uno.dos.tres

— О черт… — Завтрак закончился явно не так, как ожидал Бэкхён. Если быть совсем точным, завтрак даже не начался, просто в какой-то момент плита перед глазами сменилась мелькнувшим потолком, и взгляд уткнулся аккурат в люстру, а лопатки — в крышку стола. В какой-то степени это стало нормой его жизни. Одним из тех бесчисленных пунктов в долгом списке рутины, где-то между «поход в супермаркет три раза в неделю» и «на завтрак овсянка для Чанёля, овощной салат для Сонёля». И в целом, нельзя было сказать, чтобы Бэкхёна это сильно расстраивало. — Доброе утро, малыш. — Картинка висящей перед глазами люстры сменилась на самодовольную, все еще немного сонную физиономию одного из близнецов. Сонёль не любил изменять своим привычкам и еще больше не любил отказывать себе в своих желаниях, что имели свойство накатывать на того спонтанно и совершенно без предупреждения. Опираясь о стол предплечьями, светловолосый тихо заурчал, чувствуя, как старший шире разводит ноги, позволяя сильнее вжаться в собственное тело ничем иным, как утренним стояком. Губы сомкнулись во влажном поцелуе, и Бэкхён завершил «композицию», обвивая крепкую шею парня руками. Он любил, когда утро начиналось именно с этого. Чужая ладонь медленно очертила чуть согнутую в колене ножку, неспешно поднимаясь все выше и, наконец, проскальзывая под чуть задравшийся подол рубашки шоколадного цвета. Когда-то эта рубашка принадлежала Чанёлю, но, стоило признать, Бэкхёну она шла куда больше, особенно на голое, как сейчас, тело. Улыбка на пухлых губах младшего становилась только шире, что не мешало ей утопать в глубоком, ставшем влажным и немного развязным поцелуе. Низ живота сводило от желания скорее закинуть стройные ноги себе на плечи и войти в горячее растянутое тело под собой, но спешить было нельзя, по крайней мере пока он один. — Ты снова торопишься. — Немного грубый ото сна голос брюнета слишком резко привлек внимание парочки на столе, заставляя оторваться друг от друга, размыкая поцелуй и переводя взгляд на обнаженного по пояс старшего близнеца. — Я решил немного подогреть… наш завтрак. — Почему-то эти слова казались Бэкхёну смешными, но, черт бы его побрал, такими уместными. Чанёль замер по другую сторону стола, ладонью зарываясь в мягкие волосы старшего, словно вместо приветствия и пожелания доброго утра. Понимая, что его больше целовать не собираются, Бэкхён полностью откинулся на спину, удобнее укладывая голову, и, возведя вверх взгляд, встретился с темными зрачками брюнета. Правда, поцелуи все же посыпались немного неожиданно, обжигая открытый участок шеи, а стоило высвободить маленькую пуговицу из петли — коснулись и ключиц. Хотелось опустить глаза, проследить за тем, что творит на его груди младший из парней, но отвести взгляд от Чанёля казалось чем-то неправильным. Тем, что он не должен делать, и Бэкхён смотрел, пока чужие, но не менее любимые губы покрывали бледную кожу новыми отметинами. Теперь уже и сам зарываясь тонкими пальцами в обесцвеченные волосы с легким пепельным отливом, старший сдавленно выдохнул, возбуждаясь все больше от поцелуев или от пристального взгляда со стороны, но ему нравилось происходящее. Правда, прекратилось все так же неожиданно. Сонёль оторвался от полюбившейся кожи с легким ароматом кокосового геля для душа и позволил себе так же выровняться, лишая юношу приятной тяжести и тепла, следом мягко подхватывая того под бедра. Бэкхён уже давно перестал бояться их прикосновений, перестал ждать чего-то ужасного и непозволительного, послушно приподнимая ноги и упираясь пятками в крепкие плечи парня. Край рубашки приподнялся еще чуть выше, открывая больше интимного, показывая блондину мягкие половинки попки, но всё еще спасительно прикрывая наливающийся желанием член. Облизывая в предвкушении губы, старший ждал привычного для того резкого порыва, несдержанного, изголодавшегося движения, но тот медлил, и Бэкхён даже не сразу заметил, как близнецы переглянулись. Всего доля секунды, им хватило этого, чтобы знать, что будет дальше, и это будоражило. Их связь — то, что позволяло понимать без единого слова, чувствовать словно самого себя, это было заметно даже со стороны, хоть и совершенно непонятно; неразгаданная тайна, которую те совершенно не хотели раскрывать. Будто один живой организм, одно сердце, бьющееся в двух телах. Одно уверенное движение, и старший слегка теряет ориентацию в пространстве. Сонёль сдвигает его по крышке стола чуть вперед, заставляя свесить голову с края, и это кажется чертовски неудобным, и хочется возмутиться, пока взгляд не упирается в напряженное возбуждение Чанёля, скрытое домашними штанами, что просто «магическим» образом оказалось у самого его носа. Блондин тихо смеется, наверняка уловив смену настроения старшего, и слышится шорох снимаемой одежды, но Бэкхён не может отвлечься, медленно переводя взгляд на лицо брюнета и встречаясь с ласковой насмешкой. Вот теперь Сонёль не медлит. Сочащаяся смазкой плоть нетерпеливо вжимается в ложбинку между чужих ягодиц, точно молчаливое предупреждение, и старший расслабляется. Первый толчок отдает неприятной тянущей болью, совсем легкой, и то, скорее, из-за того, что ночью его знатно потрепали, и телу следовало бы отдохнуть, но… определенно не сегодня. — Малыш, не халтурь… — Чанёль шепчет тихо, совсем ласково и усмехается только шире, когда дрожащие от накатывающего возбуждения ручонки цепляются за край его штанов, неловко стаскивая их вниз, насколько это позволяла неудобная поза. Твердый, влажный от естественной смазки член покачнулся перед его лицом, легко задевая щеку, и Бэкхён отчего-то замер, приходя в себя вместе с мощным толчком глубоко в его тело, захлебываясь первым громким стоном. Сонёль ждать больше не мог, горячие влажные стеночки сладко сжимали его, слишком сладко, и он всеми силами пытался поторопить события. От неожиданности вцепившись в крепкие бедра брюнета, Бэкхён все еще не мог понять, с какой стороны ему стоит «подступиться», но Чанёль быстро справился с его замешательством. — Открой ротик пошире. — Старший не сопротивлялся, это было лишним, и, разомкнув губы, обхватил любезно приставленную ко рту головку. Ракурс был немного не тот, и на язык ложилось иначе, немного непривычно, но определенно приятно, и, если судить по рычащему вздоху сверху, — Чанёлю было приятно не меньше. Блондин медленно раскачивал бедрами, плавно выскальзывая из тугого колечка и вновь входя до самого основания, пока напряженные яички с мягким звуком не прикладывались к попке. Ему нравилось наблюдать, как толстый, влажный от слюны член старшего брата исчезает между пухлых губ юноши. Пока еще всего на половину, но он знал, что с этого всё только начнется, ведь Бэкхён хороший мальчик, он умеет намного больше. Бэкхён это тоже понимал, внутренне радуясь, что сейчас братья столь любезно решили двигаться в нем по очереди, давая возможность протяжно стонать от толчков в попке, от чего член во рту чувствовал вибрацию, и, следом расслабив горло, принимать его все глубже. Кухня наполнилась тяжелым сбитым дыханием, что растворялось где-то в первых лучах рассветного солнца, гуляющих по стенам, лишь время от времени прерываясь на задушенные стоны. Бэкхён чувствовал себя распятым, нанизанным, словно бабочка на иголку, когда глубоко внутри него оказывались два члена. Близнецы его больше не жалели. Сонёль грубо вбивался в растраханную им же самим попку, впиваясь пальцами в сочные бедра старшего, в то время как Чанёль норовил все глубже войти в его глотку. — Ну же, малыш, глотай. — Голос брюнета стал еще более грубым, хрипящим от возбуждения, гуляющего по венам. Бэкхён не думал спорить, он уже проходил это и, как можно сильнее расслабив горло, сглотнул, стоило Чанёлю толкнуться в его рот, позволяя члену зайти так далеко, насколько позволяла длина. Широкая ладонь мягко поглаживала такую раскрытую из-за позы чужую шейку, мягко надавливая, когда тонкие хрящи гортани немного разошлись, выпирая сильнее из-за толстого члена, оказавшегося столь глубоко. Чанёль знал меру, ту тонкую черту, когда еще не больно, но испытываемое наслаждение более острое, и с удовольствием наблюдал, как тело старшего напряглось, но, не ощутив ничего, доставляющего дискомфорт, тут же расслабилось, позволяя вновь и вновь погружаться в его рот, пока губы не сомкнутся у самого основания члена, принимая полностью. — Чёрт, Чанёль… — от подобной картины, младший не сдержал в себе протяжного стона, не в силах отвести взгляд от того, как умело и потрясающе горячо Бэкхён заглатывает всё немалое достоинство его старшего брата. Ни в одном порно он не видел столь невероятного глубокого минета, как в исполнении их мальчика. — Я хочу его рот… — Вот же ребенок, — прозвучало с мягкой, даже ласковой насмешкой в ответ, несмотря на возбужденную хрипотцу в голосе. Толкнувшись слишком грубо в последний раз, Сонёль с влажным звуком выскользнул из растянутого тела юноши. Под тихий стон Чанёль покинул наполненный слюной рот и, склонившись, поцеловал в благодарность покрасневшие губки старшего, получая вялый, немного растерянный ответ. Бэкхён туго соображал. Его разум отключился, оставляя тело на автопилоте под давлением желания и возбуждения, на мгновение приходя в себя, лишь когда близнецы поменялись местами. — Будь аккуратен и не смей касаться шеи… тебе слишком сносит крышу, — сейчас Чанёль звучал больше как папочка, чем старший брат, но Сонёль все равно не смог его ослушаться, понимая, что никто не знает его лучше. Лишь согласно кивнув, он, поддавшись минутному порыву, потянулся к брату через стол, без капли заминки получая горячий поцелуй самых родных губ и ласковое касание грубых пальцев к щеке. Бэкхён, пристально наблюдающий за этой картиной чуть протрезвевшим взглядом, застонал. На него подобные игры братьев действовали просто убийственно, и внизу живота болезненно стянуло возбуждение, невольно заставляя сжать твердый стояк через мягкую ткань рубашки. Братья, кажется, лишь пользовались такой реакцией на себя, зарываясь пальцами в волосы друг друга и целуясь все глубже, постыдно раскрывая рты, лаская влажными языками, пока в такт старшему не начал постанывать и Сонёль, распаленный еще больше. Бэкхён требовал внимания, здесь и сейчас, о чем более чем красноречиво сказал жалобный, просящий стон, заставивший парней оторваться друг от друга, тяжело дыша и облизывая губы. Теперь он сам тянулся к члену младшего, обхватывая руками его бедра и ловя влажную от смазки головку губами под тихий довольный смешок. Он уже достаточно вошел в раж, чтобы первый глубокий толчок в его глотке отдался удовлетворенным стоном. Чанёля такой расклад устраивал не меньше. С восхищением наблюдая за проделанной работой — распаленным и подготовленным парнем, чья шейка так откровенно пошло вздымалась под давлением толстого члена изнутри, он медленно вошел в растянутую мокрую попку. Движения постепенно стали синхронными, хоть братья и пытались дать юноше долю секунды на полноценный вдох, их внутренний метроном взял верх. Раз за разом, синхронно заполняя растянутое на столе тело, каждый наблюдал, как старший соблазнительно изгибается, как вздымается его грудь от коротких судорожных вдохов. Край рубашки задрался еще чуть больше, открывая покрасневший от напряженного желания член и небольшое влажное пятнышко смазки на нежной коже лобка. Такая аппетитная, поистине соблазнительная картина не могла оставаться без внимания. — Сонёлли, помоги нашему малышу… — это просьба была лишней, младший уже и сам был готов поддаться, и все же доставлять удовольствие Бэкхёну по просьбе брата было как-то особенно приятно, и он не сдержался. Немного меняя угол проникновения, подходя на полшажка ближе, блондин склонился к столу, нависая над юношей и утыкаясь носом в твердую плоть, глубоко вдыхая аромат чужого возбуждения, сладкого, отдающего кокосовым гелем. Бэкхёна прошибло дрожью, когда член накрыли пухлые губы. Ему было немного неудобно сотрясаться под глубокими толчками внутри, пытаться подстроиться под все так же глубоко входящий в глотку член младшего, что больше не задерживался столь надолго внутри него из-за новой позы. Это позволяло ему дышать, делать мелкие глотки воздуха, прежде чем гладкая головка вновь погрузится в его горло, что казалось очень уместным, особенно сейчас, когда и его плоть вбирали до основания. Его член не был таким же толстым и крупным, и Сонёлю было порядком легче, чем ему. Небольшой, аккуратный, он приятно ложился на язык, казался нежным и бархатным, и блондин играл с ним, сосал пошло и немного шумно, но с таким аппетитом, что Бэкхёна сгибало пополам от ощущения, что он вот-вот кончит. Стараясь не отставать, старший робко накрыл ладонями упругие ягодицы блондина подталкивая ближе к себе, заставляя входить в него все чаще, буквально трахать в рот. И Сонёль трахал, заходясь стонами чистого блаженства, когда перед глазами темнело. Чанёля эта картина заводила, делала буквально безумным, заставляя толкаться все сильнее и резче, мысленно жалея, что он не поставил их в подобную позу раньше. Два присосавшихся друг к другу любимых мальчика, влажные звуки, что они издают с таким желанием и возбуждением, как сдавленно стонут, вбирая возбуждения друг друга все глубже. Эта картина подводила его к разрядке, но завершать первым совсем не хотелось. Уверенно кладя ладонь на затылок брата, так потрясающе оказавшуюся столь близко к его паху, и зарываясь в обесцвеченные волосы, он направлял его, словно был на месте Бэкхёна. Заставлял брать в рот все быстрее и резче, не жалея ни капли, не давая вдохнуть полной грудью, до раздирающего легкие блаженного стона из уст их обоих. Бэкхён с трудом удерживал себя на месте под давлением резких движений с двух сторон. Его била дрожь от того, как резко и грубо Сонёль стал отсасывать, даже не подозревая, что виною этому был Чанёль, методично надавливающий на затылок брата. Он развел ноги еще шире, как только было можно, упираясь пяточками в край стола, и жалобно хныкал, сотрясаясь под резкими, приносящими блаженство движениями, позволяя члену во рту двигаться как ему вздумается, даже не чувствуя дискомфорта от глубоких проникновений, так сильно поглощенный влажным горячим ртом на своем возбуждении. Они кончили почти что вместе. Не выдержав, Сонёль излился глубоко в глотку старшего. Бэкхён же, с трудом справившись с подобным, задерживая дыхание, чтобы не подавиться, со стоном оросил язык блондина, позволяя распробовать всю терпкую сладость собственного вкуса, слизывая каждую новую выступившую капельку на головке. Перед глазами потемнело, настолько, что старший, кажется, утратил сознание на несколько секунд, когда звуки слились в неразборчивый белый шум в ушах, и бешеный пульс болью отдавал в висках от того, какой силы оргазм накрыл его. Блондину же было немногим легче: он почти уткнулся лбом в самый низ чужого, все еще напряженного от оргазма животика, но ладонь, так и лежащая на его затылке, не позволила. Чанёль задыхался. Рычал на каждом выдохе, вдыхая полной грудью, но легкие не чувствовали кислорода. Бэкхён судорожно сжимался, пульсировал, становясь невероятно тугим и тесным от накрывшего его удовольствия, и вид довольно облизывающего губы Сонёля оказался сродни выстрелу в голову. Он не мог контролировать себя, слишком сильно сжимая волосы брата, заставляя того приподнять голову, и с пошлым влажным звуком резко покинул тело старшего. Блондин действовал словно по наитию, самим нутром понимал, что должен делать, и широко открыл рот, позволяя старшему близнецу толкнуться в пленительную влажную узость. Два низких рычащих стона разразились словно гром на затихшей кухне. Терпкая мускусная жидкость выплеснулась в рот младшего, сплетаясь на языке с более нежным, даже сладковатым вкусом Бэкхёна, доставляя больше удовольствия блондину. Он проглотил все, что дал ему брат, до капли, так же как и со старшим, вылизывая дочиста расслабляющийся член, пока Чанёль не пришел в себя, разжимая руку. Блондин аккуратно привстал, выравниваясь, и, подтянув назад штаны, откинулся на стоящий чуть в стороне стул, все еще тяжело дыша, но найдя в себе силы потянуться к старшему и мягко взять того за руку. Чанёль поступил точно так же, возвращая штаны на полагающееся им место, садясь на такой же стул и мягко спуская ноги юноши себе на колени, чтобы тот мог расслабить их, поглаживая небольшие ступни. Бэкхёну же двигаться не хотелось от слова совсем. Он тяжело дышал, словно все еще не пришедший в себя, смотря, как на потолке играют солнечные зайчики, и чужое дыхание растворяется в тишине. — Завтрак готовьте себе сами… — спустя какое-то время тихо выдохнул он севшим голосом, и с явной болью в горле. Устало, словно и вовсе недовольно, но это вызвало лишь тихий смех с двух сторон и мягкие поглаживания ладони и пальчиков ног. — Как скажет мамочка, — с ласковой насмешкой ответил Сонёль, медленно поднимаясь. Как скажет их Бэкхённи.