Проклятый

      С того самого дня, когда профессор Снейп обвинил Гарри, когда Малфой заступился за него, когда Рон и Гермиона попытались выяснить, что все-таки на самом деле произошло с их другом, когда они решили поговорить позже и, наконец, когда Снейпа прокляли, с того самого дня Гарри прекратил любые контакты с друзьями. Да и те в свою очередь не отставали: Рон, не на шутку разозлившись, полностью игнорировал Поттера, а опустившая руки Гермиона, которая хоть тщетно, но все еще пыталась примирить их трио, сдалась, затаив на Гарри обиду из-за его поведения, и с головой ушла в попытки разработки плана спасения профессора Реддла.       Тем временем все, кому не лень, обсуждали размолвку неразлучного трио, перемывая косточки им и Драко Малфою. И, как ни крути, а от истории с заступничеством пострадал в большей степени именно Малфой.       Слизеринцы никак не могли простить Драко того, что тот вступился за гриффиндорца, да не за абы какого, а за самого ненавистного из них – за Поттера. Даже Крэбб и Гойл заметно сторонились Малфоя. Драко, в свою очередь, не придавал этому никакого значения и, казалось, нисколько не переживал. Но когда различные слухи по поводу отношений Гарри и Драко достигли своего апогея, когда ученики засыпали обоих сотнями теорий о причине перемены цвета глаз Малфоя в зеленый, последний не выдержал, направо и налево снимая по 20 баллов с каждого, кто еще хоть раз рядом с ним скажет вслух эту чушь. Слизеринцы взъелись на Драко еще больше, отказываясь с ним контактировать, ну а он, вильнув хвостом, показал всем кукиш и демонстративно стал общаться исключительно с Гарри, который, подхватив идею Драко, так же демонстративно игнорировал тех, кто его донимал, и своих друзей в частности.        И вот именно это поведение Гарри раздражало Гермиону ни на шутку, да и в своем деле она не продвинулась ни на йоту, что буквально выводило её из себя. Так что Гермиона обычно прибывала не в самом лучшем расположении духа.       Около двух раз в неделю по вечерам она вместе с профессором занималась в Выручай-комнате или классе ЗОТИ, совершенно недоумевая, как вообще можно сблизиться с ним.       Сам Реддл не подавал никаких намеков на то, что его хоть как-то интересует Гермиона. Он не задал ей ни одного лишнего вопроса, не касающегося темы своего предмета. Гриффиндорка хоть и предпринимала попытки с полпинка кота вывести профессора на контакт, но все они оказывались провальными.       Иногда на занятиях Гермиона замечала, насколько разным профессор Реддл может быть: например в классе он был самым радушным из преподавателей да и на одиночных занятиях тоже весьма милым, однако бывали такие моменты, когда выражение его лица становилось холодным, угрюмым, почти злым. Это происходило в те минуты, когда Реддл, сложив руки на груди и глядя мимо ученицы, задумывался, на пару секунд, а то и на минуты полностью уходя в себя.       Заставая его именно в таком положении, Гермионе нравилось думать, что именно сейчас она видит настоящего Реддла, а всё же остальное время профессор скрывается за маской. Гермионе нравилось наблюдать за профессором. Он словно не видел ничего вокруг себя, расслаблялся, срывал маску. Он напоминал статую из мрамора, холодную прекрасную, вот, вот готовую ожить и вцепиться тебе в горло. Это пугало, это завораживало.       Если он вот так просто раскрывается перед Гермионой, означает ли это, что он доверяет ей? С ней он чувствует себя достаточно комфортно? К неудовольствию Тома Реддла, да. Сам он еще не понимал этого и искренне недоумевал, почему в присутствии этой ученицы он вдруг опять дал слабину, а его тщательно-продуманный образ – трещину? Более того, Том прекрасно осознавал, что, по сути, его занятия были Гермионе не нужны, она и так отлично справлялась, лишь изредка делая незначительные ошибки, но он почему-то все время искал, к чему придраться.       Приближалось Рождество, приближались каникулы. Радовало и то, что времени у учеников с отсутствием зельеварения прибавилось. Только эта была не совсем правильная радость, не так ли? Тем не менее, все текло в привычном темпе, и покинувшие обычную рутину Паркинсон и Снейп, этому никак не мешали, оба мирно посапывали в лазарете, пока готовилось специально зелье, которое вернуло бы их к жизни. Оно занимало много времени, а так как перед применением должно было настояться хотя бы около месяца, а для лучшего результата и большей силы – около двух.       Несмотря на опасное положение в Хогвартсе, замок просто не мог нагнетать обстановку еще больше, поэтому в один прекрасный день проснувшиеся ученики обнаружили Большой зал при полном параде: профессора постарались на славу, развесив рождественские украшения.       По традиции в зале стояло около двенадцати высоких пихт: одни были припорошены сверкающим снегом, на ветвях которых висели не таявшие сосульки, другие были увешаны золотистыми игрушками в форме месяца и звезд, а третьи держали на себе тысячи свечей.       И, пожалуй, только один ученик в Хогвартсе не радовался этому великолепию, только один ученик не чувствовал рождественского волшебства, отрицая все, что связано с зимним праздником.

***

      Только Гарри Поттер вошел в Большой зал, как потерял всякий аппетит, вместо завтрака решив посетить лазарет. Сейчас там не было никого, кроме мадам Помфри и двух пациентов.       Гарри не знал, что вело его к Снейпу. Возможно, тому виной было приближающееся Рождество, больно напоминавшее о прошлом. И Гарри знал, что если бы Снейп был в здравии, то чувствовал себя точно так же. Гарри двигало чувство вины, чувство скорби. Он никогда не говорил, об этом с друзьями, но как-то ему довелось поговорить об этом именно со Снейпом.       Гарри присел на табуретку рядом с койкой Снейпа. Мадам Помфри не на шутку удивилась, увидев его рядом с зельеваром, однако ничего не сказала, точно почувствовав, что сейчас не время.       – Хорошо Вам, – прошептал Гарри, – Вас прокляли, а меня оставили мучиться одного. В конце концов, Вы все бросаете меня.       Гарри замолчал, вспоминая один из самых трагических и мрачных дней в его жизни, который он предпочел бы забыть:       В доме Сириуса, расположенном на площади Гриммо, 12 был старый чердак, в который крестный обычно сваливал весь ненужный хлам и в котором Гарри втайне так любил отыскивать разные интересные вещички в детстве.       С возрастом ничего не изменилось, и Гарри по-прежнему хотя бы раз в год посещал чердак. Вот и в рождественские каникулы на пятом курсе, когда Сириус отлучился в магазин, юноша взобрался на последний этаж.       На чердаке мало что менялось из года в год, но вот прямо перед носом стояла коробка, которой доселе здесь не было. Гарри с энтузиазмом принялся изучать содержимое, которое, впрочем, не представляло особого интереса: газетные вырезки, газеты, какие-то документы, названия которых Гарри и мельком не прочитывал.       Но кое-что, попав в руки мальчика, не могло не броситься в глаза. Это была фотография, вырезанная из «Ежедневного пророка», на которой его крестный почему-то стоял с табличкой узника Азкабана. Его волосы были спутаны, взгляд рассеян. Тогда Гарри с жаром схватился за остальные газеты и вырезки.       А когда Сириус пришел домой, весь мокрый из-за снегопада, но счастливый, Гарри прямо с порога спросил его о смерти своих родителей. Улыбка сползла с лица крестного, он искренне недоумевал, почему Гарри вновь спрашивает его об этом, но все же повторил историю, как дом Поттеров сгорел в огне.       Обвинение, ссора, побег.       Почему Гарри тогда не хотел слушать Сириуса? Почему не позволил ему спокойно всё объяснить? Почему даже тогда, когда крестный, задыхаясь от несправедливости и проступивших слез, прокричал, что не виновен, что всё это ошибка, почему даже тогда Гарри не захотел поверить ему?       Упрямец. Эгоист. Мальчишка с самомнением. Идиот. Тупица.       За обман он так обиделся на Сириуса, что заупрямился верить ему, не захотел верить очевидному. Не хотел понять, что всё это была ошибка правительства и суда, не желавших толком разобраться в деле. Запоздав, они все же всё исправили, успев разрушить Сириусу жизнь.       Почему Гарри не подумал тогда в первую очередь о нем? Почему свои чувства он ставил выше?       Все эти «почему» мучили Гарри теперь, он не мог найти ответа и не мог избавиться от них. А улыбка, сползающая с лица крестного, навеки врезалась в его память.       Сердце больно кололо каждый раз, когда Гарри представлял Сириуса, рассеянного и потерянного, застывшего на пороге, когда крестник, назвав его убийцей, выбежал вон. Наверное, Сириус скоро очнулся, потому и бросился в погоню.       Но в ту злополучную ночь из Азкабана сбежали опасные преступники. На их поиски отправили дементоров, которых и повстречал Сириус. Видимо, они приняли его за сбежавшего, ведь он когда-то уже был в Азкабане.       Все началось с нежелания Гарри слушать, а закончилось поцелуем дементора. И Гарри снова потерял дорогого ему человека.       Рождество – всегда было знаком беды. Гарри ненавидел его, как ненавидел себя за эту ошибку. Вспоминая о Сириусе тут же подхватывали другие воспоминания:       В год их гибели Гарри было три, но он до сих пор помнил одну четкую картинку из детства: пушистый снег ложится на его поднятые к небу ладошки, он хочет побежать домой, пока снежинки не растаяли, как вдруг громкий взрыв оглушает его; Гарри закрывает руками уши, начинает громко реветь, хочет побежать к маме, но он не видит дома, он видит лишь яркое горящее пламя и дым.       Гарри остался сиротой, его отдали на попечение к сестре его матери – Петунье Дурсль. Взрыв дома не был случайным, в этом было замешано темное волшебство, в чем никто не сомневался, но и разбираться не собирался, повесив вину на единственного волшебника, находившегося в тот день близ дома Поттеров, на Сириуса Блэка.       Около 7 лет Сириус провел в тюрьме Азкабан. Со сменой министра дело было пересмотрено, и за неимением каких-либо весомых доказательств его выпустили. Первое, что сделал Сириус, это забрал Гарри от Дурслей. С тех пор он стал для мальчика отцом и другом. И вот как Гарри отплатил ему.       Что же касается Снейпа и причины, почему Гарри навещает его, почему чувствует некую связь? Дело в том, что уже после трагедии в комнате своего крестного Гарри обнаружил запертый ящик, в котором было сохранено несколько писем и странных фотографий.       На одной из них его мама Лили ярко улыбалась, шутливо пихая в бок недовольного черноволосого юношу с крючковатым носом, который до жути напоминал Гарри Снейпа.       А одно из писем было написано Сириусом, но так и не отправлено адресату. Адресатом был Снейп. А в письме Сириус глубоко сожалел о смерти Лили и извинялся, что находясь поблизости, он не смог предотвратить беды. Последняя строка совсем выбила Гарри из колеи: «Мы оба потеряли дорогих нам людей: я потерял друзей, а ты потерял возлюбленную».       До крови закусив губу, вцепившись в табурет, Гарри пристально смотрел в иссохшее лицо Снейпа, словно стараясь проникнуть в мысли профессора и забыть о своих собственных.       Сегодня Гарри больше никто не видел, но и никто не искал его.

***

      Приближающихся каникул Гермиона ждала с нетерпением. И пусть это будут две недели отдыха от учебы, но зато Гермиона будет дома. Наконец Гарри, Рон, профессор Реддл, его кот и все проблемы оставят её в покое. Она отдохнет и, может быть, на свежую голову придумает, как помириться с Гарри и как все же найти вещь, с помощью которой она сможет расторгнуть демонический контракт.       Гермиона была переполнена надеждами, но Дьяволу было суждено их разбить.       – Нет, нет, нет, куколка, ты уедешь, а у нас тут Апокалипсис разверзнется. Ты давай прекрати мечтать о теплой кроватке своей и радужном празднике в кругу семьи. Я знаю, что требую многого, но тебе надо поторопиться.       Гермиона не могла поверить в слова кота: она должна была все каникулы проторчать в Хогвартсе! Это было ужасно несправедливо и обидно, но ничего поделать девушка не могла, все же Дьяволу было виднее.       – Но твой план по сближению оказался провальным! Ничего получше придумать не мог? – возмущалась Гермиона, поливая кота грязью, чтобы отвести душу. – Сколько занятий уже было? А сколько раз мы поговорили о чем-то, кроме этих занятий? И как, по-твоему, я разузнаю об этой вещи?! Что ты там говорил? Не можешь сказать мне? Только если я догадаюсь, да? Ну так давай сыграем в 100 вопросов?       Гермиона все больше разражалась. Кот же невозмутимо смотрел на нее, а потом, почесавшись, сбежал, оставив девушку наедине с собой.

***

      Гермиона была настолько зла, что ее и без того пышные волосы, стали похожи на бомбу замедленного действия, метавшую искры. Девушка направлялась на очередное занятие с профессором Реддлом, которое на этот раз проходило в классе.       Гермиона постучала в дверь перед тем, как войти. Она глубоко вздохнула, приготавливаясь к двухчасовой пытке. Из-за двери послышались странные звуки, похожие на кашель или скорее скрежет. Девушка поспешно распахнула дверь и буквально забежала внутрь.       Профессор Реддл, скрючившись, стоял, одной рукой оперевшись на парту, а другой прикрывая рот. Он был бледен, глаза были широко распахнуты, со стороны казалось, будто он задыхается.       Опешившая Гермиона сначала не знала, что делать, как вкопанная застыв недалеко от порога. А затем поспешила к профессору, все еще не представляя, как можно помочь. Реддл тем не менее вцепился обеими руками в плечо Гермионы, полностью опираясь на нее. Гермиона придержала его, и тот теперь оказался прямо перед ее носом, обхватывая теперь ее за оба плеча. Кажется, он хотел что-то сказать.       – Нужно... Вам что-то нужно?       Лицо Реддла вдруг побелело как лист бумаги, его железная хватка начала слабеть, а его тело – оседать вниз. Подхватив профессора, Гермиона задыхалась, голова кружилась, а мысли путались. Она не могла держать его так долго, поэтому осела вместе с ним.       Девушка оглянулась в поисках кота, но того не оказалось в классе. Из груди профессора начали доноситься странные хрипящие звуки. Реддл не мог вздохнуть. Рука Гермионы потянулась за палочкой, мозг, до этого момента онемевший, усиленно заработал, вспоминая нужное заклинание. Гермиона не знала, поможет ли, так как она не была уверена в проблеме, но попытаться стоило:       – Анапнео*! – громко выкрикнула она.       Секунда, и дыхание профессора восстановилось. Первый раз он глубоко вздохнул, набирая полную грудь кислорода, а затем очень тихо, прерывисто задышал.       – Профессор, – прошептала Гермиона, когда дыхание Реддла полностью восстановилось, а цвет лица стал более нормальным, – я побегу за помощью.       К Реддлу вновь вернулись силы. Была это заслуга Гермиону, или же приступ отступил сам собой, или же кто-то помог ему отступить? Но профессор, как только девушка попыталась встать, с силой схватил ее за руку, больно дернув так, что та вновь села на пол. Он поднял голову, и его глаза не выглядели больными или уставшими, в них горел недобрый огонь.       – Не смей, – выдавил он, – никому… об этом говорить.       Гермиона было хотела возразить, но Реддл снова повторил, и в его голосе звучала холодная устрашающая сталь:       – Не смей.       Теперь задыхалась уже сама Гермиона. Словно котеночек она хотела сжаться в комочек и спрятаться от этих глаз. Они пугали ее, но и притягивали. Хотелось рыдать и улыбаться. Бежать и остаться.       Она дернулась в попытке подняться, но Том снова удержал ее. Его железная хватка больно сжимала плечи.       – Я только хотела встать, – тихо, тихо произнесла Гермиона.       Реддл отпустил ее руку, и девушка спешно встала, поправляя юбку. Профессор тоже поднялся, сложив руки в карманы брюк и отвернувшись.       – На сегодня занятие отменяется, и… до конца учебного года их тоже не будет, – уже спокойнее проговорил Реддл.       – До свиданья, сэр, – дрожащим голосом ответила Гермиона и со скоростью снитча выбежала из кабинета.       Ей хотелось бежать, плакать, даже рыдать, но…       – Иди за мной, – за дверью ее ждал Дьявол. Неужели он стоял там все время?       «Дьявол, я…» – Гермиона просто не могла выдавить из себя и слова, боясь сорваться.       – Я знаю, детка, я знаю, – утешающе промурчал кот.

***

      Поплакать Гермионе все же удалось, ибо сдержаться она не смогла. Гермиона плакала за всё: за всё то плохое, что случилось с ней в этом году. И она же рыдала в голос за профессора Реддла.       Кот ничего не говорил, да и что демон мог сказать? Он только устроился у Гермионы на коленках, свернулся калачиком и громко-громко замурчал.       * Прочищает дыхательные пути.