Подари мне ночь, подари мне день

— Это… — похоже, он даже слов не мог найти, чтобы описать то, что увидел. — Кто же так тебя пытает?  — Ну почему же сразу пытает? — мне очень нужно было сейчас просто говорить, чтобы не думать о том, что происходит, и где я очутилась. — Красота требует жертв, и туфли на каблуках, знаешь ли, ещё не самая большая жертва, во всяком случае, если никто бегать по ступенькам не заставляет.  — Да что же в них красивого? — удивлённо поинтересовался Эйомер (теперь я уже смутно начинала подозревать, что он настоящий), смахивая пальцем капельку крови, выступившую на ссадине там, где в мою кожу врезалась тоненькая пряжка.       Ясно, красивыми ему мои туфельки не показались. О вкусах, как говорится, не спорят. — Во всяком случае, они роста добавляют, — нашлась я.       В самом деле, я же ему и так едва до плеча достаю, а если ещё и разуюсь, то точно носом в грудь уткнусь.  — Женской глупости нет предела, — после секундного раздумья констатировал Сенешаль, выпрямившись и вновь направляясь вверх по ступеням, хорошо хоть теперь не тянул так быстро.  — Мужчины тоже не всегда идеал здравомыслия, — буркнула я ему в спину и тут же пожалела о своих словах, когда, обернувшись, он окинул меня через плечо прищуренным взглядом.  — Что ты хочешь этим сказать?  — Только то, что не стала бы украшать шлем конским шиньоном.       Лицо воина гневно вытянулось, вновь заторопившись, он дёрнул меня за локоть с такой силой, что я едва не упала на ступени. Надо же, какой нервный!       Я даже не успела рассмотреть площадку второго этажа и коридор, как Эйомер уже распахнул какую-то дверь, втолкнув меня внутрь, захлопнул её и щёлкнул замком. Захотелось возмутиться по поводу такого грубого обращения, да только было поздно — его быстрые шаги уже затихали возле лестницы.       Взглянув на камин, в котором догорали небольшие поленья, я в отчаянии вздохнула — всё понятно, иного отопления нет. Наверное, такова была реакция на стресс от происходящего, но единственное, что меня сейчас волновало, это холод. Обхватив плечи руками, я осмотрелась: в скудном свете огня выступали заправленная зелёным покрывалом кровать и кованный сундук. В дальнем углу среди густых теней были едва различимы стол и два стула, на одном из них я заметила рубаху, и это вызвало хоть какое-то воодушевление. Отложив сумочку на покрытую скатертью круглую столешницу, я надела рубаху, закатывая длинные рукава и радуясь тому, что мягкая тёплая ткань доходит почти до колен. Яркие угольки, светясь красным, так и манили приблизиться. Опустившись на расстеленную у камина волчью шкуру, я обхватила руками колени и уткнулась в них подбородком. Вот так было гораздо теплее, и даже мысли перестали разбегаться, вновь скручиваясь в клубочек разума. Ну какие могут быть Рохан и Эйомер с Хамой? Я же возвращалась домой с вечеринки. Да, всё получилось глупо, нужно было не убегать в слезах как последняя дурочка, а прямо сказать Майку, что он помешанный на собственном отражении в зеркале осёл, и если ему и светит этой ночью секс, то исключительно с собственной рукой. То-то бы он позлился, ну и пусть. А теперь? Вот что теперь? Какие-то странные толкинисты, которые так вжились в свои роли, что это сродни безумию. Как меня угораздило к ним попасть? Зачем понадобилось сворачивать на частную дорогу? Ах да, там кружили такие яркие светлячки, вечно они меня восхищают и волнуют. Так же, как и голубые мотыльки. Надеюсь, водители тех фур не сильно пострадали, наверняка их дома ждут семьи. Меня, кстати, тоже ждут, и, если не вернусь к одиннадцати, начнут волноваться и названивать. Вот только телефон сел, я, как всегда, забыла его зарядить. Выбраться бы из этой комнаты и добежать до Ауди, а уж там сориентируюсь. В самом деле, чего это я расселась? Жду, когда этот псих ещё что-нибудь придумает? Нет, в самом деле, кто знает, что у него на уме? Вдруг пытать решит, чтобы призналась, чем Саруман орков по утрам кормит? Как будто сам не знает: звездюлями, разумеется.       Спешно поднявшись на ноги, я подошла к дверям и на всякий случай подёргала массивную ручку: так и есть — заперто. Причём замок какой-то странный, я таких ни разу не видела — слишком большой, и ключ, судя по всему, так снаружи и торчит. Скользнув взглядом по комнате и лишь на миг задержавшись на увешанной обмундированием подставке, я с интересом взглянула на окно — стёкла были толстыми и мутными, но меня заинтересовали не они, а маленькая щеколда у самого подоконника, именно она удерживала створки фрамуги. Судя по всему, никаких хитрых запоров там нет, а значит: «Здравствуй, свобода!» — мне ли бояться лазить вниз со второго этажа, если я с четвёртого без проблем спускалась, сбегая с уроков физики на очередной слёт? Впрочем, когда я выглянула из окна, оказалось что этаж третий — не стоило забывать про высоченные ступени перед парадным входом. Но если получается, что главные залы дворца расположены на втором этаже, то на первом, наверняка, находятся темницы. Так почему же Сенешаль привёл меня в свою спальню, а не бросил в одну из них? Неужели пожалел? Но нет, судя по его холодному взгляду и жесткой манере поведения, на жалость он вряд ли способен, скорее, тут сыграло роль любопытство. Наверняка решил сам учинить разборки Вражеской шпионке, которой, похоже, меня посчитал, а не доверять это дело тюремным стражам. Портить шкуру всегда интереснее самому.       Да о чём это я? Какая шкура, неужели тоже крыша съезжает? Наверное, атмосфера здесь нездоровая. Может, какой добрый сенатор тайком радиоактивные отходы прикопал, вот и мучают глюки?       Аккуратно сдвинув маленькую щеколду и открыв окно, я выглянула наружу. Первое, что бросилось в глаза — это два воина, которые, закрепив факел на стене сарая, караулили мой автомобиль. Молодцы ребята, и как я домой поеду? Меч мне не выдавали, а врукопашную с двумя такими бугаями, пардон, но сегодня я не в форме. Начав рассматривать двор на предмет отступления пешком, я вдруг поняла, что совершенно не знаю, как в него заехала: хозяйственные постройки и конюшни были расположены настолько близко друг к другу, что проехать между ними на автомобиле не представлялось возможным. Огорожены они были белой каменной стеной, единственные ворота заперты, да и не помню я, чтобы через них проезжала.       Больше не замечая холодного воздуха, я, не веря, смотрела на ночной город, который хорошо обозревался с холма, где был построен дворец. Как такое возможно? Вовсе не к нему вела та узкая дорога, над которой летали светлячки. Та дорога, на которой взбесилась моя Ауди. Интересно, а сверчки там не пели? Говорят, они к покойникам поют. Стараясь не думать о самом страшном, я принялась ощупывать своё тело. Неужели мертва? Неужели не справилась с управлением, когда фуры столкнулись? Но нет, пульс бьётся, да и свернула я с трассы раньше, чем случилась авария. Но тогда как объяснить то, каким образом мы с машиной оказались в… Рохане? Впрочем, говорят же, что на тот свет с собой ничего не заберёшь, а моя Ауди со мной и вполне цела, если не считать пары царапин. Будем надеяться, что эти вояки не попытаются её вскрыть, как консервную банку.       Холодный озноб прошёл по коже, но о смерти думать вовсе не хотелось, а значит… Значит оставался только один вариант: параллельные миры, порталы, которые, если верить утверждениям некоторых учёных, научная деятельность которых обычно вызывает большие сомнения в их здравом уме, иногда открываются в местах разлома земной коры или аномальных зонах. Ну да, как любит шутить мой брат, я и есть сплошная аномалия и абсолютное недоразумение: толкинистка, которая порой смущается собственного имени, красотка, которая бегает от парней вместо того, чтобы ходить на свидания, отличница, которая прогуливает уроки ради тренировок бесполезного, на его взгляд, боя на мечах. В общем, такое могло произойти только со мной. Просто как очередное недоразумение. Тотальное.       Но неужели это правда? Неужели судьба, решив посмеяться или же напротив, с самыми благими намерениями отправила меня в Арду? Хватит, типа, ролёвок, веселись на полную катушку, прочувствуй всё на своей шкуре? Возможно ли такое? Не знаю, но чтобы понять хоть что-то, нужно проверить свою теорию.       Перегнувшись через подоконник, я взглянула вниз: под окном располагался парапет, который вёл аккурат к небольшому балкону. Узко, конечно, но ведь нужно же разобраться, где я оказалась.        Предусмотрительно сняв туфли, я села на подоконник и, попросив в душе всех святых молиться за меня, спустила босые ступни на парапет. Ох и ледяным же он оказался! Но лишь упрямо поджав губы, хватаясь за неровную кладку стены, я принялась продвигаться вперёд.       Наверное, если бы кто-то увидел меня сейчас со стороны — то инфаркт миокарда бедняге был бы обеспечен. Отчего-то вспомнилось, как лет восемь назад мы с двоюродной сестрой дразнили прохожих, сидя на крыше гаража: банально пользовались тем, что нас не было видно. То кричали парочке влюблённых: «Яблочко, яблочко обернись!», а когда девушка оборачивалась, дразнили: «Да не ты, огрызок!», то старушку напугали: была уже, как и сейчас, глубокая ночь, а она, очевидно засидевшись с каким-то дедом в скверике на свидании, медленно шла по обочине дороги, придерживаясь рукой за кирпичную стену стадиона. Медленно бабушка шла только до нашего истошного вопля: «Привидение!», потом же улепетнула с такой скоростью, что только пятки сверкали. В общем, не шибко много ума тогда было в наших детских головах, да и сейчас в моей его должно быть не слишком прибавилось: наверняка сама похожа на привидение, переступая в белых платье и рубахе по узкому парапету. Было страшно и холодно, но охота, как говорится, пуще неволи, и уже вскоре я добралась до балкона и, задрав подол, перебралась через высокие перила. Как при этом остались целы колготки, ума не приложу. Впрочем, меня это не особо волновало, гораздо важнее было то, чтобы балконные двери заперты не оказались, возвращаться в спальню Эйомера тем же путём, что попала сюда, совсем не улыбалось, куковать в мороз на балконе тоже. Волнения, к счастью, оказались напрасными: дверь легко поддалась, и я с радостью скользнула в благословенное тепло полутёмного коридора. Правда, тут же пришлось укрыться в небольшой нише, чтобы не попасться на глаза двум воинам, которые то ли обход делали, то ли бессонницей маялись. Когда они скрылись за поворотом, я поспешила в противоположную сторону и вскоре нашла лестницу, по которой и спустилась вниз. Тут тоже пришлось то и дело прятаться от стражей. И что им по ночам не спится? Скрываясь то за вырезанными из дерева фигурами лошадей, то за расшитыми яркими нитями гобеленами, я оглядывалась, словно попавший в музей ребёнок. Убранство и впрямь было средневековым, по коже бежали мурашки, стоило взглянуть на выбеленные стены, покрытый тростником пол и длинные деревянные скамьи. Здесь не было ничего, хоть отдалённо напоминающего привычный мне мир: вместо калориферов — забранные кованными решетками камины, в которых дружелюбно потрескивал огонь, вместо светильников — факелы, вместо высоких пластиковых окон — маленькие деревянные. Стёкла были не на всех, кое-где их заменяли глухие ставни. В главном, очевидно тронном зале было совсем темно, поэтому ничего кроме мозаичного пола и заменявших вытяжки узких проёмов в потолке рассмотреть не удалось, да и те были заметны только благодаря льющемуся через них скудному лунному свету. Несколько раз налетев на столы и стулья, я была рада покинуть залу через найденную почти на ощупь боковую дверь, за которой начинался новый коридор, который почти не был освещён — лишь два факела горели в его начале и конце.        Понимая, что кажется конкретно заблудилась, и уже начиная паниковать от того, что так и не смогла выбраться наружу, я направилась вперёд и вскоре за одной из полуприкрытых дверей услышала чьи-то тихие голоса и полные мучительной боли мужские стоны. Первой мыслью было, что кого-то пытают, но ведь если это и впрямь Рохан, то вроде бы рохирримы подобными зверствами не занимались, или Толкин о них не всё рассказывал? Превозмогая мешающий двигаться панический страх, я приблизилась к двери и готовая в любой момент броситься наутёк заглянула в оставленную узкую щель. Похоже, это была спальня, во всяком случае, в центре стояла кровать, на которой среди подушек метался в бреду молодой светловолосый мужчина. То вскрикивая, то издавая новые мучительные стоны и свистящие хрипы, он пытался сорвать с груди пропитанную кровью повязку. Лицо его было искажено невыносимым страданием, как и лицо светловолосой девушки, которая тщетно пыталась удержать его руки. Эйовин. Её трудно было не узнать — высокая, стройная и невероятно красивая, словно сотканная из снега и льда. По её бледным щекам текли слёзы, бескровные губы кривились, словно дева хотела разрыдаться, но сдерживалась из последних сил.  — Тэйодред, братик, прошу тебя, перестань, — тихо просила она, пытаясь удержать его руки и прижать их к матрасу. — Так ты ещё больше навредишь себе.  — Он не слышит тебя, сестра, — только теперь я заметила Эйомера: тоже склонившись над кроватью, он приподнял голову мечущегося кузена и попытался влить в его потрескавшиеся губы какую-то жидкость. — Жар слишком сильный, лихорадка уже третий день не отпускает его.       Лихорадка, они называют сепсис лихорадкой. Зажав рот рукой, я едва смогла сдержать стон. В моей аптечке в Ауди были жаропонижающие и антибиотики, но вряд ли они способны помочь на такой стадии, они не вылечат роханского наследника, одной ногой уже стоящего в могиле, да и кто мне даст хотя бы попытаться ему помочь?       Словно почувствовав моё присутствие, Эйомер взглянул на дверь и, отставив кубок на прикроватный столик, в два счёта преодолел разделяющее нас расстояние.  — Что ты здесь делаешь? — прошипел он, распахивая дверь и хватая меня за локоть, прежде, чем я успела отбежать от него.  — Я могу помочь, — вздрогнув от нового стона Тэйодреда, я даже не попыталась вырваться из рук Третьего Сенешаля. — У меня есть лекарства, они помогут снять хотя бы его боль, он проспит без мучений несколько часов.  — Задумала отравить моего брата? — в серо-зеленых глазах полыхнула такая ненависть, что я невольно сжалась. — Думаешь, я не прикончу тебя за это?  — Эйомер, кто эта девушка? — позвала обернувшаяся к нам Эйовин.  — Я могу выпить лекарство вместе с ним, — что ещё мне оставалось предложить, чтобы он мне поверил? — Если это яд, я умру первой.  — Хорошо, — после секундного раздумья кивнул он. — Где оно?  — В моей машине.  — Идём.       Он вёл меня по тёмным коридорам так быстро, что приходилось закусывать губу, чтобы не вскрикивать — тростник больно врезался в босые ноги, а когда мы оказались во дворе, то по камням идти стало ещё труднее, но я так торопилась добраться до аптечки, что уже почти не замечала этого. Когда мы подошли к автомобилю, стражи, охранявшие его, удивлённо воззрились на то, как я раскрыла дверцу, чтобы достать белую пластиковую коробочку. Помедлив секунду, я вытащила ключи из замка зажигания и заперла машину, но сделала это зря: на удивление сообразительный Сенешаль тут же их у меня отобрал. Захотелось обласкать его парой нелестных слов, но вместо этого я поспешила обратно во дворец: гораздо важнее сейчас было хоть немного унять страдания Тэйодреда, разборки можно затеять и потом.       Попросив Эйомера принести горячей воды и пояснив на его предложение заменить её вином, что лекарства со спиртным смешивать нельзя, я высыпала содержимое нескольких капсул в лежащую на столике у кровати ложку.  — Это обезболивающее со снотворным эффектом, на несколько часов оно уменьшит страдания вашего брата и даст ему отдохнуть.       Настороженно наблюдавшая за моими действиями Эйовин устало кивнула, а уже через минуту Эйомер вернулся с кубком тёплой воды. Растворив в ней лекарство, я залпом выпила половину и протянула ему оставшуюся смесь. Окинув меня подозрительным взглядом, он всё же влил жидкость в рот страдающего от жажды Тэйодреда.       Прислонившись к кроватному столбику я молча наблюдала за тем, как Эйовин закутывает в одеяло кузена, как тот всё ещё пытается отбиться от неё, но постепенно его движения становятся уже не такими резкими. Пустой желудок мучительно сжался, а глаза уже начинали слипаться, я понимала, что снотворное подействует на меня быстрее, чем на крупного, хоть и раненного мужчину.  — И всё-таки яд! — услышала я взбешённый голос Эйомера, оседая на холодный пол.  — Но ведь она сказала, что лекарство поможет Тэйодреду уснуть, — покачала головой роханская дева, её светлые волосы были последним, что удалось рассмотреть прежде, чем сознание поглотила темнота.