uno.dos.tres

Бэкхён по привычке закрыл входную дверь слишком тихо, словно воришка, что прокрадывался в чужой дом, хотя дом был его… фигурально. По крайней мере, он здесь жил, и у него был ключ — значит его. Привычка эта выработалась как-то сама собой. Сперва просто нежелание будить близнецов, что любили забить болт на пары, и вместо этого поспать до неприличия долго, чтобы потом не давать спать уставшему Бэкхёну; а после, подкрепилось еще и нежеланием с порога попадаться в загребущие руки, которые заслышав щелчок двери, утягивали его черти куда и делали всякое безобразие. Против он, может быть, и не был… не сильно по крайней мере, но повозмущаться стоило, да и поесть не мешало бы. Кроссовки нашли свое законное место на полке, рюкзак на пуфике за трюмо, а сам юноша робко проскользнул вдоль узкого коридорчика в направлении кухни. Стараясь сильно не шуметь — не привлечь к себе внимания раньше времени, он неловко заглядывает в комнату, замирая в дверном проеме. Его смущало даже не то, что оба брата бодрствовали и в данный момент находились именно на кухне, а их занятие. Они стояли слишком близко друг к другу, до неприличия. Поясница младшего упиралась в край столешницы, и Чанёль нависал над ним каменным изваянием. Крепкий, напряженный. Хоть их тела и были идентичны, сейчас между ними чувствовалась разница, которую Бэкхён раньше не замечал. Сонёль казался более тонким, даже худосочным, оттого и гибким, особенно сейчас, с неестественно выгнутой спиной. Плечи старшего были чуть мощнее, скулы острее, и сам он выглядел странным образом крепче — мизерные отличия, которые было сложно заметить, даже живя бок о бок с братьями. Сейчас Бэкхён видел их такими впервые, и для этого ему потребовался толчок. Он почти собрался с силами чтобы сделать шаг вперед, спросить что происходит, что они, в конце концов, не поделили, но успевает только сделать вдох. Чанёль подается вперед, сокращает и без того мизерное расстояние до минуса, накрывая губы блондина поцелуем. Его ладонь ложится на чужую поясницу, а сам младший опирается о крепкие плечи брата. У Бэкхёна земля уходит из-под ног, и внутри все сжимается тугим узлом. Он уже видел, как близнецы целуются, это не редкость, особенно во время секса. Но все это воспринимается совершенно иначе, когда его тело служит живым барьером между братьями. Сейчас барьера не было. Короткие пол шага навстречу друг другу, и между телами не остается и миллиметра, заставляя младшего задушено мычать. От удовольствия — понимает Бэкхён, наблюдая за всем этим затаив дыхание. Впервые он видел, чтобы Сонёль был так послушен. Брюнет и раньше мог осадить пылкий нрав брата, но чтобы до такой степени… Младший мягко подавался вперед, еле заметно выгибался в пояснице, и даже в поцелуе отдал первенство старшему. Это было видно невооруженным глазом, и становилось даже слегка… завидно. Между ними была связь. Глубокая, возможно даже глубже, чем у любых других близнецов. А еще была любовь, совсем не такая, как к Бэкхёну, и этому он тоже немного завидовал. Поцелуй становился все глубже, более откровенным, возбуждающим, и это возбуждало даже юношу. Заставляло сильнее вжиматься плечом в стену, чтобы не быть пойманным, и наблюдать, сдерживая тяжелые выдохи. Была в этом какая-та особая, порочная красота. Красота, которая разгоняла лаву по венам от одного только понимания того, что он видит. Сердце в груди колотилось словно загнанное, норовя осыпаться к низу живота на каждом новом вздохе со стороны братьев. Но Бэкхён мог только смотреть, закусив губу, чтобы не проронить и вздоха. Разрывая поцелуй, брюнет склонился ближе к уху брата, что-то тихо шепча. Юноше не было слышно ни слова, нельзя было понять даже по эмоциям, проскользнувшим на лице младшего, но он понимал, что это только начало. На какое-то время братья замерли, тяжело дыша, пристально глядя в глаза друг друга, словно доводя до точки кипения. Кипел, почему-то, только Бэкхён. По крайней мере, так казалось ему самому. Столь щекотливое положение доводило нервные клетки до трясучки, разбавляя возбуждение адреналином. Точно преступник, он наблюдал за тем, чего не должен был видеть. Сонёль тихо хмыкнул, усмехнулся, облизывая ехидно изогнутые губы, и медленно опустился на колени. Все происходило так, словно в этом не было ничего необычного. Давно пройденный этап, о котором просто не догадывался Бэкхён. Это выглядело естественно, насколько вообще может выглядеть естественным такое поведение братьев. Пуговица тихо выскользнула из петли, с характерным шелестом опустилась собачка на молнии. На щеках блондина не выступил даже румянец, когда ладонь нырнула под темную ткань белья, высвобождая налитую плоть. Никакого неловкого сомнения. Ничего. В одно движение младший вбирает чужое возбуждение до половины, а давится, почему-то, Бэкхён. Стыдливо жмется к стене, даже не замечая, что сам сжимает собственный член через плотную ткань джинс. Желание прикоснуться к себе стучит в висках, но это уже вряд ли останется незамеченным, и он терпит. Сцепив зубы, пытается унять возбужденную боль, голодным взглядом наблюдая за каждым движением младшего. Размеренным, выверенным, словно под стук метронома. Он заглатывал все больше с каждым разом, охотно раскрывая рот, и прикрывая в удовольствии глаза. Длинные пальцы вплетаются в пепельные волосы, а юноше остаётся только вспоминать, насколько это приятно. Чанёль склоняется все ниже, словно теряя равновесие, опирается свободной рукой о край столешницы, и ласково перебирает обесцвеченные пряди. Направлять смысла нет, младший лучше любого другого знает, как нужно. Бэкхён чувствует себя на грани, на пару секунд прикрывая веки, а подушечки пальцев без труда находят металлический язычок молнии, желая расстегнуть ее. Он с трудом открывает глаза, не желая прерывать столь возбуждающую картинку, и встречается с помутневшим взглядом Чанёля. Старший из братьев ухмыляется, смотрит так, словно с самого начала знал, что за ними наблюдают. А может и вовсе, только ради одного зрителя затеял все это представление, что очень похоже на правду. Смущение тут же накрывает его с головой, и становится на самом деле стыдно — он застал их в такой момент и вместо того, чтобы уйти — бесстыже подглядывал. Сонёль же и не думал отрываться от своего занятия, ему чувство стыда было знакомо плохо, и то понаслышке. Еле заметно приоткрывая глаза, он окидывает юношу невидящим взглядом, и насаживается ртом до самого основания. — Подойти… — словно щелчок выключателя — слуха старшего касается низкий, урчащий голос брюнета. Он тянет к нему руку, подзывая ближе к себе, и сопротивляться этому, кажется, просто невозможно. В несколько шагов расстояние сокращается до полуметра. Бэкхён замирает, не представляя, зачем его позвали, когда разумнее было бы прогнать. Он не знает, стоит ли напомнить о себе, когда прикрыв глаза, Чанёль невольно запрокидывает голову, с видимым трудом сдержав себя от бурного завершения. На несколько секунд он выпадает из реальности, а старший, пользуется ими, чтобы рассмотреть чужое тело вблизи. Он уже видел все это не единожды. Имел возможность прижиматься к горячей обнаженной коже губами и ласкать кончиками пальцев. Но сейчас все выглядит иначе, еще более запретно и неправильно, и это заводит. Стыд и возбуждение разрывают его надвое. Хочется уйти и в то же время остаться здесь. Он тяжело дышит, стараясь держать себя в руках, но ничего не выходит. Взгляд, сам собой опускается всё ниже, не взирая на смущение, даже на голос здравого рассудка, кричащего что это слишком. С этого ракурса всё выглядит еще более пошло и откровенно. Толстый ствол исчезает между пухлых губ и медленно выскальзывает обратно покрытый вязкой влагой. Бэкхён сглатывает скопившуюся во рту слюну и томно выдыхает. Щеки блондина немного покраснели от возбуждения, волосы растрепались, а губы маняще поблескивали от слюны и смазки. Очаровательно. И в голове импульсом пронеслась постыдная мысль: а он, Бэкхён, тоже выглядит так сексуально, когда делает это? — Красиво, верно? — поток горячего дыхания обжигает кожу ушка, а низкий хриплый голос отдает вибрацией в теле. Он ведь даже не заметил, как Чанёль пришел в себя, наклоняясь к нему так близко. — Очень… — он соглашается не раздумывая, наблюдает завороженно, и даже не сразу замечает, как его мягко приобнимают за талию. Чанёль сейчас куда больше сосредоточен именно на нем, что выглядит странным. Когда внизу с твоим телом вытворяют такое, разве можно отвлечься? — Он выглядит сейчас таким послушным, — рассуждая в голос, брюнет нашептывает Бэкхёну на ушко, оглаживает свободной рукой его напряженное плечо, опускаясь все ниже, пока не обхватывает тонкую кисть. — Давай, помоги ему, ты же знаешь, как мне нравится… Бэкхён уверен, что все это наглая манипуляция. Наверняка Сонёль знает это лучше любого другого, но сопротивляться не приходится, даже когда его ладонь мягко опускают на макушку блондина. Пальцы сами собой зарываются в жесткие от краски волосы, чуть крепче обхватывая у корней, и младший довольно стонет. Ему вторит и Чанёль, что тихо, чуть рыча выдыхает, прикрывая глаза на несколько секунд. Брюнета сложившаяся ситуация заводит, и ведь кто бы мог подумать, что желание подразнить Бэкхёна закончится вот так. — Ему к лицу быть снизу, верно? — Чанёль продолжает говорить и его шепот заставляет кожу покрываться мурашками, а нутро дрожать в такт вибрации голоса. Всё тело юноши бесстыже отзывается, а фантазии рождают подтверждение слов близнеца: картинки, где блондин берет на себя принимающую роль. Бэкхён ведь никогда не думал об этом всерьез. Понимал, что когда-то между братьями была столь «тесная» связь, но не думал, что она есть до сих пор. Даже не пытался представлять их вместе в этом плане, слишком смущающе это было, и ни одному из них не подходила пассивная роль. О существовании такой послушной стороны Сонёля он и не предполагал. И вот теперь мозг решил всё возместить, разом перелистывая картинки, где блондин изгибается откинувшись на спину; содрогается от глубоких толчков, и тихо протяжно стонет от удовольствия. — Ты бы хотел это увидеть? — точно заклинание лишающее рассудка, голос брюнета раздается в самое ушко. Пухлые губы касаются тонкого хрящика, и Бэкхён сам прикрывает глаза, пытается урвать короткую ласку, хоть на минуту забыв о том, что происходит перед ним. — Тебе бы это понравилось… — Понравилось… — эхом отзывается юноша на чужие слова, кажется, даже не вникая в их суть, поглощенный фантазиями, что сменяли друг друга в его голове. Чанёль усмехается. Он видит, как сменяется калейдоскоп порочных мыслей в чужой голове, а взгляд становится рассредоточенным, застланным пеленой желания. Бэкхён возбужден не меньше. Брюнет тянется ладонью ниже, накрывает покрасневшую от возбуждения щеку брата и тот прекращает, понимая без слов. Выпускает напряженную плоть изо рта, и заботливо прячет ее под ткань белья, хоть штаны так и оставляет расстегнутыми — понимает, что на кухне они уже не останутся, им здесь просто не хватит места. И не ошибается. Бэкхён с трудом успевает уследить за происходящим, слегка дезориентированный, поглощенный собственными мыслями, но поднявшийся с колен Сонёль отчасти возвращает его к реальности. Все меняется в какие-то несколько секунд: крепкие ладони касаются его бедер, земля уходит из-под ног, и приходится уже самому цепляться за чужие плечи. Чанёль мягко усмехается, смотрит на него, как на котенка, который не понимает, где он, и куда его несут. Бэкхён понимает, хоть и с опозданием — в спальню. Он крепче обхватывает тело брюнета бедрами, скорее инстинктивно желая прижаться ближе, потому что дискомфорт внизу живота сводит с ума, и упирается подбородком в плечо, точно маленький. Сонёль идет немного позади, наблюдает за старшими с легкой улыбкой, хоть его глаза кажутся хитро прищуренными. Их взгляды встречаются, кажется, совершенно случайно, но когда блондин слишком похабно проводит кончиками пальцев вдоль припухших губ, юноша понимает — его внимания ждали. Блондин мягко касается подушечками уголков, словно вытирая лишнюю влагу, и следом облизывает. Слишком показательно, слишком пошло, и старший невольно сглатывает. Но возбуждающий зрительный контакт приходится прервать, когда ноги касаются пола, а взгляд упирается в плечо брюнета. Подбородка касаются теплые пальцы, заставляя запрокинуть голову назад, и к губам прижимаются чужие, мягкие и любимые, отвлекая на несколько секунд поцелуем. Бэкхён чувствует себя опьяненным, растерянным, словно под действием чего-то запрещенного. Он и предполагать не мог, что столь тесные отношения братьев могут так на него подействовать. И близнецы, кажется, не собирались останавливаться, окончательно лишая его рассудка. — Малыш, ты ведь хочешь попробовать кое-что новое? — Чанёль продолжает то, что начал на кухне — превращается в настоящего демона, что сладкими речами ведет людей к кипящему котлу. — О чем ты? — здравый рассудок буквально на долю секунды мелькает короткой вспышкой в мыслях, но быстро теряется под давлением аккуратных прикосновений к коже. Руки брюнета пробираются под его футболку, мягко тянут вверх, заставляя ведомой куклой поднимать руки — помогать раздевать себя. — Тебе понравится, я же обещал, помнишь? — Бэкхён не помнит, но все равно послушно кивает, получая влажный поцелуй в знак одобрения. Он старается не оставаться в долгу, тянет футболку брюнета, откидывая ее следом за своей за ненадобностью. Очередная вспышка сознания проносится кометой, когда молния собственных штанов тянется вниз, а следом заботливо стаскивают и джинсы. Что-то внутри тревожно сжимается, точно как в первые месяцы их поистине странных отношений, но юноша старается не обращать внимания. Они вместе не один год и единственное, что усвоил за это время Бэкхён — близнецы не сделают ему ничего плохого. Только удовольствие. Чужие руки крепко сжимают его талию и тянут ближе к постели, заставляя перевести взгляд на блондина. Сонёль уже лежал на постели, совершенно обнаженный, с привычной едкой ухмылкой на губах. Медленно лаская себя рукой, он все это время наблюдал за тем, как его брат раздевает Бэкхёна, и от этого было слегка неловко. Чанёль мягко подтолкнул его вперед, заставляя забраться коленями на покрывало, которое даже не потрудились расстелить, и старший послушался. Отчасти нерешительно подползая к блондину, он чувствовал странное сомнение в груди, но сопротивляться не было сил, да и желания. Теплые руки приняли его в свои объятия, подтягивая ближе и заставляя нависнуть сверху, и юноша по привычке чуть развел ноги, намереваясь оседлать бедра блондина, но его остановили. Чанёль, подобравшийся со спины, мягко накрыл ладонями его талию, соскальзывая все ниже, оглаживая мягкую кожу до самых колен. Это немного сбивало с толку, но старший поддавался, шел на поводу чужого желания. Длинные пальцы вплелись в короткие волосы на медовом затылке, и Сонёль поманил юношу к себе, втягивая в поцелуй. Возбуждение нарастало с новой силой, с каждой секундой все больше. Глубокий и влажный поцелуй, словно по щелчку пальцев, тушил маленькие фитильки сомнений в его мыслях, и Бэкхён чувствовал себя податливой глиной в чужих руках. Обжигающие губы брюнета касались его спины, обласкивали теплом каждый позвонок от шеи всё ниже, заставляя выгибаться в пояснице — просить еще. Он плавился между двумя пылкими телами, задыхался от восторга и терял себя. Каждый раз, словно в первый. Внизу живота болезненно тянуло, а всё нутро сжималось от желания, и он не мог понять, почему братья тянут, чего они ждут, ведь ожидание — не их конек. Ответ пришел сам, когда младший из братьев перестал терзать припухшие от ласки губы, и Чанёль отстранился, давая больше свободы. Взмокшую от возбуждения спину обдало неприятной прохладой, и Бэкхён нехотя открыл глаза, пытаясь понять что происходит, что делать ему. Сонёль усмехался. Смотрел на него из-под ресниц и дышал тяжело, возбужденно. Его волосы соблазнительно разметались по подушке, словно это фотосессия, а не секс, и Бэкхён не мог оторвать от него взгляд, запоздало замечая, как младший развел ноги в стороны. Это было чем-то необычным для них, и, видимо, его растерянность слишком ярко отобразилась на смущенном личике. Поцелуй обжег плечо, а Чанёль плотнее прижался грудью к его спине, невольно успокаивая. Видеть перед собой одного из братьев в подобном положении было странно. Мягко говоря. Крепкие, подтянутые бедра, точно в приглашении, раскинулись в стороны, а ступни упирались в ноги брюнета. Бэкхён в который раз чувствовал себя загнанным в живую ловушку, из которой вряд ли можно так легко выбраться. — Что происходит? — его голос немного охрип, но никого это не смущало. Старший был похож на потерянного щенка, и это невольно забавляло братьев, заставляя прятать дурацкую улыбку. — Неужели ты не понимаешь, малыш… — Чанёль тихо смеется. Утыкается носом за ушко старшему, и мягко целует нежную кожу. На самом деле происходящее слишком очевидно. Бэкхён не такой наивный, чтобы не узнать во всех этих движениях, в самой позе — себя. Он ведь делает все точно так же, и, возможно, так же соблазнительно выглядит в эти моменты. Вот только верится в собственные выводы слабо. Ни один из братьев ни разу не дал ему повода думать, что может быть иначе, по крайней мере не с ним. И если поначалу Бэкхёна это расстраивало, со временем он просто смирился, и получал удовольствие так, как ему его дарят, и сейчас, он сам себе казался растерянным. — Бэкки, не заставляй нас ждать слишком долго… — Чанёль побуждал его к действиям, раззадоривал, и от одной только мысли, о чем его просят, кровь вскипала в венах, вот только… вот только… — Я не знаю, что делать… я никогда… ни разу… — говорить это было стыдно, особенно вспоминая весь свой необъятный сексуальный опыт, который подарили ему братья. Как много людей вообще могут похвастаться тем, что делят постель с двумя близнецами? Для некоторых это и вовсе несбыточная мечта, а для Бэкхёна почти рутина. И даже так, он никогда не был сверху. — Мы знаем, знаем, что были первыми у тебя. Просто вспомни, как это делаем мы… — своими словами брюнет запускает нехилый мыслительный процесс, чем-то похожий на панику, и старший почти ей поддается, но Чанёль дает подсказку. Обхватывая тонкую кисть, он приподнимает чужую руку, и Бэкхён следит за этим движением затаив дыхание. С губ срывает хриплый вздох, когда указательный и средний пальцы обхватывают теплые губы. Стоило бы догадаться и раньше, но мозг все еще не мог настроиться на эту волну. Сердце заходится безумным ритмом, когда мягкие подушечки ласкает влажный, шершавый язык. Старший завороженно наблюдает, как собственные тонкие пальцы плавно исчезают между чужих губ, нервно сглатывая. Ему неловко, его щеки горят, и становится только хуже, стоит перевести взгляд чуть выше. Чанёль наблюдает за ним. Ловит каждый вздох взглядом, и от этого пристального внимания становится совсем дурно. Хочется опустить глаза вниз, отвернуться, да что угодно, но брюнет гипнотизирует, не позволяя даже моргать. Он выпускает чужие пальцы изо рта, надеясь, что это приведет старшего в чувства, но Бэкхён продолжает витать в возбуждающей прострации, и растирает влагу между пальцами, невольно сглатывая. Ему неловко и немного страшно. Он уже делал подобное, с собой. Но прикасаться вот так к другому было странно. Сонёль послушно ждал, даже не шевелился, чтобы не спугнуть, а Чанёль надеялся хоть на каплю инициативы. Ожидание было напрасным, неловкость юноши была сильнее. — Давай я помогу тебе, — в конце концов сдается старший из братьев, улыбаясь мягко, даже заботливо. Он направляет тонкие пальцы Бэкхёна как свои собственные, опускает ниже, заставляя блондина задержать дыхание и смотреть во все глаза. Ему было интересно, но лучший вид, все же, открывался именно Чанёлю. Только он мог наблюдать, как чуть дрожащие от волнения пальцы легко скользят вдоль гладкой кожи, от напряженных яичек ниже. Щеки старшего краснели с каждой секундой все больше, даже шея покрывалась пятнами от смущения, но отстраниться ему не позволили бы. Мягкие подушечки аккуратно очертили расслабленный сфинктер, от чего блондин вздрогнул, втягивая живот по инерции. Ему хотелось поторопить, попросить не мешкать и не мучить его, но от этого могло стать только хуже. Но облегченный вздох наконец покинул легкие. Длинный, тонкий, точно музыкальный пальчик медленно погрузился в тесноту его тела. Даже Чанёль взволнованно замер, хоть и дыхание его участилось. Он прижался ближе к Бэкхёну, касаясь грудью взмокшей спины, и наблюдал. Старший же чувствовал себя чуточку увереннее. Страшнее всего было начать, но сейчас, чувствуя как узкое, тугое тело жадно принимает его палец, он смелел. Входил до самого основания, выскальзывая назад, и повторяя незадачливое движение. В голове билась только одна мысль: «А я тоже такой же потрясающий внутри?». Под столь смелые мысли, он уже сам ввёл второй палец, сильнее растягивая эластичные стенки. Чанёль наслаждался происходящим. Наблюдал, как его любимые мальчики медленно узнают новые стороны друг друга. Сонёль дышал всё тяжелее, невольно выгибаясь в спине, когда старший делал так, как нравилось ему самому. Это было красиво, настолько, что хоть пиши картины, чтобы запечатлеть этот момент. Снимок сделает это вульгарным, но краски — это совершенно другое дело. Правда, Чанёль рисовать не умел, но желал наблюдать происходящее как можно чаще. Вот только, изнывающий на высшей грани возбуждения брат заставлял отложить грезы на потом. Сейчас они слишком близки к черте и тело сводит от жажды и желания. Брюнет крепче обхватывает тонкую талию, целует хрупкое плечо юноши, оглаживая напряженный животик и опуская ладонь всё ниже. Обхватывая истекающий член, Чанёль невольно улыбается задушенному стону, а Бэкхён подается вперед, чуть сгибаясь, и его дыхание тяжелеет. Изнывая от желания скорее почувствовать хоть что-то, он с таким трудом терпел, и одного касания чужой ладони к собственному члену хватило, чтобы лишить его последней капли самообладания. Бэкхён дрожал, свободной рукой опираясь о постель, лишь бы не потерять равновесия, и не упасть на блондина. Тот, к слову, выглядел не лучше. Его глаза заволокло пеленой желания, а возбужденный член подрагивал, прижимаясь влажной головкой к низу живота. Их тела горели, требовали ощутить больше, и Чанёль не мог им этого не дать. — Подвинься ближе, детка… — змеем нашептывал брюнет на ухо старшему. Крепче обхватывая чужую талию, он помог подползти ближе к блондину и нависнуть сверху. Юноша растерялся на несколько секунд, его пальцы покинули чужое тело, а колени разъехались чуть сильнее, позволяя принять более удобную позу, удобную для всех троих. Они сходили с ума от напряжения. Даже воздух казался накаленным, обжигающе горячим. Нависшую на доли секунды тишину разразил первый стон. Стон Бэкхёна. Ему не нужно было делать ничего, Чанёль сделал все сам — в очередной раз медленно проведя туго сжатой ладонью по стволу, он направил его в тело младшего. Юноша податливо следовал чужому желанию — послушно опускал бедра, чувствуя, как горячая, сводящая с ума узость окутывает его возбуждение. Перед глазами на мгновение потемнело, рука подогнулась, и он обессиленно рухнул на грудь блондина, жалобно скуля от необычных ощущений. Чанёль накрыл его своим телом сверху, прижимаясь напряженными бедрами к мягкой попке старшего, и все трое замерли, привыкая. — Двигайся, малыш… сделай ему приятно, — очередные слова, слетевшие из уст Чанёля, служат толчком. Стимулом приподняться, опираясь руками о постель. Ему дали такой шанс ощутить что-то новое, показать себя совершенно с другой стороны, и разве может он сейчас оплошать, подвести их. И Бэкхён старался — тяжело дыша, беззвучно скуля на каждом выдохе. Его не торопили, не подстегивали, ждали, пока он придет в себя. И он пришел. Глубоко вдохнул горячий воздух, что словно электризовался между их телами, и толкнулся. Чувствуя себя странно, ужасно неловко, юноша уткнулся лбом в грудь младшего сгорая от стыда. Но тело двигалось само, словно познав новое удовольствие — оно желало получить его как можно больше. Медленно выскальзывая из тугого, влажного прохода, он вновь толкался до самого основания, до ласкающего слух шлепка тела о тело. Сонёль стонал совсем тихо, отзывался на каждый толчок тяжелым выдохом и удовлетворенным урчанием, и это подстегивало. Движения становились увереннее, резче, с оттяжкой. Хрупкая ладонь вцепилась в бедро младшего, чуть ниже подвздошной косточки, будто тем самым он пытался удержать его на месте, на деле же, кажется, пытаясь удержаться самому. Возбуждение горячим комом собиралось внизу живота, дыхание учащалось, а в голове пульсировало лишь одно желание — кончить. Настолько яркое, накрывающее с головой, что чужие прикосновения к собственному телу остались незамеченными. Чанёль больше не желал оставаться в стороне, проскальзывая подушечками пальцев вдоль ложбинки между мягких половинок, он коснулся туго сжатого колечка мышц. Напряженного, сухого, пульсирующего в такт каждого движения внутри чужого тела. Бэкхён почти не реагировал, поглощенный приближающимся оргазмом и горячими узкими стеночками, сжимающими его член. Но проникновение чужих влажных от слюны пальцев в собственное тело все же ощутил. Замирая на несколько секунд, сжимаясь в судороге и роняя протяжный стон. — Чанёль… — имя с трудом угадывалось в тяжелом дыхании, а руки вновь подкашивались, но юноша пытался устоять. — Не останавливайся, двигайся, — брюнет не просил — приказывал. И Бэкхён был послушен, как и всегда. Подаваясь назад — выскальзывая из тела младшего, он все больше насаживался на пальцы брюнета, впуская их до самого основания, что больше дразнило, чем дарило удовольствие, а после возвращался назад. Погружался в распаленное, растянутое тело, выпуская узловатые пальцы из своего. Все нутро дрожало от двойственности ощущений, от смеси незнакомого и уже давно привычного удовольствия. Все естество просило большего, заставляло умоляюще шептать, звать старшего из братьев, просить. И Чанёль не мог отказать своему мальчику. Придвигаясь как можно ближе, он тесно вжался сочащимся членом в попку юноши, заставляя того замереть в ожидании. Даже Сонёль затих, затаил дыхание, прикусывая губу, и смотрел, как сосредоточенно брат раздвигает мягкие половинки, а дальше — чувствовал. Чувствовал глубокий резкий толчок, который по инерции отдался ему, и три низких стона громом разлились в комнате. Терпение брюнета было на грани — он слишком долго ждал, наблюдал за играми своих мальчиков, не вмешиваясь, давая время привыкнуть друг к другу, и теперь хотел получить свою долю удовольствия. Кровать тихо скрипела, отзываясь на каждое движение тел. Чанёль двигался жестко, быстро. Так привычно вколачиваясь в любимое, сжимающееся тело старшего, жадно рыча тому на ушко, а Бэкхён, кажется, умирал. Его разрывало на части, и каждый глубокий толчок заставлял так же глубоко входить в тело блондина. Они двигались в унисон, Чанёль двигался, а остальные могли лишь расслабиться и получать удовольствие — по крайней мере так думал юноша. Обессиленно уткнувшись лбом в грудь блондина, чувствуя его тонкие пальцы на своем затылке, и такие же, но более крепкие пальцы Чанёля на своих бедрах, Бэкхён почти терял сознание от удовольствия, но звонкий шлепок по ягодице заставил напрячься. — Поработай попкой, малыш, — брюнет усмехнулся ему на ухо, шепча севшим, урчащим голосом, что заставлял слушаться. Тело дрожало, бедра сводило от усталости и удовольствия, и двигаться получалось с трудом, но никто и не думал помогать. Близнецы замерли с удовольствием наблюдая, как сжимающийся в судорогах Бэкхён мечется между ними — толкается в растянутую попку Сонёля, и следом насаживается на твердый член старшего из братьев. Завораживающе. — Наша умница… Наш сладкий мальчик, — они вновь говорили вместе, продолжали слова друг друга, словно чертов единый организм. Хотя сейчас они в самом деле были едины, а Бэкхён был их проводником. Страшно смущающе — думать о таком, но это было так похоже на правду. И Чанёль толкнулся вновь, крепче прихватив бедра старшего и возобновляя свой безумный темп, от которого ходуном ходила постель, и даже Сонёль по инерции ерзал на покрывале. Они подходили к своему пределу, оргазму, разделенному поровну на троих, но Бэкхён был слабее, более истощен изначально, и вовсе распален сильнее новым для себя удовольствием. Он кончил первым — прогибаясь в спине и жалобно стеная, переходя на тихий скулеж. Обжигающая влага залила растраханный проход младшего, вызывая ответный стон, но близнецам этого было недостаточно. Никто из них не собирался выпускать выжатого до капли старшего, никто не собирался останавливаться. И толчки стали еще жестче в попытке уловить оргазм. Тело старшего судорожно сжималось, пульсировало, а каждое движение отдавало влажным хлюпающим звуком от разлившейся в теле Сонёля спермы. Бэкхён перестал чувствовать себя живым — словно резиновая кукла для удовлетворения двух возбужденных близнецов, пока братья, наконец, не замерли. Густая влага обожгла его тело, даря чувство приятной влажной наполненности, с другой стороны орошая белесыми каплями живот и грудь. Скрип кровати затих, как стихло низкое рычание и задушенные стоны. Осталось лишь тяжелое дыхание разливающееся в комнате. Двигаться не хотелось. Они так и не вышли из тел друг друга, и сейчас это чувствовалось странно. В мыслях было совсем пусто и единственное, о чем жадно мечтал старший — уснуть, чтобы проснуться и не чувствовать опустошающей тело усталости. Легкие поцелуи с обеих сторон касались его плеч. Братья словно просили прощения за свою несдержанность, но Бэкхён понимал, что в этом нет ничего плохого — так они любили. Любили друг друга и любили его так же сильно. — Хочу обед в постель… И ужин, — наконец, тихо выдыхает он, чувствуя приятные вибрации от окруживших его с двух сторон тел — чужой низкий смех. — Мы слишком тебя загоняли? Теперь мы просто обязаны позаботиться о тебе, — словно насмехаясь, но с ощутимой долей заботы в голосе, друг за другом прошептали братья, мягко поглаживая напряженную, вспотевшую спину, заставляя старшего таять под приятными прикосновениями. Примечания: Заметьте, это все еще не Бэкёли ￢ ‿ ￢