, стирая семя с кожи, снова прикрыли шкурой. «Я же должен еду приготовить», — вспомнил он. Он полежал еще немного и все-таки поднялся, с удивлением чувствуя, что ни слабости, ни одышки, ни головокружения нет и сейчас. Некоторая истома после секса, но ее быстро прогнала свежая вода, принесенная Рэмом. Готовка заняла меньше времени, чем вчера, Мэтт приноровился к огню и горшку на нем. Сегодня он порезал в горшок сердце и остатки печени, а Рэм нанизал на прутики куски мелко напластованных легких, посыпав их перетертыми в порошок травами. Охотник рассказывал, как называются травы, Мэтт запоминал: знакомых названий было мало, наверное, они не сохранились или были так же заимствованы из других языков. — А сколько времени будет сушиться олень? — уточнил Мэтт. — Один и еще три восхода, если солнце горячее. — Четыре дня, — перевел для себя Мэтт. — Да, — кивнул Рэм. — Один быть вче-ра, два — этот. Еще два потом. Завт-ра, — старательно выговаривая слова, охотник вопросительно посмотрел на парня. — И послезавтра, — кивнул Мэтт. — Позавчера, вчера, сегодня, завтра и послезавтра. Целых пять дней укладывается. Рэм повторил слова, слегка коверкая, но в целом правильно. Он, как Мэтт понял, был довольно смышленым малым, несмотря на утверждение, что «Рэм не надо, Рэм простой охотник». Мэтт вознаградил его еще одним поглаживанием по щеке, целовать не рискнул, да и вряд ли Рэм вообще поймет, что это такое — поцелуй. Несмотря на вроде бы миролюбивый нрав охотника, Мэтт не забыл о том, что тот всерьез прикидывал возможность сожрать его. А поцелуй тот мог воспринять как покушение или попытку укусить, в общем, не стоило испытывать судьбу. К тому же, Мэтту просто нравилось урчание этого хищника, подставлявшего под ладонь голову. Волосы, кстати, у него были довольно мягкими, наверное, потому, что в них втирали жир, хотя обычно курчавые темные волосы жесткие и непокорные. А паразитов у него не было. Сейчас-то это было видно. И они, на самом деле, были не сбиты в колтун, а плотно закручены и закреплены зачерненными костяными шпильками. И обнимать его тоже нравилось, Мэтт чувствовал, что все будет хорошо, когда ощущал тепло тела Рэма под руками. После завтрака они занялись переворачиванием сушащегося мяса, потом Рэм, по просьбе Мэтта, показывал ему свои орудия труда. На всех были следы абразива, значит, кое-какие технологии все же остались, приспособились к миру без металла. Был у охотника и маленький точильный брусок, которым он заострял костяные обломки, превращая их в иглы, были бритвенно-острые кусочки вулканического стекла — обсидиана, хранившиеся в выстланной мехом кожаной коробочке, ими охотник резал тонкие ремешки, вырезал узоры. Рассмотрев одежду Рэма, Мэтт вынужден был признать свою слепоту от страха и нервного потрясения. Все, что охотник носил — кожаные штаны, безрукавка, пояс, — было украшено интересными прорезными узорами, детали искусно соединялись швами из жилок или тонких крепких ремешков, кожа поражала выделкой. — Это потрясающе, — вынужден был признать Мэтт. — Такие узоры, такое искусство выделки кожи. А мне сперва показалось, что это просто шкуры. — Мэтт думать, Рэм из племя Совы ничего не уметь? — проницательно усмехнулся охотник. — Мэтт удивиться, смотреть мой дом, говорить с Урса. Племя много не знать, много забыть, да. Но Урса учить, хранить память предки, писать в пещерах слова. — Извини. Просто все это… очень странно и страшно для меня, и я решил, что люди стали совсем как первобытные существа. Мэтт рассказывал Рэму все, что помнил про первобытный строй, пытаясь донести это простыми и понятными для охотника словами. Рэм был озадачен. И в свою очередь рассказывал, что оно, конечно, похоже, но лучше Мэтту все увидеть самому. — Урса — не вожак, Урса — мудрость племени. Вожак — Тар, вести охотники на большой охота, когда снег. Охота на псы — черви спать, можно идти в город, туда, — он махнул в сторону руин Плимута, — и туда, и туда, — еще жесты в разные стороны. — Снег — большая охота, много охотники идти, вожак вести. Вожак дать охотник жена. Рэм хотеть по-за-вче-ра вернуться просить жена. Теперь не хотеть. — Почему? — удивился Мэтт. — Жена… — дальше последовали несколько слов, которые Мэтт не понимал. Рэм догадался, что его не понимают, снова подергал себя за бороду. — Рэм один. Один долго, хотеть трахаться. Хотеть просить жена. Жена… на время? Не всегда. Пока не быть… — он изобразил большой живот. — Пока она не забеременеет. А ребенка потом воспитывает жена в одиночестве? — Все жена. Много. Э-э… Вмес-те? — Понятно. Вместе, — кивнул Мэтт. — Все жена, все старые жена, рожать мочь — нет, растить — мочь да, все там вмес-те. Вос-пи-тать… уф. Охотники охранять, кормить, приносить шкуры, мясо. Жены растить трава, зерно, хранить всё, делить на всех. — Я понял, — Мэтт снова погладил его по щеке. В общем, вырисовывалась интересная картинка первобытно-общинного строя, с общими детьми и женщинами, хранительницами племенного очага и запасов. Женщины же занимались собирательством и, наверное, земледелием. Кто такой или такая Урса, Мэтт все еще не понимал, но подозревал, что это самая старая женщина, которая хранит в своей памяти все накопленные племенем знания, учит им преемницу и тех, кто хочет научиться, записывает информацию на стенах пещер, чтобы сохранить ее для других. Есть вождь мужчин, который выводит племя на крупные облавные охоты, в основном, в зимнее время, когда черви спят. Он же распределяет женщин среди охотников. Возможно, обязанностей у вождя больше, пока он не понял. Ему очень хотелось поскорее все это увидеть своими глазами, поговорить с Урса. А еще посмотреть на Рэма, каким он будет, когда окажется дома. После полудня Рэм вышел и несколько раз свистнул. Через некоторое время Мэтт услышал грохот копыт и увидел его хурта — дикую степную лошадь. У нее было поджарое длинное тело, не слишком длинные, но крепкие ноги, сухая точеная головка и высоко вздернутый, как у арабских скакунов, хвост. — Он так тебя слушается. Ты долго его приручал? — Хурт расти с охотник, — посмеиваясь, пояснил Рэм. — Знать мой голос, запах. Я звать — хурт прийти. Никогда далеко. Он звать — я прийти. — Здорово, — оценил Мэтт. — Рэм охотиться, Мэтт ждать. Охотник закинул за спину небольшой лук и колчан с любовно выправленными стрелами, легко взвился на спину хурта. Мэтт мимоходом остро позавидовал, до того гармонично это выглядело. Словно повезло заглянуть в очень далекое прошлое Земли. Потом-то опомнился, разглядывая клубы пыли из-под копыт. Значит, надо поддерживать костер. И еще не найти неприятностей. Оставаться одному было страшно. Несмотря на то, что все опасности, которые Мэтт видел, остались, вроде бы, неподалеку от города, а в окрестностях пещеры он ничего опаснее самого Рэма не встречал. Он забрался в пещеру, ставшую домом за эти пару дней. Внутри он себя ощущал уверенней. Рэм не запирал его, камни остались на своих местах. В пещере весело потрескивал костерок, почти бездымный — тонкая струйка дыма стелилась по своду пещеры и уходила наружу через трещины в камне. Мэтту, по его просьбе, были оставлены: клочок кожи, игла-шило и пара тонких ремешков. Он собирался сшить себе мешочек для хранения мелочей. Это оказалось довольно увлекательно — пытаться осилить такой способ шитья. Правда, руки после болели не на шутку, особенно, кончики пальцев. Плотную кожу костяная игла протыкала неохотно, на нее нельзя было сильно давить, иначе мог сломаться кончик, ленточки продевать в отверстия тоже было той еще морокой… Но это здорово отвлекало от мыслей о том, как скоро он умрет. Рэм вернулся как раз вовремя, чтобы Мэтт смог похвастаться получившимся. Охотник внимательно осмотрел первое творение своего подопечного, что-то одобрительно проворчал и… погладил жесткой ладонью по щеке. Потом взялся свежевать добычу — двух зайцев, довольно крупных, в желтовато-палевом меху. Первым делом вырезал печень, кинул в плошку и вручил Мэтту. Тот принялся ее поедать, про себя посмеявшись: выработали знак поощрения. Ему уже было откровенно плевать на паразитов, возможно (и даже наверняка) обитающих в сырой печени, на вкус этой печени, на то, что он ест ее руками, откусывая от еще теплого, упругого, истекающего темной кровью куска. Цивилизация умерла, да здравствует первобытность. — А на вкус неплохо, — слегка удивился он. — Соль надо, — посетовал Рэм. — Соль мало, Урса говорить, соль копать надо. Искать и копать. — Ага. Там, где было море, должны быть соляные пласты. И методом выпаривания из рассола ее можно добывать. Охотник похлопал на него глазами, подергал себя за бороду, выругался непонятно и снова принялся за разделку тушек. Кроме зайцев он привез мешок с зеленью и явно очень гордился тем, что нашел ее. Прикончивший печень Мэтт взялся разбирать все эти корешки, листики, колоски, цветочки и прочую растительную ересь. — Это съесть, — Рэм внимательно следил за ним, — есть, Мэтт. Не быть черви внутри. — Ладно. Трава на вкус была горькой как алоэ. Рэм посмеивался, глядя на гримасы Мэтта. Пришлось жевать, а не плеваться, глотать горько-вяжущую массу. Однако обнадеживало то, что после этой пакости «червей внутри» не будет. Значит, дикари знали или помнили об опасности сырого мяса и паразитов. И даже нашли способ бороться с ними без искусственных аскарицидов. — Все, я ее съел… — наконец, сказал Мэтт. — Хорошо, — серьезно кивнул Рэм. — Помогать? — Что сделать? — сразу согласился Мэтт. Охотник принес пару плетенок — плоских, с мелкими отверстиями и длинными кожаными шнурами. Объяснил, как нужно обрывать листики и цветы и раскладывать небольшим слоем, а потом — прикрыть такими же плетеными крышками и повесить сушиться на ветерке, на дерево. За работой медленно стал приближаться вечер. Мэтт вышел из пещеры, потянулся всем телом. И засмотрелся на яркий закат. Третий? Да, только вот первый увиденный, первый, который он сумел рассмотреть и проникнуться каким-то вселенским очарованием момента. Да и вообще, наверное, первый закат в его жизни, на который он вот так смотрел и любовался, никуда не торопясь, потому что уже некуда. — Как же это красиво… Так спокойно. Такие краски… — Мэтт говорить как Урса, — хмыкнул вернувшийся от ручья Рэм. И Мэтт засмотрелся уже на него, впервые рассматривая охотника без одежды, с распущенными и вымытыми! начисто! волосами. Захотелось его придушить и немедленно вызнать тайну моющего состава, выкупаться самому. — Ты такой… «Чистый! Я тоже хочу!» -… притягательный. Рэм посмотрел непонимающе, вздохнул, взял его за руку и повел к ручью. Как оказалось, мылся он… илом. В крохотной заводи чуть дальше той, которую знал Мэтт, чуть помельче и защищенной выступом каменного ребра, через который вода переливалась неохотно, не размывая донные отложения, собирались упавшие в воду листья, веточки, травинки, превращались в ил. В зарослях травы на берегу обнаружилась плетенка и плошка. Через плетенку из травяных стеблей нужно было процедить ил, чтобы не попадались крупные куски. Густая склизкая масса не пенилась, конечно, но замечательно смывала жир и пот, действуя, как мягкий скраб. — Как же мне хорошо, — признался Мэтт, блаженствуя. Он отдраился до того состояния, когда кожа становится очень чувствительной, не помешала и холодная вода, правда, к вечеру в любимой заводи она больше походила на парное молоко, прогревшись за день. Мэтт забрался на глубину, проверяя, можно ли поплавать. Потом он мог вспомнить только то, что Рэм, стоя на берегу, вдруг зарычал и выхватил нож, который и швырнул в него. Мэтт от неожиданности поскользнулся и окунулся с головой, наглотался воды и перепугался до полусмерти. А потом перепугался еще раз, когда Рэм, вытащив его, вытащил и свой нож с нанизанной на него многоногой тварью размером с руку Мэтта. — Это что? — Мэтт в ужасе смотрел на нечто. — Почему оно тут живет? — Скрасс. Нельзя часто мыться — запах. Скрассы идти на запах человек. По его пояснениям Мэтт понял, что скрассы — это ядовитые твари, из желез которых добывают один из компонентов той мази, которой люди — все без исключения — покрывают свои тела. Это отпугивает скрассов, червей и прочую ползучую и летучую мерзость. А он еще гадал, почему возле пещеры и над ними с Рэмом не вьются тучами комары и другой гнус… — Как они вообще возникли… Из кого мутировали? — Мэтт рассматривал скрасса. Рэм опять не понял его слов, но переспрашивать не стал, просто с мерзким хрустом взломал панцирь мертвой твари и очень аккуратно извлек из неаппетитного содержимого два серо-синих комочка, которые завернул в лист и отложил в сторону. Потом порылся в слизистых внутренностях еще и вытащил несколько округлых белых комков. Протянул три из них Мэтту: — Есть. Урса говорить, для костей хорошо. Остальные два закинул себе в рот и прожевал, не морщась, как будто это были витаминки. Мэтт ужаснулся, но крепкие кости иметь хотелось, потому он сжевал шарики. Вкуса у них не было. Вернее, был — как у чистейшего медицинского кальция, мел и мел, разве что потверже. Мэтт захрустел веселее. Мел он любил. Рэм, пристально следивший за ним, кивнул, морщинка на лбу разгладилась. Тушу скрасса они закопали, старательно вырыв в земле довольно глубокую яму, хотя для этого пришлось потрудиться обоим. Рэм позволил быстро смыть пот и погнал Мэтта бегом в пещеру — мазаться жиром. На чистое тело те самые москиты и гнус полетели, как на яркий маяк. — А змеи тут водятся? — Мэтт вспомнил про свою паническую нелюбовь. — Змеи? — переспросил Рэм. Мэтту пришлось объяснять едва ли не в лицах. К его облегчению, охотник покачал головой: — Нет такого. — Какое счастье. Я очень их боюсь. — Скрасса и червя не бояться, змеи бояться? — усмехнулся Рэм, намазывая ему плечи и грудь. — Они ползают и шипят, — Мэтт вздрогнул. Уже позже, засыпая в ставших привычными за столь короткий срок объятиях Рэма, Мэтт подумал, что если где видовое разнообразие и сохранилось — это в море. Как-никак, именно там обитала большая часть организмов, чья кровь содержала не железо, а медь. Еще должны были выжить пауки, ведь, если выжили насекомые, то и их хищники, наверняка, тоже. Птицы выжили не все, в основном, хищные, как он понял, те, кто питался мясом. Почему выжили травоядные? Выверт эволюции? Избирательное действие того, что разрушает железо? Иммунитет? Не зная причины катастрофы, теории можно было строить бесконечно.