Просто крепче возьми меня за руку Сейчас не нужно больше ничего Ведь вера в тебя – мой единственный свет ...Никогда не переставай любить Моё ослабевшее сердце Рука об руку мы с тобой идем к свету Наконец мы снова будем вместе Не забывай Ведь это еще не конец
"Kagefumi". The GazettE
Это зашло слишком далеко. Какая глупая, банальная история. Сколько до меня было таких же историй о тех, кто пожалел о существовании того, что создал? - Акира! - Садись за барабаны! - Но... - Садись, Кай! Эти люди за моей спиной... Те, кого я буду защищать до конца. Те, кто защищает меня. Они что-то значат для меня. И теперь я знаю, здесь, впервые чувствую, что именно. Я не оборачиваюсь, но понимаю - лидер бросился к барабанам. Лидер... Единственный, кого нельзя назвать разрушителем. Да, этот человек полная противоположность Юу. Этот человек... Созидатель. Единственный из всех нас, кто обладает иной силой. Ни моя тьма. Ни ярость Аоя. Ни пламя Акиры... не касаются его, не меняют, не ранят. Но он все равно испытывает боль - за нас. Взвалив на свои плечи так много, он забыл о себе, стер из своей жизни слово "Я", заменяя его на "Друзья", и все, что делает он - лишь отдает. Отдает много, даже слишком. Не требуя ничего взамен. Его желания просты, но в тот же миг - очень сильные. Он хочет... всего лишь... Видеть наши улыбки. Есть ли еще на земле такие люди? Остались ли? Те, кому важнее кто-то другой, чем он сам? От этого на моих глазах вновь появляются слезы. Укэ Ютака - человек, который посветил себя нам и музыке. И иногда мне кажется... что его света и тепла, что его доброты и заботы слишком много для нас. Мы действительно... заслуживаем этого? Пожалуйста, Кай. Если это не сложно... Даже если это прозвучит эгоистично. Все равно, пожалуйста... Дай мне еще немного своей любви. *** Я стараюсь не замечать, как по щекам Ютаки текут слезы. Его глаза, схватившие развернувшуюся картину в миг, переполнены такими горькими чувствами... Мое тело, превращенное в решето, сдерживающий удары Таканори, охваченный собственной тьмой. И сцена разрушения, обрушившаяся на всех нас воздушными потоками. - Давай же, ты ведь знаешь, что делать, - тихо шепчу я, поднимая голову вверх. Освободиться. Мои пальцы с трудом смыкаются на торчащей из второй кисти игле, приковавший ее к железному пруту. Еще не все! Я еще могу сражаться! Я еще многое могу сделать! Здесь ведь Кай. Тот, кого я обязан спасти, оградить от этих ужаса и боли, которые может причинить та жестокость в белом платье. Кто угодно, только не Кай! Не позволю. И я рывком выдергиваю сталь из ладони. Мой тихий вскрик застревает в горле хрипящим звуком, не вырываясь наружу. Даже если боль будет невыносимая, я не остановлюсь, пока все еще в сознании. Вторая игла с противным звуком выходит из запястья, и я тут же отворачиваюсь, выискивая взглядом свой бас на полу. Я не смогу встать на ноги, исколотые шипами, но уж отыграть свою партию обязан! - Не двигайся, идиот! - голос Таканори, который всеми силами пытается отвести дальше от нас столбы воздуха. - Слышишь, Акира?! Не надо! - Ну уж нет... Сейчас я не позволю тебе командовать! Я замечаю знакомый белоснежный предмет рядом с установкой, блестящий в свете прожекторов золотыми струнами, и тут же рвусь навстречу инструменту, передвигаясь на коленях - голеней я почти не чувствую. - Рей... - Давай-ка, лидер. Что-нибудь из последнего, - хриплю я, протягивая руку к гитаре, и едва пальцы смыкаются на грифе, я тут же выпрямляюсь вновь. Будет трудновато. Чтобы хоть как-то удержаться, я могу лишь опереться спиной о большой бас-барабан, поворачивая голову к мужчине за установкой. - Ты знаешь, как вызвать мембраны, тарелки и палочки? - Нет, - судорожно выдыхает друг, и я позволяю себе короткий смешок. - А чего ты сейчас хочешь? Он смотрит на меня так, как будто я задал самый глупый вопрос из всех существующих. - Ну вот, - хрипло отвечаю я, перекидывая ремень через плечо. - Говорят, мысли материальны. И я вновь улыбаюсь, когда осознавший простоту этой хитрости лидер закрывает глаза, а в его пальцах, собираясь теплым светом, возникает палочка, принимающаяся вращаться вокруг своей оси. Отлично. Мембраны и тарелки - уже проще простого. - Поехали. *** Палочки ударяются о пластик, и я наконец могу закрыть глаза. Все твои чувства к нам - в этой игре, зовущейся ритмом. Это ритм нашей жизни. Кай - ты ритм нашей жизни! Ты слышишь, ты чувствуешь? Ты задаешь его. Прокладываешь им дорогу для нас. Посторонний скрежет начинает стихать, и я вновь распахиваю глаза. Завитые в спирали ветра начинают замедляться, сбавляя обороты, пока не теряют своего кругового пути окончательно и не разваливаются, рассеиваясь в воздухе. Затянутые в них балки и щепки лишаются поддержки прозрачных лап и тут же устремляются вниз, сорвавшись в черноту моего океана. Это называется "вносить покой". Будто лекарство для этого мира, способное угомонить его безумие. Женщина напротив меня лишается воздушного оружия, на миг замирая в растерянности, а после, понимая причину исчезновения смерчей, взмахом руки направляет сухие корни на барабанную установку. - Ну уж нет. Больше ты ничего не заберешь у меня! Я бросаюсь к ребятам, на ходу выстраивая новый щит. Ветви ударяются о него, а после... замирают. Словно потерявшись. Они не в силах отыскать своего прошлого хозяина, как бы не старалась балерина заставить их двигаться. Вносимая Ютакой гармония внедряется в сухие тела, будто сок в жилы, и я распахиваю глаза в неверии им же - ветви вздрагивают, а после приобретают теплый оттенок, на тонких ветвях возникают крошечные почки, множество почек, которые, словно в ускоренной съемке, начинают медленно раскрываться, осыпая разросшуюся паутину зеленью, такой яркой и живой, которая никогда не могла появиться здесь. А после ее заменяют нежно-розовые вспышки, распускающиеся цветами. Эта сакура, много лет мертвая и холодная... расцвела впервые. Эти розовые крошки начинают сыпаться на нас нежным дождем. Но теряющее лепестки дерево мгновенно возмещает утраты новыми цветами. И мне кажется, что сейчас я задохнусь. Задохнусь от того, что увидел. От того, насколько красиво, насколько ласково было это. Теперь это не оружие... Кай. Ты тоже разрушаешь мою тьму. Вы с Акирой... готовы заливать ее солнечным светом и заполнять красками. Ты тоже уничтожаешь мой мир, но... Такое уничтожение я действительно желаю. Всем сердцем. Разрушьте тут все, перестройте мой мир. Даже если тени останутся, они разделят власть вместе с сиянием. - Что это такое?! Я наконец вспоминаю о женщине, поворачивая к ней лицо. Ты не поймешь, милая. Никогда. Просто... ты уже поддалась разложению. - Это? - я делаю шаг навстречу, разводя в стороны руки. На раскрытых ладонях появляются новые шары из игл. - Это - Укэ Ютака. Человек, который не думает о себе. *** Он устремляется к ней, пуская "ежей" в направлении тонкого тела в белом. Балерина с трудом уворачивается от новых и новых атак, отступая назад, подальше от нападающего мужчины. Для атаки ей нужно соблюдать дистанцию. Я знаю это, а потому заставляю пробитую кисть замереть напротив струн. Пальцы почти не двигаются, острая боль парализует руку. Но именно сейчас я нужен Таканори. - Кай, я готов! И ритм меняется. Это наш дуэт, тот самый, только вдвоем. И лишь смотря на розовый дождь я могу сказать точно - у нас получится! Я замечаю, как женщина, отпрыгнувшая назад, вскидывает руки, и ленты с ее рукавов устремляются к вокалисту. Он вновь призывает на помощь защиту, отводя от себя удары, но ведь долго она не продержится, верно? Да и ответить невозможно. Поэтому, теперь моя очередь. Золотое сияние от моей игры окружает собой расцветшую перед нами прекрасную сакуру. Это похоже на чудо, но... звуки ударных начинают восстанавливать основную сцену в ее первозданный вид - балки и доски возвращаются на свое место, вновь скрепляя опорные установки, выравнивая столбы, и теперь эта конструкция кажется на самом деле самым прочным, что есть в Искажении. Черные ленты-хлысты балерины ударяются об пол, пробивая и оставляя на нем острые бугры и обломки досок - а игра Кая вновь выравнивает и скрывает их. Она старается разрушить щит Таканори, но стальные иглы не разлетаются. Сцена заливается солнечным светом из прожекторов, висящих наверху. Этот свет ослепляет женщину, и она в ярости запрокидывает голову, вскидывая вверх тонкую руку и направляя одну ленту на тот прожектор, что висел над вокалистом. Та обвивает его и в другой миг с невероятной силой срывает с железной конструкции... - Руки! - мужчина замечает это за долю секунды до того, как крепления оказались разломаны, и отклоняется назад. Этот огромный "фонарь" с грохотом, который едва не разорвал барабанные перепонки, врезается в пол, искажая его глубокой изломанной впадиной прямо перед Матсумото, что оказывается на полу от толчка, и стекло на прожекторе лопается от удара... - Нет! - это происходит очень быстро, но я вижу все слишком подробно. Осколки со звоном устремляются прямо на моего любовника, который может только закрыть руками лицо... Мое сердце останавливается, дыхание исчезает, кровь застывает в жилах. Эти прозрачные фрагменты пронзят его насквозь, пробьют его тело, убьют его... они убьют его! - НЕТ! Я застываю в ужасе, животном диком ужасе, не в силах отвернуться... Но вдруг эти куски стекла останавливаются в миллиметрах от тела мужчины. Я не могу вдохнуть воздуха, кажется, что я уже мертв. Я могу лишь, охваченный шоком, смотреть на то, как зависшие в воздухе осколки начинают медленно ползти назад, возвращаясь к прожектору, а после резко вставая на свое законное место, как и остальные его части, и "фонарь" отрывается от пола, возвращаясь вверх. Все это выглядит в точности так, словно кто-то перематывает назад сцену из кино. Я слышу облегченный стон Кая позади, и резко оборачиваюсь к другу, наконец слыша стук своего сердца. - Ты... ты сейчас... Боже, спасибо! Я готов разрыдаться от облегчения. Таканори тоже приходит в себя лишь тогда, когда хлысты женщины вновь летят на него сверху. Он дергается в сторону, кажется, только по реакции, и решается на ответный удар. Он уклоняется от обеих лент, вновь проносящихся по обе стороны от его шеи, намереваясь затянуться в узел за его спиной. И если я не сделаю что-нибудь, мой любовник... просто лишится головы. От понимания этого в груди разливается злоба, и негнущиеся пальцы все же начинают перебирать нужные струны. Пламя, возникшее за спиной вокалиста, цепляется за концы хлыстов и, словно огонек по пороховой дорожке, в мгновение прокатывается по всей поверхности ткани вплоть до рукавов женского платья, обращая ее в прах и осыпая по полу. И я почти не верю в удачу, когда пальцы Таканори, в миг оказавшегося рядом с балериной, смыкаются на женском горле, все же дотянувшись до него. Ее кисти ловят его за запястье. - На этом мы и попрощаемся. - Нет, мой милый. Так просто... я не умру! Матсумото вовремя замечает оторвавшуюся от пола микрофонную стойку, ему приходится отпустить балерину, чтобы не попасть под удар такого знакомого для него предмета, и отклоняется назад. Стойка лишь задевает его, ударяя по руке, и, даже сквозь игру Кая, я слышу этот противный хруст... - Таканори! - я стараюсь подняться с пола, но не могу, иглы в ногах режут мышцы при каждом движении. Вокалист с трудом отступает, прижимая кисть к своей груди. Неужели перелом?! - Така! - Все в порядке. Ничего страшного... Может, только трещина. Не двигайся, Акира, - он вскидывает голову к женщине, которая бросается в бегство. И любовник находит в себе силы вытянуть неповрежденную руку в сторону лабиринта. - Это... МОЙ мир! И эти слова сотрясают собой многочисленные вытянутые подиумы. Эта дрожь, охватившая темные "дороги", заставляет их покачнуться, и мы с Ютакой распахиваем глаза, не в силах оторвать взгляда от того, как эта массивная конструкция разом подскакивает, а потом устремляется с бешеной скоростью вниз, изгибаясь, разлетаясь на щепки и железные фрагменты поддержки, исчезая с оглушительным ревом в черной бездне... Балерина, потерявшая пути для отступления, застывает на краю основной сцены, и через пару секунд прямо перед ней сильнейшим напором, словно взбесившийся фонтан, встает чернильная стена океана. Огромная волна, взметнувшая вверх. - Признай уже... все кончено, - тихо хрипит Таканори, все же выпрямляясь. Его невеста поворачивает к нему лишенную лица голову. - Не в этот раз. И она бросается в эту чернильную гору, которая, зависнув на мгновение в воздухе, возвращается обратно в свою обитель, увлекая за собой женское тело. Всплеск достигает наших ушей как раз в тот миг, когда мы с Каем заканчиваем игру. Матсумото стоит на краю сцены, смотря вниз, на темные воды. Поврежденная кисть лежит на сгибе локтя другой руки - попытка сложить руки на груди в привычном жесте. Снова упустили. Хотя были так близко. - Ничего страшного... в следующий раз мы ее сделаем, - улыбаюсь я, и Таканори вздрагивает, вновь приходя в себя. Он бросается к нам с лидером, который, лихорадочно дрожа, вынимает иглы из моего онемевшего тела, попутно разрывая свою рубашку на рыхлые бинты, стягивая ими открытые раны. Я различаю лицо Матсумото только тогда, когда он оказывается рядом, и первое, что я вижу и что отдается в моем сердце странной мукой - его такие красивые темные озера, в которых вспыхивают ужас и паника. Не хочу, чтобы они были в них... Хочу, чтобы ты улыбался... - Така... только не плачь, ладно? Кай что-то говорит мне, наверное, это просьбы держаться? В ушах гул, не различаю интонации и слов. Мастумото тоже что-то кричит, помогая лидеру избавлять мое тело от лезвий. Какое странное чувство. Радость? От того, что смог защитить? Или, что все кончилось? А может это сила Ютаки? Наверняка, это его рук дело. Спокойно на душе, только вот слабость в теле немного неприятна. Два обеспокоенных лица надо мной, и оба в слезах. Вот ведь нытики... Все же хорошо. - Така... - я с трудом поднимаю руку, касаясь пальцами щеки любовника, и вздрагиваю. Кровь? Мои пальцы в чем-то красном. Я оставил эти следы на его бледной коже. Тебе совсем не идет, сотри, а то я уже не в силах. Я не понимаю, что ты говоришь мне. Не думаю, что это предсмертные минуты. Серьезных ран точно нет, да и я бы понял, если бы умирал. Ведь так? И вдруг, среди гула, я четко слышу легкий звон пощечины. Это Кай. Он ударил Матсумото. Не знаю, почему он сделал это, но паника, что захватила вокалиста, начинает медленно отпускать его. Лидер говорит ему что-то, и тот облегченно вздыхает, зажимая ладонью рану на моем плече. - Акир... будешь... всего лишь... так что... Обрывки какой-то фразы. Я не могу уловить все слова. - Жить... Ох... кажется, я понял. Значит, еще повоюем? Я выдавливаю улыбку. - Ну, вот и славно, - хрипло отвечаю я, оказавшись в объятиях любовника. - Только зря сопли распустили. - Б...ван! А? Снова я болван? Ты ведь меня только что обозвал, верно? - Сам такой. Я это еще припомню. А сейчас, так и быть, не стану возражать. Вдруг, ты прав? Да и кто станет возражать, когда родные губы принимаются осыпать поцелуями твое лицо? Странно, ты никогда не делал этого раньше, тем более так эмоционально. Я лишь на последних силах ловлю эти губы своими, но полноценного поцелуя так и не получается - лишь какие-то неумелые попытки. Впрочем, взявший инициативу на себя вокалист легко исправляет это. И вот теперь я чувствую, что все будет хорошо. Я безвольно роняю руки на пол. В глазах темнеет, и теперь уже ничего не видно. Даже этих красивых темных озер. Немного обидно, что любимое лицо потерялось из виду, но я все еще чувствую на себе его руки, этого ведь достаточно, да, малыш? - Теперь... можно? - спрашиваю я, сам не зная, у кого из двоих мужчин. - Да... И я с улыбкой закрываю глаза, позволяя сознанию меня оставить. *** - Спасибо... - я утыкаюсь лицом в грудь лидера, понимая, что не могу остановить слез. На моих коленях мирно спит мой любовник, самовосстанавливаясь с помощью своего же пламени. Оно медленно затягивает все раны. Это свойственно только ему в этом мире. - Как насчет тебя? - Кай обеспокоенно отнимает мою поврежденную руку от груди Акиры, где она замерла, едва мы закончили с перевязками и устроились возле ствола сакуры - корни ее врезались в пол сцены, собравшись в крепкое мощное дерево, все еще цветущее и роняющее свои розовые слезы на наши головы. Золотой свет давно погас, прожекторы отключились и лишь один льет вновь мягкий голубой свет вниз, становясь луной над распустившимся деревом. Я невольно дергаюсь и морщусь, когда потревоженная кисть оказывается в пальцах Ютаки. - Не знаю. - Точно перелом. Нужно бы закрепить чем. Ютака быстро оглядывается в поисках чего-нибудь, что зафиксировало бы запястье. - Можешь дать мне один из своих барабанов? - Зачем? - Сделаем жесткую перчатку. Он с изумлением смотрит на меня, а после, будто опомнившись, поднимается на ноги и возвращается к установке. Эти белые цилиндры, как и гитара басиста, сделаны из того же материала, что и манекены. Выкроить из них полую руку несложно. - Ты в порядке? - теплая ладонь касается моей щеки, едва ударник вновь устраивается под деревом, опустив барабан без мембраны рядом со мной. Внимательные глаза смотрят прямо в мои. - Таканори, ты ведь любишь Акиру? Я резко замираю, в груди становится прохладно. Словно понял нечто ужасное. Но на этот раз не я, а Кай. - Ютака... знаешь... Я отвожу взгляд, поджимая губы. - Это уже не остановить. Но я... мне действительно страшно. Я могу разрушить его. Лидер молча опускает взгляд на Акиру. - Дурак. Он крепкий мужик. Так просто не сломаешь, так что можешь пытаться, сколько угодно. Я слегка улыбаюсь, качая головой. - Я только беру. Крепко зажмуриваюсь, но новые слезы все равно просачиваются через ресницы. - Я только требую от него что-то, всегда, только беру то, что он дает. А сам ничего не отдаю взамен! Ютака! И с тобой так же! Я словно... я... Он все мне готов отдать! Даже свою драгоценную жизнь, даже свою карьеру, а что могу дать ему я? Я ведь даже... не знаю, выживем ли мы... - Эй. Он притягивает меня к своему плечу, в которое можно спокойно выплакаться. В плечо Кая всегда так легко плакать. И я срываюсь, выплескивая на друга всю свою горечь и боль. Горечь от разрушения собственного мира, горечь от вынужденных сражений, горечь от предательства, горечь от убийства, которое я должен свершить. И боль. Ту боль, что чувствую я, когда этот упрямец на моих коленях закрывает меня своим телом, получает раны, страдает от одного лишь прибывания тут. За его страхи... За кровь, что он пролил незаслуженно. Я рыдаю очень долго, из моей груди рвутся накопленные мысли и страдания, накопленные сожаления и неразделенная любовь, все то, что я старался скрыть глубоко в себе. Все, что терзало мое измученное сердце... Выливаю на Кая. И он не отстраняется, не обвиняет меня ни в чем, не жалеет, что самое главное, а просто сочувствует, как и положено другу. Его ладонь греет мою спину до тех пор, пока я не успокаиваюсь. И вдруг понимаю - все, что сейчас взял на себя Ютака, он заберет отсюда. Тяжелым неподъемным грузом, вновь эгоистично взваленным на его плечи, он унесет это, не жалуясь на ношу. Лишь снова широко улыбнется мне, словно и не было всего этого. Как ты терпишь это? Как у тебя хватает сил терпеть нас всех?! Ведь мы действительно... Наверное, ты единственный, лидер, кто все еще... Хочет заботиться о нас. И если ты не думаешь о себе, мы будем думать о тебе. Всегда. Если этот мир выдержит, клянусь, здесь будет сад, засаженный цветущей сакурой. - Постарайся не напрягать ее, - Ютака еще раз оглядывает схвативший мою руку материал. - А бедро? - Акира вылечил. - Хорошо, - улыбается лидер, отстраняясь. - Мне пора, верно? Я опускаю взгляд, коротко кивая. Сейчас, когда я наконец выплакался, я чувствую себя слишком хорошо. От этого мне еще больше становится стыдно, ведь я только переложил свои страдания на его душу. - Не переживай так, - Кай притягивает меня к себе, крепко обнимая. - Мы рядом, помни об этом. Всегда будем рядом. И всегда готовы вернуться сюда и помочь. Тебе надо только позвать. - Спасибо, Ютака, - я поднимаю к нему лицо, все же улыбаясь. - Надеюсь, что этого не потребуется. Он улыбается мне своей светлой веселой улыбкой. Ты слишком добр к нам... Я закрываю глаза, касаясь пальцами его груди и вытягивая из нее конец золотой струны. Но ладонь лидера вдруг ловит меня за запястье, останавливая. - Таканори Матсумото. Я вздрагиваю, вскидывая к нему лицо. Мужчина смотрит на меня все с той же улыбкой. - Если твой мир рухнет... мы поможем тебе выстроить его заново. Поэтому... Кай отпускает мою руку и сам отклоняется, неспешно идя спиной вперед, увеличивая расстояние между нами, заставляя нить вплывать из сердца. - Поэтому, не бойся разрушений. Хорошо? - Кай! - я протягиваю к нему руку. - И любви - тоже. - Юта...ка... - он рассыпается на тысячи игл, которые вонзаются в пол, распространяя звон по этой вдруг наступившей тишине. В моих пальцах остается лишь струна. Я смотрю на нее так, словно это - самое дорогое, что осталось мне от моего друга. А после перевожу взгляд на гору игл, рассыпанных по полу в размытом силуэте человеческого тела. Пусть ты уже не услышишь этого, но... За эти последние слова перед уходом. И за эту крепкую руку. Ютака... - Спасибо... ______________________________________________________ "Kagefumi". The GazettE - см. "Дополнение к главам"