Пленники забытых троп.

Похороны прошли скомканно. Иначе это было и не назвать. Не зная толком родных Шухея, ребята не решались на себя взять инициативу надгробной речи, Урахара, хоть и был знаком с ними лично(да что там, Рангику видела в телефоне Хисаги целую папку с фотографиями, которая называлась "В гостях у Урахары-сана", и где хранилась целая куча снимков с гулянок у исследователя), предпочел все-таки оставить право последнего слова тому, кому погибшие роднее родных по крови были... а Шухей будто язык проглотил. Пока принесенные Киске за пазухой горсткой таблеток и принявшие формы бесполых гигаев модифицированные души делали все то, что в таких ситуациях делают гробовщики - разравнивали готовые принять навеки мертвецов в свои объятия могилы, подкладывали под гробы специальные ремни, с помощью которых и предстояло опустить их примерно на трехметровую глубину, ставили пока что деревянное надгробие с фотографиями погибших под мимолетное замечание Киске, что, когда земля на могиле осядет, надо будет обязательно сменить дерево на мрамор, - Шухей стоял в стороне от своих товарищей на краю разрытых ям, ближе всех к гробам и молча вглядываясь в изуродованные навеки руками каких-то тварей черты родственников. По одну сторону с ним остались лишь Рангику да Казешини. Причем дух ветра вел себя на удивление странно для такого безразличного к другим и нахального типа, какого он так старательно строил из себя все это время - когда Мацумото решила было сделать шаг в сторону словно на краю пропасти в одиночестве оставшегося Хисаги, он ну совсем так не в его стиле, аккуратно, но с нажимом обхватил ее спрятанное под черной тканью накидки с капюшоном плечо и негромко произнес: - Погодь пока, пусть один побудет, пускай как следует их напоследок рассмотрит. - Но зачем? - повернулась в сторону нервно начавшего ковырять вырванную из венка розу Казешини Рангику. - Ему же и так паршиво, ты разве не чувствуешь? - О, и еще как, - сверкнули бирюзовые глаза дзанпакто Хисаги. - Но сейчас ему надо насмотреться на это во всех чертах, надо нажраться до кровавой рвоты этого отчаяния... У него должен был НАСТОЯЩИЙ стимул мстить, а для этого надо, чтобы он каждый порез на лицах и телах своих родных запомнил, чтобы смотрел, не отводя взгляда, как гробы медленно уходят в землю, чтобы понял, что он потерял, понимаешь? Тогда он поймет, за что мстить, тогда он выпустит того зверюгу, которого все это время он так старательно в себе давил, тогда уже не я буду его подначивать, а он сам будет забирать жизни тех, кто прибил Розу с Грегори. Кровь за кровь, око за око, зуб за зуб, понимаешь? Рангику кивнула в ответ, думая о многом и сразу. Страшно было представить, если Шухей завертит механизмы этой кровавой мясорубки, насколько же далеко он отважится зайти ради возмездия... и выживет ли сам? Но девушка понимала - она бы тоже такого без отмщения не оставила. Гробы, уже закрытые заколоченными гвоздями крышками, медленно начали опускаться, а Шухей стоял и молчал. Черт, умом-то он понимал, что вроде как надо что-то сказать, так же принято... Да только что говорить? Что эти двое были последним стимулом двигаться по жизни, вставать, харкая кровью, во время лютых схваток, изгаляться и из кожи вон лезть, но выжить и им все обеспечить? Что за свое решение пойти в Готей он теперь согласен сам себе брюхо Казешини вскрыть и сдохнуть на их могилах? Что он теперь, после того, как отомстит, кажется, не совсем понимает, есть ли смысл в его существовании как в таковом? Или... что, вот как сейчас, ему никогда не было ТАК страшно?.. Екнуло сердце в первый раз, когда гробы были заколочены. Заболело и заныло, когда гробы стали опускаться в до омерзения идеально ровные прямоугольные ямы. Все, это конец, стало доходить до Шухея, застывшего, будто бы он в камень обратился. Если честно, после смерти родителей у него на глазах он второй раз словно сам умер. Только если тогда в силу того, что он был ребенком, он кричал и плакал от страха, то теперь все было куда изысканнее и хуже. С виду все смотрелось так, будто Шухей настолько безэмоционален, что даже ни слезинки проронить не соизволил, отупело таращась абсолютно сухими глазами на то, как хоронят его последних близких, и настолько отупел, что даже слова на прощание сказать им и всем собравшимся не хочет. А внутри творилась настоящая вакханалия, пляска безумствующих в нем демонов. Глаза, сухие с виду, по ощущениям будто горели и плавились, а внутри все рассыпалось в прах. Все, он и сам умер. А в этой глупой оболочке с меченой рожей от некогда живой души остались лишь страх, ненависть к себе да жажда мести... а, нет, вот еще стыд перед Рангику завалялся. И немного ощущения неловкости за свое поведение перед остальными. Ну некрасиво же - напугал их всех, капитану Кенсею лицо все разукрасил... - Шухей, - окликнул Мугурума парня, молча бросившего пару прощальных горстей земли на два, наконец-то, коснувшихся днищами земли гроба. - Слушай, я понимаю, что это ничего не изменит... Но ты прости меня за то, что так вышло все. Обещаю, чем смогу, помогу, найдем этих уродов и головы им поотрезаем... Не дури только, возвращайся в Академию и не делай глупостей. Я теперь дураком таким не буду, присматривать за тобой буду, в Готее потом тебе буду помогать, обещаю... - Готей? - выпрямившись рывком, исподлобья глянул на Мугуруму Шухей. - Нет, увольте. Я вас ни в чем не виню, капитан Кенсей. Если бы я сам не согласился пойти в Академию, все сложилось бы по-другому. Так что в случившемся лишь моя вина. И да, прошу меня простить, что с кулаками на вас набросился. Повторюсь, ни в чем вас не виню... но и ни в какой помощи от вас более не нуждаюсь. Академией и Готеем кого-нибудь другого соблазняйте. А за мной присматривать не надо. - Не винишь его, значит, ни в чем? - и тут все аж отпрянули от того, как задавила всех тяжелым напряжением и злой язвой реацу Казешини. - Извиняешься за то, что харю эту капитанскую разбил?! - дух ветров сделал шаг вперед бледнеющего с каждым мигом все жутче и жутче Хисаги. - Ну хорошо, хоть отказываешься прыгать перед этим жучарой на задних лапках и играть роль его собачки в Готее! И да, капитанская ты морда, - он ткнул черным пальцем в сторону перекосившегося от таких выпадов Кенсея, - может, мой придурок и вбил себе в голову, что он во всем сам виноват... а я ТЕБЯ во всем виню, ТЕБЯ! А дальше началось такое, чего даже запоздало дернувшийся и издавший матерный вскрик Шухей не ожидал. Единственное, что парень успел - это наспех состряпать блок защитного кидо, вставшего стеной перед сбившимися в кучку модифицированными душами, Ренджи, Рукией, Кирой, Хиннамори, Лизой, Киске и Йоруичи да схватившуюся было за рукоять катаны с намерением помочь парню Рангику под этот щит вытолкнуть. Казешини, решив, что сейчас самое время отомстить Кенсею за его досадный промах, из-за которого Розу и Грегори теперь уже было не вернуть к жизни, бросился на него, выудив неизвестно откуда взявшиеся серпы на цепях, точно такие же, какие были у Шухея, когда он использовал шикай. - А Шухей точно головой думает, когда ставит защитное кидо на двух, пусть и бывших, но капитанов и лейтенанта? - поняв, что, пока Хисаги сам не снимет печать щита, вырваться и помешать завязавшейся лютой схватке между Казешини и Кенсеем ни он, ни Йоруичи, ни Лиза пока не смогут, Урахара от разочарования аж кулаком по этому щиту ударил. - Мы бы могли их растащить, а теперь вот что?.. - И меня не стоит сбрасывать со счетов, - напряженно вцепившись в рукоять своего меча, отрывисто произнес Ренджи. - У меня Дзабимару есть, я тоже мог бы эту драку остановить... Кира лишь вздохнул, думая, что пока, похоже не самое лучшее время для того, чтобы понять природу постоянно приказывающего ему поднять голову голоса у него внутри. До него уже дошло, что это, кажется, дзанпакто, вот только как довести дело до его явления, парень пока не знал. Разумеется, когда осыпающий Кенсея проклятиями и мечущий в него стремительно свистящие на длинных цепях серпы Казешини бросился на него, капитан девятого отряда медлить и хлопать глазами не стал, взяв и обнажив свой дзанпакто, имя которому было Тачиказе. Но... не суждено было ни мечу Кенсея, ни серпам уже вошедшего в раж и звереющего от жажды крови Казешини достигнуть своих целей - в тот миг, когда расточивший по всему кладбищу слепящий свет клинок Кенсея был уже в паре миллиметров от летящей в него кусаригамы, дух ветров и капитан синигами аж отпрянули, дернувшись и не понимая, что за прозрачная, но очень прочная стена вдруг выросла прямо между ними и не дала оружию схлестнуться. - Какого вы тут творите, два идиота?! - внезапно раздался чуть приглушенный из-за тембра голоса его хозяина, но преисполненный звериной озлобленности рык. - Умнее ничего не могли придумать, кроме как устроить драку на гробах моих родных?! Кенсей и Казешини на удивление синхронно обернулись в сторону этого жуткого звука, мало чем напоминающего человеческую речь, и на удивление одинаково для ненависти, которую они начали друг к другу испытывать, обомлели - между ними, как оказалось, не стена никакая выросла, а блок кидо, примерно такой же, под каким Шухей остальных от возможных последствий завязавшегося между капитаном и дзанпакто побоища укрыл. Правда, из-за того, что он и сам не так давно оклемался после тяжелейшего ранения, да еще и отдавал силы на то, чтобы его невольно материализовавшийся после разрушительного выброса дзанпакто находился в этом мире, становилось ясно - держать одновременно два щита Шухею нереально тяжело. Задыхаясь и непроизвольно сдувая ползущие по лбу градины пота, парень рявкнул из последних сил: - Угомонились, оба! А ты, - он глянул на Казешини, - быстро в меч! - Но... - начал было отпираться дзанпакто, внутренне офигевая от того, откуда его настолько истощенный хозяин еще берет силы, чтобы вот так давить и при этом кидо так лихо разбрасываться направо и налево. - Ты мне весь внутренний мир нахер разнес, куда же я там пойду? - Если бы ты не устроил тут черт те знает что, я бы позволил тебе лазить материализованным, сколько вздумается, - дыша все чаще, все тяжелее и чувствуя, что пространство начинает плыть, выплясывать перед глазами и сливаться в одно сплошное пятно, как обычно бывает перед тяжелым обмороком, прохрипел Хисаги. - А так... Я сказал, пошел в меч, псих недоделанный! - А то что? - сощурился Казешини, решив, что надо еще разок довести балбеса до капитального срыва. Нет, не потому, что духу ветров доставляло это удовольствие. Точнее, обычно он обожал побесить своего воина... но не сейчас, когда у того и так от души одни кровоточащие ошметки остались. В эту же минуту Казешини решил вывести Шухея до очередной вспышки граничащего с безумием гнева, чтобы не дрогнула потом его рука в тот миг, когда он будет резать головы убийц Грегори и Розы. - А то... - сплюнув, Шухей сделал шаг, подумал, что он так и не успел признаться своему клинку, что его нахождение материализованным рядом вытягивает из него охереть какую прорву сил, попытался сжать руку в кулак, показав тем самым своему клинку, что сейчас он и ему двинет в морду не жалеючи... и рухнул, потеряв сознание. Он не увидел того, как матюкнулся бросившийся к нему дух ветров, как треснули и взорвались, осыпавшись осколками, разнимающий Кенсея с Казешини и укрывающий всех остальных щиты, как Рангику рванула к нему на такой бешеной скорости, какая могла вот-вот на Мгновенный шаг сорваться... Очнулся Шухей на коленях у прикладывающей к его ставшим нечеловечески сухим и горячим лбу менос бы его знал откуда взявшуюся влажную салфетку Рангику. Оглядевшись, парень почувствовал, что Казешини все-таки не стал ему перечить и забрался обратно к нему в меч. Наверное, поэтому он и оклемался сейчас, вяло подумал сероглазый, блуждающим взором окидывая склонившуюся над ним и нервно закусившую губу Мацумото и чувствуя, что подниматься с ее колен и отстраняться от ее мимолетных, но от чего-то всю душу ему выворачивающих касаний ему отчего-то совсем не хочется. Не хотелось ему рвать последнюю нить, которая его еще тянула к этой жизни. Шухей не знал, что там в душе у Рангику сейчас творится, не знал, отважилась она отправиться с ним из простого переживания за товарища, или все-таки в этом кроется что-то большее... но для себя он уже окончательно все понял. Он потерял смысл жизни, лишившись Розы и Грегори... но готов бы был костьми лечь, если бы Рангику позволила ему стать ее... да пофиг, пусть даже не возлюбленным, пусть даже мрачноватым ангелом-хранителем с окровавленной кусаригамой! Казешини аж расхохотался, дивясь тому, как же понесло его доведенного до отчаяния и до кучи влюбленного балбеса. Это еще не видел Хисаги того, как после его падения в обморок Кенсей и Казешини одновременно бросились к нему, но капитану девятого пришлось отступить, так как его встретило нацеленное прямо на него острие вечно жаждущего крови серпа. - Только попробуй к нему подойти, я тебе башку отрежу, - зло прошипел кровавый жнец, готовый ударить замершего капитана Мугуруму в любой момент. Глянув на подоспевшую Рангику, такой, казалось бы, своенравный и психованный дух ветров внезапно сменил гнев на милость, произнеся: - А ты идем, я сейчас в меч залезу, буду этому остолопу изнутри очухаться помогать, а ты снаружи колдуй. Но вот пришло время ставить точку во всем этом разыгравшемся на кладбище безобразии. Хисаги начал прощаться со всеми по очереди (впрочем, Кенсея при этом успешно проигнорировав), извиняясь за свой срыв и обещая своим друзьям обязательно заглядывать к ним и не забывать про них. - Так, стоп... - до Ренджи всё окончательно дошло только, когда Шухей обнял его и похлопал по плечу, с вымученной улыбкой порекомендовав быть на будущее аккуратнее со своим дзанпакто. - Ты что же это, реально уходишь? Кидаешь нас, значит?.. А кто будет меня с дзанпакто тренировать, кто же будет остальным помогать, жопа ты такая? И столько по-мальчишески детской обиды, столько отчаянной надежды, что сейчас его друг передумает и останется, было в голосе Абарая, пытавшегося уговорить Шухея остаться в своей фирменной манере, что Хисаги аж тоскливо и совестно стало. Но и этот болезненный укол в самое сердце он выдержал стойко. - Ренджи, не гони, - попытавшись выдавить из себя улыбку, произнес черноволосый. - Я ж не на всю жизнь ухожу, видеться будем. Если надо - могу тренировать тебя и остальных, кто захочет, во время встреч. Да и вообще, в Академии, помимо меня, полно хороших учителей, думаю, они больше дельного знают. - Ну да, конечно, - проворчал расстроенный Ренджи, понимая, что его попытка уговорить отправляющегося на нечто жуткое и самоубийственное друга не делать глупостей провалилась с треском. - Шухей, - с грустью посмотрел на друга Кира, отмахнувшись после извинений за срыв Хисаги, словно пытаясь сказать, что ничего страшного, мол, ну бывает. - Когда закончишь со своим... кхем, делом, - Идзуру так и не решился назвать в открытую истребление убийц его родных, на которое нацелился Шухей, своими словами. - Если все, конечно, пройдет так, как тебе надо... В общем, загляни в Академию, разговор есть. Проблема у меня одна, не хочу при всех о ней говорить. Но это не к спеху, как время будет. - Не вопрос, договорились, - кивнул Хисаги, про себя отмечая, что, кажется, после смерти истребивших его родных ублюдков у него появились еще дела. Вот, Ренджи обучить владению духовным мечом, Кирину проблему (что ж там такого, менос его побери, пытался понять черноволосый, что Идзуру аж при всех говорить об этом не хочет?) решить... “Смотрите-ка”, - фыркнул нервно расхаживающий по ужасающе опустевшему после взрыва духовному миру Казешини, - “матушка Тереза опять проснулась. Хлебом не корми - дай ответственность взять за кого-нибудь. А о себе ни разу думать не пробовал?” Шухей хотел было послать свой выносящий ему мозг дзанпакто в одно место, да тут все мысли и мимолетные мысленные реплики напрочь словно ластиком из его сознания стерли. А все потому, что к нему подошла прощаться Рангику. “О, ясно, понятно, увидимся, как налобызаешься”, - усмехнулся Казешини, усаживаясь на горстку залитых чьей-то кровью камней. Он-то давно уже понял, что творится с его балбесом при одном только взгляде на эту рыжулю... А Шухей, порывисто и с отчаянием обняв на удивление трепетно прижавшую ладонь к его татуированной щеке Рангику, закрыл глаза. С жадностью последнего вдоха он уткнулся в золотистую макушку Мацумото, словно стараясь запомнить этот запах цитруса (шампунь, наверное), смешанный с легкой ноткой сигарет (да, курила Ран знатно, и ее огненные локоны крепко впитали запах табака) и чего-то еще, чего, Шухей не знал, но явственно понимал лишь одно... Это запах Рангику Мацумото, который, возможно, ему уже и не придется больше вот так близко ощутить. Закрыв глаза и плюнув на то, как на них с Ран все таращатся, заметив, что как-то довольно долго они прощаются, Шухей вдруг представил, как однажды он скажет ей: - Будешь моим смыслом жизни? Где-то в закоулках подсознания заржал Казешини, но Хисаги даже внимания на это не обратил, думая, что дзанпакто просто в очередной раз потешается над его чувствами. - Что? Хисаги аж вздрогнул, услышав голос Мацумото и немного отстранился от нее, не разжимая кольца своих объятий. Смотрела девушка на него прямо, открыто... и так шокированно, словно он свою мысль вслух озвучил! “А я думал, что ты только в разговорах со мной порой с мыслей на голос сбиваешься”, - все, у Казешини истерика началась. - Это... Ран... я вслух, что ли? - усталые серые глаза Шухея едва из орбит не вылезли, он почувствовал, как жилистые руки его сами против воли опустились, повиснув вдоль ставшего таким одеревенелым тела бессильными плетьми. Ошарашенная Мацумото медленно кивнула, и, кажется, хотела что-то Шухею ответить, но тот, медленно отступая, заставил натянуть себя нелепую извиняющуюся улыбку и торопливо затараторил: - А, черт, прости, хрень сморозил... Я имел в виду - если что, звони, ну это, как его там... вдруг помощь какая понадобится, или еще что... А потом раздался громкий, характерный для Мгновенного шага, щелчок, и Шухея и след простыл. - Да куда ж ты, дурак? - пальцы раздраженно чертыхнувшейся и отчего-то чуть не заплакавшей вновь Мацумото, сомкнувшись в рывке, схватили уже пустоту.