Возвращение Ариэль

Хогвартс, 1997 год. Гарри все еще ощущала в себе мерцающие искорки счастья Ариэль, когда проснулась. В животе порхали бабочки от семейного счастья, теплых улыбок, пропитанного ароматом домашнего глинтвейна воздуха, напоенного переливами скрипки и треском камина. Девушка посмотрела на свои пальцы. Тонкие, ладошки маленькие и мозолистые из-за полетов на метле. У Ариэль аккуратные, миниатюрные ручки, тем не менее, она могла ими на кладбище мертвеца откопать и сыграть на скрипке. Талантливо, выплескивая в воздух любовь, как шампанское. Если в каждом движении Анджелины Барнетт виделась неутоленная страсть и заглушенная боль, то Ариэль каждым взглядом демонстрировала безотчетную преданность и обожание, не грань фанатизма, но теплое, омывающее волнами душу чувство. В голове звучала мелодия, и Гарри прикусила губу. В детстве она очень любила музыку, когда удавалось попасть к телевизору, включала музыкальные программы либо передачи про животных, впоследствии пришлось отказаться от этого — Дурслям не нравилось, когда племянница просвещалась. Увиденные картины семейного счастья Ариэль заставляли Гарри почувствовать себя неполноценной. В детстве ей доводилось слышать, что женщины больше любят девочек, нежели мальчиков. По тете Петунье не скажешь, что она хоть сколько-то любит родственницу, будь ее воля, вообще бы племянницу в глаза не видела. А проведенное у Уизли время только растравляло душу картинами недоступной мечты. Одновременно с этим Ариэль подарила надежду. Не обязательно быть связанной с кем-то по крови, чтобы ощутить себя на своем месте. Ариэль любила и теряла, но от этого любовь ее не становилась слабее. Словно пройдя через страдание, она закалилась в огне боли. Женщина научилась ценить то, что имеет. Однако плохое предчувствие не оставляло Гарри. С чем это связано наверняка, девушка уже не знала. С реальным ли миром, со снами ли… Что-то случится с Ариэль? Что-то произойдет в Хогвартсе? Что еще придумает марионетка с ошметком пленки вместо души? Гарри чувствовала, как ныряет все глубже в омут по имени Ариэль. Знакомится с семейным теплом и участием, с реальной болью потери по-настоящему дорогого человека, со страстью, с горем. Ариэль напоминала драгоценный кристалл. Каждый раз, стоило изучить одну грань, как она поворачивалась другой, и свет мерцал иначе, падал, преломляясь, создавая иную, незнакомую, непривычную картину. — Гарри, ты проснулась? А я уже шла тебя будить, — Гермиона влетела в комнату возбужденным метеорчиком. — Не забыла, сегодня поход в Хогсмид? Отношения девушек улучшились, стали гораздо откровеннее. Гарри могла честно сказать, что за прошедшие годы не узнала о Гермионе столько, сколько за последние несколько месяцев. Она словно смотрела, но не видела, за внешностью и напускной бравадой не замечала хрупкого, но сильного ядра, которому недоставало совсем немного цельности. Как и самой Гарри. Однако девушка ощущала, как приобретает цельность, когда смотрит воспоминания Ариэль. Словно заполняются пропущенные кусочки в мозаике. Лучше не думать об этом, она не может ничего изменить, окклюменция никогда не давалась ей, к тому же интуиция подсказывала, что ментальные науки здесь бесполезны. Сны идут с другой стороны, по другой причине. Какой? Чутье подсказывало, что очень скоро Поттер узнает ответ на этот вопрос. — Да-да, прости, спросонья мысли в порядок никак не могу привести. Дай мне пару минут. Походы в Хогсмид не отменили даже несмотря на угрозу вернувшегося Темного лорда. Ничто так ясно не говорит о существенных переменах, как лишение чего-то обыденного, повседневного. Основатели создавали Хогвартс, замок-в-другой-реальности, где нет войн и сражений, где дети учатся, влюбляются, экспериментируют и познают себя. Здесь нет места политике взрослых, только юношеским чувствам. Закрытая со всех сторон школа-интернат, до которой вести доходят лишь через газеты. Министерство может смениться, пасть Аврорат, разрушиться и обеднеть Косая аллея, но пока цел Хогвартс, магическая Британия существует. Гордость англичан остается при них всегда, каким бы бедственным ни было положение. Не удивительно, что администрация не пожелала ничего менять. Это означало бы признать серьезность угрозы, то, что Темный лорд вернулся, окончательно. Гарри знала, что это так на самом деле, но частичка души не желала признавать, упрямилась чисто по-гриффиндорски. — Рон с Лавандой у мадам Паддифут, — Гермиона плотнее завернулась в шарф. Лето в Англии коротко, теплее всего с мая по август, в Шотландию тепло приходит гораздо позже и задерживается на пару коротких месяцев, перемежая солнечные дни ветром и дождем. — Они такие беззаботные… Гарри понимала: подруга имеет в виду не одного Рона, а всех школьников, идущих сейчас к волшебной деревеньке. Те смеялись, шутили, обсуждали, что купить в «Сладком королевстве». Ничем не омраченное веселье витало в воздухе, трудно сравнить с темной аурой подавленности, царящей на Косой аллее. В успокаивающей защитной тени Хогвартса студенты расслабились. Тем более, Хогсмид являлся самой защищенной деревенькой на данный момент как раз из-за своей близости к школе. — Война еще не началась. Гермиона прикусила губу. Ветер растрепал забранные в высокий хвостик каштановые локоны, бросил челку в лицо. Профиль подруги заострился, уже сейчас она обдумывала важные вопросы. — Думаешь, начнется? Гермионе первой не поздоровится, как ближайшему окружению Героини, а если учесть, что ее родители всего лишь стоматологи… Трудно представить, каким напряженным выдался для нее этот год. Нестабильная политическая ситуация, как следствие — беспокойство за родных. Темный лорд возродился, это признали все, однако дальнейших действий он не совершал, залег на дно. Ситуация напоминала гнойный нарыв, постоянно дергающий, перетягивающий на себя внимание болью. Когда скрипишь зубами и думаешь, что лучше бы прорвало! — Если начнется, тебе придется бежать, — Гарри постаралась произнести это как можно спокойнее. Гермиона вскинулась, замерла на миг, затем продолжила движение. Они миновали лавки и свернули к пабу «Три метлы». Урок, преподанный в прошлом году, оказался ценным. Лучше обсуждать секреты у всех на виду. И под десятком заглушающих заклинаний. В пабе толпились младшие курсы, мечтавшие попробовать сливочное пиво. Ребята постарше сначала нагуливали аппетит, как следует промерзали, а потом уже отогревались в теплых стенах паба и улыбках мадам Розмерты. Гермиона заняла столик у окна, как раз оттуда поспешила уйти парочка пуффендуйцев — ребята спешили в «Зонко», а Гарри направилась к стойке за вишневой наливкой — чай они в Хогвартсе попьют, а сливочное пиво не привлекало, хотелось чего-то… новенького. Наливка слабенькая — в своих подвалах Розмерта не держит ничего крепкого, дабы не соблазнять учащихся. Для взрослых посетителей у нее есть пиво, но оно пропадает с прилавков стоит открыться дверям Хогвартса. — Я не оставлю тебя! — подняла серьезные глаза Гермиона, как только Гарри опустила угощение на стол и поставила заклинания. Поттер вздохнула. Как она и думала, переубедить Грейнджер будет нелегко, но подвергать опасности дорогого человека Гарри не собиралась. Только не снова. Ариэль Поттер никогда не боялась за себя, смело бралась за самые трудные задание как Ее Величества, так и магической общественности. Ее не ограничивали ни родители, ни бабушка — родственники были взрослыми, способными постоять за себя магами. Так происходило до тех пор, пока на ее руках не оказался, после смерти родителей, маленький братик. Его бросить девушка не имела права, хотя бабка по стороне отца предлагала свои услуги по воспитанию. Ариэль гордо отказалась. Это семейное дело, ребенок — Поттер и вырастет им до кончиков ногтей. Впитает в себя убеждения, разностороннее критическое мышление, свойственное темным магам под светлой оболочкой. Она никогда не относилась к воспитанию, как к ярму, взваленному на ее плечи долгу. Это была сама любовь и жизнь, ничуть не обременяющие обстоятельства. Безрассудству не стало места в ее жизни, теперь большую часть времени она проводила дома, в непосильных трудах по воспитанию и обучению маленького мага. И была довольна. Натуру Ариэль пронизывало умиротворяющее синее спокойствие, она была пропитана им насквозь. Подобное люди узнают только с возрастом, когда отступает буйство гормонов. Благодаря Ариэль Гарри узнала это раньше. Ариэль не бросалась, очертя голову, в сражения, раздумывала, легко отказывала, если дело было слишком опасным, хотя люди страдали. А ведь это слизеринский подход! Но девушке было, что терять. Интересы брата стояли во главе угла, пока наследник не достиг совершеннолетия, она не могла покинуть этот мир, сложить голову по глупости. Мерлин, как стыдно становилось Гарри, когда она читала эти размышления, когда неторопливые, рассудительные доводы Ариэль протекали через нее во сне. Гарри не только рисковала, но и других втягивала в это неблагодарное дело. От одного лишь упоминания щеки загорались жарче пламени камина. — Нельзя просто отослать куда-то твоих родителей, Гермиона, — Гарри накрыла руку подруги своей, сжала, поддерживая. Глаза девушки распахнулись, значит, Поттер угадала направление мыслей лучшей ученицы Хогвартса. Она хотела отправить родителей подальше, возможно, со стертой памятью, чтобы их не нашли. — Им понадобятся новые документы, деньги, новое жилье в чужой стране, — пальцы под ладонью мелко подрагивали. Сквозь темно-красную жидкость в бокальчике проходил дневной свет, наполняя напиток волшебным мерцанием. — Но, что важнее, им понадобится свой маг. Подумай, один Империус, и спецслужбы разыщут для Темного лорда твоих родителей. — Но как же ты? Гарри, прошу, не заставляй выбирать между вами, — взмолилась Гермиона. — Если не остановить Темного лорда, мама с папой никогда не будут в безопасности. Поэтому я нужна тебе здесь и сейчас. — Существуют еще Аврорат, Орден, Дамблдор и я. Мы остановим его, не сомневайся. Но тебе в такой ситуации важнее быть с родителями. Возможно, забрать других маглорожденных и уберечь их, — идея пришла спонтанно, но казалась выигрышной. Гермионе жизненно необходима ответственность, кто-то, кого следовало бы направлять и защищать. Указывать, что делать. Хорошо, что подруга выбрала лингвистические курсы, они научат ее гибкости. Учительница, к примеру, вышла бы из нее никакая: слишком авторитарно ее мнение. В пабе пахло сосновыми досками, за пеленой заклинаний слышался приглушенный смех школьников, веселые ответы мадам Розмерты очередному ухажеру. Кажется, кто-то с Гриффиндора решил приударить за очаровательной трактирщицей. Почему бы и нет — ведьма выглядела лет на тридцать от силы, а мужа ее никто не знал, если он вообще существовал. Гарри чувствовала себя слишком взрослой, как будто смотрела на возню ребятишек в песочнице. На плечах лежал груз Пророчества, смерть Седрика и Сириуса — ее вина, нельзя отрицать, но и нести в будущее невозможно. Игра продолжается, пока жив король, поэтому она должна, обязана идти вперед. За окном прошел мрачный Малфой. Выглядел он, мягко говоря, измученным. Заострившиеся скулы делали его лицо еще больше похожим на мордочку хорька. Кребб и Гойл нависали темными громадинами над белоснежным предводителем, чье сияние слегка поблекло. Слизеринец нервно тер пальцы, ловил себя на этом жесте и прятал руки в карманы обозленно, чтобы через пять минут достать их снова и тереть, как будто мечтал уничтожить кожу на костяшках, причинить себе еще большую боль, нежели та, что он ощущал сейчас. — Он получил задание от Темного лорда, — Гермиона проследила за взглядом подруги и проводила Хорька до дверей «Сладкого королевства». — Не сомневаюсь, — кивнула Гарри. Война никогда не начинается запланировано для обеих сторон, для одной это всегда неожиданность. Не будет письма с белым голубем — совой — не будет официального вызова, как при дуэли. Темный лорд слишком слаб, его армия малочисленна и не так хорошо укомплектована, как аврорские отряды. Он будет действовать исподтишка, в стране шаткое положение, один небольшой камушек способен обрушить лавину нового магического противостояния. Один только шаг станет началом войны. Темному лорду не откажешь ни в уме, ни в безумии. Этим шагом он попытается стереть наиболее значимое для себя препятствие, сделать так, чтобы британская волшебная общественность и подумать не смела о сопротивлении. Том всегда боялся Дамблдора. В Министерстве Гарри видела, что по силам они равны. Значит, причина в другом… Спокойствие магической общественности в последние десятилетия зиждется на том, что самой укрепленной твердыней Англии управляет самый могущественный волшебник. Последняя инстанция, придешь к которой — и она решит проблемы обязательно. Можно попросить совета, а можно попросить убить. Конечно, убивать никого директор не станет, но победить может. Он знамя, символ, надежда. Поэтому в его гнездо Темный лорд забросил парочку змеенышей. Но как они собираются устраивать покушение? Да и будет ли оно? Гарри не знала. Еще пару месяцев назад эти размышления показались бы ей надуманными. Как можно победить профессора Дамблдора? Однако жизнь Ариэль показала, что даже сильнейшие волшебники — всего лишь люди. Перед глазами вставала детская фигурка Гарриет Певерелл, почти сломавшейся, не до конца. Молодая ветка способна заживить надлом лечебной карминовой смолой, но никогда не вернет себе прежнюю форму. Ариэль общалась с королем теневого мира. Ее жизнь стояла перед глазами, обширнее, чем в сновидениях. Те в последнее время стали более хаотичными и многочисленными, с каждым разом они охватывали все больший промежуток жизни женщины, отрезками, урывками, если события не были так уж важны, или полноценной картиной, если значение имелось. Кружились осенними листьями, налетали ураганом, волнами набегали, то высоченными, темно-синими, то ласковыми, небесно-голубыми. Гарри тонула захлебывалась, пыталась выплыть, а ее тянуло все глубже нечто непреодолимое, мягкое. И тогда девушка доверилась сохранившейся в душе вере в волшебство и чудо, в сказку, о которой мечтала, когда только прибыла в Хогвартс. Раскинув руки, погрузилась она в морские пучины. Течение подхватило и мягко понесло, воспоминания проходили через тело и сознание, что-то меняя в нем, не критично, но существенно для дальнейших поступков. Гарри никогда не знала рассудительности Ариэль, не ведала безответной любви, самопожертвования. Ей претил цинизм, но она приняла его, когда услышала исповедь бабушки на кладбище. Вместе с кипящей кислотой по коже и солеными слезами по щекам приняла она свой темный род и их светлые души. Никогда не знавшая семьи, она могла найти ее в любом человеке, которого посчитает достойным. Погружаясь глубже в толщу вод, она выходила к свету. Словно цепкие заросли отпускали ее, и солнце согревало нежную кожу век. Обожженная его светом, Гарри тянула к нему руки, но некоторые ветви еще удерживали тонкое платье. Нужно отцепить их, сделать шаг, один, другой. Что там за пеленой? — Гарри, — прошептала еле слышно Гермиона, — ты не будешь считать меня предательницей, если… — закончить девушка не смогла, лишь мотнула головой. Все и так было ясно. — Нет, ты же моя лучшая подруга. На лице Гермионы облегчение переплелось с грустью. Зрение Гарри словно отстранилось, она посмотрела на подругу со стороны. Взрослая, симпатичная девушка, одаренная ведьма. У нее впереди успешное будущее, если Темный лорд не доберется. Гарри постарается не допустить этого. — Идем в «Сладкое королевство»? Слышала, там появился новый вид помадки! — разогнала она пасмурную атмосферу, сгустившуюся над их столиком. Гермиона светло улыбнулась в ответ, поднялась, заматывая на шее шарф. — Конечно, идем! Лондон, 1885 год. — Сестра, — голос Генри внезапно странно охрип, брат дернул Ариэль за рукав, желая привлечь внимание, — что это? Женщина поворачивается, рука замирает на половине пути до шляпки, которую хотела поправить. Поместье Фантомхайв горело. Огонь вырывался волнами из окон, жадными языками лизал подножие лестниц и колонн, стены светлого камня темнели под его жаркими ласками. Где-то там трещали жалобно погибающие в пламени розовые кусты. Пахло смертью и кровью. Что происходит? Где Винсент и Рейчел? Где Сиэль? Они не планировали куда-либо выходить, так как сегодня десятый день рождения Сиэля. Планировался тихий, семейный праздник. Предчувствие беды, терзавшее разум долгое время, переполнило чашу и выплеснулось в душу. Ариэль не раздумывает ни секунды, бросаясь вперед. Палочка сама скользит между пальцами. — Оставайся здесь! — бросает мельком брату. Генри понимающе кивает. Что может сделать он, школьник, в таком огне? Сестра только будет волноваться за него и отвлекаться на защиту. Но палочку на всякий случай достал. Кто бы ни спалил поместье, он может быть поблизости. Все эти рассуждения Ариэль прочла по решительному лицу брата и удовлетворенно кивнула. Она воспитала отличного волшебника, достойного наследника Певереллов. Огонь жаром дышит в лицо, кислый, удушающий воздух пленкой растекается по гортани, отчего из легких рвется безудержный кашель. Ариэль ставит чары и продвигается вперед, отбрасывая со своего пути крошащиеся балки, обломки резных рам картин на стенах. Все сгорит, все произведения искусства, свидетельства долгой истории семьи Фантомхайв. Но не это сейчас главное. Нужно отыскать Винсента и Рейчел, спасти Сиэля. Дурное предчувствие, от которого она отмахивалась, набатом бьет в голове, пульсирует, сердце воет раненным животным. Она не прорицательница, так почему же столь тяжело? Почему по щекам текут слезы совсем не от едкого воздуха, тем более, что он остался за отфильтровывающей сферой? Гостиная наполнена оранжево-желтым светом, занавеси тянут объятые огнем пальцы к стенам и толстым коврам. Причудливые тени распахнули голодные пасти, танцуют с языками пламени, пожирают все на своем пути и ютятся по углам, когда огонь вспыхивает сильнее, находя новую, более вкусную добычу. Ариэль не сводит глаз с силуэтов на полу. Сердце бьется с перерывами, из горла рвется жуткий вой — волшебница уже знает, что здесь произошло, но… Нет сил поверить. С усилием она отстраняет Рейчел от тела мужа, наверняка он защищал супругу, поэтому сначала застрелили его, а после уже — ее. И она упала сверху. Ариэль в глупом жесте гладит нежное лицо подруги, поправляет упрямый локон цвета гречишного меда. А затем переводит взгляд к тому, что причинит ей самую большую в мире боль. Глаза Винсента, его прекрасные, таинственные глаза, заполненные в жизни сумеречными тенями и играми, пусты и неподвижны, взгляд застыл во времени. Неземное сияние покинуло кожу, но та еще теплая — Ариэль не знает, убили ли мужчину недавно или это заслуга пожара. Ей хочется лечь и умереть, боль скручивается внутри, набухает, как ядовитая язва, заполняет внутренности кислотой и заставляет задыхаться. Он знал… он предвидел… В последнее время он связался с каким-то серьезным противником, о котором не говорил даже Ариэль. Упомянул лишь, что это персона, близкая к Ее Величеству. Незнание — лучшая защита для дорогих людей. Только оно не уберегает в этот раз. Ее король обреченного королевства. Даже эту грусть Ариэль любила в нем. Палочка дрожит в руке, женщине хочется лечь рядом и умереть, перестать дышать, просто… перестать быть. Треск, раздавшийся в коридоре, приводит ее в чувство. Не сейчас, она успеет предаться горю. Винсент ценил ее не за это, а за помощь семье. За умение держать себя в руках в трудных ситуациях. В подвалах сектантов, на ритуальных местах, во времена тяжелых болезней Ариэль оставалась сдержанной, собой. Нельзя отступать от данного правила. Нужно отыскать Сиэля, его родителям уже не помочь. Она оплачет их потом. Свою любовь, свои болезненные чувства. Ариэль извиняется мысленно перед подругой и возлюбленным и подхватывает их тела заклинанием, затем спешит на второй этаж. Времени почти не остается. Конечно, магия — лучший помощник во всех делах, но даже ей не удержать веса всего поместья, а у самой Ариэль есть куда более важные задачи, чем тушить пожар, тем более, в одиночку с данным масштабом тяжело справиться. Прохлада рассудительности возвращается, но Ариэль знает: это ненадолго. Ровно до того момента, как она позволит себе расслабиться. Сейчас ее спина должна быть прямой. На втором этаже она чуть не наступает на распростертое тело Танаки. У дворецкого сломана рука и пробита голова, кровь залила ковер, но он еще дышит. Пульс слабый, но стабильный. Ариэль извиняется перед ним за то, что не дает покоя. Сейчас важнее узнать, где Сиэль. — Мисс Ариэль? — глаза Танаки распахиваются. — Маленький господин… Его увезли… похитили… Господа… — мужчина замолкает, когда видит висящие за плечом волшебницы тела. — Господа… — жалобно стонет он. — Идем, нет времени! — Ариэль помогает ему подняться, но вскоре понимает, что такими темпами далеко они не уйдут. Поэтому опускает тела, усаживает возле них Танаку, а затем уже подхватывает все три груза разом. Старый слуга в сознании, лишь смотрит печально на проплывающие мимо горящие стены. — Остальным слугам по традиции дали выходной в честь дня рождения маленького господина. Ариэль только чудом не прокусывает губы до крови. Об этой традиции знали все, кому не лень. Мерлин, кто же сделал это? И где Сиэль? Генри принимает груз у сестры, рядом уже суетится приехавшая Анджелина Барнетт. Все еще бледна, после недавней аварии, особенно в контрасте со своим любимым цветом. Женщина падает на грудь сестры и заходится рыданием, Ариэль отворачивается и жутко сожалеет, что не имеет официального права выказать эмоции так явно. Потому что ее не существует. Незримый хранитель семьи Фантомхайв, не справившийся со своими обязанностями. Вместо этого она идет к особняку. Еще можно сохранить хотя бы остатки дома. — На счет три! Агуаменти максима! Генри кивает, во взгляде брата неприкрытая жалость, но он никогда не унизит ею сестру при посторонних. Потом, дома, он спрячет Ариэль от всего мира в своих объятиях и даст выплакаться. Ну, а пока маги вдвоем поливают поместье максимально возможным Агуаменти. Ариэль и дождь наколдовала бы, если бы могла. Даже странно, что особняк так быстро разгорелся во влажной местности, поблизости от реки. Сколько она колдовала, не помнит, минуты сливались в часы, часы тянулись резиной. Ариэль останавливается, когда не остается ни одного языка пламени. И тут, словно в насмешку, начинается дождь. Холодные капли льются с небес, падают на плотную ткань платья, проникают под нее, до горячей коже, оставляя свои следы-поцелуи. Ариэль должно быть холодно, но она ничего не чувствует, запрокидывает голову, позволяя каплям скользить по щекам. Глаза щиплет, хочется плакать, но нельзя. Еще не время. — Где Сиэль? — Анджелина впивается болезненно в плечи, смотрит безумным взглядом. Мокрые волосы облепили лицо, помада размазалась на дрожащих губах. Она совсем не удивлена происходящей магии, возможно, кто-то из ее пациентов… В любом случае, Генри позаботится об этом. — Где его сын… где сын моей сестры? — Сиэля не было в поместье. Танака сказал, что его похитили, — Ариэль поднимает мрачный взгляд, и Барнетт отшатывается, как будто змею увидела. — Но советую забыть о показаниях дворецкого. Ради собственного блага. Анджелина кивает. Семью Дюллес наверняка предупреждали, кому отдают они старшую дочь. И чем опасен подобный союз. — Ты же найдешь его? — на этот раз получается жалобно. И сами они выглядят страшно. Промокшие насквозь, измученные, больные горем. Винсент снова объединил их. На этот раз своей смертью. Ариэль не хочет давать невыполнимых обещаний и клятв, но тут понимает, что перевернет небо и землю, чтобы найти Сиэля. Тем, кто похитил его, она продемонстрирует, за что так боятся Певереллов. — Постараюсь. Анджелина кивает и отходит к карете, отдает приказания лакею. К Ариэль присоединяется брат, от влаги волосы начали виться, густая челка упала на нахмуренный сосредоточенно лоб. — Поместье подожгли недавно, так как явно планировали закончить со всем до приезда гостей, только если о тебе не знали? — вопросительно смотрит на сестру. Ариэль качает головой. Это вряд ли. Винсент был осторожен и представлял ее только узкому кругу доверенных лиц, почти все они входили в компанию благородных дьяволов. — Тогда как они умудрились так быстро вывезти мальчика? Ни следов кареты, ни повозки… Как будто в воздухе растворились. Ариэль сжимает палочку изо всех сил. Неужели он имеет в виду?.. Генри кивает, палочкой он выводит нужные символы. Знали бы его учителя в Хогвартсе, что на самом деле умеет наследник рода Поттер, искусали бы локти от зависти. Большая часть знаний недоступна или утрачена, похоронена навсегда в фамильных библиотеках, подальше от чужих любопытных глаз. — Следов аппарации тоже нет. Скорей всего, у них имелся артефакт, позволяющий скрыть перемещение. Ариэль и сама видит отрицательный результат, но это не мешает ей проверить еще раз, другими, более глубокими заклинаниями. Любой способ перемещения оставляет после себя следы в пространстве, прокол или «траншею», которая вскорости зарастает, но в первое время вычислить ее возможно. Следов нет. Значит, действительно артефакт. Слишком быстро скрылись убийцы. Винсента и Рейчел поразили обычными пулями, Ариэль уверена, от одной-двух ее амулеты спасли, но в них стреляли явно больше. Что это — месть магов? Но где тогда Винсент мог перейти им дорогу? Магический и магловский мир не пересекаются, тем более не в трущобах, над которыми властвует Цепной пес. Колдовать там — значит навлечь на себя внимание Скотланд-Ярда, Цепного пса, а за ним — Королевы, которая не преминет воспользоваться властью над страной и приказать Аврорату расследовать. Конечно, прикажет Министр, но правду-то посвященные знают. Британия — единая страна, и у нее только одна правительница, других быть не может. Может начаться геноцид. При всей одаренности магов, обычных людей гораздо больше, они возьмут числом и изобретениями — пули волшебством останавливать не научились, такое не исследуют. У Королевы достаточно лично преданных магов, чтобы обнаружить и вскрыть любое поместье. Даже если не получится собственными силами, она наймет специалистов за границей. Поэтому так важно не давать мирам пересекаться, поэтому власти волшебного внутреннего мира первым делом сами избавляются от тех, кто откровенно и бесстыдно нарушает Статут. Значит, логично предположить, что это люди, которые наняли зачем-то магов. Наемники ничего не боятся, как правило, их вообще не существует для реального мира. Они уничтожают имена, фамилии, рвут все связи, прежде, чем уйти в теневое подполье. Или маги заинтересовались Сиэлем и предложили сотрудничество? Голова идет кругом. Волнует другое — отпустили из поместья только слуг, охрана должна была оставаться на своих местах. Но Ариэль не обнаружила постороннего живого присутствия. Либо они мертвы, либо предали Винсента. Первое вероятнее, так как к подбору слуг Фантомхайв относился с дьявольской тщательностью. — Нам пора, — Ариэль слабо ощущает, как Генри берет ее под локоток. Кивает Анджелине и аппарирует вместе с братом. Она так устала. Лишь дома, в гостиной, на мягком, толстом ковре, ее прорывает. Реальность дает оплеуху за оплеухой, пока щеки не начинают гореть, а голова — бессильно мотаться, как у бездушной куклы. Ариэль хохочет и плачет, бьет кулаками, разбивает костяшки в кровь, хватается за волосы, тянет со всей силы, чтобы эта боль вытеснила на миг ту, другую. Всего на секунду, пожалуйста, позвольте ей быть слабой. Она только что потеряла любимого человека. Боль отравленной язвой отгрызает себе все новые и новые участки, впивается в плоть до крови, ее жгучие метастазы тянутся в мозг, парализуют сердце. Ариэль сворачивается клубком на ковре, мокрая, ослепшая от боли, оглушенная. Нет никакого неверия, как было с родителями, нет ненависти, нет торга, есть только пустота и боль, пожирающая все на своем пути. Как будто в глотку битое стекло засыпают, а внутри разливается зловонная черная гниль. Словно все ее тело в язвах, которые прорвались разом, и теперь следует избавиться от отравы. Волшебницу тошнит, рвет, чары вовремя убирают следы, на что Ариэль не обращает внимания. Она плачет и смеется, терзает руку брошью, подаренной Винсентом на прошлое Рождество. На ладони остаются глубокие царапины, на сердце — не заживающие раны. Брат сидит на пороге комнаты, не мешает, не уходит. Он просто рядом, разделяет ее горе. Ариэль благодарна ему за участие. Благодарна за отсутствие слов и ласк, прикосновения сейчас ненавистны. Мокрые волосы стелются по полу, мокрое платье облепляет тело. Ариэль хохочет и плачет. Ей хочется умереть. А за окном разворачивает свои крылья самая большая гроза за всю историю Великобритании. Лондон, 1885 год. Если в деле замешана смерть, если расследование проходит на стыке подлунного и обычного миров — добро пожаловать в лавку Гробовщика. Полиция никогда к нему не обращается. О лавке знают немногие, еще меньше тех, кто в курсе, что скрывает чудаковатый владелец в балахоне, подвязанном лентой и цепочкой с похоронными медальонами. Тем не менее, он всегда в курсе расследований, даже вскрытий коронеров Скотланд-Ярда. В правдивости его сведений сомневаться не приходится. Обычным людям он с удовольствием помогает в устроении похорон, прощальных церемоний — он так искренне любит смерть, что временами это пугает. Тем не менее, мертвецы в его руках всегда приобретают приличный вид, а это, порою, самое главное для скорбящих родственников, заботящихся о соблюдении приличий. Ариэль нет нужды смотреть Гробовщику в глаза, чтобы знать, кем мужчина является на самом деле. — Добро пожаловать, юная Певерелл. — Я Поттер, — женщина присаживается на один из гробов. У них с Гробовщиком искренняя и взаимная симпатия: Ариэль нравится смотреть, как временами мужчина шокирует окружающих своими выходками и мрачным, под цвет костюма, юмором. Профессиональным, так сказать. А Гробовщику нравится, как волшебница не выказывает ни малейшей брезгливости и ужаса по отношению к смерти и ее атрибутам. Они оба отмечены смертью. Так или иначе. Но сейчас Ариэль не до шуток, внутри все замерзло, пошло рунами холода и пустоты. Она выскребла себя без остатка, оплакивая Винсента. Его смерть она ощущает оборванной важной струной в сердце. Бабушка говорит, что время лечит. Возможно, она права. Все, что остается им — ждать и надеяться на исцеление. У Ариэль от Винсента остался лишь Сиэль. И его надо найти. — Знаю, зачем ты пришла, — Гробовщик впихивает в руки мензурку с чайным пакетиком. Жидкости тут добрых пол-литра — еще один любимый способ издевательств над гостями. Потом, после пары глотков, он обязательно намекнет на препарирование и внутренние органы, разложенные по, возможно, таким вот мензуркам. Слабонервные выбегают с криками, на улице их тошнит, сильные духом бледнеют. Ариэль просто делает еще один глоток. — Хочешь отыскать маленького графа. — Ты знаешь, где он? — М-м-м, возможно мне известно, кто его похитил, — Гробовщик хрустит многозначительно печеньем, протягивает баночку, и Ариэль берет одно. Что ни говори, галеты у него вкусные. Сам печет? — В последнее время общение с духами подлунного мира вновь приобретает популярность. Ты бы знала об этом, если бы не отошла от дел, юная Певерелл! Ледяная пустота внутри не выдерживает долго, осыпается мелким снежным крошевом. Ариэль вспыхивает вулканом: страхом, ненавистью, недоверием, ужасом. Всего не перечесть. Кому как не ей знать, какие методы применяют такие общества? Неужели Сиэль у одного из них? — Тебе ли не знать, что в них просто состоят смертные глупцы, которые не могут вычертить правильно ничего сложнее пентаграммы! — взрывается женщина, ударяет кулаком по крышке гроба, на котором сидит. — Это общество другое. Среди них есть те, кто нитью служит между нашим миром и тем. Ариэль стонет. Одаренные! Помимо магов возникают еще в человеческом обществе такие индивидуумы с необычными способностями вроде заморозки или воспламенения. Ничего кроме они не умеют, зато могут видеть незримое, влиять на руны, кто больше, кто меньше — зависит от дара. — Где они? — Чего не знаю, того не знаю, они хорошо защитили свое убежище. Ты наверняка сама поняла это. Ариэль невольно поджимает губы. Да, несколько вариантов зелья поиска даже с применением крови не дали результаты. Каждый раз как будто незримая волна отталкивала ищущих. Ведьма не могла толком определить, где находится ее солнечный мальчик. — Ты больше ничего не скажешь? — поднимает больные глаза на Гробовщика, тот хмурится, это видно по складке у губ. — Понятно. Спасибо за чай и угощение, — оставляет недоеденное печенье. — Заходи еще, юная Певерелл. Ариэль слабо улыбается и покидает лавку. После пропахшей тленом и засохшими цветами атмосферы пристанища Гробовщика, воздух Лондона упоительно свеж. Тишина прекратилась вместе с захлопнувшейся дверью, воздух вновь наводнил перестук лошадиных копыт по мостовой, поскрипывание карет. Шуршали длинными платьями дамы, прогуливаясь под зонтиками, смеялись дети, толпясь возле витрин магазинов сластей. Жизнь кипела, стоило пересечь дверной проем — тебя привечала смерть. Довольно символично, не правда ли? Подобная ирония импонировала женщине. Ей нужно навестить еще одного человека. Гробовщик сообщил гораздо больше информации, чем было сказано вслух. Одаренные не обладали способностью к общей магии, как таковой. Значит, они нанимали мага для подстраховки в устранении графской четы Фантомхайв и похищении Сиэля, но услуги наемников дорого стоят, а сектанты вряд ли ограничиваются одной жертвой. Скорей всего, речь идет о многочисленных жертвоприношениях. Это означает огромные траты, но даже если сектанты готовы оплачивать услуги наемников звонкой монетой, на это не пойдут сами маги. Один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Которую не преминет расследовать Аврорат. В некоторых случаях маги ни перед чем не остановятся, чтобы найти виноватых. Смерть Цепного пса Королевы — как раз такой вариант. Скорей всего, маги уже убрались подальше от Альбиона, ждать, пока затихнет шумиха. Детей с улицы искать не будут, но внушительное число пропавших все же заставит власти забеспокоиться. Работные дома строго следят за своими ресурсами, им очень не нравится, когда кто-то уводит прибыль из-под носа. Значит, надо брать тех, кого искать не будут, о существовании кого не знают совершенно — рабы. Возможно, по одному из адресов покупателей она сможет найти то, что ищет. Пусть это маловероятно, но ей нужна надежда, нужна какая-то зацепка, нить, что приведет ее к цели. Ариэль заходит за угол и аппарирует. Путь ее лежит в Ист-энд, пристанище мигрантов и опиумных притонов. Притоны разделяются по классовому признаку. Богачи предпочитают не нести «заразу» к себе домой, посещая для удовлетворения желаний специальные заведения. Хотя Ариэль считает, дело в должном уходе. За деньги там обеспечат не только зельем высшей пробы, но и позаботятся обо всех потребностях тела, включая унизительные последствия возможного пресыщения наркотиком. Нужный ей человек обитает как раз в таком притоне. Невыразительное с внешней стороны здание внутри скрывает всю роскошь и богатство Востока. Узор из драконов, золото и шелк, широкие лежанки с посетителями, кадки с экзотическими растениями возле зарешеченных специальными деревянными сетками арочных окон. Зелье на подносах разносят прелестные китаянки в укороченных версиях чипао — традиционных китайских женских одеяний — расшитых драконами. Демонстрировать ноги считается позором в чопорной Англии, но это не меняет того факта, что посмотреть мужчинам все равно приятно. Здесь не только Китай — здесь весь Восток, всего понемногу, декоратору удалось найти золотую середину и создать удивительное великолепие. Как будто по дороге из Лондона случайно заглянул в Шанхай или Стамбул. После действия наркотиков людям безразлична внешняя обстановка, они пропадают в мире грез, однако богачи всегда падки на экзотику. Владелец заведения дает им это в полной мере. Каждый здесь — дорогой гость, уважаемый и любимый клиент. Но! Только пока есть деньги, или пока он может быть полезен владельцу в той или иной мере. В помещении витает дымок дурмана, окутывает лежанки, скрадывает очертания тех, кто предается наркотику. Ариэль брезгливо морщится, никогда не понимала стремления людей уродовать свою жизнь и свое тело, разрушая изнутри. Наркотики — то, что погубило не одну семью. Но кто она такая, чтобы читать нотации? Каждый выбирает свой путь самостоятельно. Дорогу ей не преграждают, хотя спина ощущает внимательные взгляды. Дверь темного дерева с выписанным по металлу внушительной ручки драконом подается нажиму, распахивается. За столом сидит типичный китаец. В чем-то принижающий себя, в чем-то лебезящий, но под всем этим, как под ворохом ярких шелковых одеяний, скрывается тонкая, длинная игла иронии, игла насмешки. Для китайца весь мир театр, а люди в нем — актеры. Ему безумно нравится смотреть на представления, себе он отводит роль статиста, помощника и наблюдателя. Игла скрывается в его глазах — их взгляд совершенно не умеет становиться добрым и мягким. Наверное, именно поэтому Лау почти всегда держит их прищуренными. Один короткий взмах подведенных очей заставляет самых смелых и дерзких мямлить извинения, как воспитанников воскресной школы. Руки, гладкие, никогда не знавшие физического труда, сжимают ласково тонкую трубку, но кому, как не Ариэль ведомо, сколь ловко управляются эти самые руки с китайскими мечами, как изящно может убить отравленная игла, пущенная длинными пальцами. Однако причина, почему кабинет всегда открыт, и никому не запрещен проход в него, сидит на коленях китайца. Красивая девушка в коротком одеянии, шокирующая поначалу, но уже давно ставшая неотъемлемой частью образа влиятельного человека. А рожки из черных волос на голове, длинные, тонкие косы, откровенное декольте отвлекают от того, на что нужно смотреть по-настоящему. Девушка не кажется вульгарной даже в своем открытом наряде. Ариэль довелось увидеть, насколько на самом деле сильна Ран Мао, «сестра» владельца притона. Девушка играючи разделалась с бандитской группировкой, размахивая тяжеленными булавами, как шелковыми лентами. — Мисс Поттер, какая неожиданная встреча, — китаец улыбнулся. — Мне тоже бесконечно приятно видеть вас, господин Лау. Однако, боюсь огорчить, причина для моего прибытия сегодня совсем не радостная. Лау официально — управляющий английского филиала китайской торговой компании «Куньлунь». На самом деле — один из верхушки шанхайской мафии. С ним Ариэль познакомил Винсент, и Лау был одним из немногих, кто знал о природе способностей женщины. Китайская магия в области медицины ушла намного дальше, чем британская, Ариэль не сомневалась в том, что мафия пользуется всеми ее дарами. Лау выглядел от силы на тридцать лет, но кто знает, сколько ему на самом деле. Чем импонировал Лау Поттер, так это своей разумностью. Он не станет спорить с Певерелл — о, Ариэль не сомневается, китаец разведал, кто она такая на самом деле — не потому, что подчиняется негласным правилам Британии. А потому что ему приказали не спорить с человеком, способным проклясть всю мафию на медленное и мучительное вымирание. Тем более, она никогда не требовала многого. И помогала при необходимости. Несколько раз Ариэль приходилось лечить приехавших в Англию серьезно проклятых китайских «туристов», с «болезнью» которых не смогла справиться народная медицина. Ариэль напряженно выпрямилась, сжала рукоять кружевного зонтика. Кто как не Лау может знать о пропавших людях, рабах и контрабанде? Лондон, 1886 год. Звук сработавшей сигнальной магии на поместье Фантомхайв заставляет Ариэль подскочить и выбежать из комнаты, на ходу застегивая крючки на лифе платья. Информация Гробовщика ничего не дала — маги-наемники были найденны мертвыми в одном из прибрежных городков Англии. Ариэль проверила всех покупателей, все адреса, данные Лау, но не обнаружила там Сиэля. С каждой минутой надежда таяла, мальчика не было уже месяц. Остальные его давно похоронили, даже Анна оплакала. Ариэль не могла смириться. Не могла жить, зная, что не спасла… не защитила… не уберегла… Хватит ей разъедающей вины за смерть Винсента и Рейчел. Если честно, Ариэль рассчитывала на желание преступника потешить эго видом разрушенного поместья, когда ставила сигнальные чары. Ноги подкашиваются, горло душит дурнота. Поместье цело! Никаких следов копоти, разрушенных и выбитых окон — ничего! Как будто не было никакого пожара. От дома несет демонической магией, удушающей, опасной, острой на языке, как будто раскусила перец-чили. Магия не-человека окутывает дом подобно туманной дымке, ставя печать принадлежности. Что же произошло? Где Сиэль? Ариэль оттягивает горловину платья, жадно вдыхает и делает первый шаг к лестнице. В голове играет напряженно «Шторм» Вивальди, скрипка мечется, предупреждает, вторит предвкушению опасности в крови. Пальцы сжимают плотно палочку. Дверь распахивается сама по себе, как приглашение в Ад. Внутри магия демона сильнее, ею пропитан каждый предмет, даже семейный портрет Фантомхайвов на лестнице, изображение маленького Сиэля кажется совсем дьявольским. Ариэль трясет головой. Это все от недосыпа. Последнее время она пыталась усовершенствовать зелье поиска, но пока не удавалось, все же она не Мастер. Ноги несут на второй этаж, в учебную комнату. Ариэль распахивает дверь, хватаясь за сердце, чтобы не выскочило из груди. У окна — ее мальчик. Сиэль в одной рубашке и сюртуке с чужого плеча. В бинтах и ссадинах, с разбитыми коленками, правый глаз прикрыт повязкой. Но это он, ее маленький Сиэль. Сердце сжимается, Ариэль бросается вперед, лишь краем глаза отмечая наличие темной фигуры. Потом, все потом! Сейчас самое главное — убедиться, что она не сошла с ума, и все происходящее — реальность. — Сиэль! — стискивает изо всех сил хрупкие плечи мальчика, ужасается, какие тонкие у него косточки. — Сиэль! Прости… прости… прости… — Ариэль не выдерживает, слишком много для нее… Месяц неизвестности… месяц боли… — Прости, что не нашла… Не могла… Что-то отталкивало… Как в бреду рассказывает она о своих усилиях, о беседе с Гробовщиком, с Лау, о бесконечных зельях, варить которые помогали бабушка и Генри. Она говорит и говорит, не может перестать, ей кажется, если остановиться — Сиэль растает предрассветной дымкой, испарится, как самый сладкий и недоступный мираж. Плечо вздрагивает, когда на голую кожу падают горячие слезы, и Ариэль не сразу замечает тонкие ручки, обхватывающие ее за талию. Глаза не видят ничего за соленой пеленой, грудь разрывается от хрипов. — Тетушка… я вернулся, — Сиэль выдыхает и опускается в ее руках, медленно, как будто во сне. Ариэль не позволяет израненным ногам коснуться ковра, перетаскивает к себе на колени, скрывает лицо мальчика распущенными волосами — она не задумывалась о прическе весь прошедший месяц. — С возвращением, родной, — ей за многое хочется извиниться, да только Сиэль не примет. Потому что в произошедшем нет вины Ариэль, она не богиня, чтобы предусмотреть все. Должность Цепного пса опасна. Сиэль не плачет, как будто разучился. Он глубоко и жадно дышит, пальцами впивается в спину, утыкается носом в волосы, водит по ним, как слепой котенок. Ариэль оплакивает того солнечного мальчика, в жизни никого не обидевшего, не поднявшего руку на живое существо. Чью светлую ауру теперь опутывают нити контракта с демоном, стоящим неподалеку в идеально выглаженном костюме дворецкого. Учтивая улыбка кажется насмешкой. — Я что-нибудь придумаю, — Ариэль отстраняет крестника. — Как-нибудь разорву контракт. Демон напрягается, почти незаметно, почти неощутимо, но его аура вспыхивает и разрастается, как будто волшебница в самом деле способна одним движением обернуть контракт вспять и защитить душу контрактора. — Нет! — Сиэль выпрямляется, поднимается с колен. — Я сам выбрал этот путь! И пройду его до конца. В его словах — вся гордость графов Фантомхайв. Ариэль, сидя на ковре, растрепанная, с неправильно застегнутым лифом платья, измученная длительными поисками, чувствует себя как никогда старой и уставшей. Гордость для Фантомхайвов превыше всего, свою честь они берегут и несут до конца, даже если тот не будет победным. Винсент умер как Цепной пес, защитник Королевы. Сиэль дал слово графа демону и не собирается отказываться от него. Солнечный мальчик, изрезанный, забитый в подвалах сектантов, спит глубоко внутри. Осталось только то, чему учил сына Винсент, его уроки вышли наружу и соткали стальной стержень воли Сиэля. На свет появился новый граф Фантомхайв — воплощение фамильной гордости и решимости идти до самого конца. Сейчас — потому что кажется, будто нет других вариантов, потом не позволит свернуть с тропы та самая гордость графа. Сиэль все для себя решил. Но внутри подпитываются чувства страхом и горьким одиночеством, навалившимся на плечи тяжелым, душным одеялом. Огромное поместье пустынно и по-мертвому тихо. Не скрипит ни одна ставня, не слышно шлепанья лап. Утрата именно повседневных мелочей лучше всего говорит о существенных переменах в жизни. Сиэль снова и снова получает доказательства свершившегося. Ему необходим кто-то, кто мог бы… Сиэль срывает повязку с правого глаза, небесную синь уродует круглая печать контракта. Смотрит с вызовом, вздернув подбородок, только дрожат пальцы, сжимающие повязку. Ариэль снова хочется плакать по своему маленькому, солнечному мальчику. Но она не будет жалеть его вслух, потому что это принизит и обесценит пройденные крестником испытания. Она не будет вспоминать прежнего Сиэля, а постарается привыкнуть к новому, отдать ему всю любовь, что накопилась в душе, нерастраченную нежность. Она будет любить Сиэля любым, каким бы он ни стал, займет место рядом и станет охранять, как делала это с Винсентом. Просто потому, что это — Сиэль, ее крестник. Кто-то должен любить его, несмотря ни на что. Наверное, что-то читается на ее лице, потому что взгляд Сиэля смягчается, совсем немного, но это уже не ледники, а скорее поземка над кустами роз. Приятная прохлада января. Молчаливо просит понять его, поддержать, потому что больше некому. Никто не поймет его истории про демона, не поверит, даже если тот продемонстрирует свое нечеловеческое происхождение. Ариэль нужна ему, как связующее звено между прошлым и будущим, между магией и обычной реальностью. Он боится напоминания о прежнем Сиэле, слабом и нерешительном, умершем под пытками сектантов, боится, потому что тот Сиэль может поколебать его решимость. Но не может отпустить его до конца. Волшебница почти видит, как в голове всплывают логические доводы привязать волшебницу к новому графу, упоминания о выгоде и прочем. Сиэль изо всех сил старается поддерживать образ циничного, мертвого духовно подростка, относиться к людям, как к пешкам, хотя правда на самом деле в том, что… Ариэль просто нужна ему. Незримый защитный кокон отделил Сиэля от остальных людей, но себя женщина ощущает внутри этого кокона, близко-близко к молодому графу. И Ариэль Поттер склоняет голову, произнося то, что так и не осмелилась сказать Винсенту, но что демонстрировала каждым своим поступком: — Тогда я пройду путь с тобой. До самого конца. Улыбка Сиэля крошечная, всего лишь дрогнувшие уголки, но это гораздо больше того, что могут получить люди от графа Фантомхайв. Мальчик протягивает руку ладонью вверх, Ариэль принимает ее, позволяет помочь подняться. — Как насчет того, чтобы стать личным доктором семьи Фантомхайв, тетушка? Ариэль отводит челку с правого глаза и целует закрытое веко. Ей противно смотреть на демона, ей не обязательно смотреть на Сиэля, чтобы чувствовать его удивление и удовольствие. Своим поступком она говорит Ты никогда не будешь мне противен. — Почту за честь, родной.