Подари мне ночь, подари мне день

      Моё сердце само найдёт дом? Легко Гэндальфу так говорить, он вот живёт как перекати-поле — сегодня здесь, завтра там, и его всё устраивает, а я — девушка, мне свой уголок, мир и покой нужны. И стена каменная, чтобы от нечисти всякой отгородиться. А сердце? Сердце оно юное и глупое, ему хочется приключений и незабудок… Эйомер прав, все мои поступки, наверное, неправильные; пожалуй, стоило вести себя с самого начала совсем по-другому, вот только я не представляю как. Как я должна была вести себя, чтобы он не видел во мне врага? И почему его мнение так важно для меня? Да пусть считает кем хочет: хоть дьяволом, хоть осьминогом! Но нет, хочется оправдаться, по какой-то непонятной причине нестерпимо хочется получить его одобрение, а не издевательские замечания и колкий взгляд. Сама не понимаю, что со мной творится; если Сенешаль узнает о моих нынешних планах, то точно идиоткой обзовет, и не он один. Но уже поздно что-либо менять.       Заметив выпущенного из темницы Эрвина, я подумала, что Сенешаль, не поленившийся завести разговор обо мне с Гэндальфом, наверняка уже расспросил сестру о том, за какие заслуги Грима заработал подносами по голове. Интересно, сказала она ему правду или предпочла промолчать об амурных поползновениях экс-Советника? Широкий двор был заполнен начищавшими свою амуницию воинами и снующей со всевозможной снедью и поклажей прислугой, поэтому прошмыгнуть незамеченной мимо юноши не составило большого труда. Я ещё успею в сотый раз поблагодарить его за оригинальный метод защиты, а сейчас нужно торопиться.        Внутри дворца шла та же кипучая деятельность, что и снаружи: Тэйоден принял решение уводить жителей Эдораса и окрестных деревень в Хельмову Крепь, время для сборов было дано до следующего утра. Тем, кто не знает, что там произойдет, конечно не так страшно: они надеются укрыться от Врага в несокрушимой древней крепости и пребывают в полной уверенности, что им там ничего не грозит, я же, напротив, испытывала откровенную панику, стоило подумать о неисчислимых вражеских ордах, которые прибудут туда вслед за нами. Прибудут, чтобы разорвать и растерзать каждого, кто попадётся на их пути. Когда читаешь о битвах на книжных страницах или смотришь фильм, то они кажутся сплошным невероятным приключением, в котором главные герои просто не могут проиграть, но когда ты сама оказываешься вовлечёна в гущу смертельно опасных событий, то всё видится совсем в ином свете. Нет, я вовсе не трусиха, но как и любое человеческое существо боюсь крови и ран, откровенно страшусь боли и неизвестности, не хочу оказаться в центре бойни, не ведая, есть ли хоть малейший шанс выжить. Но коли уж так положено судьбой, что выбора нет, то нужно подготовиться к предстоящей битве настолько, насколько это возможно.       Попав в свою комнату, я переоделась в брюки и рубаху, заплела тугую косу, закрепила на поясе меч и, накинув плащ, отправилась к казармам, в которых, как я полагала, разместили членов Братства. Пришлось скрыть лицо капюшоном, чтобы спрятаться от любопытных глаз и постараться не привлекать к себе лишнего внимания, что при моём невысоком росте получалось особенно хорошо. Каждый раз, проходя мимо амбара, я грустно вздыхала, глядя на большой навесной замок и невыразимо тоскуя по своей Ауди, вот и сейчас не смогла не размечтаться о том, как хорошо было бы сесть за руль и умчаться куда подальше. Только вот куда? Дорог нормальных нет, заправок тоже, зато орков на варгах хватает, ещё поцарапают мою малышку, уж лучше пусть стоит, надёжно скрытая бревенчатыми стенами.       Найти Боромира в одной из казарм оказалось не так сложно, как убедить его в том, что я не шучу и именно себя имела в виду, когда просила об одной единственной тренировке, а вовсе не какого-то струсившего в последний момент мальчишку. Это Леголас лишь качал головой и сдержанно улыбался, а вот гондорец не на шутку распалился, вопрошая, где мои родители, и почему их дочь вообразила, будто способна удержать в руках меч? На все мои уверения, что я умею обращаться с оружием, он отвечал, что единственное оружие, которое позволительно держать в руках юной деве, это иголка, которой вышивают носовые платки.  — Но ведь девушка должна уметь себя защитить, — краснея, возмутилась я. — А иголкой разве что глаза повыкалывать можно, но это негуманно.  — Гораздо гуманнее бить топором сразу по ярёмной впадине, — вмешался в наш спор рыжебородый гном, который только что вернулся с заднего двора, где травил байки об Эреборе долговязым подросткам. — Так надёжнее.  — Вот-вот! — что тут ещё скажешь, если Гимли прав? — Нужно только попрактиковаться попадать в цель с первого раза.  — Значит, ты на мне решила практиковаться? — окинув меня сверху вниз насмешливым взглядом, Боромир упёр руки в бока. — Позволь узнать, чему я обязан такой чести?  — Ты… — я на мгновение замялась, сама толком не зная, почему попросила именно его. — Ты показался мне самым терпеливым, наши воины сразу отправили бы меня пироги печь, а ты хоть выслушал.       Вру, конечно, ничего он и слушать не желал. Но мама всегда учила, что если хочешь чего-то добиться от мужчины, нужно быть очень покладистой и беспрестанно льстить ему.  — Ну, хорошо, — военачальник вздохнул так тяжело, словно ему предстоял непосильный, нечеловеческий труд. — Я покажу тебе, как держать в руках меч, чтобы самой не порезаться.  — Я умею.  — А после найду твоих родителей, — проигнорировав мои слова, продолжил он. — И велю им задать тебе хорошую трёпку, чтобы впредь никакие бредовые идеи в голову не лезли.  — У меня нет родителей, — к горлу подступил ком, подавив накатившую боль, я развязала тесёмки и сняла плащ. Это ведь правда: здесь в Рохане у меня нет отца и матери, они слишком далеко отсюда, чтобы хоть как-то наказать меня.  — Значит есть тот, кому они служили при жизни, и кто стал твоим опекуном и господином после их смерти.  — Если найдёшь такового, я буду тебе очень признательна. Даже герб на носовом платке вышью.  — Кто-то же отвечает за тебя? — прищурился воин, наблюдая за тем, как, достав меч из ножен, я проверяю остроту заточки лезвия. — Девушка не может быть предоставлена сама себе, должен быть кто-то, кто заботится о тебе.  — Это только формальности, а в жизни всё совсем по-другому.       Встав напротив озадаченного гондорца, я приняла боевую стойку, и лишь тогда, спохватившись, он вынул из ножен свой меч, против которого мой показался детской игрушкой.  — Держи локти шире и старайся только обороняться, — посоветовал Леголас, с интересом наблюдая за тем, как я ушла от первого выпада Боромира и тут же попыталась ответить. — Закрывайся, не подпускай его близко.  — Аранен, если ты хочешь лично дать пару уроков, так и скажи, — недовольно рыкнул воин, стоило мне воспользоваться советом эльфа и отдалиться от него на пару шагов, упреждая новый выпад.  — У остроухого терпения не хватит, он сразу уложит малышку на лопатки, — хохотнул гном, потирая руки в предвкушении занимательного зрелища.  — Лютиэнь, — представилась я, отбивая новую атаку гондорца и только теперь сообразив, что так и не назвала им своего имени.        Голубые глаза Леголаса стали такими круглыми, словно ему сообщили о том, что у него в Мирквуде слонопотамы завелись, но насладиться этим зрелищем не было никакой возможности: Боромир играл со мной, словно с котёнком, и приходилось вновь и вновь уворачиваться от его выпадов и обманных манёвров, не имея никакой возможности показать когти. Движения его становились всё более резкими и быстрыми. Пока я справлялась и была рада размяться и почувствовать, что на что-то гожусь, но, между тем, прекрасно понимала, как могуч воин, и что долго мне против него не продержаться. Если ещё перестанет играть и возьмётся за дело всерьёз, тогда вообще пиши пропало.        Ведение боя, заложенное в меня моим тренером, разительно отличалось от того, что демонстрировал Боромир. Если прежде я привыкла сражаться по правилам, зная, что за их нарушение на турнире снимут очки, то сейчас правил не было вовсе, а только яростная схватка, в которой победит тот, кто сильнее и выносливее. О такой силе, как у гондорца, мне даже мечтать не приходилось, оставалось рассчитывать лишь на ловкость и маневренность, но их хватило лишь на первые двадцать минут, пока моему учителю не надоело, и он не начал дожимать меня более мощными ударами. Они обрушились на меня как из рога изобилия, или же это только казалось из-за того, что мышцы на руках горели огнём, и отбиваться становилось всё труднее. От звона клинков шумело в ушах, в венах закипала злость на собственную слабость, и когда Боромир выбил из моих рук меч, это стало последней каплей: я сама не поняла, что произошло, а лишь почувствовала, как врезаю кулаком в челюсть растерявшемуся на миг гондорцу. Реакция его была молниеносна: от ответного удара потемнело в глазах, ноги подкосились, лёгкие наполнились болью от нехватки кислорода. Весь мир куда-то исчез, остался лишь инстинкт защищаться, изо всех оставшихся сил нанося удары противнику. Тот что-то закричал и попытался схватить меня. Отбиваясь от его рук, я исхитрилась нанести удар в солнечное сплетение. Удар получился смазанным, тут же мы вдвоем покатились по земле, но больнее, чем камни в тело, в уши врезались возбуждённые голоса над головой. Когда обидчик схватил меня за плечи, я сгруппировалась, пытаясь нанести ему очередной удар.  — Лютиэнь, остановись!       Крик Эйомера ворвался в сознание, развеивая застилавшую глаза пелену. Сморгнув, тяжело дыша, я попыталась осмотреться, насколько это позволяла заливавшая глаза багровая влага. Всё, что удалось рассмотреть — это взбешённое лицо Сенешаля и потрясённое Арагорна. Ещё бы, не каждый день доведётся увидеть, как девчонка затеяла драку с витязем Гондора, который, как минимум, втрое превосходит её габаритами.  — Что на тебя нашло? Что это за дикая выходка, начинать рукопашную без предупреждения? — ругаясь, Боромир поднялся и, потянув меня к себе, попытался отереть рукавом кровь с виска, который сам же и рассёк. Поморщившись от боли, я сосредоточила остатки сил на том, чтобы устоять на ногах и не застонать в голос. Что тут можно ответить? Инстинкт сработал? Так он и поверит, здесь ведь считают, что такому подвластны лишь мужчины. — Прости меня, я не ожидал, что ты распустишь кулаки, и ответил машинально.        Он снова прикоснулся к ране на виске, заставив меня скривиться от саднящей боли. Да уж, вот у кого реакция молниеносная, остаётся только завидовать белой завистью. Бьёт на поражение и только потом думает.  — Может, я дождусь объяснений, что здесь происходит? — напомнил о себе Эйомер, подходя к нам и сжимая пальцами мой подбородок, чтобы осмотреть масштабы повреждений. Съёжившись под его колючим взглядом, понимая, что теперь точно несдобровать, я вцепилась в руку Боромира, словно он мог защитить меня от гнева племянника Тэйодена. — Ты хоть понимаешь, какое оскорбление нанесла военачальнику своими действиями?  — Всё в порядке, Сенешаль, — почувствовав мою панику, заверил его гондорец. — Это была обычная тренировка, я пообещал девушке, что научу её обращаться с мечом.  — Неужели? — хмуро свёл брови тот, оглядывая наше валяющееся в пыли оружие и словно молча напоминая о том, что мы и сами, сцепившись, катались там всего минуту назад. — Если девчонка виновата, она понесёт заслуженное наказание, не стоит покрывать её.        Похоже, адреналин ещё не совсем выветрился из крови, потому что от возмущения мне захотелось съездить кулаком ещё и по его физиономии, но заподозривший неладное Боромир тут же передал меня в руки подоспевшего Леголаса и принялся, как и обещал, выяснять, кто является моим опекуном.  — Я, — ответил ему Эйомер, с недовольством наблюдая за тем, как эльф отвёл меня к дверям казармы и усадил на лавку рядом с веселящимся Гимли, который, похоже, получал огромное удовольствие от всего происходящего.  — У нас в Эреборе бабы, конечно, тоже воинственные, но чтобы вот так, сходу в челюсть бить, такого мне видеть не доводилось, — похоже, гном полностью одобрял мои действия и совсем не осуждал меня. — Обычно, если что не так, пьяненького сзади табуретом по голове.  — Правильно, научи, чтобы нас в Рохане потом ещё не раз добрым словом вспомнили, — поддержал его Мирквудский Принц, начиная оттирать влажным полотенцем кровь с моего лица. — Сиди спокойно, — велел он, когда я выгнула шею, пытаясь расслышать, что ещё Эйомер говорит Боромиру и продолжает ли угрожать организовать для меня наказание. — Как ты себя чувствуешь?  — Голова кружится, — бывало, конечно, и хуже: за годы тренировок мне прилетали и не такие удары, но это так и не сделало меня терпимой к боли, вот и сейчас разрыдалась бы, если бы не такое количество зрителей. — И руки болят.  — Сейчас помогу, — пообещал эльф и, сжав моё лицо в ладонях, зашептал какие-то слова, очень красивые, хотя разобрать что-либо было невозможно. От его тонких изящных пальцев повеяло теплом: оно окутывало мягким туманом, забирая физическую боль, оставляя лишь усталость и сонливость. Прикрыв глаза, я почувствовала, как уходят пульсация и жжение из раны на виске, кажется, она и сама затягивается. Но разве такое возможно?  — Что-то меня ты так не лечил, — хмыкнул рядом Гимли. — Я-то всегда считал, что рассказы о чудесах эльфийской медицины лишь байки.  — Так ты и не девица, тебя синяки только красят, — то ли в шутку, то ли всерьёз ответствовал ему Леголас, вновь отирая мой лоб. — Уже лучше?  — Спасибо, — кивнув, я открыла глаза, чувствуя, что спать хочется так, что даже на ноги встать не смогу. Придётся заночевать прямо здесь, на скамейке, благо время подходящее: на сумеречном небе уже зажигались первые звёзды, правда, в своей яркости они не сравнятся с добрым, лучистым взглядом эльфа. Он не осуждал меня, как и Гимли, наверное, вся причина в том, что эльфы не запрещают своим эллет владеть оружием, если те имеют к этому тягу.  — Куда тебя проводить? — склонившись надо мной, спросил Арагорн, который до этого предпочитал молча созерцать происходящее.  — Я сам позабочусь о моей подопечной, — раздался у него за спиной голос Эйомера, и, прежде чем я успела воспротивиться, он подхватил меня на руки. — Если Лютиэнь ещё раз обратится с какой-нибудь просьбой, прошу, поставьте меня об этом в известность перед тем как выполнять её.       Очень хотелось послать его куда подальше, но с губ сорвалось лишь сонное бормотание; обняв, словно куклу, завёрнутый в плащ меч, который сунул в мои руки Боромир, я опустила голову на плечо рохиррима. Весь путь до дворца он яростно отчитывал меня, но сон настолько путал сознание и сковывал веки, что его слова сливались в назойливое жужжание, и хотелось просто насладиться теплом сильных рук. Прежде меня ни разу не носили на руках, оказывается, это до безобразия приятно.  — Может, сразу укусишь? — тихо предложила я на его очередную угрозу отлупить, как ребёнка, если ещё раз позволю себе подобную выходку.  — До крови, — пообещал Эйомер, зло взглянув в моё сонное лицо.  — Спасибо, кровь мне сегодня уже пускали.       Вот лучше бы не напоминала, честное слово.  — Ты хоть понимаешь, какое нанесла оскорбление сыну Наместника Гондора, вызвав его на поединок? — потемневшие глаза Сенешаля вновь загорелись гневом. — Где это видано, чтобы дева билась на мечах с воином?  — Я не вызывала его на поединок, просто попросила быть один вечер моим наставником, а ты всё испортил.  — То есть вы бы и дальше продолжили драку, если бы мы с Дунаданом не подоспели?  — Мне нужно быть уверенной, что я могу защитить себя, — ну как же он не понимает? Ведь, наверняка, ему вложили оружие в руки, едва начал гулять пешком под стол.  — Для этого у тебя есть я.  — Но ты же сам сказал… — ах, да, на заборе тоже много чего написано. Услышав его очередное ругательство, я предпочла зажмуриться и спрятать лицо на широком сильном плече.       Сон совсем уж было одолел меня, но пришлось снова открыть глаза, когда на террасе к нам навстречу выбежала взволнованная Эйовин. Оказывается, она весь вечер искала меня и успела очень разволноваться. Интересно, не она ли отправила братца на мои поиски? Девушка осталась со мной в спальне, когда Эйомер, уложив на кровать, пообещал для профилактики всякого интересного и оставил нас. Она помогла мне раздеться и укрыла одеялом, с любопытством слушая рассказ о тренировке с Боромиром и о том, как умеет лечить Леголас.        Наверное, я уснула раньше, чем она ушла. Всю ночь мне снился Профессор, точнее, совсем молодой юноша, который бродил по дивным, наполненным благоухающими цветами аллеям, сидел в огромной библиотеке, перелистывая старинные пожелтевшие фолианты, и писал, много писал своим красивым витиеватым почерком. Потом я увидела его на ночной поляне рядом с белокурой эльфийкой: она что-то говорила, а он, кажется не замечая её слов, завороженно смотрел в серебряную чашу, до краёв наполненную искрящейся звёздным светом водой. Он был здесь первым, заглянул в будущее и сумел вернуться назад, мне же, как говорит Гэндальф, суждено остаться в Арде навсегда. Жаль, сон говорил лишь о прошлом, не показывая того, что ждёт впереди.        Утро наступило быстрее, чем хотелось, и было таким суматошным, что кружилась голова: выезжали мы рано и нужно было успеть помочь накрыть столы для завтрака, проверить вместе с Эйовин и кухаркой, вся ли снедь собрана в дорогу, и уложить в седельную сумку свои нехитрые пожитки. Сбегая по лестнице, чтобы оседлать Талу, погружённая в размышления о том, что поведал Гэндальф о Профессоре, которого он так запросто называл Джоном, я едва не вскрикнула, врезавшись в высоченного мужчину, который, чертыхаясь, одной рукой прижал меня к себе, а второй, чтобы хоть как-то сохранить равновесие, схватился за перила.  — Лучше бы тебя учили не кулаками махать, а под ноги себе смотреть!        Уже понимая, кого едва не сшибла со ступеней, подняв голову, я виновато взглянула на злого и нечёсаного Эйомера. Очень нечёсаного, да ещё и с тёмными разводами на лице. Он что, в трубочисты заделался? Такое ощущение, что не мылся с тех пор, как я к нему в камеру приходила, а то и ещё дольше. Странно, что я вчера вечером этого не заметила. Наверняка, так занят подготовкой к отъезду из Эдораса и остальными накопившимися делами и проблемами, что свободно вздохнуть минуты нет, не то что купальню посетить.  — Эйомер, мне нужна твоя помощь!  — Помочь спуститься с лестницы, не сломав при этом ног?  — Нет, ты мне нужен как мужчина!        Пользуясь секундной оторопью Сенешаля, я схватила его за руку и потянула в свою комнату.  — Лютиэнь, сейчас не время, и я не в форме, — растерянно возразил он, когда, толкнув дверь, я ввела его внутрь.  — Сядь, — указав на заправленную кровать, я метнулась в умывальню и быстро намочила край полотенца в кувшине с холодной водой. Не в форме он! Можно подумать, это и без слов не бросается в глаза.        Вернувшись в комнату, я, как и надеялась, застала Эйомера сидящим на краю постели.  — Что ты задумала? — с подозрением спросил он, глядя на полотенце. — У меня нет времени на всякие глупости, нужно приказать…  — Обязательно прикажешь, обещаю отнять не более пяти минут, — приблизившись к нему вплотную и встав между раздвинутых колен, я прикоснулась влажной тканью к грязному подтёку на смуглой коже.  — Что ты… — Эйомер умолк, стоило мне прижать свободную ладонь к его щеке, — Лютиэнь!  — Негоже Маршалу ходить грязным, как батрак, — строго отчитала его я, глядя в полыхающие недоумением глаза и начиная тщательно оттирать грязные подтёки с его лица. — Какой пример ты подаёшь своим воинам?  — Воин не обязан каждую минуту быть чист, как младенец, доблесть заключается вовсе не в этом, — крутанувшись, Эйомер попытался вырваться из моих рук, но я лишь строго погрозила пальцем и продолжила своё занятие. Удивительно, но сейчас обида и гнев на него ушли куда-то на задний план, осталось лишь уважение и восхищение полководцем, который, заботясь о своих войсках и народе, напрочь забывал о себе.  — Ты, разумеется, прав, тут даже спорить не о чем, Арагорн с Боромиром вон тоже ходят грязные, словно в болоте неделю ночевали, но они как хотят, а ты должен выглядеть презентабельно.  — Презенбля… Это как? — перековеркал слова он, поморщившись, когда я начала оттирать лоб, которым, похоже, орков с варгов сшибали.  — А вот так, — отложив полотенце, перегнувшись через руку Сенешаля, я взяла с подушки свой гребень и стала быстро расчёсывать его густые спутанные волосы.  — Больно! — почти взвыл он, стоило начать осторожно раздирать на затылке спутанные пряди.  — На поле брани тоже так орёшь? — шикнула я, приседая на его колено. — Терпи, ты же мужик. И вообще, ты что, своего коня чаще чем себя расчёсываешь?  — Коня конюх заплетает, — попытался оправдаться похоже смирившийся со своей участью Эйомер и даже обнял меня за талию, чтобы не свалилась на пол.  — Вот пусть и его хозяина иногда облагораживает, — заглянув на миг в его серые глаза, я закусила губу, чтобы не рассмеяться — столько в них было смешанных с безысходностью возмущения и недовольства. — Потерпи ещё одну минуту.        На самом деле мне уже совсем не хотелось завершать начатое: сидеть на коленях Эйомера и возиться с его растрёпанной длинной гривой оказалось занятием очень приятным, в его мужской энергии и терпком запахе было что-то волнующее, дурманящее, хотелось растянуть каждую секунду в десятки раз.  — Всё, — я с сожалением отложила гребень и тут же почувствовала, как он, положив ладонь на моё бедро, недвусмысленно сжал его. — Ты что делаешь?!  — Ты же сказала, что я тебе нужен как мужчина, — рука Сенешаля скользнула выше, устремлённые на меня глаза внезапно потемнели. — Раз хочешь этого, так зачем оттягивать?  — Индюк самовлюблённый! — изо всех сил пихнув его в грудь, я спрыгнула на пол и в панике бросилась к двери. — Это была шутка!  — Я должен был проверить! — хохоча, крикнул он вслед. — Витязи Марки никогда не отказывают девицам в помощи!       Щёки алели от ярости, дыхание сбилось, когда я бежала к лестнице, а за спиной всё еще звучал его издевательский смех. Чёртов негодяй! Он так себя со всеми ведёт, или только меня ни во что не ставит?