Арктида. На краю Ойкумены.

327 год до н.э.       Армия Александра Македонского, бесстрашного и неукротимого сына Эллады продвигалась все глубже в Среднюю Азию. Мечта царя достичь края Ойкумены, окунуться в воды Крайнего океана, покорить его бушующие волны и на стремительных кораблях обогнуть весь мир, подхлестывала вперед не только его, но и все многотысячное войско. Стремление на Восток всегда жило в сердце Александра. Еще, будучи мальчиком на уроках Аристотеля он грезил этими дальними и неведомыми странами. Завоевать Малую Азию, Сирию, Египет, подчинить Персию, дойти до Индии и дальше. В душе Великий полководец лелеял надежду и желание объединить все народы и земли мира, освободить их от гнета тиранов, уравнять в правах, дать варварским племенам образование и стремление к прекрасному. Такова была его цель, детская мечта, превратившаяся в смысл всей жизни.       Но не все народы желали сдаться и пасть ниц перед македонцем. Многие из них пытались яростно сопротивляться. Население Согдианы и Бактрии вело с армией Александра ожесточенные партизанские войны. Горные племена действовали набегами и отступлениями, восстания вспыхивали в разных местах, и македонские отряды, рассылаемые Александром, в отместку уничтожали целые селения. К сожалению ни одна военная компания еще не обошлась без невинных жертв. Люди при приближении иноземцев скрывались в труднодоступных горных крепостях, но Александру удавалось захватить их, если не штурмом, то хитростью и настойчивостью. Так, в конце концов, Согдиана, а следом за ней и Бактрия пали под его натиском…       Стоя на балконе завоеванного дворца в Балхе, столицы Бактрии, с кубком вина в руке, золотоволосый полководец читал очередное письмо, присланное его матерью Олимпиадой. Женщина, неистово любившая своего сына, в который раз просила его вернуться в Персию, дабы укрепить свою власть, а не идти вслед за детской мечтой, и наконец, пригласить ее в Вавилон, чтобы она смогла быть ближе к так горячо любимому отпрыску и продолжать оберегать его как и прежде.       Нахмурив брови и тяжело вздохнув, Александр недовольно сжал клочок папируса. Глубоко в душе он любил свою мать, но ее чрезмерная забота, опека и подозрительность утомляли царя. — Олимпиада снова призывает тебя образумиться и вернуться? — послышался тихий ласковый голос за спиной полководца.       Александр обернулся, видя перед собой Гефестиона. Единственный человек, которому царь мог доверить все свои тайны, сокровенные мечты, планы и переживания. Друг детства, его ближайший соратник и возлюбленный. Всегда честный и откровенный, Гефестион никогда не подхалимствовал перед ним, как делали это многие другие подданные. Еще в детстве он не уступал Александру ни в чем, и не спешил сдаваться под напором царевича, за что и был так горячо любим этим великим человеком. Гефестион знал историю непростых взаимоотношений матери и правителя. Будучи преисполненным уважения к этой сильной женщине и непомерной преданности и любви к ее сыну, он всегда стремился сгладить конфликты между ними, уговаривая Александра пойти на некоторые уступки и хотя бы пригласить ее в Вавилон. — Она требует слишком многого от меня, — произнес царь, бросая папирус в огонь лампады. — Привези ее, Александр, это доставит ей такую радость, — снова упрашивал Гефестион. — Радость? Когда я треснувшее зеркало ее грез? — горько усмехнулся он, наполняя кубок вином и передавая его другу. — Что тебя тревожит? — взволнованно спросил Гефестион, видя его переживания. — В ней я вижу все, чего боюсь. Но не представляю, что это? Этот страх, — он недовольно качнул головой. — Она всегда была так уверена, что я сын Зевса, почему, Гефестион? — Думаю, есть то, что не доступно нашему воображению. Например, молния или истории диковинных зачатий, в которых я не сомневаюсь. — Что мне говорят? Какая судьба уготована? — печально произнес Александр.       Гефестион тяжело вздохнул прежде, чем продолжить: — Что ж, если я Патрокл, то умру первым, затем ты — Ахилл.       Александр потупил взор, и отхлебнул вина, о чем-то размышляя, затем перевел свой взгляд на Гефестиона и внимательно посмотрев, произнес: — Я так рад, что ты пришел, я скучал, — он обнял его за плечи, утыкаясь носом в темно-русые волосы. — Я всегда с тобой, тебе стоит лишь позвать, мой Александр, — прошептал Гефестион, но на сердце залегла глубокая необъяснимая тоска, а в лазурно-синих глазах отразилась печаль. Не выдержав, он все же сказал: — Ты всегда бежишь от своей матери, но, всё-таки, может, стоит хоть раз внять ее советам и мольбам, и вернуться обратно, хотя бы на время?       Царь в резком движении отстранился от него, недоумевая, вглядываясь в глубину синих глаз. — От тебя мне слышать эти речи весьма странно, друг мой. Неужели ты перестал разделять мои стремления? Индия совсем близко, а там и до Крайнего океана рукой подать. — Нет, Александр, твоя мечта — моя, но… — он не успел договорить, как тот прервал его. — Я не кому не доверяю в этом мире как тебе и никого так не люблю. Ты мне нужен, Гефестион, — полководец взял в ладони его лицо, поглаживая по щеке.       Но Гефестион чуть отстранился, чтобы не распалять себя, зная, что сейчас к Александру придет Багой, и их прервут, но царь настойчиво потянул его за локоть. — Не уходи, прошу, — прошептал он. — Сегодня твой выбор пал на меня? — чуть приподняв бровь, произнес Гефестион, стараясь казаться более непринужденным. Но на самом деле, каждый раз, когда его царь делил ложе не с ним, в душе оставался неприятный осадок.       Багой был завоеванным трофеем Александра, когда они с победным шествием вступили в Вавилон. Молодой раб-евнух, который пришелся по душе полководцу своим изяществом и любовью к танцам, теперь сопровождал его всюду, но, не смотря на это, на протяжении стольких лет, Гефестион по-прежнему занимал в сердце царя самое значимое место, поэтому устраивать сцены ревности из-за мальчишки, не было абсолютно никакого смысла. — Конечно, на тебя, — будто удивляясь его вопросу, кивнул Александр. — Только ты, любовь моя. Я люблю только тебя.       Глаза Гефестиона блеснули в свете лампады, столько раз он слышал эти слова, и все повторялось снова. Сердце, желания и стремления царя Македонии, Азии, Персии и целого Египта были слишком велики, чтобы принадлежать кому-то одному и Гефестион, как никто другой, зная характер и нрав своего правителя, прощал его раз за разом. Отвоевывать Александра у этого огромного мира, которому он посвятил себя целиком, было нелегко, но для Гефестиона не существовало высшей радости, нежели ощущать эти короткие мгновенья единения. В те минуты покоя, когда они, сливаясь, растворялись друг в друге, Гефестион знал, что в этот момент Александр принадлежит лишь ему, и это было самым счастливым и желанным чувством. — Будь со мной сегодня, в эту ночь, Гефестион, — снова прошептал Александр, жадно целуя его в шею. — Как будет угодно моему повелителю, — нарочито послушным тоном произнес он и слегка прикусил его нижнюю губу в ответном поцелуе.       Их любовные ласки часто начинались с небольшой наигранной стычки, как отголосок детства, когда, обучаясь в гимназии, Гефестион не уступал Александру, а в борьбе часто и превосходил его, но спустя время, чувствуя влечение, все же проиграл царевичу. Многие с того дня стали пренебрежительно отзываться о нем и отпускать колкие, а порой и обидные шутки. От особых недоброжелателей в его сторону летели грязные и циничные слова — «подружка царевича» или «царская подстилка». Но Гефестион, будучи человеком сдержанным и рассудительным никогда не обращал внимания на глупые сплетни завистников, которых с каждым годом становилось все больше. Хоть по всеобщему убеждению их и сравнивали с Ахиллом и Патроклом, но в отношениях эти двое были полностью равны. А многие оскорбления, звучавшие в адрес Гефестиона, в большей мере подходили самому Царю царей. Александр с юности предпочитал мужчин, а Гефестион желал лишь его. В дальнейшем мать порой упрекала Александра, в том, что лучший друг развратил его и навсегда отучил от красоты и тепла женского тела, но она не понимала, всей глубины чувств, творившейся в душе сына. Гефестион, в свою очередь, никогда не настаивал на активной роли в их отношениях, царевич решал для себя сам. И очень часто этот Великий полководец любил быть покоренным им и в сладострастной истоме отдавался весь без остатка.       С пламенным азартом в глазах, царь слега толкнул его внутрь покоев. Расшитые шелка накидки Гефестиона с тихим шуршанием скользнули на пол. Александр повалил его на широкое ложе, продолжая жадно целовать, спускаясь языком вниз по шее, покусывая выступающие ключицы и соски. Не в силах сдерживаться, Гефестион остановил повелителя, вглядываясь в золотисто-карие глаза, блестевшими в свете огня, поднес его тяжелую ладонь к своему лицу и, касаясь губами, вобрал в рот его пальцы. Язык умело ласкал их, одаряя кожу нужной влагой. — Мой милый Гефестион, — выдохнул Александр, понимая намерения любовника, и скользнул рукой вниз меж упругих ягодиц. Тот шумно выдохнул, чувствуя проникновение ловких пальцев внутрь своей плоти.       С ним Александр всегда был нежен, боясь причинить хоть малейшую боль, но Гефестион уже нетерпеливо и порывисто подавался навстречу движениям царя. Правитель хотел поцеловать его, но тот снова отстранился, коснувшись своей ладонью его губ, и развернувшись спиной, встал на колени, широко разведя бедра.       Александр был весьма удивлен, сегодня Гефестион был с ним совсем иным, но не в силах наблюдать за столь манящей картиной, он мгновенно проник в него, вырывая из груди возлюбленного глубокий гортанный стон. Крепкие руки сжали узкие бедра, продолжая ритмичные движения. — Прошу тебя, сильнее, не останавливайся, — словно в забытьи шептал Гефестион, с каждым проникновением Александра, царапая фаланги пальцев в кровь о резное изголовье ложа.       Тяжело дыша, правитель приник губами к его шее, языком выводя узоры на лопатках. С трудом сдерживаясь, Гефестион выгнул спину, прижимаясь к груди Александра и запустив свою ладонь в золотые кудри, жадно прильнул к его рту. Царь скользнул рукой вниз его живота, лаская возбужденную плоть, и спустя несколько мгновений они оба изверглись, обессиленно падая на шелковые простыни. — Что такое? Ты сегодня совсем другой, — спросил Александр, целуя Гефестиона в плечо, но тот лишь слегка нахмурился и мотнул головой, не желая отвечать. — Гефестион? — настойчиво повторил он, заглядывая ему в глаза. — Чем дальше мы идем, тем сильнее становится мой страх потерять тебя, клянусь Афродитой, — сокрушенно выдохнул тот, обнимая Александра. — Я готов следовать за тобой на самый край Ойкумены, но я ужасно ревную тебя к этому миру, который ты так стремишься завоевать. — Ты не потеряешь меня, я буду с тобой всегда до самого конца, — убеждал Александр, зарываясь пальцами в длинные пряди и оставляя на чувственных губах нежный поцелуй.       Когда повелитель заснул, Гефестион, укрыв его покрывалом, поднялся с ложа. Ночь полностью вступила в свои права и на небосводе мерцали тысячи огромных ярких звезд. Он осушил свой кубок с вином, разглядывая лицо мирно спящего правителя, стараясь запомнить каждое мгновенье, проведенное с ним. Воспоминания относили Гефестиона на много лет назад, когда они с Александром впервые познали что такое любовь.       Каким молодым и прекрасным тогда был царь, он и сейчас прекрасен и будет, … но образ юного возлюбленного останется самым ярким моментом в его памяти. Александр никогда не знал слова «нет», он не умел проигрывать и всегда добивался своего, но в первую их ночь был абсолютно растерян, и Гефестион взял на себя активную роль. Смущаясь и краснея, Александр прятал глаза в пол, хотя еще секунду назад вполне уверенно заигрывал с ним, а сейчас казался беззащитным олененком, загнанным в угол. Тогда Гефестион понял, что навсегда покорен этим увлекающимся и страстным, но слишком чувствительным и тонким для физической близости, человеком. В ту ночь он любил его со всей лаской и нежностью, на которую был только способен….       Сегодня Александр заметил изменения в его поведение, да, Гефестион и вправду был встревожен, но не смел в полной мере рассказать о своих переживаниях. Он прекрасно понимал, что у Великого полководца и так слишком много забот, чтобы нагружать его своими сердечными муками, к тому же, наполовину безосновательными.       Источником его потенциальной проблемы явилась Роксана, дочь завоеванного правителя Бактрии. Гефестион видел ее томный взгляд, когда ее привели к Александру, и царь в свою очередь тоже выказал заинтересованность.       Когда-то давно они говорили о том, что, в конце концов, ему придется жениться, чтобы укрепить власть и родить наследников, но до сегодняшнего дня ни одна из женщин не пришлась по душе царю настолько, чтобы задуматься о планах на брак. Да, и Гефестион попросту не был готов так быстро отпустить своего властителя в объятия плененной красавицы. И хотя, мысли о возможном союзе великого македонца и варварки были всего лишь предположениями, но ввергали Гефестиона в ужасное уныние.       Стены дворца душили, и навивали неприятные мысли, ему захотелось прогуляться, поэтому, одарив правителя целомудренным поцелуем в лоб и бросив на него последний ласковый взгляд, Гефестион вышел из покоев Александра, следуя на улицу.