Машина времени

Тот август выдался в Нью-Йорке на редкость жарким, и после прохладного туманного Альбиона Пол изнывал, вынужденный всюду носить свой уже порядком приевшийся ему концертный пиджак с неизменным блестящим шарфом – последним писком моды близившегося к концу 1976 года. Листья в парках рано пожелтели от частого перепада температур, и мегаполис, в котором Пол не был уже, наверное, лет десять, встретил его яркими красками, словно специально для него устроив этот своеобразный карнавал цветов и оттенков. Машин в Нью-Йорке за эти десять лет порядком прибавилось, не говоря уже о пешеходах, однако, неизменным плюсом оставалась полная неузнаваемость, что повергало Пола в экстаз и воспоминания двадцатилетней давности, когда он мог еще спокойно пройтись по улицам родного Ливерпуля или Лондона, не слыша за спиной восторженных воплей и не тратя драгоценное время на бесчисленные автографы. Впрочем, Полу хватало мужества признаться самому себе, что его устраивала такая жизнь – жизнь супер-звезды на пике славы, красоты и физической силы. Это была жизнь, о которой он начал мечтать еще пятнадцатилетним мальчишкой, и ему не за что было ругать судьбу. Он прибыл в Нью-Йорк поздно вечером вместе с Линдой и детьми и тут же отправился в номер, лишь наутро решившись пройтись по улицам, которых не видел столь давно. Расквитавшись с обязательными для его приездов куда бы то ни было интервью и съемками, он предвкушал целый день провести с семьей где-нибудь в парке, покататься на лодке по озеру и просто расслабиться, но в ответ на его предложение Линда вдруг удивленно вскинула бровями и обняла мужа за плечи: - Разве ты не собираешься навестить Джона? - Что? – Пол побледнел и ощутил, как сильно заколотилось его сердце. Он выдохнул и попытался унять пульс. – Полно тебе, дорогая, он пошлет меня к черту. Ты что, не знаешь Джона? - Вы были лучшими друзьями, и, насколько мне известно, твоего места в его жизни пока еще не занял никто. - Йоко, - неожиданно вырвалось у Пола, и он прикусил губу, понимая, что брякнул лишнее, но Линда лишь тепло улыбнулась, словно понимая что-то, пока ему недоступное. - Сходи к нему. Вы уже сто лет не болтали. - Ну как же, два года назад провели замечательных полдня в студии… - Дорогой, ты же меня отлично понимаешь. То, что случилось между вами, так и осталось нерешенным. И вы не сможете нормально общаться, пока не выясните все, не поставите все точки над и. - Выяснишь тут… они с Йоко как приклеены друг к другу… - Если двум людям действительно надо разрешить какие-то общие проблемы или недоразумения, им никто не в силах помешать. Да и, кроме того, кто тебе сказал, что она вообще будет дома? - А куда она денется? Шону и года еще нет… - Мне начинает казаться, что я тебя на смерть отправляю – так ты упираешься, - и Линда рассмеялась. - Я боюсь его. Боюсь его высокомерия, равнодушия. Я не вижу в нем прежнего Джона. - А между тем он прежний, и ты это знаешь. Вы что, не ругались с ним что ли в детстве никогда? Вот и представь, что вы повздорили и долго не общались, а ты решил пойти и помириться. Ну, представь, что ты идешь не к Йоко, а к Мими… - Одно другого не лучше! – выдохнул Пол и тоже немного развеселился. - Вперед, а я пока свожу детей в цирк, - и Линда ободряюще похлопала его по спине. Гостиница Джона располагалась довольно далеко от его собственной, и, двигаясь по неизменным ньюйоркским пробкам, Пол успел порядком перенервничать, хотя изо всех сил внушал себе, что поворачивает на Пенни Лейн к маленькому и аккуратному домику Мими, чтобы как следует врезать своему лучшему другу Джонни за то, что тот уже неделю на него дуется. На стойке администрации Пол не успел вымолвить и слова, как аккуратный клерк расплылся в широченной улыбке и понимающе закивал, потом перегнулся через стойку и, приблизив губы к уху Пола, радостно прошептал: - Миссис в отъезде, он там один! - Кто? – срывающимся голосом переспросил Пол. - Вы ведь к мистеру Леннону, я правильно понимаю? – уточнил клерк. Пол медленно кивнул. – Ну, так вот его японская миссис уехала вместе с малышом, и он один. Вот уже несколько дней совсем не выходит из номера. - Наберите его, пожалуйста. Может, он не захочет меня принять… Уголки губ клерка печально опустились, и он быстро набрал номер Джона и произнес в трубку: - Мистер Леннон, к Вам пришли. Ваш старый приятель. Очень старый. Воздержусь, пожалуй, хочу, чтобы Вы сами его увидели прежде, - в трубке слышалось бормотание до боли знакомого голоса, и Пол понял, что не может уже более держать марку – слишком многое стояло между ними, чтобы так просто ввалиться как в старые добрые времена, похлопать по плечу, повалить на пол, щекотать, потом до ночи болтать и играть на гитарах. Путь до восьмого этажа занял бесконечно долгие пару минут, но Пол потерял счет времени, находясь фактически в полуобморочном состоянии от волнения. По пути он сто раз обдумал, что скажет ему, когда тот откроет ему дверь, но ничего, кроме банального «Привет, Джон» не приходило на ум. Стук в дверь. Стук сердца. - Привет, Джон. Пол не видел его два года, но за это время Джон успел очень сильно осунуться, в глазах появилась какая-то затаенная боль и досада, которых и следа не было во время потерянных выходных. Он ничего не ответил, лишь отступил на шаг, приглашая Пола войти. - Зачем ты пришел? – вопрос прозвенел в напряженной тишине и разрубил надвое рой мыслей Пола: на те, что до, и те, что после. - Я хотел тебя увидеть, - просто ответил он, зная, что с Джоном нельзя играть в игры, разыгрывать спектакли или придумывать ложные поводы. Будучи искренним сам, той же искренности и открытости он всегда требовал и от него. - Ну, вот увидел. Что дальше? – Джон взирал на бывшего лучшего друга сквозь стекла столь полюбившихся Полу очков, очков, сквозь которые еще лет девять назад он взирал на него с такой любовью и восхищением, а ныне в его взгляде читалось лишь равнодушие и холод. - Все-таки ты мой друг. Я соскучился по тебе, - и Пол шагнул навстречу в попытке обнять посеревшего вдруг отчего-то Джона. - Оставь эти любезности для Линды и прочих твоих бесчисленных дружков. А я тебе больше не друг. Здесь не Ливерпуль, и мы не у Мими. - Лет девять назад, кажется, мы тоже были не в Ливерпуле и не у Мими… - Пол почувствовал назревающую перебранку и отчего-то вдруг осмелел, решив идти до конца. «Если потребуется, я даже рожу начищу этому самовлюбленному идиоту, мне надоела эта недосказанность!» - и он почувствовал, как бешеное сердцебиение постепенно начинает успокаиваться. - Ого, Макка! – усмехнулся Джон. – Мы вспомнили события девятилетней давности! А что тогда было, не напомнишь? - Прекрати паясничать, - сурово отрезал Пол и плюхнулся в кресло. – Я пришел поговорить, потому что давно тебя не видел, потому что мы расстались как враги и ничего толком не выяснили. И я хочу тебя вернуть. - Не выйдет, Макка, - устало выдавил Джон. – Меня не интересуют твои «хочу». Я не желаю больше иметь с тобой ничего общего. - Ах так! Какого же черта ты в интервью трындишь о том, что я твой лучший друг, что ты хочешь объединения Битлз?! - Это было год назад. - А ты каждый год меняешь свое мнение? Или нет, даже чаще: сегодня одно, завтра другое. Сегодня я с Полом, завтра я с Йоко – попробуй пойми такого непостоянного! - Да как ты смеешь говорить мне о постоянстве! – взревел Джон, схватил Пола за грудки, вытащил из кресла и с силой ударил спиной о стену. – Ты, у которого сто пятниц на неделе и миллион друзей в каждом городе! Как смеешь ты указывать мне на Йоко, которая всегда со мной, когда сам всегда находил время для кого угодно, только не для меня! Все, Макка, - Джон отпустил его и поправил помятый пиджак, - не хочу портить ни тебе, ни себе этот чудесный солнечный день. Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока я не побил тебя. Прийти ко мне было не самой лучшей твоей затеей. - Я никуда не уйду, - твердо произнес Пол и вернулся назад на кресло. – Я хочу получить объяснения. - Я вышвырну тебя в окно. - Валяй, ты на все способен. Не удивлюсь, если ты однажды наймешь для меня киллера, чтобы я не раздражал тебя своей персоной. - Что?! – ахнул Джон и изумленно уставился на друга. - Ну, это я конечно лишнего хватил, - тут же поправился Пол. – Но, думаю, на моей могиле вы бы с Йоко точно сплясали в красных костюмах. Еще бы и Baby’s in black спели. Ради этого стоит умереть, - Пол живо представил себе описанную картину: Джон в ярко-красном костюме и Йоко в таком же красном платье отплясывают на его – Пола – могиле, напевая: Oh, dear, what can I do? Baby’s in black, and I’m feeling blue. Его вдруг разобрал смех, и он едва сдержался от того, чтобы не расхохотаться. Однако, на лице Джона не отразилось ни следа улыбки, только глаза еще более округлились: - То есть ты полагаешь, что я тебя ненавижу? - А разве нет? Ты в два счета выбрасываешь меня из своей жизни без объяснения причин после 11 лет близкой дружбы, а на все вопросы отвечаешь только то, что ты теперь с Йоко и тебе не до глупостей. Словно женщины когда-то мешали мужчинам дружить! - Ах, вот какая, значит, у тебя версия произошедших событий, Макка? Ты себя невинным ангелком возомнил, а меня – злобным демоном, бросившим несчастного маленького Пола на произвол судьбы, так? - Грубо, но в общих чертах все верно, - удовлетворенно хмыкнул Пол и отхлебнул из стоявшего рядом с креслом стакана, в котором оказался коньяк. – Старый пьяница, вот ты кто. - Оставь в покое мой коньяк, он не для тебя был куплен! – рявкнул Джон, подошел к Полу, вырвал стакан у него из рук и со злостью плеснул его содержимое прямо ему в лицо. Пол опешил и несколько секунд сидел, не двигаясь, потом медленно встал и направился к двери. – Ты куда? – заорал вслед ему Джон. - Ухожу. Не вижу смысла дальше общаться с человеком, для которого давно стал пустым местом. - Стоять! – завопил Джон и, поймав друга за полу пиджака, резко развернул его к себе. – Ты никуда не уйдешь, Макка, пока я не выскажу тебе, подлец, все, что я о тебе думаю! – он толкнул его назад в кресло, скрестил на груди руки и начал широкими шагами мерить комнату. – Значит, ты смеешь полагать, что я поставил крест на нашей дружбе только потому, что встретил Йоко? Пол кивнул, вытирая лицо блестящим шарфом и судорожно пытаясь вспомнить, взял ли он с собой на гастроли еще один такой же. - Джон, я устал от этой перепалки. Я вижу, что ты мне не рад и не хочешь меня видеть – позволь мне уйти, и пусть все останется как есть. Видимо, ты прав, и ничего уже не изменить. Линда ошибалась… - Что? Так тебя ко мне Линда отправила?! Пол снова кивнул и подпер щеку рукой. - То есть мы не виделись с тобой черт знает сколько лет, ты, наконец, приезжаешь сюда и даже не намереваешься зайти к своему старому другу?! Ты свинья, Маккартни, каких свет не видывал. - Какой смысл к тебе заходить? Я пришел, и ты едва не вышвырнул меня вон. Ты первый не хочешь этих встреч и возобновления отношений, чего тогда требуешь от меня? - Отлично! – Джон громко хлопнул себя по коленям и опустился на пол. – Ты все-таки непроходимый тупица, Макка. - Да разве от тебя дождешься доброго слова… - уже примирительно проворчал Пол. – Даже коньяка не дал мне выпить. - Что ж, ты хочешь знать правду? Ты действительно ничего не понимаешь? Я скажу тебе правду, Пол, но при условии, что ты тут же уберешься отсюда, и я больше никогда не увижу тебя. Ты меня понял?! - Да где уж мне, - снова проворчал Пол. – Тащи лучше коньяк, я выпить хочу. - Нет, - оборвал его Джон. – Я говорю тебе все, как есть, а ты убираешься. Уговор? - Валяй, Леннон. Это лучше, чем ничего. - Ты помнишь Индию? – Пол вдруг ощутил огромный ком в горле, боль от него распространилась по всему телу, а на глазах выступили слезы. - Продолжай, - прошептал Пол и замер, изо всех сил сжимая подлокотники кресла. - Что именно ты помнишь? Расскажи подробно. - Я помню, что до Индии у нас было все прекрасно, даже в Индии поначалу все было замечательно, а потом вдруг ты стал каким-то чужим. Я не сразу это понял, хотя ты никогда прежде не отстранялся… Ну и после возвращения сразу же появилась Йоко, и расстояние между нами, поначалу казавшееся мне легко преодолимой щелью, выросло до безбрежной пропасти, краев которой я уже не в состоянии увидеть. Почему, Джон? Я много думал об этом, но так и не смог понять – почему? Что я сделал не так? - О, если бы ты задал этот вопрос тогда, в Индии… Впрочем, вряд ли это что-то могло изменить. Ответь, что бы ты подумал, если бы я сказал тебе, что люблю тебя? - Я тоже люблю тебя, Джон – и ты это знаешь. Мы же были лучшими друзьями… - Ах, нет, не то! – махнул Джон рукой, словно отгоняя невидимую муху. – Макка, как же с тобой сложно. Мы знакомы двадцать лет, а я все еще робею перед тобой, глупость какая! – и Джон с силой шлепнул себя ладонью по макушке. Он вдруг отправился на кухню и вернулся с литровой бутылкой коньяка и двумя обычными стаканами, наполнил оба до краев и протянул один из них Полу, второй в два счета опустошил сам и резко выдохнул. Потом набрал воздуха в грудь и продолжил, на этот раз немного смелее: - Когда я впервые тебя увидел – чертова шестого июля пятьдесят седьмого – знаешь, что я подумал тогда? О, да, я оценил твой талант, я понял, что ты нужен для моей группы да и просто для меня – чтобы научить меня играть на гитаре… но кроме этого в моей чертовой тупой башке промелькнула дурацкая мысль о том, какой же ты все-таки красивый… Нет, только не перебивай меня, Макка, иначе я не смогу довести свой рассказ до конца, и мы снова повздорим! Да, я подумал, что ты потрясающе красив, как девчонка – нет, даже лучше любой девчонки, потому что обалденно играл на гитаре и пел, и с тобой можно было болтать о чем угодно. Ты был лучше любой девчонки. Думаю, да нет, наверное, уже знаю, что влюбился в тебя с самого первого взгляда, чертов Маккартни, свалился ты на мою голову откуда-то… - Джон налил себе еще стакан и столь же быстро опорожнил и его, не заметив, что Пол не сделал ни глотка, а руки его предательски дрожали, расплескивая коньяк на новые брюки. - Значит, так все и вышло: я втрескался в тебя как последний идиот. Нет, ты только не подумай, что я голубой! И в мыслях у меня никогда не было оказаться в койке с парнем – фу, мерзость-то какая. Но ты все время ошивался рядом, мы даже спали в одной кровати. Точнее, спал один ты, а я смотрел на тебя… Как-то раз я так увлекся, что едва не поцеловал тебя спящего – вот шуму-то было бы! Насилу удержался… - Но ты… ты… - Пол едва дышал от волнения, - ты и Стю… вы… - Ах, ну да, ты застал нас, кажется, в не совсем подходящий момент! – Джон мечтательно улыбнулся. – Я хотел тебя, а в койку потащил Стю. Да потому что с ним было проще: напились, обнялись – и все, он мой, без всяких там напыщенных речей и биений себя кулаком в грудь, чего так часто демонстрировал мне ты. Да если бы я только попытался сделать тебе какой-нибудь намек тогда, ты бы меня одним взглядом уничтожил! Да я слово тебе боялся сказать… Я напивался до чертиков, чтобы набраться, наконец, смелости и пристать к тебе, но при одном взгляде на тебя и от одной только мысли трезвел даже после пары бутылок виски. Боже, как я хотел тебя! Но ты не замечал ничего. Да, ты ревновал к Стю, но как к другу и музыканту. И даже застав нас с ним в постели, ты никак не изменил своего отношения ко мне. Я был уверен на сто процентов, что ты пошлешь меня, если я только намекну тебе о своих чувствах. И тогда я решил просто оставаться рядом – в конце концов, быть твоим лучшим другом было ни с чем не сравнимым счастьем… На этот раз свой стакан опорожнил Пол и потянулся за бутылкой, чтобы снова его наполнить. Он дрожал всем телом, его бросало то в жар, то в холод, и он никак не мог до конца поверить своим ушам. - Вот так и повелось, что свои самые неприличные поползновения в твой адрес я скрывал под удобной поначалу личиной дружбы. Но со временем это стало сложнее. - Почему? – неожиданно вырвалось у Пола, и он изо всех сил сжал ледяной стакан в ладони. - Мы перестали гастролировать и стали реже видеться. Я мог не видеть тебя целую неделю. Неделю! Ты представляешь, что это для сумасшедшего влюбленного? Но это было еще терпимо, гораздо хуже стало во времена Пеппера, когда ты отвернулся от меня… - Отвернулся? – снова не выдержал Пол. – Да как ты можешь такое говорить! Ты всегда был главным человеком в моей жизни! - Главным? Возможно. Но далеко не единственным. У тебя появилась куча подозрительных знакомых, с которыми ты ходил в театр, на концерты, в музеи и картинные галереи, даже наркоту пробовал. Ты все время болтал о каких-то книгах, которые тебе рекомендовал почитать Сэм или Брюс – бог его разберет, я не помню уже этих бесконечных имен. Тебе стало со мной скучно. У нас с тобой осталась только музыка – да и та в студии. Мы больше не пели в один микрофон. Мы больше не спали в одной постели. - Джон, я…я не знал… прости… - Конечно, не знал! Где уж тебе! Со старым добрым Джоном было весело баловаться на гитаре, сочиняя песенки, а для серьезных вещей тебе вполне годилось окружение Джейн. Они ведь все были такие высокоинтеллектуальные, а я, чурбан, все таскался повсюду за тобой, ждал, когда ты сам позвонишь, когда сам придешь, а ты все не звонил и не шел. У тебя началась совсем другая жизнь, в которой не было места мне! - Джон… - в голосе Пола послышались слезы, и он залпом выпил следующий стакан. – Джон, я ведь просто разнообразил свою жизнь… ты все равно оставался главным… - Ну откуда, скажи, мне было это понять? Ты уделял мне от силы час в неделю – что я должен был делать в остальное время? Ответь мне, Маккартни, когда ты так усиленно обвиняешь Йоко в развале группы и в нашем с тобой раздоре, ты принимаешь во внимание тот факт, что Йоко появилась в моей жизни за полтора года до этого раздора? И, делая все для того, чтобы привлечь мое внимание, она, тем не менее, не добилась за эти полтора года ровным счетом ничего! А, знаешь, почему? Да потому что я, старый болван, все ждал и надеялся, что у нас снова будет все как прежде, а ты все мотался по театрам и галереям. Черт тебя побери, проклятый Макка! – и Джон со злостью стукнул кулаком по столу. – А потом умер Брайан, и наше казавшееся безоблачным будущее омрачилось. В нашу дружбу заползли мерзкие деловые дрязги, да еще эта Индия, будь она неладна… - Почему Индия? – дрожащим голосом спросил Пол. – Ты уже второй раз ее поминаешь… - Потому что именно в Индии ты послал меня ко всем чертям – и даже сам этого не заметил! – Джон ударил кулаком по столу и затряс рукой в воздухе от боли. - Я? Тебя? - и без того круглые глаза Пола стали похожи на пятаки, на них вновь навернулись предательские слезы. - Дело было так, - затараторил Джон, не поднимая на друга глаз и сняв очки, вероятно, чтобы не видеть его слез и выражения лица. – Я мечтал об этой поездке в Индию как о каком-то рае: наконец-то мы вновь будем вместе двадцать четыре часа в сутки! И я твердо решил тебе признаться, терять-то мне было уже нечего – по возвращении мы в любом случае опять разошлись бы по разным углам: ты к своей Джейн и театрам, а я к скучной Син и капризному Джулсу… - Не любишь… ну почему ты его не любишь, Джон?.. - Постой, постой, у нас еще будет время обсудить и Син, и Джулса… дай мне сказать все, что я собрался, иначе я собьюсь и испугаюсь, а теперь уже поздно что-либо замалчивать, когда главное уже сказано. Так вот, мы приехали в эту Индию, и первое время я как на крыльях летал: ты все время был рядом, старые времена вернулись во всем своем великолепии, и я даже малодушно струсил, решив ничего тебе не говорить. Однако, дни бежали, нам надо было возвращаться и записывать очередной альбом, я просто не мог упустить столь удобный момент. И я таки признался… - Когда?! – глаза Пола вновь округлились. Напрасно он рылся в своей памяти, пытаясь хоть что-то оттуда выудить, но ничего похожего не находилось. - Недели через три после приезда. Помнишь, я предложил тебе прогуляться вдвоем по ночной Индии? В голове Пола промелькнули какие-то смутные воспоминания о приятной ночной прогулке, когда Джон был все еще Джоном – его лучшим другом, когда они еще смеялись и говорили о разных глупостях, но подробности того разговора начисто стерлись из его памяти. Он опустил голову и налил себе новый стакан. - Я знаю, ты этого не помнишь, даже не оправдывайся. Я же запомнил каждую мелочь… Чертова память! Ты был потрясающе красив в ту ночь. Как же тебе идет белый цвет, Макка! Зачем ты обряжаешься в черное и блестящее?.. Эта тонкая и широкая рубашка и свободные легкие брюки, на ногах – сланцы, ты был на отдыхе, ты был рядом с другом, не осознавая, какие чувства вызывал во мне в тот момент… Начал я, вроде, издалека – напомнил о том, как мы с тобой случайно застали Мика и Кита вместе, неужели не помнишь? - Да-да, кажется, начинаю припоминать! – радостно отозвался Пол. - Ну и пытался прокомментировать тот эпизод в нужном мне ключе: что, дескать, тяжело живется людям нетрадиционной ориентации, тем более, таким известным – нигде не спрячешься, не скроешься, везде тебя найдут и вытащат на свет божий твое грязное белье. Ты все поддакивал, но тема тебя, было видно, совсем не интересовала. А потом я задал тебе каверзный вопрос, решив просто прощупать почву для дальнейших действий. Я спросил тебя о том, а как бы ты поступил, если бы один из твоих друзей вдруг влюбился в тебя и признался тебе в этом… Пол вздрогнул. Он вспомнил. Этот вопрос тогда вызвал в нем непроизвольную волну отвращения, прокатившуюся по всему телу, и он печально воспроизвел свой ответ: - Я сказал, что при всем уважении к свободному выбору каждого человека, я никогда не пошел бы на это. Дружбу, может быть, и не прекратил бы, но уж точно отстранился бы. Этим и был хорош Брайан: он не покушался на нашу мужскую честь… - Да, ты ответил именно так, но ты не видел свое лицо в тот момент: тебя всего перекосило от омерзения, словно ты ступил в кучу дерьма. Продолжать дальше не имело никакого смысла, я узнал все, что хотел – нашей дружбе пришел бы конец в любом случае. Тем более, Индия тебе скоро наскучила, и ты уехал, не дожидаясь меня. А Йоко… я просто заполнил ей тот вакуум, который образовался в моей душе после расставания с тобой. Ну, или, по крайней мере, попытался заполнить… Сам знаешь, как мне тяжело было без матери. Ты был всем в моей жизни, а тут вдруг не стало и тебя… Это было неизбежно, Пол. Если бы не она, я давно бы уже покончил с собой… - Джон вытер глаза и налил еще коньяку. Пол сидел как сраженный громом и не смел даже пошевелиться. В душе он клял собственную глупость и слепоту, а по лицу его текли слезы, капая с подбородка прямо на пахнущий дорогим коньяком концертный пиджак. - Джон… я никогда не думал, что ты так ко мне относишься… ведь сначала был Стю, а потом она… - Дурак! – крикнул Джон, поднялся и со всей мочи пнул стену, отчего висевшие на ней картины закачались из стороны в сторону. – Стю был классным парнем, с ним было интересно болтать о живописи и все такое, но между нами всегда было какое-то пространство, которое мы никак не могли преодолеть, чтобы слиться воедино. Даже когда он оказывался в моей постели, я воображал, будто это ты, один раз чуть Полом его не назвал, вот смеху-то было бы! А с тобой с самого первого дня мы стали единым целым, между нами даже луч света не мог бы проскочить – ну вот как, ответь мне, мог ты приревновать меня к Стю?.. Пол опустил голову и мотал ей из стороны в сторону, силясь понять, когда он перестал понимать, что происходило с ними обоими – и не мог поймать этого момента. Его картина всего происходящего разительно отличалась от картины Джона, и только сейчас он начал осознавать, насколько восприятие последнего было честнее и ближе к истине. - А теперь, как и обещал, убирайся к чертям собачьим, твоя чертова жалость мне тут не нужна. Прожил без нее столько лет, проживу и еще. У меня вон сын растет и все отлично. Давай, вали отсюда, - Джон снова перешел на грубый тон, подошел к Полу, подхватил его за локоть и стал толкать по направлению к выходу. Сперва Пол не сопротивлялся, не замечая, что происходит, и лишь пытаясь упорядочить разрозненные мысли, но у двери вдруг резко затормозил, вырвался из цепких рук Джона и произнес: - Я никуда не уйду, я не смогу переварить эту информацию в одиночестве. Мне сейчас нужен ты. - Чертов себялюбец! Почему, ты думаешь, я хочу тебя отсюда выгнать, а? Опять не понимаешь?! И они еще смеют говорить мне про твои мозги! Ха! Пол непонимающе уставился на друга. - Хочешь, объясню популярно? Так, чтобы ты сразу выкатился отсюда к едрене фене? Вот на тебе тогда! – Джон вдруг прижал его к стене и впился губами в его полуоткрытый рот. Пол опешил и не смел сопротивляться, а Джон тем временем скользнул языком внутрь и продолжал целовать его со всей страстью приговоренного к смерти преступника. Наконец он оторвался от губ Пола и вытер рот. – А теперь убирайся. Надеюсь, хоть теперь ты что-то понял. - И не подумаю, - Пол вернулся на кресло, лицо его порозовело, а поцелуй Джона не вызвал при этом почему-то никакого отвращения. – Вот ты рассказал мне историю своих чувств, а я сижу и пытаюсь вспомнить, что я сам испытывал к тебе, и выходит как-то уж совсем неприлично… Ты говоришь, что влюбился в меня с самого первого взгляда… думаю, что и со мной произошло нечто похожее, правда, я не отдавал себе в этом отчета и мысли не допускал, что между мужчинами может быть что-то большее, нежели даже самая близкая и искренняя дружба. Но вот теперь вспоминаю тот момент, когда застал тебя со Стю и понимаю, что испытал именно ревность, а не что-то иное. Не могу сказать, что мечтал оказаться на его месте тогда, но ревновал при этом ужасно – и не просто как друга. Я и сам не понимал, что это было, Джон… Неужели ты станешь казнить меня за мою глупость?! Тогда в 68-м когда вы с Йоко занимались любовью у меня дома, я был готов убить вас обоих! Я не знаю, что со мной, Джон… будь я смелее, я бы признался в первую очередь самому себе, что безумно тебя люблю, но это всегда было выше моих сил, прости меня… - он уронил голову себе на колени, а плечи его затряслись от беззвучных рыданий. Джон тихо подошел к другу и погладил его по густым еще черным, без намека на седину, волосам и коснулся губами макушки. Пол вздрогнул и поднял на него полные испуга и боли глаза. - Прости меня, Джон, прости… - но Джон уже не слышал его, его изможденное осунувшееся лицо озарила радостная улыбка – улыбка прежнего Джона, и он снова поцеловал его – на этот раз нежно и даже почти по-братски, но тут не выдержал Пол, яростно ухватив его за шею и впившись в его губы со всей нерастраченной битловской страстью. Несколько часов спустя они лежали в спальне Джона на безнадежно смятых и влажных от пота и поцелуев простынях и курили принесенную Полом травку. На губах Джона застыла игривая и безмятежная улыбка, он начал шутить, как в старые добрые времена, щекотал Пола и щипал его ноги, а потом вдруг бросался осыпать его поцелуями и крепко-крепко прижимал к груди, так что, тот стонал и пытался освободиться от столь горячих и страстных объятий. - Что мы будем делать? – наконец подал голос Джон и с мольбой посмотрел в прекрасные карие глаза товарища. - Уже поздно что-то делать, - с тоской протянул Пол, не глядя на Джона. – У тебя семья и Шон, у меня Линда и трое девчонок… Мы уже ничего не можем, время безнадежно упущено, - и он отвернулся к стене, чтобы скрыть вновь выступившие на глазах слезы. - Если бы я только мог вернуться лет на восемь назад, я бы обязательно рискнул поцеловать тебя тогда в Индии! И черт с ней, с этой дружбой, она и без того висела на волоске… Пол, нам нужна машина времени. - Как только я узнаю о ее появлении, то первым делом оповещу тебя, - весело расхохотался Пол и коснулся губами теплого лба Джона.