***
Проснувшись, несколько секунд тупо смотрю в потолок, прислушиваясь к дождю за окном. А потом возвращаются воспоминания. Все и разом. Наваливаются, накрывают с головой, утаскивают за собой на самое дно. Кажется, что задыхаюсь. Цепляюсь за поручни кровати, судорожно хватаю ртом воздух, хочу кричать, но не в состоянии издать ни звука. Это сон, просто сон. Кошмарный сон, который обязательно сейчас закончится. Лукас не мог умереть, не мог. Этого не может быть! Не Лукас! Только не Лукас! Пытаюсь сесть, но путаюсь в подключённых ко мне проводах. Их много, они — везде. Как паутина. А ещё дурацкая капельница воткнута в кисть и ужасно мешает. Больно. Меня мутит, горло сдавливают рвотные спазмы, перед глазами всё расплывается. Но мне всё равно. Я должна уйти отсюда. Немедленно. Сейчас же! Я должна найти Лукаса. Снова пытаюсь сесть, тянусь вперёд, чтобы свесить ноги и опустить мешающий поручень. С силой дёргаю за него — не поддаётся. Дёргаю ещё раз. Ещё. Ещё! Бесполезно. Что-то с грохотом падает за спиной, дверь распахивается, и в палату вбегает мама. — Стефф, родная. Что ты делаешь? С ума сошла? — Она хватает меня за плечи, силой укладывает обратно на подушку. — Ты должна лежать. У тебя же швы! Ты… — Где Лукас, мам? — Стеффи, милая. — Это ведь неправда?! Скажи, что это неправда! Пожалуйста, скажи мне, что это неправда, мам! Она замолкает, бледнеет, отводит заплаканные глаза. Сжимает мою руку в своих ладонях. Они почему-то дрожат. — Лукас и Ронан погибли, куколка. Это правда. Правда. Мой мир разбивается вдребезги. — Нет… Нет… Нет… — трясу головой. Отказываюсь в это верить, отказываюсь принимать. Не желаю, не могу. Не стану.***
Время остановилось. Умерло. И я тоже хочу умереть. Больше всего на свете. Понятия не имею, сколько лежу вот так — уставившись в потолок невидящим взглядом. В комнате полумрак — жалюзи подняты, но за стеклом, испещрённым каплями, хмурится серое небо и льёт слёзы. Совсем как я. Врач советует выговориться, но не могу. Не готова. Какой в этом смысл? Разве разговоры вернут мне Лукаса и Ронана? С их смертью всё закончилось. Моя жизнь тоже. Они погибли из-за меня. Проклятый Патрик прав — это я их убила. Мой брат, Микаэла, Ронан и Лукас остались бы в живых, если бы не я. Если бы не уехала в Торонборг, если бы доверяла семье, если бы никогда сюда не возвращалась. Проклятые, неумолимые «если». Вот и всё, что мне осталось. Гадать, как могло бы сложиться. Сожалеть о том, как всё случилось. Перебирать воспоминания, нанизывать их как бусинки на нитку времени. Пытаться понять. Если сумею когда-нибудь. А пока я даже не знаю, зачем выжила. Дважды. Мать Микаэлы была права — лучше бы я погибла тогда в аварии.***
На улице с самого утра не прекращается ливень. Из постели я вижу, не поднимая головы, как ветер беспощадно треплет зелёные макушки берёз. Там сыро и холодно, но в палате светло и тепло. Холод внутри. Со мной постоянно кто-нибудь находится. Родители, сёстры, Лоренсен, даже Лиам. Наверное, боятся, что я что-нибудь с собой сделаю. Пытаются казаться сильными, утешают меня, поддерживают. Думают, я ничего не замечаю. Но я вижу. Я чувствую. Я знаю. Нам всем плохо. Мы все теперь — живые трупы. Не представляю, как они держатся. Зачем? У меня не получается найти ни одной причины цепляться за свою жизнь. А потом мой самый большой кошмар становится явью: меня навещает Ирэн. Что я могу сказать женщине, чей сын погиб из-за меня? Папа отводит её в сторону, они долго шепчутся у окна, обнявшись. Затем он выходит, оставляя нас наедине. Я хочу исчезнуть. Хочу раствориться в воздухе, рассыпаться на атомы, лишь бы не видеть её, лишь бы ни о чём не говорить с ней. Но мать Лукаса здесь и уходить не собирается. Она придвигает стул к моей кровати. Металлические ножки противно скрипят по линолеуму. — Не возражаешь, если мы с тобой побеседуем? Нервно передёргиваю плечами. Как на девичнике Эрика: это максимум, на что я способна в данный момент. — Мне необходимо выговориться. Я устала держать в себе… это, — Ирэн сглатывает, молчит. Несколько секунд буравит взглядом больничное одеяло. Поднимает на меня глаза, в которых застыли слёзы: — Думаю, ты тоже. Только так мы сможем жить дальше. — Зачем? — Зачем жить дальше? — она грустно улыбается. Просто отвечает: — Потому что мы живы. И жизнь продолжается, хотим мы этого или нет. — Это легко исправить. В моём случае даже нужно. — Ты заблуждаешься, милая. Потому что считаешь, что виновата. — Потому что я виновата! Из-за меня всё. Из-за меня Лукас… и Ронан. Она придвигается ко мне, наклоняется. Ласково гладит по голове, но в голосе звенит металл: — Это неправда. Во всём виноват Патрик. Только он. — Этого не случилось бы, если бы я не… — Если бы не ты, мы могли никогда не узнать правду, — перебивает Ирэн. — Думаешь, так было бы лучше? Вряд ли. Думаешь, мы все не виним себя? Конечно, виним. Я, твои родители, родители Микаэла. Что не заметили, не поняли, упустили. Что потеряли их, чуть не потеряли тебя. Мы две недели сходили с ума, молили всех святых, чтобы ты выкарабкалась. А ты очнулась и хочешь умереть? — Только не надо просить, чтобы я была сильной. Она крепко обнимает меня, прижимая к себе. — Ты и так сильная. Думаешь, у меня не было таких же мыслей, как у тебя? Поверь, были. Даже хуже. Если уж искать виноватых, начинать надо с меня. Ведь если бы я приняла его ухаживания и вышла замуж за Патрика после школы, никто бы не погиб. Райнар остался бы в живых, и Роберт с Бенте тоже. Твой брат, Микаэла, мой сын. — И Ронан. — И Ронан. Но мы не должны брать на себя вину за чужие ошибки. Не имеем права. Выжившие продолжают жить. Мне нечего возразить, но я вовсе не такая сильная, как Ирэн. Поэтому плачу, уткнувшись в её плечо. — Без Лукаса… нет смысла. Он всё, что у меня было. Я не знаю, как… Как теперь жить, когда его больше нет. — Ты найдёшь новый смысл, Стеффи. Не сразу, но обязательно найдёшь. Поверь мне. Так устроена жизнь. Всё так, как должно быть.***
Внимательно наблюдаю, как сестра собирается домой, надевает плащ, достаёт зонт и смотрит на часы. Она измотана, и мне стыдно, что я продолжаю доставлять ей столько хлопот. — Ты вовсе не обязана торчать со мной по ночам, Эрика. Это же больница. Я никуда не денусь. — Я торчу с тобой по ночам, Стефф, не потому что ты куда-то денешься. Может, мне больше нечем заняться. Сестра пытается шутить, но за напускным весельем спрятано слишком много горя. Его столько, что хватит на весь город. Мы все будем расхлёбывать последствия ещё долго. Может быть, до конца жизни. — От Макса по-прежнему никаких новостей? — решаюсь спросить я. — Нет. Лиам ездил к нему вчера, но… Он даже не захотел с ним говорить. Мои звонки тоже сбрасывает. — Эрика передёргивает плечами. — Наверное, надо было давно ему всё рассказать. — О чём? Сестра отвечает не сразу. Смотрит задумчиво в окно, покусывая нижнюю губу. — Я ведь знала про них. Про Патрика и Микаэлу. — Откуда? Ты видела их вместе? Эрика мотает головой. — Микаэла рассказала. Здесь, в больнице. В тот день, когда потеряла ребёнка. Я не удивлена. Они всегда были близки, с самого детства. И особенно потом, когда Свен начал встречаться с Микаэлой. В каком-то смысле Эрика заменила ей меня. И раз уж она призналась даже мне, что Лукас — не отец, то, конечно же, рассказала всё сестре. Жаль, я не подумала об этом раньше. — Микаэла твердила, что выкидыш — наказание за её обман. Что она всё сделала неправильно. Поддалась минутной слабости, связалась с Патриком, использовала Лукаса, убедила Лиама молчать. Что очень сильно хотела этого ребёнка. Собиралась назвать его Свеном. Что на чужом несчастье новую жизнь не построишь. Горько усмехаюсь. Мы с Микаэлой похожи гораздо больше, чем я думала. Только мне повезло, что моей минутной слабостью оказался Лоренсен, а не какой-нибудь Патрик. И рядом всегда был Ронан. — Ты согласилась молчать? — Микаэла не просила молчать. Наоборот, хотела всё рассказать Лукасу. Её мучило, что он так убивается, хотя даже не отец. Это я убедила её не говорить. Раз она всё равно потеряла ребёнка и собирается развестись. Я подумала… Кому от этого знания станет легче? Всё только запутается, а это ни к чему, ведь меньше через полгода наша со Максом свадьба. — Сестра оборачивается и виновато смотрит на меня. — Я круто облажалась, Стефф. — Мы все облажались, Эрика. Ты не больше других. — Знаешь, что Макс сказал мне, когда уходил? Что у меня профессия такая: находить людским порокам оправдание и выставлять их в выгодном свете. Что он не хочет, чтобы я пыталась провернуть такое с ним и его отцом, потому что у меня может получиться. А он этого не заслуживает. — И что ты собираешься делать? Вижу, как она подбирается — вытягивается по струнке, словно оловянный солдатик. Даже становится чуть-чуть выше. — Собираюсь уважать его решение. Я ведь не могу заставить Макса вернуться ко мне, правда? Неизвестно, кому из нас сейчас труднее. Мне, потерявшей Лукаса и Ронана навсегда, или сестре, оставшейся вдовой при живом муже. Но и Макса винить сложно. Понятия не имею, как бы поступила я сама, если бы это мой отец перебил моих родных и близких. Я ведь бросила Лукаса и удрала из города подальше от всех при куда менее тяжких обстоятельствах. — Я могу как-то помочь? — Помоги себе и этим поможешь всем нам. Договорились? А вот и твоя сиделка, — Эрика оборачивается к вошедшему в палату Лоренсену. Приветливо кивает ему, забирая из его рук пластиковый стакан с кофе. — Спасибо. — Как ты заказывала: с соевым молоком и без сахара. — А говорят, рыцарей больше нет. — Тебе я тоже принёс подарок. Держи! — Лоренсен выуживает из кармана кожаной куртки продолговатую коробочку из белого картона и протягивает мне. — В наше время нельзя без айфона. Они стараются вести себя обычно. Словно ничего не случилось. Не потому что им легче сейчас, чем мне. Я знаю, уверена, что нет. Может, так и надо? Может, так правильно? Может, Ирэн права? Выжившие продолжают жить. Должны.***
За окном снова гроза. Почерневшее небо грохочет, взрываясь яркими вспышками. Крупные капли барабанят по карнизу, а ночью вообще шёл град. — Тебе принести что-нибудь? Кофе ещё нельзя, колу тоже. Может, сок? Хочешь черничного? Внизу продают свежий, без всех этих концентратов в пакетиках. Или смёрреброд? С улыбкой качаю головой. Лоренсен возится со мной, как с ребёнком. Настоящая курица-наседка. Из него выйдет отличный отец. — Слушай, тебе на работу не надо? В офисе, наверное, забыли, как ты выглядишь, — очень стараюсь, чтобы голос звучал бодро и строго. — А ты в больнице прозябаешь сутками третью неделю. — Не переживай. Я шлю им селфи. — Я серьёзно, Бьёрн. Мне совсем не хочется оставаться одной, но я не заслужила, чтобы со мной так нянчились. Тем более мне гораздо лучше. — Бьёрн? Ух ты, — Лоренсен насмешливо вздёргивает брови. — Я тоже серьёзно, зараза. Думаешь, я тупенький? Нетушки, — он, хитро прищурившись, стучит указательным пальцем по правому виску. — Я нанимаю только профессионалов, чтобы они выполняли основную работу. Поэтому могу быть здесь столько, сколько захочу. Шестерёнки крутятся без меня. Смирись. — Тогда… Давай поговорим, пока не пришла Дениз. — А сейчас мы, по-твоему, чем занимаемся? — Расскажи, как они погибли. Лукас и Ронан. Что ты знаешь? — Ты… — Лоренсен хмурится. — Это такой изощрённый способ выдворить меня отсюда, что ли? — Нет. Я хочу знать. Я готова. Я не уверена, что это на самом деле так. Что готова. Что когда-нибудь буду. Что к этому вообще можно подготовиться. Но тянуть дальше не могу. Все вокруг подыгрывают мне, беспокоятся. Не расспрашивают о том, что случилось со мной. Не говорят того, что я не хочу слышать, что изо всех сил отрицаю. Но наивная надежда, что однажды проснусь и всё это окажется дурным сном, давно растаяла. Я должна услышать, как всё произошло. Только так смогу окончательно принять реальность и попробовать смириться. Лоренсен встаёт с кресла, придвигает стул ближе к кровати. Садится. Он не спешит рассказывать и заметно нервничает. — Я выдержу. Я должна знать. — Ладно, — вздыхает он. — Когда ты не пришла в больницу, первым забеспокоился Лукас. Сначала пытался тебе дозвониться. Мы все пытались. Но ты не отвечала. Лукас увёл Ронана туда, где он тебя оставил — в парк. Там нашли твой сотовый в песке и поняли, что что-то произошло. Что-то очень плохое. Ты ведь не могла уйти без него, никому не сообщив. В больницу сразу же приехала полиция. Тот следователь, что беседовал с тобой. — Том? Лоренсен кивает. — Да. Вместе с Беккой. Их вызвали прямо с допроса. Потом и остальные подтянулись. Оцепили парк, начали допрашивать персонал, искать тех, кто что-нибудь видел или знает. Ты всё-таки дочь мэра, и в свете последних событий... В общем, они не церемонились. Сразу подняли твое исчезновение в статус приоритетных расследований. Ронан и Лукас съездили ко мне и в дом твоих родителей, но тебя нигде не было. А потом, — он лезет в карман и вытаскивает сотовый. Пару секунд возится, сбрасывая пароль. Протягивает мобильник. — Мне и Лукасу пришло это сообщение с неизвестного номера. Его пробили по базе — оказался одноразовым телефоном, купленным в гипермаркете за наличные. Пробегаюсь глазами по тексту: «Никому не говори и не привлекай полицию. Если хочешь, чтобы она жила, давай всё решим тихо и по-семейному. Как настоящие мужчины. Как поступил бы твой отец. Приезжай на Лосиное озеро». Представляю, что чувствовал Лукас, когда читал это. Я уверена, он сразу догадался, кто отправитель. Лоренсен наверняка тоже. Мы провели там не одни выходные — Патрик и Ирэн всегда устраивали семейные праздники в загородном домике Кнудсенов на берегу озера. — Почему ты его не остановил? — Не успел, — тяжело вздыхает Лоренсен. — Меня накачали лекарствами, телефон валялся на тумбочке. Я не сразу заметил. Вернее, не следил за телефоном вовсе. Все ведь были в больнице, рядом. Если бы что-то случилось, мне бы сказали. Я так думал. Когда увидел, было уже поздно. Скорее всего Лукас решил, что сообщение получил только он один, и умчался. Ронан поехал за ним. Ронан… Он наверняка считал себя виноватым. Ведь это он привёл меня в парк, он оставил меня там, а сам ушёл, когда я захотела побыть одна. Если бы только я пошла с ним. — Патрик бы всё равно нашёл способ заманить нас в ловушку, — Лоренсен крепче сжимает мою руку в своих ладонях. Оказывается, последнюю фразу я пробормотала вслух. — Мы не можем этого знать. Не отрицай. Если бы я не потребовала рассказать про Микаэлу, Лукас бы не устроил драку. Ирэн бы не выгнала Патрика из дома, и он бы не слетел с катушек окончательно. У нас… У полиции было бы время найти его раньше, чем он. — Я пытаюсь сдержать слёзы, но они сильнее меня. — Всё могло сложиться совсем по-другому. — Могло. И даже хуже, — мрачно перебивает Лоренсен. — Если бы Лукас не устроил драку, Патрик не накрутил бы Макса до истерики. Мне не пришлось бы сесть за руль его машины, я не загремел бы в больницу. И тогда бы точно не пропустил сообщение. Возможно, я не сидел бы сейчас здесь и вряд ли дышал. Получается, я должен благодарить чёртову косулю за то, что жив. И тебя. За то, что убедила Лиама рассказать, а Лукаса — что он был таким правильным психом. Был. Я никогда не привыкну говорить о нём в прошедшем времени. — У Патрика было преимущество, Стефф, — Лоренсен не позволяет мне возразить. — Он — больной ублюдок. Он перебил бы нас всех по одиночке. Пойми, уже чудо, что ты — жива. Прекрати себя изводить. От нас ничего не зависело. Мы не виноваты, что выжили. Тем более не виноваты, что другие погибли. Я заставляю себя задать самый страшный вопрос: — Как это произошло? — Патрик ждал нас. Знал, что приедем. Без вариантов. Поэтому подготовился. Устроил засаду и выстрелил в Лукаса из винтовки на дороге, когда он подъезжал к дому. С Ронаном ему пришлось повозиться. Видимо, Ронан услышал выстрелы и спрятался в лесу. Но он не знал эту местность так, как Патрик. В темноте в дождь там сам чёрт ногу сломит. А когда я увидел сообщение, сразу же набрал Лукаса. Он не ответил. Я попросил Дениз поискать его в коридорах. Но Лукас как сквозь землю провалился. Ронана тоже никто не видел. И я понял, что не успею, — продолжает говорить Лоренсен. — Позвонил Бекке, показал ей сообщение. Она рассказала федералам. Те попросили оставить голосовое сообщение Патрику на его обычный мобильник. Мол, мне всё известно о том, что он сделал с Райнаром. Потом предложить сдаться. А сам выслал на озеро группу захвата. Ирэн поехала с ним. Понятия не имею, зачем он её взял с собой. Наверное, надеялся, что она сможет убедить Патрика отпустить вас. Только отпускать было некого. Ирэн выстрелила в него через окно, когда Патрик собрался поджечь дом. Думала, он держит тебя в подвале. Но ему удалось всех обмануть. Полицейские прочесали лес, нашли только тела Лукаса и Ронана. Тебя нигде не было. А Патрику повезло — сдох по дороге в больницу. Иначе… — Лоренсен в бессильной ярости сжимает кулаки. Закрываю глаза, молча давлюсь слезами, от которых ни капельки не легче. Я слишком хорошо могу всё представить. Кажется, даже слышу, как шумит на ветру мокрый лес. Прерывистое дыхание, звуки выстрелов. Вижу, как Ирэн вскидывает винтовку, целится в того, с кем прожила двадцать с лишним лет и кто убил её мужа и сына. Кто чуть не убил второго. И меня. Наверное, она знает, о чём говорит, когда утверждает, что жизнь продолжается. Несмотря ни на что. Но у меня нет её силы. Свен погиб, потому что собирался доказать мою невиновность. Микаэла — потому что хотела рассказать мне про найденные документы. Лукас и Ронан угодили в ловушку, спасая меня. С этим мне придётся теперь жить всегда, пусть я понятия не имею как. И зачем. Патрик оставил меня истекать кровью. Я должна была умереть. Но я спаслась. Какой в этом вообще может быть смысл? — Как вы меня нашли? — Не мы. Одна из камер наблюдения засекла машину Патрика вечером накануне на выезде из промышленной зоны. Полиция перевернула там всё вверх дном, но без толку. Повезло, что тот федерал, что угощал тебя кофе, догадался проверить заброшенный мотель. Отправил туда Бекку. Ты что-нибудь помнишь? — Смутно. Патрик остановил машину, когда я как раз шла в больницу. Сказал, что хочет поговорить про Микаэлу. Что мы теперь одна семья и должны всё выяснить. Что Ирэн и её сыновья не станут его слушать, а меня — да. Я подумала, что так будет лучше для всех. Но когда села к нему в машину, Патрик что-то вколол мне в ногу. Я начала орать и попыталась открыть дверь. Тогда он ударил меня об стекло головой, и я вырубилась. Очнулась уже в комнате на полу, но всё было как в тумане. То ли от снотворного, то ли от удара. Не знаю. Может, он даже не собирался меня убивать сначала. Но потом заметил на пальце кольцо Лукаса и будто свихнулся. Орал, что ненавидит нас. Что мы испортили ему все планы. Начал крушить мебель. Я пыталась до него достучаться, но он даже не слушал. Снял с меня кольцо, долго смотрел на него, что-то бормотал про Ирэн. Наверное, знал, что оно досталось ей от матери Райнара. Потом пообещал, что оставит меня умирать, а сам сделает, что давно должен был — избавится от тебя и Лукаса. Выстрелил мне в живот. Кажется, дважды. И ушёл. Не помню. Наверное, я потеряла сознание. Когда пришла в себя, попыталась выйти, но не смогла дальше коридора. — Ленсман привезла тебя в больницу без сознания. Мы… Я… Я боялся, что ты не выживешь. Что ты тоже… уйдёшь. Как они. Врачи сказали, у тебя остановилось сердце, — голос Лоренсена звенит от волнения и переходит на шёпот. — Никогда больше не смей так делать, слышишь? — он наклоняется ко мне, сжимает моё лицо в своих ладонях. В глазах блестят слёзы — я ни разу в жизни не видела Лоренсена таким. — Никогда не смей меня так пугать, зараза. Клянусь, я вытащу тебя даже с того света, поняла? Ты мне как сестра. Ты гораздо больше. Ты — всё, что у меня осталось от нас. От них. Дверь распахивается, миловидная докторша входит в палату и нерешительно косится на усевшегося обратно на стул Лоренсена. Он смущённо отворачивается. — Мы получили результаты твоих последних анализов. Я бы хотела кое-что с тобой обсудить, — она бросает короткий взгляд на затылок Лоренсена. — Наедине. Чувствую, как по спине ползёт предательский холодок. Как бы вытаскивать меня с того света не понадобилось слишком быстро. — Что-то не так? — Это… эм-м… — Можешь говорить при нём, — разрешаю я. — Ты уверена? — мнётся докторша. Приходится как можно убедительней кивнуть. — Да. Он — семья. — Ты беременна.***
С приходом июля над Флёдстеном нависли тучи, и небо словно прорвало. Лишь изредка превращаясь в мелкий косохлёст, всю неделю шёл проливной дождь — с той самой ночи, когда я очнулась. А сегодня с утра на голубом небе ни тучки, яркое солнце немилосердно слепит даже сквозь опущенные жалюзи, обещая, что день будет жарким. Желание хотя бы на полчасика выйти на прогулку появляется и тут же пропадает. Я привыкла к этой палате, она — как скорлупа, защищает меня от мира. Но что будет, когда придёт время уходить? Я даже не знаю, где теперь мой дом. Есть ли он у меня вообще. Не хочу возвращаться к родителям. Тем более не представляю, как смогу войти в свою квартиру в Торонборге. Да я даже порог берлоги Лоренсена боюсь переступать, зная, что никогда больше не услышу голос Лукаса. Стоит мне покинуть стены больницы, как всё вокруг будет напоминать о тех, кого уже никогда не будет в моей жизни. Я не должна торопиться. Меня ведь ещё даже не выписали. Потом смогу перебраться к Эрике, пожить у неё. Ей не помешает компания. Или поехать к тёте в Видарсхавн. По крайней мере до тех пор, пока не пойму, что делать дальше. У меня в запасе восемь месяцев, чтобы определиться. А сейчас просто хочу побыть немного одна, чтобы подумать. Я ведь до конца не осознаю даже тот факт, что у меня скоро родится ребёнок. Ребёнок от Лукаса! Утешительный приз судьбы, как пошутил Лоренсен. Но в чём-то он прав — я отчаянно искала смысл, ради чего жить дальше. Теперь он у меня есть. В дверь негромко, но настойчиво стучат. За последние сутки у меня побывал чуть ли не весь город, а столик у изголовья ломится от букетов. В этом один из минусов моего нынешнего положения — нельзя сделать вид, что меня нет дома. Приходится принимать всех. Устало откликаюсь, разрешая войти. Кто бы это ни был. — Извини, что беспокою. — В проёме появляется приветливое лицо Тома. — Решил навестить тебя перед работой. — Ты? — Я даже не пытаюсь скрыть удивления. За всю долгую неделю полицейские побывали у меня дважды. Оба раза приходил тот самый федерал, которого я видела в холле вместе с родителями Микаэлы. Он ничего не говорил про Тома, даже не упоминал его имя в разговоре. Быстренько взял показания, задал несколько вопросов про Патрика и всё. Я тоже не стала его расспрашивать и совсем не ожидала когда-нибудь увидеть Тома ещё раз. — Привет, — он прикрывает за собой дверь. — Прими мои искренние соболезнования. Собирался заглянуть к тебе сразу, как ты пришла в себя, но никак не получалось. — Ничего страшного. — Я тоже стараюсь быть вежливой. — Спасибо. — Как ты себя чувствуешь? — Живой. Благодаря тебе. — Тебе уже рассказали? Прости, что не удалось спасти всех. — Теряюсь под его взглядом. В нём, как и в голосе Тома, столько неподдельной грусти, что я не знаю, как реагировать. Он показывает на стул. — Можно? — Конечно. Что-нибудь случилось? — Вообще-то я к тебе с неофициальным визитом, если можно так выразиться. Хотел попрощаться и кое-что отдать. Вот, держи, — Том протягивает на раскрытой ладони маленький прозрачный пакетик, в котором обычно хранят улики. Внутри — моё помолвочное кольцо. — Оно не записано как вещественное доказательство. И я подумал, что вернуть его хозяйке — не такая уж плохая идея. Испуганно смотрю на Тома, не решаясь прикоснуться к кольцу. Какое-то дежавю, словно судьба насмехается надо мной снова и снова. Том по-своему расценивает моё молчание. — Это ведь твоё? Я ничего не перепутал? — Моё… То есть Лукаса. В смысле он подарил мне его на нашу помолвку. Только я не знаю, что с ним теперь делать. — Я действительно не знаю. А ещё боюсь до него дотрагиваться. — В последний раз, когда мне его отдали, погибли очень близкие люди. — Вряд ли оно заколдованное. Но если настаиваешь, я верну его в архив. — Нет! — Я всё-таки преодолеваю страх и забираю пакетик. Смущённо тереблю его в руках. Понимаю, что выгляжу сейчас в глазах Тома полной дурой. — Спасибо тебе. — Не стоит. Оно твоё. — Нет, правда. Это кольцо много для меня значит. Ты вовсе не должен был мне его возвращать. Поэтому спасибо. Я… я буду хранить его. На память. — Память — это всё, что у нас остаётся, когда больше нет надежды. — Он вдруг широко улыбается. — Мне сказали, я могу тебя поздравить? Или женщин не принято поздравлять с беременностью? Невольно улыбаюсь в ответ. — Не знаю. Наверное, нет. Но всё равно спасибо. Снова. — Давай-ка я лучше перейду сразу к делу, а то ты так и будешь меня благодарить без конца. — Том опять становится серьёзным. — Расследование почти закончено. Полагаю, они не станут торопиться с выводами, ведь убийца мёртв, никакого обвинительного процесса проводить не требуется. К тому же многое не доказать, а речь идёт о судье, и компрометировать систему без доказательств никто не отважится. Но я через несколько дней улетаю обратно в Торонборг, поэтому подумал, что будет честнее самому всё тебе рассказать. Тем более ты сильно помогла следствию. Я не замечаю в его голосе сарказма, но последняя фраза звучит, как жестокая насмешка. — Помогла следствию? Я? Чем, интересно? Что чуть не погибла сама? — говорю резче, чем должна. — Я и представить не могла, что Патрик... В самом страшном сне. Что он — тот самый человек, который убил Райнара. Моего брата и… Их. Всех. Лукаса. Не понимаю зачем? За что он так ненавидел нас? — Комок в горле мешает договорить. Замолкаю, чтобы не разрыдаться прямо на глазах Тома. — Никто не мог представить, Стеффани. Но ты приехала, разворошила улей и… — И погубила своих близких, — заканчиваю за него я. — Ты не виновата в смерти Лукаса, если ты об этом. Тем более в смерти Ронана. Они не должны были ехать на озеро одни. Слишком самоуверенно и глупо. Надо было предупредить полицию. Хотя бы ленсмана, как сделал Лоренсен. Или меня. Никто бы не погиб, и мы гораздо быстрей нашли бы тебя. Но они совершили ошибку, которая стоила им жизни. Если кто и мог предвидеть такое, это я. Но я тоже ошибся, — Том печально разводит руками. — К сожалению, мы не можем знать всего наперёд. — Но вы ведь узнали, почему Па… — мне сложно называть его имя. — Почему он убил их всех. Правда? — И да, и нет. Судья Кнудсен оставил свой дневник Ирэн. Всё выглядит так, что он не собирался увиливать на этот раз или пускаться в бега. Он предполагал, что не выберется живым. И как любой псих жаждал внимания. Жаль, что его зациклило на прошлом. — В каком смысле на прошлом? — Буквально. На Ирэн, её замужестве и собственном неудачном первом браке. По версии судьи ленсман Бек погиб в результате несчастного случая. Правда, я бы классифицировал это иначе — как непредумышленное убийство. Что-то подсказывает, что Том гораздо ближе к истине, чем этот дегенерат в своих писульках. — Если вкратце, то он возвращался домой сильно пьяным, не справился с управлением и столкнулся на дороге с ленсманом. Насколько я понимаю, Райнар был очень принципиальным и честным человеком. Он не пожелал списать «это маленькое недоразумение» по старой дружбе, пообещал не только штраф, но и подать на судью официальный рапорт, что сулило тому огромные неприятности. Между ними завязался спор, Патрик ударил Райнара его же ножом. А потом запаниковал, оттащил тело в лес и сбежал. В дневнике он клянется, что был уверен — тот ехал один. И только на следующий день узнал про Лиама, когда благодаря вам они нашлись. Ну, а дальше по цепочке. Роберт Лоренсен что-то заподозрил, затеял частное расследование. Судья Кнудсен испугался, попытался воспользоваться своим положением, а потом решил и вовсе избавиться от дотошного бургомистра. У вас тогда была вечеринка, и он использовал это, чтобы заставить Роберта выехать из города на шоссе. — А потом Свен нашёл доказательства, что авария Лоренсенов — не случайность, и тоже погиб. — К сожалению, ты права. Наверное, твой брат шёл к Лукасу, чтобы показать данные технического осмотра. Лукас ведь разбирался в машинах, верно? Молча киваю. — Вот. А нарвался на его отчима и каким-то образом проговорился. А может, ещё раньше, когда собирал информацию. У судьи Кнудсена наверняка были связи в архивах, — продолжает рассуждать Том. — Он ничего об этом не писал, но, думаю, уже тогда пытался подставить Лукаса. Поэтому использовал для убийства охотничий нож Райнара и бросил тело на пустыре возле его дома. — Но ведь Свен был ещё жив. Откуда Па… Откуда Кнудсен мог знать, что Свен не успеет его выдать? — Не мог. Видимо, не успел добить. Наверняка его кто-то вспугнул. Вернувшийся со смены раньше обычного Лиам или кто-то другой. Тот вечер добавил судье пару седых волос. Как и убийство твоей подруги Микаэлы. Только в этот раз добить её помешала ты, когда пришла в беседку. — Он убил её из-за их романа, да? — Думаю, дело в другом, — Том задумчиво трёт переносицу. — В отличие от истории с Райаном судья не очень-то многословен насчёт Микаэлы. Но если учесть показания всех, кого мы успели допросить, то скорее всего он сам был инициатором их романа. Видимо, чтобы прощупать почву. Её родители рассказали нам, что незадолго до этого она сообщила им про свою недавнюю находку — какой-то старый блокнот с личными записями Свена. Наверное, он испугался, что среди них может быть опасная для него информация. А может, пытался разыскать те самые документы, которые мы нашли в доме Беков. Но потом передумал или решил, что Микаэла безобидная. Но он явно недооценил её, потому и избавлялся так грубо — прямо на свадьбе собственного сына. Даже нож бросил там же. — Может, он хотел подставить Лукаса снова? — Сомнительно, — качает головой Том. — Как судья он должен был знать, что это лишь косвенная улика. Тем более без отпечатков. Вряд ли он надеялся, что один из вас вытащит нож из тела. Если вообще предполагал, что Лукас придёт в беседку вместе с тобой. Он прав. Лукас пошёл туда из-за меня, а этого Патрик никак не мог знать. Даже если подслушал часть нашего разговора с Микаэлой. — Тогда зачем ему нож Райнара? Он ведь хранил его столько лет. — Как ни банально, — Том разводит руками, — трофей убитого врага грел ему душу. В его дневнике об этом целый абзац. Так что вряд ли он собирался расставаться с ним на свадьбе. Но ты помешала. — Слишком поздно помешала, — вздыхаю я. — Как он вообще выбрался оттуда? Ведь полиция всё оцепила. Том пожимает плечами. — На самом деле это не так уж и сложно. Судья Кнудсен приехал на свадьбу одним из первых, задолго до появления гостей. У него было достаточно времени всё заранее спланировать и подготовить. Он ведь знал, где вы будете ждать невесту. А потом заманил туда Микаэлу или воспользовался тем, что она договорилась встретиться в беседке с тобой и пришла одна. Согласно свидетельским показаниям, судья Кнудсен уезжал из парка во время свадьбы. Якобы, чтобы убедиться, что его первая жена благополучно добралась до гостиницы. К сожалению, этих деталей мы никогда не узнаем. Для закрытия дела достаточно того, что именно он убил Микаэлу. — То есть нам повезло, что Ирэн его застрелила, — с горькой усмешкой констатирую я. — Иначе нас ожидал бы длинный судебный процесс. — Нам повезло, что мы нашли тебя живой после того, как он был убит. Я должен был догадаться раньше. Но беспокоился и думал о другом. Теперь моя очередь внушать остальным, что они не виноваты в том, что случилось. — Ты просто выполнял свою работу, Том. — Не совсем. — В смысле? — Мне становится неуютно под тяжестью его взгляда. — Что ты хочешь этим сказать? Ты разве не полицейский? — Полицейский, конечно. Но оказался здесь вовсе не по воле случая. Всё несколько сложнее и имеет отношение к Ронану. Это он попросил меня приехать и заняться этим делом. Вот теперь мне по-настоящему страшно. Из сотни вопросов, проносящихся сейчас в голове, озвучиваю, наверное, самый идиотский: — Разве вы сами решаете, каким делом заниматься? — Конечно, нет. Но при определённых обстоятельствах можно проявить достаточно инициативы, чтобы желания и возможности совпали, — уклончиво отвечает Том. — И ты оказался достаточно инициативным, чтобы приехать в Скрелингланд, потому что… — Это долгая история, — со вздохом произносит он. — Тринадцать лет назад в Видарсхавне взорвали ювелирный магазин, чтобы добраться до сейфа с бриллиантами. Моя бывшая девушка работала там в тот вечер и погибла. А твой брат добивался амнистии для осуждённой за это преступление. — Свен? — тупо переспрашиваю, запоздало понимая, что других братьев у меня нет. Том кивает. — У него не получилось. Он подал ещё одно прошение, но его тоже отклонили. Ронан подозревал, что твоего брата убили именно из-за этого. Своеобразная месть сообщников за неудачу. И что убийство Микаэлы — тоже на их совести. Она ведь была невестой Свена, могла что-то узнать про них или каким-то образом помешать. — Какое Ронану дело до всего этого? — Погибшая от взрыва девушка была его сестрой. — То есть ты… и он… Нет, погоди. Стой. — Я пытаюсь вспомнить всё, что знаю о Ронане. Всё, что он говорил в нашу последнюю встречу. И осознаю наконец, что Ронан слишком многое не успел или не захотел мне рассказать о том, почему он принял предложение моих родителей и чем конкретно занимался в последние дни во Флёдстене. А следом — что для Тома Ронан далеко не просто очередная жертва преступления. И я понятия не имею, как реагировать. — Ронан позвонил мне в тот же вечер, когда тебя и Лукаса увезли в участок, — продолжает Том. — Вкратце рассказал, что у вас происходит, и предупредил, что мэр собирается передать дело нам. Просил добиться перевода сюда. Не сразу, но у меня получилось. Но когда я приехал, вы уже нашли коробки с документами и стало ясно, что Ронан ошибся. — Ты поэтому был так обходителен со мной, да? Из-за него? Это Ронан попросил тебя? Том смотрит на меня с грустной улыбкой. — Ронан очень тобой дорожил, Стеффани. Ты ему нравилась. Теперь я понимаю, почему.