Мой.

- Серьезно? – Кэролайн отталкивается ногой, крутясь я мягком офисном кресле и с интересом рассматривает чью-то медицинскую карту, - двадцать два года? Третий аборт? - Просто девушка любит рисковать. Но ей всегда не везет. Котенок, и вообще, это врачебная тайна! – крепкие мужские пальцы пытаются вырвать карту из ее рук, но девушка моментально начинает хихикать, дергает бумаги на себя и ласково целует уголок любимых немного припухших губ. - Доктор Максфилд, не будьте занудой. - Вы такие милые, что аж тошнит, - Рейна улыбается, глядя на подругу и ее жениха, очень красивого, ухоженного, хоть и какого-то… немного нелепого. Они познакомились два года назад, когда Уэсли Максфилд перевелся из Уитмора в городскую больницу Мистик-Фолс. Несмотря на то, что больница, как и сам городок, была очень маленькой и довольно скромной, там открывали обновленное и большое гинекологическое отделение, с целью хоть немного разгрузить Уитморовский медицинский центр. Именно это отделение и возглавил молодой, но подающий большие надежды, доктор Максфилд. Естественно, одной из первых в городе, с кем он познакомился, стала Лиз Форбс, ну, а за ней очень быстро последовала и сама Кэролайн. Где-то месяц они делали вид, что милая блондинка по кличке Барби знакомит его с небогатой культурной жизнью города, потом еще пару недель гордо звали себя лучшими друзьями, потом остервенело «любили» друг друга на всех возможных поверхностях, упорно делая вид, что их все еще ничего не связывает. Но все это прекратилось, когда спустя три месяца после знакомства Уэс с вещами приехал к Кэролайн домой заявив, что раз она отказывается жить с ним, мотивируя это тем, что не может бросить маму одну, так как та не сможет даже разогреть себе ужин, он будет жить с ними. Еще через год он сделал ей предложение. Она согласилась, но попросила отложить свадьбу, потому что, проработав последние пять лет организатором торжественных мероприятий, не видела в этом волнующем событии ровным счетом ничего особенного. - Мисс Круз, - Кэролайн скашивает на Рейну свои огромные, очень счастливые, небесно-голубые глаза, - завидуйте молча. - Мисс Форбс, это нереально, – Рейна наигранно тяжело вздыхает и поднимается с широкого подоконника большого светлого кабинета, - Ваше счастье слишком безгранично, оно калечит мою и без того больную душу. - Вам стоит научиться радоваться за других… - Вам обеим стоит заткнуться, - Уэс закатывает глаза и девушки мгновенно катятся со смеху, - уши вянут и посещает дикое желание застрелиться. - Просто фу, - Кэролайн фыркает, гордо вскидывая голову, но тут же снова начинает хихикать, - люблю тебя. - Ну, еще бы. Она тут же вскакивает на ноги, бросается к нему и начинает бить по спине и плечам чьей-то очередной картой, которую успела схватить с края стола. И обзывается, и ругается, и упрекает в том, что он никак не научится правильно отвечать на эту простую, но милую фразу. Рейна, по-доброму улыбаясь, смотрит на них, с ужасом осознавая, что даже примерно не может представить себе, что именно чувствует сейчас ее лучшая подруга, потому что сама никогда не была в подобной ситуации. Она не любила, ее не любили. Вернее, ее любили, а, если еще точнее, то, говорили, что любят, но это было… как-то не так. *** «Дорогой дневник… черт, я делаю это. Серьезно. Человек, у которого никогда в жизни не было даже ежедневника, ведет дневник. Но, наверное, мне это нужно, потому что в противном случае, я просто сойду с ума. Прошло почти две недели. Если быть точной, то тринадцать дней и девятнадцать с половиной часов моего личного персонального Ада. Ада, который будет длиться год. Мне хочется умереть. Серьезно. Мне хочется сдохнуть каждый гребаный день. У меня болит все тело. А привкус крови во рту стал почти привычным. И, нет, я не фанат лечения ран, путем постоянного ковыряния в них, но, черт, мне не с кем об этом поговорить, поэтому если я не буду хотя бы писать об этом, я, действительно, просто умру. Я не выдержу здесь еще одиннадцать с половиной месяцев. Учитывая то, что сделали со мной эти две недели, я элементарно физически не смогу этого пережить. Черт… я не умею вести дневники. Не знаю, как это положено делать. Но мне нельзя ни с кем говорить, да, даже если б и можно… кто станет сейчас меня слушать? Кому я нужна? Думаю, никто, кроме Кэр не замечает и не заметит, что меня нет, а, если и заметят, решат, что я, забив на все свалила куда-нибудь на острова, назовут бессердечной сукой, а завтра забудут, переключившись на какие-то новые сплетни. Я не на островах. Я даже не в сумасшедшем доме, хотя, кажется, еще немного, и именно там мне будет самое место. Пока мое сознание, или хотя бы его малая часть еще со мной, пока у меня отбиты не все мозги, и я в состоянии держать эту несчастную ручку… сегодня 24 августа 2009-ого года, и до конца моего плена остался всего 351 день.» *** - А где же платье? – Деймон делает глоток кофе из высокого бумажного стакана, который держит в руках, и весело смотрит на Елену сквозь полупрозрачные стекла модных солнцезащитных очков. - А я вчера видела тебя по телевизору, - она начинает так яростно улыбаться, что на мгновение ей сводит челюсть, и Деймон с трудом удерживается от смеха. - И, как я смотрюсь на экране? - Красиво, - она опускает глаза, а он почему-то напрягается, уловив в ее тоне что-то… серьезное, - только… - Что? - Наверное, я скажу глупость… - Говори. - Правда? – она поднимает на него свои огромные шоколадно-карие глаза, и они вспыхивают тысячами счастливых огоньков, когда она неожиданно понимает, что этот взрослый, важный, богатый и занятой человек, действительно, готов ее слушать. - Правда. Говори. - Я… - она облизывает губы, а на лице тут же появляется румянец, на этот раз, как ни странно, вызванные не смущением, а волнением, - я просто не понимаю, Вы… ты… ты даешь деньги людям на обучение… на лечение, наверное, на что-то еще… - И? – он смотрит на нее, не отрываясь. - Это правильно, это здорово, это… - она замолкает, набирая в легкие побольше воздуха, - ты делаешь столько хорошего, просто… зачем об этом говорить? Вот так вот, с телеэкрана? Это неискренне, это торговля, а ты… ты самый искренний человек из всех, кого я встречала… - ее глаза застывают на его лице, и кажется, что он тоже сейчас забывает дышать, напряженно слушая ее прерывающуюся, не очень связную речь. - Ты меня даже не знаешь, - его голос хрипнет, от чего Елене моментально становится жарко. - Ошибаешься… - она неожиданно переходит на шепот, и пугается того, как вспыхивают от этого его мраморно белые щеки, - я знаю тебя. Я вижу, какой ты. У меня было трудное детство, а брошенные дети очень хорошо разбираются в людях. - Но ты уже не ребенок. - Я все еще брошенный ребенок. Он пристально смотрит на нее. На то, как медленно с каждым ее следующим вдохом поднимается ее грудь, аппетитно обтянутая тонкой черной футболкой, и усиленно цепляется за мысль, что, на самом деле, женщины, как и все нормальные люди, дышат животом, а не грудью. К этому чудо приему они, (пусть и неосознанно), прибегают, когда хотят завести мужчину. Он где-то когда-то слышал об этом… или читал. Только от осознания того, что этот милый брошенный ребенок, не важно осознанно или нет, сейчас пытается соблазнить его, почему-то совершенно не становится легче. Какая неожиданность. - Да, я тоже против того, чтобы говорить об этом с теле… чтобы вообще говорить об этом. - Тогда, - она снова облизывает пухлые губы, - зачем говоришь? - Я не знаю, - честно отзывается он, и ее глаза удивленно расширяются, - честно. Энди… моя девушка, Энди, и Роуз… это наша подруга, коллега… неважно. Они убеждены, что это правильно, что это необходимо. - Но ведь ты не согласен с ними. - Не согласен. - Тогда зачем? - Ты помнишь, что должна мне танец? – Деймон вдруг начинает улыбаться уже такой привычной Елене ехидной, чуть кривоватой улыбкой, и она, тут же снова смутившись, робко опускает глаза. - Конечно. - Какой именно, выбираю я, - он испытывающе смотрит на нее своими невозможными искрящимися глазами, а она стоит, сгорая от стыда и усиленно соображая, как бы ей побыстрее провалиться под землю. - Хорошо… - До встречи. - До встречи… - она так и не решается поднять на него взгляд, упорно продолжая изучать резиновые носки своих ярко желтых кед, - увидимся. Деймон легким движением опускает на кончик носа очки, которые он все это время то снимал, но надевал обратно, весело подмигивает Елене, и снова закрыв затемненными стеклами свои сумасшедшие, сияющие глаза, делает еще один большой глоток кофе и шагает куда-то в сторону основного здания университета. *** - Привет, будешь ужинать? – Хейли оборачивается к мужу и замирает, с грустью глядя на то, что он снова хмурый и грустный. - Привет, - Клаус чмокает ее в щеку, - позже. - А сейчас..? - Мне нужно позвонить. Он быстро поднимается на второй этаж, заходит в кабинет, плотно прикрывает за собой дверь и, подумав секунду, запирает ее на ключ. Он никого не хочет видеть сейчас. Действительно, никого, не только жену. Но и ее тоже. Женщину, которая, по идее, должна была стать для него самым близким и самым родным человеком на свете. Но почему-то не стала. ОНА была близкой. Та, другая. Маленькая и напуганная. Наивная, милая, с кучей проблем, свалившихся на нее. Ребенок, которого постоянно приходилось спасать. Она была беззащитной, но, при этом, каким-то мифическим образом смогла стать для него опорой. Стеной, за которой он сам, такой грозный, большой и сильный мог порой отдышаться или перевести дух. Она не знала, как помочь ему в войне с кредиторами, не знала, что посоветовать, когда ему нужно было за одну ночь собрать финансовые документы всех своих многочисленных проектов и фирм, перебрать их и привести в порядок. Она вообще ничего не знала. Не умела. И, что самое главное, не хотела уметь. Но, когда он просто садился на пол рядом с Ней, все проблемы вдруг переставали существовать. Она спасала его. Когда Ее не стало в его жизни, этой жизни не стало тоже. Он попытался начать снова. Сначала, заново, с нуля. Можно было называть эти жалкие потуги, как угодно, но они не отменяли главного… без Нее он больше не жил. А Она никогда не вернется. Длинные гудки один за другим заполняют все пространство вокруг, и Клаус медленно прикрывает глаза, отчаянно гадая: она просто не хочет говорить с ним, или он все еще в черном списке по всем контактам. В списке, выхода из которого, ему, похоже, теперь уже нет. *** - Ну ка давай признавайся, - Роуз усаживается на пассажирское сидение рядом с Деймоном и заговорчески смотрит на него, - что у тебя с этой девочкой? - С кем? - Сальватор, не делай такие невинные глаза! – она корчит недовольную гримасу, - ты прекрасно понял, о ком я говорю! - Понял. - Деймон!!! - Красавица, что ты орешь? – он смешно крутит головой очень ловко и уверенно выруливая с парковки и быстро встраивается в поток машин, - у меня ничего нет с этой, как ты выразилась, девочкой. - Ты врешь. - Разговор зашел в тупик. - Она тебе нравится, - Роуз скрипит зубами, - Деймон опомнись. Есть Энди. Она тебя любит. Ты ее любишь. Вы идеальная пара. - Рад, что ты так счастлива в нашем с Энди союзе. - Что?! – Деймон даже немного вздрагивает от ее крика, - Сальватор, ты не охренел?! Да, я за вашу пару, я это всегда говорила! Я изначально твой друг, но, мне нравится Энди! Она умная, взрослая, она твоего уровня… а не то, что было до нее… - Очень странно, - Деймон затихает на мгновение, резко перестраиваясь в соседний ряд, - раньше Мередит тебе нравилась. - Она мне и сейчас нравится. Но не с тобой. - А, по-моему, мы были клевой парой, - Деймон пожимает плечами, - руководитель благотворительного фонда и начинающий врач-нарколог. - Не переводи тему! - Роуз, я перевожу тему, потому что я не хочу говорить о Елене. - То есть ее зовут Елена? - А-то ты не знала? Какое-то время они едут молча. Деймон мурчит что-то себе под нос, тихо-тихо подпевая какой-то популярной песне, льющейся из динамиков, Роуз скрипит зубами, упорно изображая злость, но, наконец, сдается, вынужденно признав, что ее синеглазый друг не собирается обращать на нее никакого внимания. - Ты чего такой заспанный? - Вчера поздно вернулись от Джо. - Ты опять таскал туда Энди? – Роуз устало закатывает глаза, - Деймон, ты меня поражаешь. А еще больше меня поражает то, как при таком отношении Энди умудряется продолжать боготворить тебя, а ты так упорно этого не ценишь. - Я ничего не понял, - он виновато косится на нее, заставляя в очередной раз зарычать от злости. - Ты же знаешь, что Энди не комфортно в обществе твоей сестры! Зачем ты постоянно возишь ее туда?! - Я ее, что, заставлял? – Деймон удивленно приподнимает бровь, - она сама захотела поехать. - Захотела… она поехала, чтобы там не воспользовались ее отсутствием и не промыли тебе мозг, на тему того, какая она плохая. Ты не ребенок, Деймон, мог бы и сам давно уже это понять. - Отлично просто! – он недовольно фыркает, - то есть, ездить туда с Энди – это издевательство над Энди, а ездить туда одному тоже плохо, так? Роуз, подруга, выручай. Расскажи, что мне делать. - Слушай, прекрати паясничать! - И все же. - Просто сократи свои визиты туда, хорошо? – она злобно косится на него, - это перебор, правда. Вы видитесь каждую неделю, это ненормально. - Ненормально раз в неделю видеть своих родных? - Ты понял, что я имела ввиду! - Вообще-то нет. - Деймон!!! Перебор раз в неделю видеть родных, которые не принимают твою жену! - Энди мне не жена. - Почти жена. - Разговор зашел в тупик. - Как же ты бесишь! – она обижено надувает губы, скрещивая руки на груди и демонстративно отворачивается к окну, с грустью осознавая, что, скорее всего, он снова никак на это не отреагирует. На него было бессмысленно обижаться. Тем более, стараясь добиться этим чего бы то ни было. Все равно, чего. Он никогда не начинал уговаривать, извиняться, пытаться решить проблему. Максимум, что могло произойти: он прибавлял громкость музыки, что благополучно и происходит в этот раз, моментально доводя Роуз, практически, до истерики. Истерить глупо. Этого он тоже, почти наверняка, не заметит. И она, за восемь лет замечательно изучив его, очень хорошо понимает это. - У тебя точно ничего нет с этой Еленой? - Точно ничего нет.