Buns for breakfast

      Храм наполнился гулом голосов и дрожащим светом сотен зажженных свечей. Где-то в этом приглушенном гомоне Тэлина потеряла из вида Магду и остальных, и теперь отчаянно тянула шею, пытаясь высмотреть их в толпе. В какой-то момент она заметила знакомую фигуру и поспешно устремилась вслед за ней, извиняясь на ходу перед теми, кого она в процессе толкала.       Почему-то у всех присутствующих на Конклаве были удивительно пустые и безжизненные глаза.       Магда скрылась за одной из дверей, и Тэлина ринулась туда, распахнула ее и замерла от увиденного.       — Что здесь происходит? — услышала она себя со стороны.       Корифей медленно повернулся к ней и бросил под ноги сферу.       — Бери, — пророкотал он, не сводя с Тэлины пламенеющего алым взгляда.       — Бери, — поддакнули окружавшие его Стражи, так же медленно поворачиваясь к ней.       — Бери, — согласилась распятая в воздухе Джустиния, сверля ее закатившимися глазами.       Тэлина почему-то послушалась и протянула к сфере руку, хоть и знала, не стоило этого делать. Взять ее она все равно не смогла, ведь из оборванного, перепачканного рукава робы вместо руки торчала окровавленная культя с огрызком кости.       Корифей зашелся в хриплом, кашляющем смехе, и Тэлина отступила назад, не сдержав вскрик.       И проснулась под строгим взглядом Жозефины.       — Вестница, — укоризненно произнесла посол, ткнув в ее сторону пером. — Храмовники или маги?       — Маги, — осипшим от кошмарного сна голосом, ответила Тэлина, оглядываясь.       — Конечно, маги, — поморщился Каллен, не глядя в ее сторону. — Она сама — маг, что еще она могла ответить? Они не люди, они не имеют права голоса.       — И они виноваты во взрыве на Конклаве! — скрипуче добавил Родерик. — Ее надо повесить.       — Зачем же так сразу? — из тени выступила вперед Лелиана, на плече у нее сидел ворон. — Сначала Вестница нам поможет.       В дрожащем свете очертания комнаты подрагивали и плыли, и Тэлина не сразу поняла, что они в церкви, в Убежище. Попыталась придержаться руками о стол и подняться, но левая ушла в пустоту, и Тэлина, не найдя опоры, едва не упала.       — Сжечь! — взвыл Родерик.       Кончик пера Жозефины все так же обличающе указывал на застывшую под ним Тэлину, которая наконец-то поняла, что все еще спит.       И проснулась, захлебываясь ледяным, морозным ветром.       — Нельзя спать, — сказала она сама себе, медленно, с трудом поднимась. Мир вокруг пожирала бесконечная метель, но где-то там впереди тлели костры. Она успеет, она дойдет, не замерзнет насмерть.       Попытавшись прикрыться от забивающегося в глаза снега, она снова поняла, что руки нет. Пустой рукав, наскоро закрепленный какой-то тряпицей, насквозь промок от крови, уже смерзшейся и превратившейся в лед. В открытый от страха рот ветер мгновенно сунул полную пригоршню снега, и от этого она снова открыла глаза.       — Возьмите меч, Инквизитор, — Тэлина послушно протянула за ним руку, но меч с грохотом упал на камни.       Звон гулко отдался в ушах, пока она оторопело смотрела на то место, где раньше была ее кисть, ладонь, пальцы. Теперь там была пустота.       Толпа внизу яростно взвыла.       Дракон ревел, а камни крошились под их ногами, и как она не спешила, бездна позади настигала ее.       — Давай руку! — отчаянно крикнул Хоук, протягивая ей ладонь.       Тэлина дернулась к нему, но схватил он только пустой рукав куртки. Ткань скользнула между растопыренных пальцев, и Тэлина упала вниз, кувыркаясь и понимая, что разрыв ей открыть нечем.       И проснулась, задыхаясь от нехватки воздуха.       — Миледи Инквизитор, — сладко улыбнулась ей Флорианна, склонив голову в насмешливом жесте. — Вы позволяете себе дремать во время нашего танца? Как невежливо! Двор не одобрит.       — Вам показалось, — соврала Тревельян, сглатывая.       — Действительно, — притворно удивилась графиня. — Подайте же мне руку, миледи Инквизитор. Или подождите, то, что она у вас есть — мне тоже показалось?       Руки не было, и обнаружив это, Тэлина позорно споткнулась и упала, нелепо, больно, на бок. Редкие смешки дворян почти мгновенно разошлись безудержным гулом, кривя и размывая их лица вокруг. Может, размывались лица от слез, которые, непрошенные, покатились по ее щекам.       Или не от слез, а от воды, которой брызнули ей в лицо.       — Очнулась? — мрачно поинтересовалась нависающая над ней Морриган. — Не стоило просить моих советов, коль ими ты побрезговать решила. Мне мудрости колодца не хватало, а ты их голоса и не расслышишь.       — Чьи? — губы пересохли, и Тэлина собрала языком попавшие на них капли.       На вкус вода была очень соленой.       — Той, что когда-то матерью звалась мне. Подай мне руку, помогу тебе подняться.       Тэлина послушно протянула ей ладонь, но на лице ведьмы отразилось лишь недоумение: на секунду показалось, что обрубок руки отразился в прищуренных желтых глазах.       Фигура Морриган медленно расплылась перед глазами и превратилась в огромные очертания другого существа. Дракон ощерился и ринулся на второго, пасть которого сочилась красным лириумом. От удара кожистых крыльев Тэлину отбросило в сторону, она попыталась выставить руку, но вместо этого больно ударилась левым плечом в обломок стены Храма. На ее движение обернулся и Корифей, и красный луч энергии через мгновение вонзился ей прямо в грудь.       Тэлина проснулась рывком и села, тяжело дыша и придерживая рукой колотящееся сердце. Не сразу сообразила, что рука на месте, и потрясенно разглядывала ее, вертя перед собой и так, и этак. Все та же ладонь, шрам на ней, грязь под ногтями. Не веря своим глазами, Тэлина позволила себе робкую улыбку.       — Прости, — сказал Солас, глыбой нависая над ней и прикрывая от падающих лучей солнца. — Мне очень жаль.       — За что? — успела удивиться Тэлина, прежде чем рука, выставленная перед ней, осыпалась прахом.       Или пеплом — и она неверяще смотрела на то, как он летит, подгоняемый ветром. Соласа рядом уже не было, но его “прости” все еще шелестело в листьях деревьев, которыми густо заросли эльфийские руины.       А потом пришла темнота.              Теплые сухие руки касались ее лица, проверяя на ощупь лоб. Магда — поняла Тэлина. Нет, это не могла быть она, ведь на Конклаве погибли все. Но кто же…       — Мама? — позвала она, не открывая глаза.       В полудреме, не иначе. Ведь мама была в Оствике, пятнадцать с лишним лет назад.       — Ах, милочка, где же ваши манеры? Намекаете на мой возраст? Будь на вашем месте кто-то другой, он бы лишился языка, уверяю вас.       Ресницы слиплись,и глаза открываться никак не хотели. Но Тэлина это все-таки сделала, оставив на нижнем веке, казалось, половину ресниц с верхнего.       — Вивьен? — удивилась она, все так же ощущая теплую ладонь на своем лбу.       — Мама, подумать только! — фыркнула та, картинно закатив глаза. — Впрочем, не могу не признать, это очень мило, что очнувшись вы первым делом зовете маму.       — Это странно, — голос, казалось, скрипел, как несмазанные колеса телеги, и Тэлина от его звука поморщилась.       — Действительно, — согласилась с ней Вивьен и наконец убрала руку, отвернувшись к столику. — Насколько мне известно, отношения с родней вы не поддерживаете.       После нескольких глотков воды и воздуха, говорить стало легче.       — Вам действительно много известно.       Вот теперь Вивьен посмотрела на нее с нескрываемым разочарованием.       — Цветик мой, я не сомневаюсь, что вы глубоко уверены в информированности вашей длинноносой рыжей шпионки, но неужели вы полагаете, что я информирована хуже? Поверьте, будь это так, я бы не сидела сейчас на Солнечном троне. Ах, милая Инквизитор, вы едва проснулись, а уже огорчили меня дважды!       Вивьен удрученно покачала головой и снова подала ей стакан. Тэлина благодарно прикрыла глаза, стараясь пить не слишком жадно и не огорчать Великую Жрицу в третий раз.       — Я прекрасно знаю о вашей встрече в Оствике, душенька. Не могу одобрить ваше решение — то было весьма неумно с вашей стороны отринуть родство достаточно влиятельной семьи. Но могу сказать, я никогда не питала надежд что вы станете виртуозом в Игре.       — Куда мне до вас, — отозвалась Тэлина, тяжело дыша и снова укладывая голову на подушку.       Что-то болело, но определить, что именно, она не могла — казалось, болело все тело, и даже воздух рядом с ним. Отвратительное ощущение, будто ее засунули между жерновов мельницы и прокрутили их пару раз.       — Действительно, — смилостивилась Вивьен, убирая стакан. — Но это хорошо, конкуренты мне не нужны. Иначе пришлось бы от вас избавляться, а я так — страшно признаться — привыкла к вашему умилительному невежеству и ужасным бровям!       Тэлина на это ничего не ответила, и, выдержав паузу, Вивьен снова заговорила.       — Как вы себя чувствуете?       — Отвратительно, — честно призналась она. — Как будто по мне пробежало стадо друффало.       Даже не открывая глаз, Тревельян знала, что ее собеседница поморщилась.       — Неудивительно, — отозвалась она. — Ваше тело с трудом выдержало то количество магии, которое вы через себя пропустили. Я удивлена, как вы не потеряли что-то еще.       — А что я потеряла? — запоздало удивилась Тэлина и открыла глаза.       Ни лице Вивьен появилось не присущее ей выражение, между сочувствием и жалостью, но чародейка мгновенно вернула на место привычную маску.       — Руку, милочка. Но, смею заметить, это малая плата за жизнь.       Медленно поднимая левую руку, Тэлина уже знала, что увидит там. Она видела это в кошмаре, раз за разом, не находя своей руки там, где она была. Медленно-медленно из тумана в ее голове всплывали обломки памяти, сцены того, как она ползет по ступеням, а ее пальцы осыпаются каменной крошкой. Как она падает в элювиан, а потом Бык опускает на камни свой огромный топор, лишая ее руки.       Она спешно закрыла глаза, но слезы все равно успели сбежать из-под наверняка оборванных ресниц. Вивьен тяжело вздохнула.       — Ну-ну, цветик мой, не стоит, не разочаровывайте меня в третий раз.       Сил на глупое “простите” у нее совсем не было, и Тэлина просто беззвучно плакала. Только сейчас поняла, как же пусто там, в рукаве просторной рубахи, лежавшем слева от нее. Никаких шрамов на ладони и грязи под ногтями после очередного неудачного падения. Никаких мозолей на подушечках от посоха, никаких неловких пальцев.       Никакой метки. Никакой руки.       — Если вы надеетесь, что я разжалоблюсь и пущу к вам этого бородатого неряху для утешений, то вы весьма ошибаетесь во мне, цветик мой.       Тэлина открыла глаза, смаргивая слезы.       — Хоука? С ним все в порядке, как он?       Твердой рукой Железная Леди придержала ее за плечо, не позволяя встать. Под ее жестким взглядом Тэлина сама улеглась обратно на подушку, не смея и пикнуть.       — Нет, дорогая моя, никаких подъемов. Неужели вы думаете, что я, Верховная Жрица, провела тут с вами не один час, пытаясь спасти вашу жизнь, а теперь позволю вам все испортить?       Легкого отрицательного движения головой ей оказалось достаточно, и железная хватка на плече Тэлины ослабла.       — Вот и правильно, душенька моя. Конечно, я понимаю, куда романтичнее вам казалось бы очнуться, когда избранник сидит у вашей постели и держит вас за руку, но я не могу вам этого позволить. Вам сейчас, в первую очередь, нужен покой.       — Он жив?       Сейчас она вспомнила, что произошло там, в руинах, до ее встречи с Соласом. Якорь взорвался, и Хоук пострадал — и она ведь даже не знала, как он!       — Более чем, — Вивьен покачала головой. — Мне пришлось привлечь стражу, чтобы выдворить его отсюда.       На этот раз возмущение было уже во взгляде Тэлины, но на нее молчаливый вопрос Вивьен только отмахнулась и позволила себе легкую, едва заметную улыбку.       — Цветик мой, — мелодично пропела она, склоняясь пониже. — Вы забываете, что я тоже маг. И провела свое детство и юность в Круге, поэтому прекрасно представляю ваши романтические мечты о любви. И знаю о вашем романе, еще в Оствике. Увы, в Круге такие вещи никогда не заканчиваются хорошо.       Тэлина сглотнула, почти позабыв о слезах. Действительно, Вивьен слишком много о ней знала.       — Вы, позвольте мне признаться, совершенно бездарны в Игре. Такие, как вы, не могут оставить наивные мечты о любви и романтике, которые совершенно непозволительно иметь тем, кто участвует в Игре. Там, где добиться чего-то можно своим телом или умелой игрой в чувства, вы будете избегать этого и ждать прекрасного принца из далеких земель, который сломает стены башни и увезет вас в счастливую даль. А потом, вдруг встретив кого-то мало-мальски подходящего под описание принца, с головой бросаетесь в бурю эмоций. В Игре вас бы убили в первый же вечер, дорогая.       Вивьен, видимо, устраивало ее молчание, поэтому она продолжила свой монолог, приняв его за согласие.       — Признаться, я была удивлена, что вашим выбором стал Защитник. Каллен куда больше походил на роль волшебного принца, хоть его замашки прожженого храмовника мне претят. Не буду спрашивать, что вы нашли в Защитнике, мне этого все равно не понять. Но, опять же, повторюсь — вам нужен покой, поэтому я его сюда не пущу.       — Почему? — слабо возмутилась Тэлина, хмуро сдвинув брови.       Вивьен закатила глаза и легонько шлепнула ее ладонью по плечу.       — Вы влюблены, милочка моя, а как будто мне неизвестно, чем будут заниматься влюбленные, оставшись наедине после тяжелого испытания. Близость смерти обостряет чувства, это общеизвестный факт. Ах, не краснейте же так, я не собиралась открывать вам глаза, вы и без меня все это прекрасно знаете.       Вивьен поднялась, шурша одеждами, и аккуратно расправила подол.       — Поэтому — покой. Поверьте, если бы вы не были мне нужны, я бы не сорвалась по первому же зову к вам и не сидела бы тут. Но — увы — лекари вряд ли справились бы, а ваша смерть сейчас мне не с руки. Отдыхайте, цветик мой, я к вам еще загляну.       Глядя в прямую спину чародейки, Тэлина не могла избавиться от чувства, что последнее сказанной ею не было правдой. Но Вивьен была права: Тэлина никогда не сравнилась бы с ней в Игре, поэтому глупо было пытаться угадать, где она говорила правду, а где умело ее скрывала.       Просто ей так показалось.                     Несколько дней к ней не пускали никого. Навещала Тэлину только сама Вивьен, в сопровождении лекарей. Они осматривали ее, поили отварами, перевязывали остатки руки и тихо, неслышно переговаривались. Из услышанных обрывков разговоров она поняла: жить ей так теперь с одной рукой всю жизнь. Не то, чтобы Тэлина так уповала на магию, но она когда-то слышала, теоретически, возможность магически восстановить конечность существовала. Если бы она нашла где-то очень сильного и опытного целителя, коих в Тедасе после войны, наверное, и не осталось.       Она плакала ночами — от боли в отсутствующей руке, от бессилия и одиночества. Когда ей, наконец, разрешили вставать, Тэлина с ужасом осознала свою полную беспомощность: одеться самостоятельно у нее не вышло. Что уж говорить было о купании.       Ей прислали служанку, не запуганную эльфийку, а румяную дочку какого-то шевалье, чья мечта работать при дворце наконец-то сбылась. Та, помогая ей вымыться, много говорила. Рассказывала, что прислуги во дворце осталось мало — эльфы в большинстве своем покинули Халамширал. И, поговаривали, Орлей вообще. Тэлина к своему ужасу могла понять причины: они присоединялись к Фен’Харелу, к Соласу, который спас ей жизнь, пусть и такой ценой.       А потом свою цену заплатит и весь Тедас, во имя возрождения его мира. И она ничего не сможет сделать, бесполезная сейчас.              Первыми пришли советники. Кассандра смотрела на нее с печалью и болью, Жозефина и Каллен отводили глаза, и только взгляд Лелианы был тверд и холоден. Ее не смущал ни заколотый рукав рубахи, ни осунувшееся лицо, ни бледный вид Тэлины.       — Инквизитор, — начала Лелиана, снова взяв официальный тон. — Расскажите нам о результатах похода в Дарваарад. Вам удалось остановить кунари? Найти Соласа?       Тэлина медленно, словно опасливо, кивнула. Пока была одна, сотню раз проговорила про себя, вспомнила, как могла, каждую мелочь и деталь, все, что могло оказаться важным. И теперь рассказывала: про Виддасалу и ее план, про Соласа, обратившего всех кунари в камень.       Лишившего ее руки и Якоря во имя уничтожения мира.       Страшно было смотреть на то, как меняются лица советников. Недоверие и удивление сменялись страхом и почти растерянностью. Был ли он опаснее Корифея? Сейчас, когда Инквизиция почти перестала существовать?       — Ты не передумала? — спросила ее напоследок Кассандра, и Тэлина помотала головой, виновато поднимая вверх огрызок руки.       — Я больше никогда не смогу быть Инквизитором, Кассандра, — горько сказала Тэлина и опустила руку, отворачиваясь к окну.       Никогда не сможет быть тем, кем была, кем жила последние годы. И это ощущалось так, словно она потеряла часть себя.       — Даже если ты не будешь Инквизитором, ты все равно будешь моей подругой, — твердо ответила Кассандра.       Тэлина благодарно ей кивнула.              Хоук просочился в ее покои словно тень. Возможно, Вивьен еще не сняла запрет, но Тэлина понимала, его это вряд ли волновало. Она провела тут несколько дней и могла поклясться, он ждал возможности поговорить.       Она сама ждала этого. А теперь, когда он стоял перед ней, растерянный и потерянный, не знала, что сказать. Сглотнула, машинально взяв себя за предплечье, оставленное ей Соласом. И Хоук вздохнул, шумно и хрипло, дернулся с места, к ней, и сгреб в охапку, вместе с заколотым рукавом, мокрыми глазами и всеми ее потерянными частями.       — Прости меня, — всхлипнула Тэлина, закрывая глаза. — Я чуть не убила тебя.       Хоуку полагалось пошутить или съязвить, сгладить как-то ее слезы и нелепое, неуместное извинение — но он смолчал, только крепче сжимая ее в объятиях.       — Это мне стоит извиняться, — не поднимая головы, тихо ответил он. — Знаешь, я ведь всегда знал, что навлекаю беду.       — Неправда, — не согласилась она и потянулась тоже его обнять, неловко, одной рукой.       Непривычно и больно ткнулась культей в плечо Хоука, и тот совсем застыл статуей, той, стоявшей в порту Киркволла.       Почти той: там он выглядел на двадцать лет моложе и счастливее, чем сейчас.       — Я сразу знала, когда приехала сюда, что все закончится плохо, — прошептала Тэлина, чуть поворачиваясь, пытаясь найти губами его щеку.       Нашла — мокрую и колючую, и не стала просить его посмотреть на нее. Стало вдруг очень больно и горько, он так переживал из-за нее, а она доставила ему столько горечи. Кто еще тут кому навлекал, правда, Хоук?       Хоук отстранился, взял ее обеими руками за плечи, снова притянул к себе и только потом поднял голову, оказавшись с ней нос к носу. Блики свечей дрожали, предательски выделяя влажные глаза.       — Ты обещала, Тэлина, — серьезно и медленно начал он, сжимая пальцы до боли — она не останавливала, терпела, понимая, что Хоук это не контролирует. — Что не сделаешь этого со мной. А потом я сидел здесь и почти не мог верить в то, что ты вернешься. Живой.       Тэлина сглотнула под этим взглядом, от этих слов. Могла ли она представить? Наверное, вышло бы. За свою жизнь в Инквизиции сколько таких навидалась, потерявших, но все еще надеявшихся. Ожидающих тех, кто никогда не вернется.       И при мысли о том, что и Хоук так ее ждал, сердце превращалось в комок боли.       — Ты осознаешь, как мало у меня осталось близких людей? — продолжил он. — Почти вся моя семья мертва. И проходить через это еще раз я не хочу. Не смогу.       Она хотела ответить, но Хоук не дал — обнял, прижимая к себе, сминая пальцами рубашку на спине, до боли, крепко вцепляясь в нее.       — Я тебя больше никогда и никуда не отпущу, ясно? Пока я живой и дышу, по крайней мере. Ты поедешь со мной?       — В Киркволл? — наконец, произнесла Тэлина, не шевелясь — Хоук держал ее слишком крепко.       — Нет, — замотал головой он, все так же крепко прижимаясь, дыша ей куда-то в макушку. — Сначала в другое место. Я думаю, я знаю того, кто сможет помочь. Но сначала закончи все это, хорошо? Другого шанса у тебя не будет.       “Ты ведь не передумала?” — осталось не произнесенным, но Тэлина его услышала. И ответила уже вслух:.       — Конечно. Я ведь больше не собираюсь сюда возвращаться.       — Вот и хорошо. Можно я еще постою так? Я очень… я должен убедиться, что ты жива.       Тэлина, конечно, не стала спорить.                     Взгляды, взгляды, взгляды. Едва она вышла “на свободу”, они преследовали ее везде. Взгляды и шепотки, обсуждения, осуждения, жалость и страх. Никто не знал о случившемся там, за ныне мертвой поверхностью зеркала, но все видели исход: Инквизитор проиграла. Едва выжила, угробив больше половины из тех, кого взяла себе в поддержку. Помогла ли ей Андрасте еще раз? Оставила ли ее, ныне бесполезную, не способную спасти мир?       Тэлина слышала, ощущала все это всем своим существом. Почти как тогда, после Конклава. После Убежища. Не триумф — поражение. Свою отсутствующую руку она несла со стыдом, как новую метку — своей бесполезности.              Священный совет дождался ее. Уже на подходе она слышала споры, обвинения и недовольства. Чужие голоса эхом отражались в ушах, и она покрепче сжимала пальцы в кулак. Скоро, напоминала себе она, все закончится.       Тэлина стояла перед ними, пряча руку — и остатки другой — за спину, чувствуя на себе тяжесть взглядов всех присутствующих. Кто-то знал исход Совета, кто-то не мог предположить, что она скажет. Кого-то пугал мир без Инквизиции, кто-то радел за уничтожение столь серьезной организации.       Судьба самой Тэлины уже была не столь важна. Героев прошлого, говорил тогда Хоук, отправляют на свалку. Она просто не ожидала стать прошлым так быстро, так стремительно, даже не успев осознать и привыкнуть. Как и к отсутствию руки.       Говорила искренне, хоть и запиналась под взглядами присутствующих, то тяжелыми, то сочувствующими. О том, что Инквизиция добилась поставленных целей, восстановив мир. И нет больше в ней необходимости, ибо дальнейшее ее существование поставит под угрозу баланс.       Она видела: как медленно разглаживается морщина на лбу банна Тегана, как согласно кивает Вивьен, как начинают шептаться где-то позади согласные, или, может, недовольные ее решением. Но Тэлина знала, что поступает так, как надо, как решила она и согласились все остальные. Понимала, еще не конец — ведь Солас, по его словам, оставил миру всего несколько лет. Инквизиции не будет, но никуда не денутся агенты Лелианы, уже сейчас, Тэлина готова была поклясться, разосланные во все концы света, везде, где можно найти хоть что-то о Соласе. Каллен по первому зову поднимет армию, Кассандра будет держать руку на пульсе. Жозефина, даже вернувшись в Антиву, несомненно будет держать все старые связи так, что если Инквизиции придется вернуться, она найдет поддержку.       Тэлина прекрасно понимала и то, что она в новой борьбе уже не сможет помочь. Даже оставшись символом, без руки и возможности хотя бы защитить себя, она будет не нужна. Это правильная и нужная реальность, но Тэлина смотрела на всех, кто за эти годы стал ей близкими друзьями, и испытывала вместо долгожданного облегчения горечь. Заканчивалось что-то огромное, важное для каждого из них. Она не питала надежд, понимала, у всех — своя жизнь, их раскидает по миру, и даже если все снова соберутся, то это будет уже что-то другое.       Никто не устраивал прощальных празднеств. Обсудили все важное, касательно Соласа — Тэлина никак не могла заставить себя называть его “Фен’Харелом”. Он тоже был тем, с чем ей не хотелось прощаться — и отказываться от этого было сложно и больно. Но и смириться, согласившись с его решением она не могла. Поэтому участвовала в маленьком совете вместе со всеми, хоть и понимала, дальше — без нее.       Найдется кто-то новый, кто будет нести эту ношу, факел героя, символа спасения мира. Ее время закончилось.