Возвращение Ариэль

Хогвартс, 1997 год. Гарри проснулась с мокрым лицом. Над головой темнел балдахин, слезы катились по щекам и терялись в подушке. За окном свирепствовала буря, Гарри слышала ее холодные завывания и удары по дребезжащему оконному стеклу. Страсть Ариэль, ярость Ариэль, ее зависть, злоба… честь… благородство… сомнения… тревоги. Ее окончательное решение. Гарри считала себя эмоциональным человеком, но никогда не думала, что ей придется пережить такое бремя страстей другого человека. Нести в своей душе воспоминания о всеобъемлющей, безграничной любви. Сердце постепенно успокаивалось, дребезжание оконного стекла под порывами ветра напоминало нелогичную, неправильную, но тем не менее завораживающую мелодию. Веки тяжелели, перед глазами вспыхивали и гасли картины темнеющего вдалеке Запретного леса, окутанного дурманом белых роз, среди которых смеялись Рейчел и Винсент Фантомхайв. — Гарри, вставай, — указательный пальчик нежно провел по опухшему нижнему веку правого глаза девушки. — Ты снова плакала? Гарри показалось, что прошло всего две минуты, как она вновь заснула, но на улице светило солнце, ничто не напоминало о прогремевшей ночью буре, кроме обрывков серых облаков. На краю постели сидела Гермиона, улыбалась тепло и ласково. — У меня для тебя бутерброды и чай, — подруга махнула рукой в сторону прикроватного столика. — Как только приведешь себя в порядок, позавтракаешь. Гарри улыбнулась. Ненавязчивая забота Гермионы была приятна. Девушка не стремилась властвовать над каждым аспектом жизни подруги, но все равно приглядывалась и помогала, если того требовали обстоятельства. В отличие от Рона, Гермиона умела быть тактичной. А, может, дело в том, что они обе девушки. Гарри не представляла, как вела бы себя, будучи парнем. Возможно, Гермиона с насмешливым «Мальчишки!» под закатывание глаз взяла бы на себя шефство над ними с Роном и служила бы голосом разума в их компании. Впрочем, она и так служила, это в последнее время Поттер образумилась. — Если хочешь, можем пойти в большой зал, посидим, посмотрим на облака. На улицу пока не выпускают, ветер принес ветви из Запретного леса, так что сейчас Хагрид их убирает. Профессор Стебль сказала, что к ним нельзя применять магию. Какой же силы был ветер? Гарри ужаснулась. Прохладный душ ослабил тиски ночного переживания, смыл кошмары и следы глубинной ярости Ариэль, теперь она могла восприниматься еще одним сном, бесценным опытом, дарованным магией. Как они связаны? Гарри не знала, у нее возникало ощущение, как после прочтения финальной сцены «Властелина колец» Толкиена. Вот-вот отдернется переливчатая завеса хрустального дождя, и покажется дивный остров — то, что скрывает ее разум. Гарри ощущала связь с Ариэль, она не была уже просто наблюдательницей, она жила, думала, дышала, чувствовала. Во сне она была Ариэль. Волосы отросли, как того добивалась Поттер, тяжелой массой спускались они пока только до лопаток. Но уже сейчас это позволило избавиться от знаменитой лохматости. Под действием многочисленных шампуней и зелий, которыми пользовалась Ариэль, они стали виться на концах, блестеть и пахнуть ромашкой и чабрецом. Удивительно, но за столько лет марка именно этого магического производителя косметики не изменилась, как и состав. Впрочем, Ариэль отмечала, что магический мир консервативен, поэтому предпочитала много времени проводить в обществе Винсента и бабушки. — Какая красота, Гарри! Наконец-то ты походишь на девушку, — удовлетворенно кивнула Гермиона, пока Поттер забирала волосы в высокий хвост. Ей бы хотелось сделать прическу, как у Ариэль. Собранные с левой стороны лица волосы крупными локонами стекали на плечо. — От кого я это слышу? — кольнула в ответ весело Гарри. Гермиона предсказуемо покраснела. Сейчас ей стыдно вспоминать, как выглядела она на первых курсах: лохматая, неряшливая. С тех пор девушка изменилась в лучшую сторону, не без влияния модниц Парвати и Лаванды. Трудно не обратить внимание на себя, когда перед глазами видишь постоянно яркие примеры ухода за собой. — Тем не менее, я опередила тебя на два года, — Гермиона разве что язык не показала. Гарри рассмеялась. В выходной день Большой зал становился местом общих встреч. Товарищи с разных факультетов, если не желали сидеть в гостиной, в библиотеке или исследовать замок и его окружающие территории, приходили сюда, выполняли домашние задания или просто разговаривали. Несмотря на то, что обед и ужин проходили в намеченные часы, можно было попросить у домовиков кубок тыквенного сока или чашку чая — о последнем, кстати, подозревали не все, так как считали, будто тыква — единственное, что можно пить в Хогвартсе. Гарри с Гермионой расположились на краю гриффиндорского стола, Гермиона привычно достала прихваченную из библиотеки книгу, но не раскрыла ее. Восхитительный показатель. Раньше она беседовала только из-за страниц, не отрывалась. Сейчас это касается только Рона, то расстающегося, то вновь начинающего встречаться с Лавандой. Гарри очень хотелось знать, чем завершились раздумья Гермионы насчет их рыжего товарища, ее грызло типично женское любопытство, но приобретенный в снах такт не позволял спрашивать напрямую. Гарри помнила, что еще в прошлом году в лоб бы спросила подругу, знала, что ее меняют сильно сны, однако — вот странность! — совершенно ничего не имела против. Знания, сведения, воспоминания ложились в памяти на нужные места, как будто там для них всегда пустовала полочка. Пока было достаточно того, какой спокойной выглядела Гермиона. Домовики поставили им две чашки с чаем и корзинку с пирожными, им только дай покормить кого-нибудь. Преподаватели в Большой зал в выходные заглядывали редко, у каждого имелись свои дела, да и просто отсыпались, сбросив большую часть обязанностей на дежурных учителей или старост. Последние ничего не имели против перекуса, сами пользовались услугами кухни. Это только в сказке возможно утаить секрет расположения источника бесплатных, бесперебойных сладостей среди растущих, а потому вечно голодных подростков. — Знаешь, — Гермиона откусила малюсенький кусочек и сделала глоток из чашки, — теперь, когда мы вот так сидим… Мне это напоминает картину из старого фильма, когда точно также сидели дамы в вечерних платьях и обсуждали мужчин, туалеты. — Ты хочешь обсудить Рона? — Гарри вдохнула изысканный аромат Эрл Грея. О, она специально написала родителям Гермионы и оплатила покупку в хорошем, старом магазине на магловской стороне. После чего отнесла чай на кухню, где домовики поставили упаковки в отдельный шкафчик и заваривали напиток только им двоим. Не слишком крепкий, с легкой горечью, волной прокатывающейся по языку — восхитительно. Гермиона усмехнулась и проницательно посмотрела на подругу. — Он встречается с Лавандой, а я… после Хогвартса хочу поступить в Сорбонну. Магическую и обычную, магловскую. — Ого, здорово! — Гарри искренне порадовалась за подругу. Гермиона всегда была амбициозной, но из-за них с Роном, постоянных приключений эта амбициозность снизилась, уступила место заботе о товарищах. О себе Гермиона как-то подзабыла. — На какие факультеты? — Руны и лингвистический, — Гермиона слизнула с кончика пальца крем — не удержалась. Такая вкуснятина! Раньше ей в голову не пришло бы делиться планами с Гарри, просто потому, что подруге хватало собственных проблем. Головные боли, садист-маньяк «на проводе», предназначение, смерти близких, а в нынешнем году — странные сны, после которых девушка заинтересовалась историей собственного рода. На ее месте Гермиона давно бы так поступила, но никогда не указывала Гарри. Что-то изменилось, и эти изменения никак не были связаны с Темным лордом. Гарри менялась в лучшую сторону. Стала спокойнее, более уравновешенной и рассудительной. Чуткой, тактичной. Разумной. Ее слова не выходили из головы на протяжении каникул. Гермиона каждое лето сдавала экзамены экстерном за два класса магловской школы, ей хотелось иметь обычное образование вдобавок к магическому. Кто знает, в жизни все пригодится. Однако до определенного момента собственная жизнь казалась ей расписанной по дням, часам и минутам. Связанной с Роном и Гарри. Тот вечер показал, как глубоко она заблуждалась. Гарри отдалилась от них, но не в плохом смысле. Просто… повзрослела. Вместо приключений задумалась о будущем. Гермиону всегда пугала одержимость подруги Темным лордом, казалось, за фигурой врага она не видит для себя будущего. Как будто есть один только путь. Новая Гарри смотрела в будущее с оптимизмом и одновременно здравым цинизмом, нагоняла то, что пропустила за годы безделья и списывания. Интересовалась так живо, так чутко, что с ней хотелось делиться секретами. Гермиона впервые в полной мере ощутила, каково это — иметь подругу-девочку, с которой можно посплетничать, посекретничать, просто посидеть за чашкой чая, деля мир только на них двоих. После ее слов будущее, казавшееся раньше нормальным, пугало. Какой ей Аврорат? Какая колдомедицина? Гермиона любила родителей, просто обожала, но не представляла себя врачом, хотя бы зубным. Нет, ее увлекали руны, переводы. Гарри смотрела внимательно, ждала откровений, не давя, не выпытывая, за что Гермиона была ей благодарна. — Этим летом я официально экстерном окончила обычную школу, когда ездила с родителями во Францию, сдала пробные экзамены в Сорбонну на лингвистический. Баллы неплохие, нужно только позаниматься. Мне посоветовали углубить изучение определенного материала и поступить одновременно в магическую и обычную части университета, чтобы не разрываться, — Гермиона вздохнула. — Будет тяжело, но мне кажется, я справлюсь. — Не сомневаюсь в этом, — с твердой уверенностью кивнула Гарри. — Спасибо, — поблагодарила от всей души Гермиона. — У меня тетя живет во Франции, мы к ней каждый год ездим. Она пообещала найти мне репетиторов и жилье, если я не захочу остановиться в общежитии или у нее. — А ты не захочешь? — Если честно, мне было бы удобнее проживать вместе с тетей. Она врач, хирург, у нее дом под Парижем и нет семьи, там полно места, удобно аппарировать. — Неплохой вариант. — Именно. Чем планируешь заниматься в будущем ты? Гарри посмотрела на школьников, провела пальцем по ободку чашки. Мир за пределами барьера из чар не изменился. Школьники ругались, мирились, смеялись, плакали — жили. Как будто нет никакой угрозы. Многие до сих пор не верили в появление Темного лорда. Раньше Гарри это устраивало, она хотела любой ценой защитить этот милый мирок Хогвартса, однако… Почему никто не знает планов директора Дамблдора? Неужели он совсем-совсем никому не рассказывал? Как тогда выглядят со стороны их приключения? Нет, не думать об этом. Так легко потерять веру, Гарри не желает этого. Ей страшно сделать этот последний, решающий шаг, как будто впереди — пропасть. — Пока не знаю, — она вернулась к терпеливо ожидающей Гермионе. — У меня ощущение, что должно случиться нечто важное. Совсем скоро. Нет, — поспешила успокоить подругу, — с Волдемортом это не связано. Прости, не могу пока рассказать подробностей, сама не разобралась до конца. — Ничего, я подожду. Главное, Рону не говорить, — на лицо Грейнджер нашла тень. — Он не одобрит наших планов, снова будет скандал, — девушка брезгливо поморщилась. Гарри ее понимала. Рон был им другом, однако это звание не обязывало их закрывать глаза на недостатки парня. На то, как жадно и неаккуратно он ест, хотя дома не голодает, на то, какие скандалы устраивает, когда что-то идет не по его. Нет, безусловно, девушки обе любили Рона, ценили его как друга, но… Скандалы не нравились никому. Гермиона выросла в семье сдержанных врачей, прошедших курс психологии. Все проблемы ее родители решали мирно. А тетушка Петунья, при всей своей нелюбви к Гарри, никогда не позволяла себе повысить голос на племянницу — стены домов в Англии буквально картонные, соседям так легко подслушать зарождающийся конфликт. Сплетни — последнее, чего желала Петунья. Поэтому скандал как наждачкой проходился по тонкой коже девушки, заставляя Гарри чувствовать себя неловко и неуютно. В общем, подруги по умолчанию решили скрывать все, что может взволновать Рона Уизли. Они любили товарища, однако не были готовы давать ему отпор под перекрестными взглядами школьной общественности. Мимо прошел Драко Малфой, сверкнул глазами в сторону Поттер. Гарри усмехнулась и покачала головой: ярости хорька не хватало прежней искорки. Малфой вспыхнул — слегка, как свойственно блондинам — и быстро вышел в компании Кребба и Гойла. — Тебя больше не интересует, чем он занимается в Выручай-комнате? Помнится, в начале года ты не оставляла попыток узнать. Да, так было до появления Ариэль. — Больше нет. Думаю, директор в курсе, а это главное. Нужно быть терпеливым, информация рано или поздно придет к тому, кто умеет ждать, — Гарри допила чай, и чашки испарились. Девушка поднялась, поправила блузку. — Ладно, спасибо за чай и компанию. К сожалению, вынуждена откланяться, мне нужно навестить сегодня одного профессора. — Задание директора… — понимающе откликнулась Гермиона. Изменившаяся речь Гарри волшебницу уже не удивляла — привыкла. — Какой повод используешь? — Верну ему учебник, разумеется, — продемонстрировала старый экземпляр «Зельеварения» для шестого курса. — Тебе не жаль расставаться с таким сокровищем? Гарри качнула головой. Сокровищем это было в начале года, а теперь она многое узнала об Ариэль, то, что не снилось хозяину книги. — И даже не будешь пытаться узнать, кто такой Принц-полукровка? — лукаво прищурилась Гермиона. Гарри в ответ засмеялась, такое выражение лица у подруги случалось всякий раз, когда она уже знала, но хотела, чтобы ее поспрашивали. — Кто разбирается в зельеварении, учился в Хогвартсе в семидесятых и обладает выдающимся носом капитана команды по игре в плюй-камни, Эйлин Принц? Гарри шагала мимо лавок к выходу, с ровной спиной, расправленными плечами, изящно покачивая бедрами. Вслед ей несся звонкий довольный смех Гермионы. Лондон, 1873 год. — Ариэль, ты уверена? — Рейчел колеблется и слегка нервно оглядывается по сторонам. — Пока никто не видит, — Ариэль в ответ лукаво подмигивает будущей невесте. Кончик палочки устремляется ввысь, смотрит в высокие потолки, и вокруг колонн, стен, цепляясь за малейшие выступы, расцветают плетущиеся синие розы. Крупные, тяжелые бутоны, коснувшись камня, раскрывают свои нежные лепестки солнцу. Их благоухание наполняет легкие свежестью, сладостью и свободой. Так легко, что хочется взлететь. Ведьма в храме Божьем… Колдуны в большинстве своем верят в Магию, Судьбу, пророчества, маглорожденные, пришедшие в новый мир, первое время стараются совмещать, но после уроков истории, где говорится об инквизииции, им становится страшно, в конце концов, они выбирают путь магии. В прошлом говорили, что ведьма, осмелившаяся переступить порог церкви, сгорала немедленно, на том же месте. И многие маглорожденные ведьмы боятся приближаться к церквям, шарахаются от них в испуге. Ариэль не верит в эти предрассудки, их дар дарован Богом. Она, как и все семейство, искренне считает, что душа принадлежит Богу, именно он дает талант к магии. Этому же она учит своего брата. А также тому, что следует всегда контролировать себя, что многим людям, несмотря на отсутствие способностей к чародейству, дается несравненно больше, чем самым могущественным волшебникам. Посмотреть хотя бы на писателей, поэтов, талантливых художников. Ариэль учит брата уважать мир маглов, любить его так же сильно, как любит она сама. Ариэль кружится в танце под неслышимую мелодию, наполняющую ее сердце. Боль и ненависть ушли, остались только легкость, свобода и светлая грусть. И любовь, которая будет жить, пока она или Винсент не покинут этот мир. — Считай это моим подарком вам на свадьбу, — Ариэль поворачивается к невесте. Рейчел выглядит сегодня просто прекрасно. Здоровый румянец на кремовых от легкого загара щеках, сияющие синие глаза — как озера с отраженными в них белоснежными облаками. В свое время мисс Дюллес стала звездой сезона, самая прекрасная дебютантка. Поистине красива ее душа: кроткая, нежная, полная искреннего чувства. Ариэль серьезно рассердилась, когда Винсент попросил подругу однажды сварить лечебные зелья для своей слабой здоровьем невесты. В то время она хоть и смирилась, но не приняла Рейчел. Ей казалось, что Винсент это понял, поэтому и попросил о помощи. Знал, что Ариэль не откажет. Девушке стоило огромных усилий сдержать недовольство в себе и не показать его другу. Этот хитрый манипулятор знал, что подобное обычное, домашнее действо поможет подруге принять невесту. Потому что для кого попало не готовят снадобья по семейному рецепту, не подбирают тщательно ингредиенты, не выверяют дозировку с точностью до капельки. Ариэль никогда бы не причинила вреда тому, кто нуждался в ее помощи, а после… смирилась, приняла. Когда видела, как расцветает Рейчел, как улыбается Винсент. Когда мисс Дюллес легко раскрыла свои объятия в ответ на признание в ведьмовском искусстве. Для нее имело значение только мнение Винсента, а тот утверждал, что Ариэль — хороший человек. Для кого попало не варят зелья и кремы, не лечат лихорадку, обострившуюся во время дождей, не таскают из домашних погребов сваренное вручную варенье из желтых мелких яблок. Их было мало у той старушки, у которой купила Ариэль на рынке, всего-то маленькая корзинка. Генри нашел аккуратные золотистые, словно сошедшие с картины известного мастера плоды и привел к ним сестру. Ариэль помнит точно, в какой именно момент пришло простое осознание: Рейчел Дюллес — хороший человек. Ей даже пришлось отложить лопатку, которой помешивала зелье, и грустно улыбнуться. Винсент таки добился своего. Ариэль и раньше не могла причинить вреда его невесте, а теперь не сможет причинить вред новой подруге. — Спасибо, — хрупкие руки Рейчел обвивают плечи Ариэль. Благодаря зельям, астма отступила. Не до конца, однако этого хватало, чтобы будущая графиня чувствовала себя великолепно. — Не знаю, что бы я без тебя делала. — То же, что и сейчас, не меняя ни момента. Замужество, семейная жизнь, наследники. Уверена, у вас будет прекрасный сын, — с улыбкой предлагает варианты Ариэль. Это же так естественно, когда лучший на свете мужчина хочет связать с тобой свою судьбу. Уже не болит. Она довольна. Она будет любить их обоих. Потому что любит Винсента, потому что Винсент любит Рейчел. Самоубеждение позволяет не ощущать в такой степени собственную надломленность. Неуверенность на лице Рейчел настораживает. Девушка присаживается на деревянную скамью и кусает розовые губы. Ариэль присоединяется, что, впрочем, не мешает ей наколдовывать цветы дальше. — Мой отец — дворянин, моя мать — леди, это правда, но мы никогда не были богаты и известны, как Фантомхайвы. Нет, не нуждаемся, но все равно… Отец предпочитает уединение поместья в Дербишире лондонскому высшему свету, мать поддерживает его. Они показались в столице впервые за пять лет, когда вывозили меня в свет, — тонкие пальчики в кружевных перчатках мнут платочек. — Всю свою жизнь я провела в Дербишире, вдали от суеты — слабое здоровье не позволяло мне мечтать об увеселениях. Однако все изменится, когда я стану графиней Фантомхайв, мне придется соответствовать, устраивать званые вечера, наносить ответные визиты. Вокруг меня будут напыщенные снобы, я по пальцам могу пересчитать тех, кто не смотрит на меня свысока, с презрением и завистью. Мне трудно притворяться, что я не слышу завистливых речей, похожих на змеиное шипение, родительниц, упустивших выгодную партию в лице Винсента. Лондон душит меня, мне претит лицемерие и притворство высшего света, но Винсент и леди Клаудия ожидают поведения, достойного имени их семьи… Ты одна не притворяешься, ты любишь и ненавидишь, ты говоришь правду в лицо. Ты живешь! — глаза Рейчел блестят от не пролитых слез, а ее горячий шепот режет душу. Ариэль не подозревала, сколько боли, сомнений и неуверенности скрывалось за доброй улыбкой. Открытая, доверчивая… кому ты признаешься?! Тебе никогда не узнать, как мечтает твоя наперсница оказаться на твоем месте. Тебе лучше не знать, что ты была в мгновении от мучительной смерти. Тебе лучше не знать, что любовь Винсента спасла тебя тогда, и будет спасать далее. Ариэль никогда не признается, слова не скажет. Промолчит. Так будет правильно. Поэтому сжимает руку девушки, черное кружево поверх кремового. — Ты справишься, вот увидишь. А я буду рядом, не сомневайся. Плечи Рейчел трясутся, когда она прижимается к подруге. Девушка плачет, не стесняется, задыхается от прерывистых всхлипов, и Ариэль обнимает ее, крепко-крепко, гладит по затянутой в корсет спине. В саду поместья Фантомхайв есть укромный уголок, куда не заглядывают слуги, не тревожит покой его садовник. Словно заколдованное маленькое королевство, погружен он в сон, от которого пробуждается лишь когда посещают его те, для кого предназначена увитая белоснежными розами маленькая беседка, спрятанная среди раскидистых ветвей бело-розовой магнолии. Цветы здесь сохраняют первозданный вид на протяжении почти всего года, лишь когда последний осенний лист спадает на траву, закрывают они пышные бутоны и засыпают на морозе, до следующей весны, когда раскроются в полном цвете и благоухании своей красоты. Неподалеку журчит маленький ручеек. Ариэль улыбается. Друг бабушки из далекой восточной страны сказал однажды, что у него на родине считается, что дом, на территории которого есть природный родник, благословлен богами. Ведьма не могла удержаться от маленькой шалости, теперь в поместье Фантомхайв имеется свой ручеек. Ариэль проводит рукой по теплым, шелковым лепесткам, по упругим бутонам. Ей нравится это место — только ее уголок в поместье семьи, против наличия которого не имеет возражений даже леди Клаудия. — Ты все-таки не сможешь прийти на церемонию? Девушка качает головой, отчего завитки волос скользят по открытой коже шеи. Изумруд и шелк тьмы — ее расцветка, она могла бы выглядеть как дама полусвета, однако тонко соблюдает грань приличий, ее одежда всегда изысканна, может составить конкуренцию самым дорогим нарядам от самых прославленных модисток. Тем не менее, ей нет места среди высшего лондонского света. — Ты прекрасно все понимаешь, Винсент. У меня нет имени, меня не существует, разве что только Ее Величество не удивится моему присутствию. Тем не менее, — Ариэль поворачивается и лукаво улыбается. Ее друг прекрасен: статный молодой мужчина с проницательным взглядом. Как и в первую их встречу, Винсент подобен луне среди марева темных облаков — сияющее великолепие. — Не могу оставить тебя без подарка на свадьбу. О, не беспокойся, Рейчел я уже вручила свой дар. Остался только счастливый будущий супруг. В обтянутой синим бархатом коробочке, на темной подушечке лежат крохотные сережки-«гвоздики» с простым, гладким навершием. Они кажутся безыскусными, мало кто поймет, что это отшлифованная яшма с вплетенными в нее чарами. Оно и к лучшему. Ариэль не всегда может оказаться рядом в нужную минуту, у нее есть дела за пределами страны. Так ей будет гораздо спокойнее. — В них защита от всевозможных ядов, как магического, так и обычного происхождения, — поясняет девушка, ведя пальцами по украшению. — Также парочка защитных заклинаний на всякий случай. Кто знает, что случится в жизни короля теневого мира Великобритании. Несколько раз они уберегут тебя даже от пули, но будь осторожен, их действие не безгранично. Взгляд Винсента, признательный и сияющий, смущает. Ариэль отводит глаза и немедленно попадает в крепкие объятия. Сюртук мужчины пахнет розами, свежим воздухом, сигарами и лошадьми — значит, снова проводил время на конюшне. Винсент обожает лошадей, хотя разведением занимается его зять, муж его сестры, маркиз Миддлфорд. Предводитель рыцарского ордена Великобритании. Отличный выбор для представительницы семейства Цепных псов Короны. — Спасибо, — затянутые в перчатку пальцы бережно гладят по щеке, через ткань Ариэль ощущает тепло кожи. Олицетворение их отношений — так близко и так далеко. Винсенту не следует знать, что его серьги и скоромный кулон Рейчел — произведение магического искусства. Ариэль несколько месяцев вплетала в них все защитные чары, какие только знала. Ловила неодобрительные, но понимающие взгляды бабушки, знала, что старшая родственница против безответного жертвования жизни на алтарь любви к смертному, но тем не менее Ариэль «случайно» находит необходимые трактаты в своей лаборатории, когда это требуется. И улыбается: доступ к этим книгам имеет только глава семейства Певерелл. — Один танец, мисс Поттер? Раз мы не сможем потанцевать на вечере в честь заключения моего супружеского союза? — граф протягивает руку, и Ариэль принимает ее, сходит по ступенькам на траву. Журчание ручья, шелест деревьев служат мелодией, под которую пара кружится по густой траве. Благодаря зелено-черному платью Ариэль кажется вышедшим из леса духом природы, яркая, запоминающаяся. Неземная, как и Винсент. Но, в отличие от него, всего на миг. Рука графа на талии прожигает кожу через корсет. Ариэль улыбается, повинуясь властным движениям. Однажды она будет счастлива. Обязательно. Рейчел в свадебном платье прекрасна, как озерная нимфа. Леди Лилия из давней легенды, кроткая, невинная. Чистая, счастливая. Ариэль все же пришла. Она сама зачаровывала храм на время церемонии от проникновения магов и магического оружия, от обычного — тоже. Поэтому пришлось позаимствовать семейную реликвию, мантию-невидимку, подаренную богиней младшему брату из сказки, основателю их рода. Мантия растянулась, скрыла пышное платье, скрыла мокрые от слез щеки. Сердце под корсетом бьется неспокойно, ему больно, и Ариэль дышит прерывисто, прислоняясь щекой к прохладному камню, грея его собственным теплом. Она видит, как в первом ряду пытается казаться счастливой младшая сестра Рейчел, Анджелина. Юная леди прекрасна в наряде цвета сочного рубина и итальянского вина, осанка ее по-прежнему горда. Только слегка дрожат перекошенные в жалкой улыбке губы, а взгляд из-под густых ресниц темен и наполнен страстями, он буквально прожигает дыры в паре у алтаря. Откровенно влюбленная в графа Фантомхайва, Анджелина так и не пережила своего чувства, Винсент предпочел позаботиться об Ариэль, оставляя будущую родственницу справляться с проблемами самостоятельно. Может, осознавал опасность влюбленной и ревнивой ведьмы, хотя Ариэль предполагает, что он просто доверяет ей больше. Сейчас, по прошествии времени, выбор Винсента кажется жестоким по отношению к бедной девочке, но это не отменяет благодарности ведьмы. За то, что возлюбленный помог исцелить самые сложные душевные раны, позаботился о том, чтобы перевязать надломленную ветку мокрой вишни белоснежным батистовым платком с тонким кружевом. Пожелания счастья льются с губ сквозь слезы, ослепляющие, горячие, как падающие звезды. Струятся по воздуху; ведьма не умеет благословлять, это не ее талант, нет, мисс Поттер проклинает, от всей души проклинает семейство Фантомхайв на счастье, на здоровых и крепких сыновей и отдает все силы души на это первое и последнее самое светлое проклятье в своей жизни. Не видя дороги, Ариэль выходит из храма и аппарирует. Бабушка сидит на диване в гостиной, на коленях ее толстый фолиант в потертой кожаной обложке, который девочка тут же отбрасывает, стоит мантии-невидимке соскользнут с плеч внучки. В изумрудных глазах — океан неимоверного сочувствия и понимания. За юным возрастом прячутся опыт и похожая боль. С шелестом пышного платья Ариэль падает на пол перед диваном, утыкается мокрым лицом в колени и светлую ткань одеяния бабушки. Оно сладко пахнет белыми розами. Тонкие пальчики родственницы вплетаются в волосы, разрушают прическу, принося неимоверное облегчение, как будто снимают тяжелые цепи, одну за другой. И яд зависти вместе со слезами выходит наружу. Ариэль оплакивает свою любовь, оплакивает невозможность полюбить другого. — Ты переживешь это, — бабушка задумчива и грустна. — Однажды ты переживешь своего смертного, и тогда болезненное чувство отпустит, уйдет из души. Такова наша природа — смерть лечит, ибо мертвым нет дела до живых, а живым не должно быть дела до мертвых. Ты забудешь и, возможно, продолжишь жить. Ариэль просто слушает наполненные жизненным опытом слова, слушает пронизывающую их печаль и понимает: правда. Она обречена любить Винсента Фантомхайва до самой смерти. Его или ее. Хогвартс, 1997 год. На стол перед Гарри шлепнулся плотный конверт, украшенный цветочным узором и вензелями. Поттер удивленно подняла глаза на плюхнувшуюся в свободное кресло Гермиону, отложила книгу, которую читала в ожидании, пока Рон сделает ход. Гостиная заполнена людьми. Кто-то делает домашнюю работу, в последний миг отдавая всего себя попытке не схлопотать неудовлетворительную отметку у Макгонагалл, кто-то, уже свободный от проклятия трансфигурации старших курсов, забавляется с шутихами из магазинчика Фреда и Джорджа. Гарри до сих пор считает их лавку лучшим капиталовложением, потому как искренне убеждена, что те деньги, пришедшие вместе с гибелью Седрика, не принесли бы ничего, кроме вреда. Кресла у камина принадлежат их троице. Если честно, Гарри считает, что сокурсники попросту откупаются от Гермионы. Пока староста сидит и греется у огня, никого не штрафует и не понукает сдавать домашние задания вовремя, не стоит буквально над душой. Гермиона весьма ответственно подошла к своим обязанностям и Рона принуждает к тому же. — Что это? — Приглашение на вечеринку клуба Слизней, — подруга вздохнула, потерла виски и подняла усталые глаза с залегшими под нижним веком легкими тенями. — Профессор Слизнорт просил передать, что на этот раз ты точно не отвертишься и просто обязана присутствовать. Гарри тяжело вздохнула, но кивнула, соглашаясь. Нельзя игнорировать профессора вечность, тем более, он так помог в расследовании прошлого Темного лорда своим воспоминанием. Девушка открыла конверт. Приглашение состояло из нескольких вытесненных на плотной бумаге золотом строк. От письма исходил тонкий аромат духов — все же профессор был слегка манерен и старомоден. Это немного смешило Гарри, одновременно с этим затрагивая некую сентиментальную нотку. Профессор Слизнорт ей нравился, хотя его методы привлечения на свою сторону одаренных… Если призадуматься, магловские институты делают практически то же самое — дают талантливым студентам шанс. Так почему же Гарри так раздражают попытки именно Слизнорта заполучить ее в свою коллекцию? Может, потому что в магловском мире практика помощи повсеместна, а в старомодном магическом сообществе это выражается в… протекционизме и фаворитизме? Гарри не нравились подобные мысли, ей хотелось всего добиться самостоятельно, знать, что в будущем никто не скажет за спиной, что она не заслужила что-то в своей жизни. — «Приветствуется сопровождение»? — Угу, профессор сказал, что собирается устроить танцы, тем более, ты же видишь, это костюмированная вечеринка. Поэтому необходим партнер. Профессор тонко намекнул, что придут личности, с которыми мне было бы интересно побеседовать. Даже не представляю, в прошлый раз это был какой-то малоизвестный писатель с вампиром на поводке. Гарри хмыкнула: она бегала от приглашений клуба, как от огня. Связи связями, но поддерживать ненужные контакты слишком утомительно. Ее раздражало всеобщее внимание. Как только она приходила на вечеринку, взгляды перекрещивались на ней подобно стволам зенитных орудий, которые она частенько видела в исторических программах по телевидению. В такие моменты внутри все сжималось, Гарри сама неловко съеживалась, напрягалась, внимание посторонних, чужих людей, приносило с собой дискомфорт и душевное напряжение, что мешало получать удовольствие от бесед и напитков. Поделать с этим девушка ничего не могла, в детстве первые недели в Хогвартсе стали адскими: с нее попросту не сводили глаз. Гарри хотелось забиться куда-нибудь в угол, когда слышала шепотки. Со временем пересуды не прекратились, потому что каждый год что-то случалось, а в центре находилась фигура Героини. После первого курса Гарри с тайным облегчением сбежала обратно к Дурслям. Скучать по магическому миру и волшебной школе — это одно, скучать по собственной надоедливой известности — другое. И делать второго она точно не собиралась. Сейчас пересуды и слухи воспринимались легче, так как основной процент времени отнимали воспоминания Ариэль. У мисс Поттер-Певерелл девушка научилась встречать любые новости с гордо поднятой головой. — Ты до сих пор бегаешь к этому толстяку? — неприязненно произнес Рон и выпрямился, передавая ход Гарри. Поттер уткнулась взглядом в доску, но все равно отслеживала беседу товарищей. — Да, — с достоинством кивнула Гермиона, на друга посмотрела с вызовом. — Если исключить писателя и вампира, там попадаются весьма интересные личности. Например, преподаватель французской школы магической живописи. Именно на таких встречах он присматривает себе возможных учеников, и профессор это знает, поэтому подбирает кандидатуры. — Тогда почему Гарри не ходит на эти встречи? — Потому что Гарри не собирается становиться художником, — пробормотала Поттер. Гермиона хихикнула, Рон не удержался от улыбки. Атмосфера слегка разрядилась. — Потому что у Гарри будущее вполне определенное. Сириус оставил ей наследство, дом родителей следует привести в порядок. — Тот самый, в Годриковой Лощине? — оживился Рон и тут же нахмурился. — Но из него же сделали мемориал. — На самом деле Министерство не имело права отбирать частную собственность и переводить ее в разряд памятников, — Гарри подвинула коня. — Мне уже прислали письмо с извинениями, а в «Пророке» поместили объявление о возвращении дома его законным владельцам. Если желают почтить память родителей, в поселении есть статуя. А я хочу в кои-то веки иметь собственный дом! Рон неловко откашлялся, Гермиона одобрительно покивала. Это она подбирала литературу по законодательству и помогала писать письмо с почти угрозой обратиться в газету и международный магический суд с требованием справедливости. Сказывалась обширная практика при подготовке материала по делу о Клювокрыле. Министерство пошло на попятный. Возможно, она привлекла к себе ненужное внимание данным пассажем, Министерство вряд ли простит ей его, однако Гарри не могла проигнорировать данный вопрос. Только не дом в Годриковой Лощине. Посторонним Англия казалась страной каменных замков с острыми зубцами, крепостных рвов и подземелий. Вид Хогвартса только укреплял в данном убеждении. Приезжие семьи, мигрирующие, бежавшие в свое время из родных стран возводили целые особняки, распускали слухи о родовых камнях, менорах и защите. Пафос и эпатаж принадлежали Малфоям, приехавшим в свое время из Франции. Исконно английские семьи понимали, что маленькие дома защитить проще, нежели большие замки. Тем более, в прошлом семьи волшебников редко когда насчитывали больше трех поколений. Зачем маленькой семье огромное жилое пространство? Что такое замок? Это каменная коробка, каждое помещение которой может быть атаковано и послужить брешью в защите. Никто не задавался вопросом, почему Блэки, древнейшие и темнейшие, обосновались в Лондоне, а их родовой особняк прятался среди обычных домов. Никто не спрашивал, откуда у Поттеров домик в Годриковой лощине, все слышали только о разрушенном во время магической войны поместье, в котором погибли Чарльз и Дорея. Из воспоминаний Ариэль Гарри видела то поместье — двухэтажное здание, распахивавшее кремовые крылья над зелеными рощами и лугами, высокие колонны и длинные окна, легкие двери. Это был дом для отдыха, дом для души, построенный Родгаром Поттером во исполнение очередного каприза своей обожаемой супруги, подарившей ему троих детей — всех мальчиков. Супруги жили душа в душу, их любовь нашла свое воплощение в каменных стенах поместья. Однако родовым особняком оставался маленький домик в Годриковой лощине. Всего два этажа, массивные двери, самые обычные окна. Но зачем больше волшебникам, которые могут расширить пространство изнутри и закрепить расширение рунами? Ариэль любила дом, любила высаженные вокруг розы, любила сад с травами для кухни и зелий. Все в нем, каждая комната, каждая мелочь напоминала о родителях, о младшем брате. О статусе дома мало кто знал, поэтому Министерство легко присвоило его себе. Гарри показалось очень важным вернуть семье утраченное. Когда все закончится, когда они победят, она обязательно разобьет розовый сад, высадит магнолии, а под ними устроит множество грядок с полезными в кулинарии и зельеварении растениями. — Почему я об этом не знаю? — обиженно пробурчал Уизли. — Потому что в последнее время ты бегаешь на свидания с Лавандой, на друзей сил уже не остается, — припечатала Гермиона. Когда возникала потребность, мисс Грейнджер могла продемонстрировать прямоту и честность, достойные своего факультета. Гарри поспешила влезть, пока не разгорелась ссора. Конфликтовать с Роном не хотелось, особенно сейчас, когда в жизни появилось нечто более интересное, чем учеба и слежка за Темным лордом. — Мы ни в коем случае тебя не обвиняем, наоборот, радуемся. Просто… понимаешь… — она прикусила губу, робко посмотрела на друга из-под челки. Слегка стыдно, что она пользуется девичьими уловками против товарища, но с другой стороны… Когда еще учиться их применять? — Есть вещи, которые девочкам лучше обсуждать между собой. Ну, тебя вряд ли интересовала бы беседа о свойствах разных видов шампуня или какие мальчишки в Когтевране. Рон побагровел, откашлялся. Он до сих пор не пришел в себя от мысли, что малышка Джинни, младшая сестренка, не нуждается в опеке. И, о ужас, встречается с парнями, а не канючит у старших братьев метлу для низкого полета. — Это… да… — потеребил засаленный воротничок. — Но вы это… предупреждайте меня, если что… Мы же еще друзья? — Конечно, Рон. Не обижайся. Гермиона нравится Слизнорту, как талантливая ученица, вот он ее приглашает постоянно. Свежий взгляд и все такое. Кстати, с кем пойдешь? С Кормаком? — Ни за что! — отрезала Гермиона, крылья носа дернулись гневно. — Он просто… просто урод, который не знает, как общаться с девочками! Ого, видимо, парень серьезно разозлил мисс Грейнджер, потому что ранее она себе такие высказывания не позволяла. Назвать кого-то уродом… что же совершил Кормак? — Мне поговорить с ним? — набычился Рон, хрустнул костяшками. Вслед за полным осознанием возраста Джинни пришло понимание половой принадлежности подруг. То, что Гарри летает на метле круче всех и встревает в неприятности, не делает ее менее девушкой. Значит, он, как парень, должен защищать подруг. — Не стоит, — отмахнулась Гермиона. Судя по всему, за одно только это предложение друг был прощен. — Но все равно спасибо. Если честно, не знаю, с кем пойти. Гарри откинулась на спинку, обвела взглядом гостиную. Партнер должен соответствовать не только статусу, но и образу. Они не могут пригласить кого-то средненького, только не лучшая ученица и староста и Гарри Поттер. Выбрать партнера, который смотрится на твоем фоне бледно — себя не уважать. Да и бегать от него потом на протяжении всего вечера — как в случае с Гермионой и Кормаком — значит выставить себя на посмешище перед другими гостями. Однако большинство достойных молодых людей, знающих реалии магической социальной кухни, училось на Слизерине. Парочка на Гриффиндоре, остальные… Когтевран традиционно не интересовался развлечениями, насколько знала Гарри, у них на день бала намечалась какая-то внутренняя олимпиада, организованная Флитвиком. Пуффендуй обещал пропасть в теплицах, недавняя буря выбила защищенные стекла, пока навели порядок, пока обновили защиту… Растения требовали ухода. Идея пришла неожиданно, навеянная снами, и показалась оптимальным вариантом. — Знаешь, Гермиона, у меня есть идея, — хитро посмотрела на подругу Гарри. — Это ведь костюмированная вечеринка? Ответный взгляд Грейнджер был откровенно подозрительным. — Но почему я? — Гермиона неловко дернула шейный платок. Гарри довольно обозрела худощавого юношу с забранными в низкий хвост пышными каштановыми волосами. Приталенный сюртук насыщенного вишневого цвета подчеркивал стройный стан, кружева оттеняли бледную кожу и узкие запястья, звонко цокали каблучки на начищенных до блеска ботинках. Шейный платок тоже пенился кружевом и скрывал отсутствие кадыка. Они не стали делать из Гермионы кого-то окончательно мужественного, тем более, в викторианские времена имелось в мужчинах-аристократах что-то андрогинное, присутствовала любовь к готической бледности, худобе, пышным кружевам и бантам. Этим воспользовалась Гарри, создавая образ своего кавалера. Главное соблюсти меру, не переборщить и сохранить строгость и английскую сдержанность в целом. — Потому что, прости, Гермиона, но меня за мужчину выдать сложнее, — Гарри погладила выдающуюся в корсете грудь. Мерлин, как она скучала по корсету и пышным юбкам! Ощущение преследовало ее во сне, не давало покоя наяву. Платья Ариэль были слишком красивыми, чтобы отказаться от них. В ее нарядах Гарри ощущала себя женщиной от макушки до пяток. Зеленое с черными вставками и отделкой платье. Могло показаться, что принадлежит даме полусвета, если бы не сдержанность в украшении и классическая красота. Гарри покружилась, присела в реверансе, и юбки с шорохом распустились на полу пышным бутоном. Вьющиеся локоны скользнули по открытому плечу. Оказывается, у нее выросла грудь, талия осталась тонкой. Голодное детство не лучшим образом сказалось на метаболизме, теперь Гарри не могла поправиться. Впрочем, оно к лучшему. Корсет облегал, поддерживал, в нем невозможно сутулиться, согнуться, он заставляет держать осанку. Гермиона морщилась при одном лишь взгляде на жесткий китовый ус наряда, а Гарри дышала в нем легко и естественно, как будто родилась в викторианскую эпоху. Она скучала, безумно скучала. Откуда родилось это странное чувство? Гарри не знала, но со всей страстью отдалась восторгу внутреннего «я». — Теперь я понимаю моду того времени. Ты словно родилась для корсета, — задумчиво произнесла Гермиона, поклонилась. Слегка неуклюже, сказывалось отсутствие практики. Гарри вспомнила, как двигался Винсент Фантомхайв, и сердце защемило. — Позволите сопровождать вас на вечер, моя леди? — С удовольствием, ваша светлость, — слова слетели с языка раньше, чем мозг успел продумать их. Рука в перчатке легла в протянутую ладонь. Подруги вышли под мантией-невидимкой, чтобы никто не обсуждал их наряды. Ткань волшебного плаща растянулась, скрыв их. Гарри ощущала себя деталькой, что наконец-то встала на свое место.