Карнавал сомнений

      Неказистое двухэтажное кирпичное здание на въезде в Хильмерстад похоже на городскую библиотеку, а вовсе не на полицейский офис федералов. Над центральным входом с огромными стеклянными дверьми гордо развеваются два флага: Канады и Скрелингланда. Тоже новые, ещё не успевшие обтрепаться на ветру. А вокруг — бескрайние пшеничные поля. Только вдалеке, у самого горизонта, темнеют Скалистые горы. Торжественно. Красиво.       Я никогда здесь раньше не бывала. И дорого бы дала, чтобы не находиться здесь сейчас. Но жизнь диктует свои правила.       Том аккуратно втискивается между ладным автомобилем Лиама и новеньким внедорожником Лоренсена, ставит на ручник и выключает двигатель. Неужели обоих тоже вызвали на допрос? Хотя почему меня это удивляет? Теперь ведь речь идёт о возможном предумышленном убийстве их родителей. Конечно, федералы захотят допросить всех.       Том возвращает мне ключи и неторопливо вылезает из машины:       — Тихо у вас. И люди другие. Не такие, как в Торонборге.       — Тебе виднее.       Следую его примеру, прикидывая в уме остаток на банковском счету — на случай, если Патрик всё же решит подать заявление и придётся вносить залог за Лукаса. Должно хватить, если им в голову не придёт обвинить ещё и в убийствах. Просить денег у Лоренсена не хочется — ему сейчас не до наших заморочек.       — А ты разве не замечаешь?       — Мне сложно судить. Я слишком отсюда.       — Ты же не была в Скрелингланде целых семь лет.       — Ну и что? — пожимаю плечами. — Родилась и выросла я здесь. А ты, наверное, в Рагналанде. Поэтому сразу чувствуешь разницу.       — Вообще-то… — Том говорит серьёзно, но в его глазах появляется смешинка, как будто он только что вспомнил какую-то, понятную только ему, шутку. — Вообще-то я в Торонборге совсем недавно. А родился и вырос — в Дюэндевине, это маленький городок в Новой Галлии. Потом уехал учиться и работать в Видарсхавн.       — У меня там тетя. Папина сестра. Ну, в Видарсхавне, я имею в виду. То есть сейчас она, конечно, здесь. Во Флёдстене. Из-за свадьбы, — сама не знаю зачем, сообщаю я. Тому наверняка уже известна вся история нашей семьи: кто, когда и откуда. — Значит, ты из Новой Галлии.       Едва сдерживаюсь, чтобы не ляпнуть рвущееся с языка «как Ронан». Интересно, с ним федералы успели побеседовать или только собираются? А может, протекция бургомистра для телохранителя дочери ставит его на особое положение? Спрашивать об этом не хочу. В нашем разговоре Том ничего про моего «жениха» не спрашивал, и я решила не проявлять инициативу. Не собираюсь и сейчас.       — Ага. Повезло. Не пришлось специально учить галлийский, чтобы попасть в королевскую полицию.       — Ясно.       Пробегаюсь глазами по экрану мобильника, прежде чем убрать его в карман вместе с ключами. Ронан до сих пор не позвонил, даже сообщение не прислал с невинным вопросом, где я и когда вернусь. Может, ему хватит мозгов просто исчезнуть из моей жизни? Например, свалить обратно в Торонборг и, пока я торчу здесь, продать квартиру, чтобы больше никогда не попадаться мне на глаза. Разочарованно вздыхаю: слишком прекрасно, чтобы оказаться правдой. В моей реальности Ронан обязательно уже переговорил с мамой, приготовил тысячу оправданий и притащился в участок вместе с Лоренсеном. Или поджидает меня в берлоге.       — Думаешь, они закончили допрашивать Лукаса? — с надеждой интересуюсь у Тома, когда мы входим в здание.       — Вряд ли. Но тебе всё равно придётся задержаться, — доверительно сообщает он, придерживая тяжёлую дверь и пропуская меня вперёд. С улыбкой поясняет, видимо, заметив мой испуг: — Чтобы подписать показания. Обещаю печатать быстрее и только по существу.       Его дружеское расположение выглядит сейчас ещё более странным. Одно дело сочувствовать мне на стоянке закусочной, где нас никто не видит, и совсем другое — на глазах коллег, подчинённых и начальства. Как-то слишком неправдоподобно даже ради попытки втереться ко мне в доверие. Я и так откровенно рассказала ему обо всём, что знаю, и наверняка гораздо больше, чем следовало. Вряд ли Том думает, что мне известно что-нибудь ещё. Хотя кто его разберёт.       Всё-таки решаюсь спросить:       — Я всё ещё ваша главная подозреваемая в убийстве Микаэлы?       — Нет, — качает головой Том. — Ты можешь вернуться домой. Я имею в виду обратно в Торонборг. Если хочешь.       — Не хочу.       — Понимаю. Сюда, — с той же невозмутимой вежливой улыбкой он указывает мне, куда идти.       Внутри офиса царит тишина, изредка нарушаемая телефонной трелью и тихим голосом дежурной на стойке. Ну точь-в-точь библиотека.       — Я думала, вы тут все на ушах. Шум, гам. Как в офисе ленсмана.       — Мы тут все заняты делом. — По тону не определить, иронизирует Том или говорит серьёзно. — Подожди здесь, — просит он, кивая на длинный ряд оранжевых пластмассовых кресел вдоль серой стены. И исчезает за ближайшей к нам дверью — точно такой же, как десяток её сестёр-близнецов, — оставляя меня в безлюдном коридоре наедине с моими мыслями и страхами.       Бесконечный день не спешит заканчиваться. Я успеваю перечитать и подписать собственные показания, наткнуться в холле на Лиама, чуть не сбить с ног мрачного после допроса Лоренсена, вместе выйти на улицу покурить, затем вернуться, отправить их на ещё один перекур уже вдвоём, чтобы они смогли раз и навсегда поставить точку в отношении Дениз, а проходит всего-навсего пару часов.       Лукаса и Эрику до сих пор не отпустили. И мы втроём сидим в коридоре, нервно ёрзая на неудобных креслах. Наверное, раз пять успеваем обсудить все известные нам факты, столько же извиниться друг перед другом за все возможные грехи и пожелать убийце гореть в аду. Вряд ли кому-то из нас становится легче. Вряд ли когда-нибудь станет.       Наших близких жестоко убили, наши собственные жизни сломали — ни одна тюрьма, ни одно даже самое жестокое наказание никогда не сможет искупить вину того, кто стоит за всем этим. А самое ужасное — никто и никогда не вернёт нам родных, не укажет лазейку в какую-нибудь параллельную реальность, где по-прежнему живы Райнар, родители Лоренсена, мой брат и Микаэла. В конце расследования нам достанется только правда и правосудие. Точка, как говорит Лиам. И приносит всем горячий кофе из автомата.       Я хочу верить, что он прав. Что однажды мучительное чувство вины и беспомощности утихнет.       Лоренсен делает глоток и нарушает затянувшееся молчание:       — Лукас же не только сын Райнара. Он близко знал моих родителей и Свена. А ещё он — супруг Микаэлы. Ну, формально. Вот они его и мурыжат дольше всех.       — Плюс сегодняшняя драка, — хмуро добавляет Лиам и садится обратно в кресло между нами.       — Вот! Ещё и чёртов Патрик! Чего Лукас вообще на него с кулаками полез? — Они обмениваются выразительными взглядами, и Лоренсен сбивчиво продолжает: — Не, я помню, чего, просто… Надеюсь, Патрику хватит ума не раздувать скандал. В его же интересах.       — Бедная мама, — вздыхает Лиам. — Надо было сразу ей рассказать, чтобы не так в лоб, на глазах у всех.       — Представляю, что будет, когда история дойдёт до отца Микаэлы. Да он собственными руками Патрика закопает!       Предпочитаю не вступать в дискуссию. Кто-кто, а я прекрасно понимаю, что двигало Лукасом — то же, что и мной. Собственное бессилие и желание докопаться до правды. Она необходима, иначе вместо точки нас ждёт вечное многоточие. Только уверенности, что когда-нибудь мы её узнаем, с каждой минутой всё меньше. Как и веры в то, что отец Микаэла размажет Патрика по стенке за интрижку с дочкой, выбив из него всю подноготную. Густав и не такое спускал единственной дочери, а с лучшим другом они прошли огонь и воду.       Патрик не идиот. Будет отрицать до последнего вздоха, твердить всем, клясться и божиться, что между ними ничего не было. Я верю Лиаму, я даже склонна считать именно Патрика отцом не родившегося ребёнка Микаэлы, но мы никогда ничего не докажем. Кому в итоге теперь поверит Ирэн: мужу или сыну — вопрос открытый. При условии, конечно, что она ни о чём не подозревала с самого начала — слишком уж была не рада предстоящей свадьбе Лукаса с Микаэлой, раз пыталась выцарапать меня из Торонборга обманом. Даже интересно, что бы произошло, купись я на липовое приглашение и приедь тогда во Флёдстен. Ещё одно «если», на которое я никогда не получу однозначного ответа.       Дверь распахивается, и в коридоре появляется Том. Быстрым шагом приближается к нам.       — Мне передали, что ты просила кофе с соевым молоком? Пойдём, — громко и без тени улыбки бросает он на ходу.       — А, да. Спасибо.       Пихаю свой практически полный стаканчик в руки удивлённому Лиаму и вскакиваю. Что-то подсказывает мне — это не шутка.       Плохие новости? Очень плохие? Неужели Лукаса всё-таки арестуют и предъявят обвинение?       Нарочно тащусь чуть позади и терпеливо жду, когда Том заговорит первым, хотя от страха сердце замирает, а перед глазами плывут разноцветные круги. В полном молчании мы проходим через холл, останавливаемся у двери с недвусмысленной табличкой «Вход только для служащих». Том прикладывает к электронному замку карточку, и мы оказываемся в небольшой комнате отдыха.       — Вот, держи, — он распахивает холодильник, достаёт оттуда картонную упаковку.       — Угу. — Я послушно забираю молоко и направляюсь в противоположный угол делать себе кофе, пить который не собираюсь. Терпеть не могу сою, но уверена — меня позвали не ради неё.— Будешь? — Голос от волнения дрожит, руки не слушаются.       — Нет, спасибо. — Том подходит ближе, помогает мне вставить рожок-ручку. Произносит чуть громче сквозь шум тарахтящей кофемашины: — Я только что говорил с судьёй Кнудсеном по телефону. По его словам, никакой драки в доме мэра не было. Так, незначительная ссора на бытовой почве. Твоего друга скоро отпустят. У нас нет причин его задерживать.       С облегчением выдыхаю, но под пристальным взглядом Тома теряюсь:       — Это же хорошо?..       — Не уверен.       — Поче…       — Не позволяй Лукасу наделать глупостей, — перебивает Том. — И сама не делай.       — Каких ещё глупостей?       Кофемашина затыкается, выплёвывая в стаканчик кипяток.       — Просто будь осторожна. Никаких игр в детективов. Если что, — он вытаскивает из переднего кармана пиджака визитку, протягивает мне, — сразу звони. В любое время.       — Ну и что это было? — интересуется Лоренсен, когда я возвращаюсь.       — Так… Ерунда. — Внутренний голос подсказывает не торопиться с откровениями. Том не зря не стал говорить при них, а навредить ему я хочу сейчас меньше всего. Раз уж он мне зачем-то помогает.       — Чего мы не знаем, Стефф? — Лиам выразительно смотрит на картонный стакан в моих руках. — Это тот самый федерал, который тебя выгуливал?       — Это — кофе.       — Тот самый значит, — ухмыляется Лоренсен. — Оставь, она не расскажет.       — Да нечего рассказывать. Правда, нечего.       Конечно, нечего. Просто федеральный агент из Торонборга, который почему-то хочет мне помочь. Или делает вид. Но так или иначе пытается добиться моей симпатии. И, кажется, у него получается.       За спиной слышу звук распахивающейся двери и знакомые голоса. Оборачиваюсь, встречаясь взглядом с сестрой. Эрика устало кивает, и я, сунув ей в руки кофе, бросаюсь к Лукасу.       — Ну вот, — с поддельной обидой тянет он, — а мне вкусняшки?       — Наконец-то! Живы?! — шумит Лоренсен, приближаясь и похлопывая его по плечу.       — Живы, живы, — Лукас старается беззаботно улыбаться, но меня не обманешь: он не просто измотан и расстроен. Он всё ещё в ярости.       — Тогда пойдёмте уже отсюда. Весь зад отсидел!       — Мы вас догоним. — Настойчиво перехватываю ладонь Лукаса, удерживая.       — Твою ж мать! Опять, что ли, кофе попить? — Лоренсен закатывает глаза. — Ну-ну. Только не долго. Пошли, на улице подождём, — кивает он Эрике и Лиаму. — Я хоть покурю.       Лукас провожает их взглядом, смотрит на меня:       — Что я пропустил?       — Ты в порядке?       — Конечно.       — Не ври. Никто из нас не в порядке.       — Тогда зачем спрашиваешь?       — Чтобы ты признал.       — Что я не в порядке? — он улыбается — грустно, но всё же искренне. Сильнее сжимает мои пальцы. — Хорошо, признаю. Я не в порядке, Стефф. Мой дом битком набит криминалистами, мой отчим — редкостное дерьмо, а моего отца убили и пытались это скрыть, едва не угробив моего брата. Но Роберт обо всём догадался, и тогда убили его тоже. Вместе с женой. Ты и сама чуть не погибла. А потом убили Свена и теперь вот Микаэлу. Возможно, один и тот же человек.       — Это тебе они сказали? — машинально киваю на дверь за его спиной, имея в виду следователей.       — Мне не нужно ничего говорить. Я же не идиот, — Лукас сердито передёргивает плечами. — Они допрашивали меня несколько часов. Задавали те же по сути вопросы, по кругу. Может, надеялись запутать, чтобы я проговорился. Или у них работа такая — спросить об одном и том же раз сто и сравнить ответы. Но я умею складывать в уме. Дважды два всегда четыре.       — И что ты намерен делать?       — Конкретно сегодня?       — Хотя бы.       — Есть предложения?       — Могу перечислить те, что делать ни в коем случае не стоит.       — Например?       — Не бить морду Патрику. А ещё лучше — никому не бить.       — А напиться можно?       — Напиться можно, — усмехаюсь. — Можем напиться вместе. И Лоренсена позовём. Он уже знает про аварию.       — Тогда давай сегодня напьёмся и ни о чём не будем думать. Подумаем обо всём завтра.       Звучит как план. Как отличный план.       — Пойдём?       Делаю шаг, но Лукас удерживает меня за плечи, прижимая к себе:       — Знаешь, я люблю тебя, Стеффани Тёгерсен. Очень люблю.       — А я — тебя, Лукас Бек.       — Тогда ты не станешь возражать, если я попрошу тебя переехать ко мне?       — Сегодня?       — Сейчас.       — Хорошо.       — А если я предложу выйти за меня замуж?       Невольно улыбаюсь:       — Моё согласие всё ещё в силе.       — Отлично. — Он тоже улыбается. — Значит, я могу поцеловать невесту?       — Прямо здесь?       — Почему бы нет?       Действительно, почему? Мы с ним определённо заслужили капельку счастья посреди всего кошмара. Первой нахожу его губы, но отшатываюсь, слыша за спиной недовольный окрик:       — Нет, вы только посмотрите на них! Ни стыда, ни совести! Мрази!       Нельзя кричать шёпотом, но у матери Микаэлы каким-то образом получается. Красивое лицо перекошено от гнева, с губ срываются оскорбления. Она словно готова ринуться на нас и разодрать в клочья, и только крепкое объятие мужа удерживает её от последнего шага.       — Что?! Дождались наконец-то?! Избавились от досадной помехи? Просто развод вас не устраивал, да? Убийцы!       Лукас, как и Густав, молчит, но я чувствую, как он напряжён. Хватит искры, чтобы все взлетели на воздух. Делаю шаг вперёд, вклиниваясь между ним и родителями Микаэла.       Необходимо что-то сказать, но не получается. Смотрю Калии в глаза и вижу боль вперемешку с ненавистью. Мать Микаэлы не просто обвиняет нас в смерти единственной дочери. Нет. Она уверена, мы — виноваты. Никакая логика, никакие доводы не пробьют сейчас эту стену. Каждое наше действие, каждый жест, каждый звук Калия растолкует по-своему. Извратит, опошлит, выплюнет обратно ядом. Но не услышит. Не сможет. Не достучаться — нужно время. Нам всем нужно время.       — Калия , мы… я…       — О, да! Ты особенно, Стеффани! Я знала, что ты её погубишь! Знала! Мне никогда не нравилась ваша дружба. Но твой брат, он… Я должна была что-то сделать, как-то помешать. Увезти дочь отсюда. Я должна была её спасти. Я… — Визгливый голос дребезжит, срывается, тонет в рыданиях.       Густав крепче прижимает плачущую жену к груди, с нежностью целует в затылок, поправляя выбившиеся пряди. Ласково шепчет что-то. Только вернуть дочь он не силах.       Помню, как разрывалась на части, когда погиб Свен. Но я даже приблизительно не могу представить, что чувствовали наши родители тогда, что чувствуют теперь. Всё это неправильно, жестоко, кощунственно. Родители не должны хоронить своих детей.       — Простите нас. Мы сожалеем. Сочувствуем вашему горю, — бормочу, лишь бы не молчать и не слышать всхлипывания Калии.       — Не нужно мне твоё сочувствие, мерзавка! — взвивается она. — Лучше бы ты погибла, лучше бы сдохла!.. Вы оба!       — Что зде… — в коридор вбегает Том в сопровождении дежурной и ещё одного мужчины в штатском. Увидев нас, троица замедляет шаг.       — Тише-тише, милая. Не надо так, — Густав подхватывает жену за плечи, пытается усадить в кресло. Калия доверчиво жмётся к нему и больше не сдерживает рыданий.       — Принеси воды, — просит Том у дежурной, пока его коллега помогает Калии сесть.       Опускаю голову, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Перед глазами всё плывёт из-за непрошенных слёз. Мне больно. Больно и обидно. А ещё ужасно стыдно. Мы не заслужили проклятий. Так не должно быть, не должно. Теперь родители Микаэла ни за что не поверят в нашу версию. И вся история с Патриком обернётся против нас же.        — Убирайтесь, — глухо роняет Густав. — Не вздумайте появиться на похоронах моей дочери и никогда не приходите в наш дом.       Лукас молча берёт меня за руку и ведёт к выходу. Снаружи он останавливается, сжимает моё лицо в своих ладонях, вынуждая посмотреть в глаза:       — Ты же знаешь, что она не имела в виду. Знаешь ведь?       Я знаю, но знание ничего не меняет. Нас только что прокляли, пожелав смерти. И я вряд ли когда-нибудь об этом забуду.       Мы не успеваем толком объяснить остальным, чем закончилась ссора с родителями Микаэлы, когда на стоянку влетает серебристый автомобиль. Резко тормозит, противно взвизгивая в лёгком дрифте, и останавливается в паре метров от нас — прямо посреди парковки.       — Макс? — И без того хмурое лицо сестры мрачнеет ещё больше.       — Лукас, какого хрена?! — он выскакивает из машины, несётся к нам, угрожающе сжимая кулаки. — Ты совсем офонарел?!       — Послушай, — Лукас примирительно поднимает руки. Лоренсен и Лиам, не сговариваясь, обступают его по бокам и оттесняют нас с Эрикой к машине. — Ты прав, прости. Я не должен был.       — Не должен был! — орёт Макс. — Конечно, не должен! Ты соображаешь, что творишь?!       — Всё несколько вышло из-под контроля.       — Ты так это называешь? Вышло из-под контроля? Всего-то, да? Подумаешь!.. — Он замирает в каком-то десятке сантиметров от Лукаса. — Ты помнишь, когда последний раз что-то контролировал в своей жизни? Хоть что-нибудь? Или тебе больше нравится искать виноватых? Кто вообще дал тебе право распускать руки?       — Послушай, — мягко встревает Лоренсен, делая крохотный, почти незаметный шажок к Максу. — Ты прав. Но давай для начала успокоимся?       — Успокоимся?! — продолжает бесноваться Макс. Я ещё никогда не видела его таким злым. — Ты бы успокоился, если бы избили твоего отца, а, Лоренсен?! Ах, у тебя же нет отца! Откуда тебе знать.       — Макс, прекрати! — вклинивается Лиам. — Перегибаешь.       — Ну конечно ты его защищаешь! Как же иначе, — смеётся Макс, и от этого жуткого, каркающего смеха мне становится не по себе. Уверена — остальным тоже. — Вы же братья!       — Ты тоже наш брат, — Лукас протягивает руку, видимо, собираясь положить её на плечо Макса, но тот отшатывается.       — Точно? Ты уверен? Посмотри внимательней на меня, Лукас! — гримасничает он. — Я же Кнудсен, как отец! Может, это я обрюхатил Микаэлу, а? Или мы сделали это вместе с отцом? Тебе разве не хочется меня ударить?       — Мне хочется, — Эрика втискивается между Лукасом и Лиамом. — Я не оправдываю драку, но ты ведёшь себя отвратительно.       — Отлично! — Макс делает несколько шагов назад, аплодируя. — Даже моя жена против меня. Великолепно! Из-за какой-то потаскухи, которую трахал весь город! У меня просто нет слов. Братьев — тоже нет. И, видимо, уже жены. Молодцы! Великолепный подарок на свадьбу! — Продолжая хлопать, он поворачивается к нам спиной и бредёт обратно к машине.       — Макс, подожди! Макс! — пытается остановить его Лиам, но бесполезно. Тот не реагирует.       — Давайте, я поеду с ним, — предлагаю я. — Ему нельзя в таком состоянии за руль.       — Нет, лучше я. Держи, — Лоренсен протягивает Лукасу ключи от внедорожника. — Вернёшься на моей. Потом подбросишь меня домой. Я позвоню.

***

      Всё, что ни делается — к лучшему, как заклинание продолжаю твердить себе по дороге в берлогу. Напиться ещё успеем. Впереди ведь целый вечер. Зато смогу поговорить с Ронаном с глазу на глаз, без свидетелей. Глядишь, повезёт, и он уберётся из города до того, как вернутся Лукас и Лоренсен. И объяснять ничего не придётся. Уехал и уехал. Срочно понадобился на работе. Да мало ли причин. Сойдёт любая, лишь бы не рассказывать, какую слежку за мной устроили родители. И так с лихвой всем доказала, какая я на самом деле дура. Не вижу дальше собственного носа!       Но как только въезжаю за ограду, взгляд выхватывает тоненькую фигурку младшей сестры на террасе. Боги! Я совсем забыла, что Дениз тоже здесь. Что ж, беседы без свидетелей не выйдет. Тоже к лучшему — иначе мирной она наверняка не будет.       Вряд ли сестра в курсе драки с Патриком и остального — Лоренсена вызвали на допрос почти сразу же, как Эрика сообщила федералам о содержимом коробок. Он сам тогда ничего толком не понял, а потом точно не рассказывал подробностей Дениз, пообещав объяснить, когда вернётся домой. Разве что родители предупредили Ронана, и у него хватило ума ляпнуть что-нибудь моей сестре. Или она вдруг решила изучить местные новости в интернете.       — Как вы тут? — нарочито беззаботно бросаю через опущенное стекло, как только заканчиваю парковаться.       — Живы, — прячется за привычным сарказмом Дениз, наблюдая, как я вылезаю из машины Лукаса.       В данный момент меня это устраивает. Врать не хочу, но и пускаться в подробные объяснения тоже не собираюсь, а короткая версия только напугает сестру. Детали могут подождать до вечера.       — Где Ронан?       — В гостиной смотрит телик, — хмурится Дениз. — А где все? Я думала, вы вместе вернётесь.       — Лоренсену пришлось поехать с Максом, им надо кое-что уладить. Лукас и Лиам повезли Эрику к нам домой, потом встретятся с Ирэн. Надеюсь, скоро приедут.       Дениз не спешит мириться с такой выжимкой событий.       — Что-то случилось? — настойчиво спрашивает она и хмурится сильнее. — Я имею в виду, что-то ещё?       — Тебе мало? — теперь уже я прячусь за саркастической ухмылкой. Как там? Нападение — лучшая защита. В чём-то я всё-таки похожа на мать.       — Мне было слишком ещё вчера, но спасибо, что спросила, — не остаётся в долгу Дениз.       — Потом, ладно? — смягчаю тон. В конце концов, сестра не виновата, что всё это дерьмо свалилось на наши головы именно теперь. — Не волнуйся, Лоренсен скоро вернётся и расскажет.       — Боюсь, с этим у нас возникли небольшие проблемы, — доносится с крыльца голос Ронана. Мы обе пропустили, когда он успел выйти из дома, и теперь как по команде оборачиваемся к нему. — Только что звонил ваш отец…       — Почему тебе? — вырывается у меня.       — …и просил передать, что Бьёрн и Макс попали в небольшую аварию. Вроде ничего серьёзного, какое-то животное перебегало дорогу, — вскидывает руки Ронан, словно успокаивая. — Они в порядке. В смысле, живы, но пока в больнице. Лиам повёз туда Эрику. Лукас едет с Ирэн. Ваши родители тоже.       — Что?.. — растерянно смотрю на него, отказываясь верить. Мой лимит потрясений за последние сутки исчерпан полностью.       Нельзя было пускать Лоренсена, нельзя! Надо было поехать самой или отправить с Максом Лиама. Я же видела, в каком он состоянии!       Из оцепенения выводит голос сестры:       — Поедем на моей. — Дениз на удивление собрана и спокойна. — Только возьму ключи и переоденусь. Тебе тоже не помешает, Стефф. К вечеру обещали ливень, — заботливо и слишком по-взрослому бросает она, становясь похожей на мать. Деловито продолжает командовать, поднимаясь по ступенькам: — Не возись. Через пять минут выезжаем.       — Я повед… — начинает Ронан, но сестра обрывает его на полуслове, даже не оборачиваясь:       — Нет. Поведу я. Ты не знаешь, где это.       Ровно через пять минут или даже раньше мы сворачиваем на шоссе в сторону Хильмерстада. Дениз — за рулём, Ронан в полном молчании сидит рядом с ней, я — сзади. С тоской смотрю на мелькающие за окном берёзы и безуспешно пытаюсь дозвониться до кого-нибудь. Лукас не отвечает, наверняка ведёт внедорожник Лоренсена, номер Лиама я не знаю, а сотовый Эрика вообще отключён. Ирэн с родителями наверняка известно не больше нашего. И раз уж отец не пожелал предупредить нас с сестрой лично, вряд ли сейчас он расскажет подробности по телефону, даже если что-то знает. Ну и ладно. Пусть и дальше общаются только с Ронаном. Хоть кто-то хочет с ним говорить, потому что я — нет. Мне даже в одной машине с ним находиться сложно, не то что вести беседы.       Лишь бы с Лоренсеном и Максом обошлось, а потом Ронан может убираться на все четыре стороны. Без объяснений. Я ничего не хочу знать. И видеть его тоже не хочу. Никогда.       Когда от отчаяния я готова набрать Тома — он ведь предлагал обращаться к нему, если что-нибудь случится, — мне наконец-то перезванивает Лукас:       — Прости, не мог ответить. Искал парковку. — Он очень старается не показать, как переживает, но получается плохо. Или я слишком хорошо его знаю. — Где ты, милая?       — С Дениз. Едем в больницу. Минут через десять будем. Может, раньше.       — Хорошо. Мы в хирургии. Третий этаж и сразу от лифта направо.       Я помню, где это. Прошло семь лет, но я — помню. И боюсь думать, что и на этот раз кто-то из моих близких может остаться там навсегда.       — Как они?       — Слава богам, живы и в сознании. У Макса — перелом голени. У Лоренсена — сотрясение. Машина — всмятку.       Но главное — живы. Ведь это же сейчас главное? За это надо цепляться. Кости срастутся, раны заживут. Мы переживём это вместе.       — Ты не виноват, Лукас. Ты ничего не мог изменить.       — Мог.       — Не больше, чем каждый из нас.       — Поговорим потом. Я люблю тебя. Жду.       Он отключается, а я продолжаю прижимать мобильник к уху, слушая короткие гудки.       Лукас не набросился бы на отчима, если бы не услышал от брата про роман с Микаэлой. Лиам не стал бы рассказывать о нём, если бы я не настояла. Если бы не признался мне… Ему вообще не о чём было бы рассказывать, если бы Патрик не крутил с Микаэлой. Если бы признал её ребёнка или хотя бы предохранялся. Если бы он вообще никогда с ней не связывался. Так бы и было, если бы Свен остался в живых. А Свен никогда бы не погиб, если бы мы не считали себя виноватыми в аварии Лоренсенов. Если бы сумели простить и отпустить. Если бы я не злилась на Микаэлу за тот проклятый танец с Лукасом, если бы мы не поссорились на вечеринке, если бы не поехали домой. Все эти проклятые «если», которые и есть жизнь. Никто не виноват, просто из миллиона возможностей обстоятельства складываются именно так, а не иначе. Мы все делаем выбор. Ежеминутно, ежесекундно, постоянно. И у каждого — последствия. Есть, были и будут. Эффект домино.       — Стефф, ты в порядке? — взволнованно спрашивает Ронан. На пару с сестрой он пристально смотрит на меня в проём между сиденьями.       — Да, — киваю, только сейчас замечая, что, оказывается, машина стоит на парковке возле больницы.       — Уверена? — хмурится Дениз. — Ты плачешь.       — Разве? — Мне стыдно, что младшая сестра держится куда лучше меня, и я отчаянно пытаюсь взять себя в руки. — Вовсе нет. Не плачу, видишь? — изо всех сил стараюсь беззаботно улыбнуться, одновременно вытирая мокрые щёки. — Идём?       — Дениз, ты пока иди, а мы догоним, — просит Ронан. — Третий этаж. Твои родители уже там.       Понимаю, куда он клонит и зачем просит сестру уйти. И хотя ни на какой конструктивный разговор я не настроена, спорить при ней не решаюсь. Ещё больше напугаю — вряд ли сейчас я вообще способна на адекватную реакцию.       — Ладно, — тихо роняет Дениз, внимательно разглядывая нас. Протягивает Ронану ключи. — Не задерживайтесь.       — Если ты ещё не заметил, я абсолютно не хочу с тобой разговаривать, — холодно чеканю, когда сестра отдаляется от машины.       — Пойдём.       — Не хочу.       — Я не спрашиваю.       — Требуешь? — со злостью ухмыляюсь.       — Прошу.       На миг теряюсь, не зная, как реагировать. И всё же качаю головой:       — Я никуда с тобой не пойду. Меня ждут.       — Здесь недалеко, Стефф. Пожалуйста.       — Куда?       — На детскую площадку в парке напротив, — мягко улыбается он.       — Какую ещё площадку?.. Зачем?       — Пошли, увидишь. Считай, это моя последняя просьба.       Я подчиняюсь. В конце концов, нам всё равно надо поговорить и расставить точки. Если Ронан хочет сделать это на свежем воздухе, а не в машине, так тому и быть.       — Садись, — просит он, указывая на качели.       — Серьёзно?       — Тебе надо успокоиться. Мне — выговориться. А качели успокаивают.       — Неужели? — Демонстративно плюхаюсь на тонкую металлическую дощечку и раскачиваюсь. — Прости, но мне всё ещё не спокойно.       — Я не буду извиняться. — Ронан игнорирует мои кривлянья, садится рядом — на соседние качели. — Но хочу рассказать тебе свою версию событий. И готов ответить на твои вопросы.       — Внимание, первый вопрос! — продолжаю ёрничать. — Какого хрена ты не рассказал, что мои родители наняли тебя? Какого хрена врал, делая вид, что понятия не имеешь, кто я? Всё это представление с захлопнувшейся дверью. Зачем, Ронан?       — Глупо, согласен. Но сработало же, — он почему-то улыбается. И его улыбка окончательно сбивает меня с толку.       — Подло, а не глупо.       — Прости. Тогда это казалось правильным.       — Угу. Видимо, и всё, что ты делал потом. Все шесть лет, что мы знакомы. — Порываюсь встать. — Больше вопросов нет.       — Нет, Стефф, — он перехватывает мою руку, накрывая своей ладонью. — Я давно не работаю на твоих родителей. Почти пять лет.       — Что?..       — Меня наняли, когда ты собралась переезжать в Торонборг отсюда. Насколько я понимаю, твои родители опасались, что тебе кто-то угрожает. Или что ты знаешь больше, чем им рассказала. Что в этом может быть замешан Лукас. Косвенно или напрямую.       Ошеломлённо молчу, а Ронан продолжает рассказывать:       — Ты отменила свадьбу, не приезжала, никому не пожелала дать свой новый адрес. Словно сбегала от чего-то или кого-то. Или пряталась. Тогда твоя мать связалась со мной через охранное агентство.       — Ты следил за мной с самого отъезда из Флёдстена?       — Почти. И когда в Эквике появился Лукас, мы не на шутку перепугались. Но всё обошлось. Ты пустила его к себе, даже оставила ночевать. А утром он уехал.       — Полагаю, мне крупно повезло, что ты не вломился ко мне в дом? — усмехаюсь, невольно вспоминая ту ночь.       — Была такая мысль, но вы не спорили, не было признаков борьбы.       — Ты подслушивал?       — Можно сказать и так. — По тому, как он отводит взгляд, я понимаю, что именно слышал Ронан. И сама заливаюсь краской стыда. — В общем, рано утром Лукас уехал, а ты начала искать квартиру в Торонборге. Тогда твои родители предложили мне стать твоим соседом.       — И другом.       — Это была моя идея. Я пытался найти способ быть рядом без того, чтобы приходилось прятаться в твоей ванне.       — Ты что?.. Прятался в моей ванне? — от изумления не сразу нахожу нужные слова, чтобы возмутиться.       — До этого, слава богу, не дошло. Но я рад, что несколько раз смог оказаться рядом.       — Как тогда на стоянке, — тихо произношу, не поднимая на Ронана глаза. — А я-то думала, что ты правда переживаешь за меня. Что у меня появился друг в Торонто. Настоящий.       — Я правда переживал за тебя, Стефф. Поэтому через год отказался от этой работы, решив быть только другом. Близким другом.       — Да ну?! — недоверчиво хмыкаю. — Поэтому остался жить в квартире.       — Я выкупил её у твоих родителей. Они не возражали.       — Ну ещё бы они возражали! Тот же телохранитель, только бесплатно.       — Ты слишком плохо о них думаешь, — улыбается Ронан. — Они любят тебя и беспокоятся.       Молча передёргиваю плечами. Что ж, можно сказать и так. Особенно, если цель оправдывает средства. Наверное, я могу их понять. Наверное — даже простить. Я ведь сама подозревала Лукаса, а для них вся ситуация выглядела куда более запутанной. И всё же сейчас предпочитаю злиться и обвинять.       — Почему ты вообще согласился? С самого начала.       — Потому что ты напомнила мне меня.       — Что?..       Ронан печально вздыхает.       — Мою младшую сестру убили много лет назад. И когда это случилось, я долго не мог принять её смерть. Пил, злился, страдал. Даже пытался покончить с собой. Опустился на самое дно, начал употреблять наркоту. Меня поймали под кайфом во время работы под прикрытием, в итоге выгнали из полиции.       Мне трудно представить, что такой рассудительный оптимист и жизнелюб, как Ронан, мог принимать наркотики и хотел убить себя, ещё сложнее — что он мог работать в полиции. Но ничего из его слов не объясняет, почему он продолжал мне врать.       — Ты должен был рассказать. Сам. Хотя бы неделю назад, когда я потащила тебя на свадьбу. Вместо этого ты предпочёл очередной обман.       — Послушай, — Ронан бросает хмурый взгляд на центральный вход в больницу, смотрит мне в глаза. — У меня были причины. Веские. Возможно, я должен тебе рассказать всё. Но у нас сейчас мало времени. Да и здесь не место. Потом, ладно?       — Потом значит никогда? Тогда зачем ты притащил меня сюда?       — Не мог больше делать вид, что ничего не знаю. Ты же говорила с родителями, они тебе про меня рассказали. И да. Я был не прав. Каюсь, — он грустно качает головой. — Я должен был тебе признаться сразу или уехать. Но не смог. Не захотел. Всё время боялся, что если расскажу, потеряю тебя навсегда. Убедил себя, что не имеет значения, как и почему мы познакомились. Что, если у нас что-то выйдет, это будет уже не важно.       — Что выйдет?       — Ты мне нравилась. Всё ещё нравишься. Гораздо больше, чем друг. Но когда ты заговорила про свадьбу, я понял, какой я болван.       — Ты хочешь сказать?.. — начинаю осознавать я. Не может быть. Нет. Просто не может быть!       — Я лишь хочу сказать, что вёл себя как последний придурок. У тебя есть все причины меня ненавидеть. Но прежде чем уеду, я хочу вернуть тебе это, — Ронан неуклюже лезет в карман, смущённо возится и протягивает на раскрытой ладони кольцо.       — Что это?       — Твоё помолвочное кольцо.       От изумления не сразу получается сформулировать то, что я хочу спросить. Или сказать. Или? Теперь я окончательно сбита с толку.       — Но как? Откуда у тебя?.. Зачем?       — Это не важно. Думаю, оно тебе пригодится. Лукас — отличный парень.       Лукас — отличный парень, мысленно повторяю его слова. Смотрю, как он, не оборачиваясь, возвращается в больницу и исчезает в холле. Пытаюсь понять, что чувствую. Не выходит. В мыслях и душе — полный бардак.       Надо взять себя в руки. Я подумаю о Ронане и нашей дружбе потом. Сейчас надо убедиться, что Лоренсен и Макс в порядке, потом забрать из берлоги вещи. Плевать, что подумают обо мне в городе. Не собираюсь терять больше ни минуту. Сегодня же перееду к Лукасу. Вместе мы разберёмся, что делать дальше.       Напротив меня останавливается машина. Переднее стекло опускается, и я узнаю в водителе Патрика. Наверное, сообщили про аварию сына, вот и приехал. Гадство! Если Лукас его увидит...       Вскакиваю, собираясь вернуться в больницу.       — Стеффи, мы можем поговорить? — зовёт Патрик. — Пожалуйста, — просит он. — Если не ради меня, то хотя бы ради твоей сестры. Мы ведь теперь одна семья.