Подари мне ночь, подари мне день

      Осознание всего, что произошло за последние часы, пришло, лишь когда укрывший от боли и стресса сон начал рассеиваться, а продвигавшийся среди гористых холмов отряд подъехал к земляному валу, мимо которого протекала шумная речка. Зажмурившись на миг от отражающихся в воде солнечных лучей, повернув голову, я попыталась заглянуть в лицо Эйомеру, который, продолжая бережно придерживать меня за талию, уверенно правил Огненогом. Почувствовав моё пробуждение, он наклонил голову, отвечая на взгляд. В серых, как и сталь шлема, глазах удивительным образом смешивались всё ещё не угасший гнев, суровость и что-то дикое, первобытное.  — Спасибо, — понимая, что он сдерживал всё это время злость и негодование, чтобы дать мне отдохнуть, я прикоснулась к его руке. Брат Эйовин имел полное право злиться на меня и даже наказать, как и грозился. Понятно, что по его мнению моё участие в схватке с орками было глупым упрямством и безрассудством, к тому же Конунг узнал, что его племяннику не подчиняется обычная девчонка. От того ценнее и неожиданнее было проявленное терпение, хотя, возможно, Сенешаль просто понимал, что нет смысла выносить мне мозг, когда я едва дышу от усталости и боли. К горлу опять подступила тошнота, стоило вспомнить об окровавленном трупе дикаря. Я убила его. Орки и варг не в счёт, но это был человек. Что за безумие на меня нашло? Как можно было с такой ненавистью вонзать меч в уже мёртвое тело?  — Неужели ты, наконец, осознала, что тебе там было не место? — нарушил мои невесёлые мысли Эйомер.  — Это было ужасно, — припомнив охватившую панику, крики орков и свист стрел, которые не вонзились в тело по чистой случайности, я теснее прижалась к защищённой латами груди Маршала, благодарная за то, что он ехал позади основного отряда витязей, и на нас никто не смотрел. — Ты прав, среди месива тел и крови можно превратиться в обезумевшее от страха животное.  — Смею ли я надеяться, что этого урока было достаточно, и впредь ты не сунешься в бой? — вкрадчивый тон не мог обмануть, он требовал обещания, клятвы.  — Ты сразу заметил меня? — догадка была столь неожиданной, что остро кольнуло в сердце. Неужели Эйомер видел, как я бьюсь с орками, и не приблизился, чтобы ещё тогда за шкирку вытащить из сражения? Конечно, я бы не хотела, чтобы он это сделал, и наверняка оказала бы сопротивление, и всё же от одной мысли о безразличии стало горько.  — Нет, тебя увидел Конунг. Его удивило, откуда на холме столь невысокий воин, ведь гном был рядом с нами. Когда мы сумели пробиться к тебе, ты уже и сама справилась с противником. Думаешь, что я чувствовал, видя, как он вцепился тебе в горло, и не успевая приблизиться, чтобы удавить мерзавца? Считаешь, у меня нет души, и мне не бывает страшно? Понимаешь ли ты, что я готов был убить тебя за то, что ты заставила меня испытать?!  — Правда? — от осознания того, что Эйомеру было не всё равно, душа наполнилась восторженным ликованием; развернувшись в его руках, я совершила самый странный поступок в своей жизни на тот момент: потянувшись вверх, прижалась щекой к его небритой, частично сокрытой шлемом щеке. В глазах витязя зажглось удивление, пробормотав что-то гортанное, он крепче обхватил меня рукой и коснулся губами лба. Так просто, и в то же время так нежно. Всё, что мне было нужно в тот момент, к чему я стремилась: человеческое тепло. И всё же гораздо больше: Эйомер стал дорог мне, чем сильнее он отталкивал своей грубостью, тем больше я стремилась к нему, как мотылёк на огонь. Его ласковое прикосновение заставило почувствовать себя такой счастливой, такой лёгкой и невесомой…  — Всё равно накажу.  — Я не по этому…  — Знаю.       Ну вот, опять всё испортил, как же хочется порой опробовать мамину сковородку о чугунную рохирримскую голову, но сковородки тут нет, да и не готова я заняться рукоприкладством, вдруг сдачи даст? Гордо вздёрнув носик, я отвернулась, только теперь заметив, что мы выехали на живописную зелёную террасу, в самом конце которой виднелась высоченная Стена Врат. Совсем не такая, как в фильме Джексона: массивнее и сложена из плит светлого, похожего отсюда на мрамор камня. Из сторожевого поста навстречу ехавшим впереди Хаме, Конунгу и Арагорну вышли стражники, они радостно приветствовали наш отряд и просили поскорее отправляться в крепость — разведчики доложили о движущихся к Крепи разрозненных отрядах орков. Поёживаясь от того, что Эйомер направил Огненога вперёд и стал уточнять подробности об орках, я почувствовала себя спокойнее, лишь когда отряд двинулся по плато, а потом по узкой насыпной плотине выехал на наклонную дорогу, ведущую к Башне. Захваченная величием Горнбурга и суровостью открывшегося горного пейзажа, я и думать забыла о том, чтобы злиться на уверенного в своей неотразимости Эйомера.       Мы узкой цепочкой по насыпной плотине добрались до скалы и поднялись к Башне. Стоило въехать в ворота, как я увидела спешащую к нам навстречу бледную взволнованную Эйовин и заёрзала в седле, требуя чтобы Сенешаль опустил меня на землю.  — Ещё раз твоя подопечная решится помериться силами с орками, я лично её выпорю, — предупредил сестру Эйомер, когда я спряталась в её объятиях.  — Пороть нужно тех, кто думает, что девушка не может желать защитить своих близких и свой дом. — неожиданно парировала рохирримка, с сочувствием касаясь ссадины на моей скуле.  — Вот как? — склонившись над нами, усмехнулся её брат. — И давно вы сошлись во взглядах? Я вас обеих запру под замок, чтобы хорошенько подумали о речах, которые слетают с ваших губ.  — Это и есть наказание? — поинтересовалась я, прежде чем Эйовин потянула меня прочь, окинув его осуждающим взглядом.  — И не мечтай так легко отделаться, — спрыгнув с коня, Сенешаль поспешил к Гамлингу, который уже беседовал с Тэйоденом и докладывал ему о количестве способных держать оружие в руках воинов в крепости.  — Не стоит злить Эйомера, он вспыльчив, но довольно отходчив, если дать ему остыть, — посоветовала мне Эйовин и тут же принялась упрекать. — Ты могла меня хотя бы словом предупредить? Хоть представляешь, как я испугалась, увидев пустое седло Талы?  — Прости, прости меня, пожалуйста, — виновато улыбнувшись, я вздохнула с облегчением, узнав, что кобыла не заплутала и послушалась меня, лишний раз доказывая, как разумны животные. — Просто времени совсем не было.  — В следующий раз найди его, — велела девушка, и мне не оставалось ничего иного как, кивнув, последовать вслед за ней в крепость.       Дел у нас было так много, что казалось им не будет конца: сначала мы разместили женщин, детей и стариков в одном из залов крепости, потом пришёл приказ Конунга перевести их в убежище, скрытое в горном ущелье. Всё это заняло несколько часов, во время которых приходилось то и дело подбадривать тревожащихся матерей и успокаивать плачущих малышей, распорядок дня которых был донельзя нарушен за последние двое суток, а обстановка в убежищах совсем не нравилась. Конечно, в просторном, озарённом солнечными лучами зале было уютнее и веселее, чем в плохо освещённой дымными факелами пещере, в которой отдохнуть можно было только на соломенных матрасах. Все объяснения о том, что здесь безопаснее, не были услышаны. Между тем, нам ещё предстояло проследить за тем, чтобы для всех приготовили сытный горячий обед, а в ущелье была отправлена часть привезённой с караваном провизии. После общения со стряпающими на кухнях женщинами мы посетили палаты исцеления, где находились раненные в схватке с орками воины. Там ещё час ушёл на помощь целителям, промывание ран и накладывание повязок, и там же я смогла обмотать разбитые запястья узкими полосками льняной ткани. Ссадины от лопнувшей на них коже саднили, но обращать на это внимание не было времени, как и на боль в ушибленном ребре и ноющих мышцах. Напротив, торопясь выполнить поручения Эйовин, целителей и поварих, я забывала о том, как сильно устала. Стоящие в крепости хаос и суета нагоняли, если не панику, то что-то сродни ей.        Спеша на кухни с травами, которые велела заварить для раненных одна из целительниц, я увидела, как во внутреннем дворе витязи надевают латы на совсем зелёных мальчишек. Значит, сегодня сражение, значит, никаких отсрочек. Хорошо, что Эйомер не отобрал меч, из пещер я ускользнуть сумею. Где разумность Конунга и его племянника? Почему я должна отсиживаться в убежище, в то время, как биться будут вчерашние дети, которые не умеют держать в руках оружие? Разве не доказала я сегодня, что на меня можно положиться, что не подведу в бою? Так нет, оказывается, мой поступок — упрёк чести Витязей Рохана, а вот сейчас давать мечи в руки мальчишкам, которые с трудом их удерживают, это интересно, как называется? Изыски благородства? В гробу я видала такое благородство! А гробов после сегодняшней ночи будет много, от одной мысли об этом стынет кровь в венах, а не от угроз Эйомера наказать. Пусть наказывает, но сначала я отправлю на тот свет, как минимум, с десяток орков. И вот, если сама выживу после этого, тогда пускай делает, что хочет: хоть орёт, хоть руки распускает. Не маленькая — выдержу.       Стоило вспомнить о Сенешале, как мысли приняли совсем иной оборот, сердце сладко заныло, а в животе предательски запорхали бабочки. Нет, я не есть хочу, булочка с чаем за время хлопот мне всё же перепала, нет, бабочки действительно запорхали. Как бы я не пыталась уйти от очевидного, но нужно признать, сердце оглушительно колотится, когда рядом оказывается Эйомер. Он мне нравится до дрожи в пальцах, и не важно: ругается, злится или просто отчитывает за очередную, как ему кажется, провинность. Конечно, гораздо приятнее, когда обнимает, как прошлой ночью или сегодня днём, пока вёз в крепость, но суть не в этом, суть в том, чтобы быть рядом, смотреть в мужественное волевое лицо, чувствовать его силу и кипучую энергию. Вот только вряд ли подобное понравится брату Эйовин, который наверняка сочтёт меня глупым втюрившимся в него ребёнком, от которого лучше держаться подальше. Впрочем, нужно держаться на приличном расстоянии от Эйомера, он не испытывает ко мне никаких чувств кроме, возможно, жалости, да и мне самой безответная любовь вряд ли много счастья принесёт. Одна, в чужом мире, я и так не знаю, что с собой делать; разве сможет сердце найти свой дом, как говорил Гэндальф, если рохиррим его разобьёт? Станет только ещё хуже, чем сейчас, а хуже, как мне кажется, уже некуда. Как же хочется домой, в колледж и на тренировки, чтобы главной проблемой была сдача тестов и лабораторок, а не нападение обезумевших от ярости орков. Что я вообще делаю в этой мрачной крепости, в коридорах и залах которой гуляет лютый сквозняк, и слышен гул мужских голосов? Почему я не с мамой готовлю ужин для отца и брата, а спешу на кухни, где вместо газовой плиты — очаг с дровами, чтобы заварить пучок остро пахнущей травы?        Понимая, что скоро окончательно расклеюсь и разревусь от вопросов, на которые нет ни ответа, ни логического объяснения, я поторопилась на кухни, где в одном из котелков приготовила отвар и вернулась с ним в палаты исцеления. Эйовин как раз закончила разговор с седовласой целительницей, и мы вместе вышли во внутренний двор, заполненный тренирующимися, затачивающими мечи и просто разговаривающими воинам. Здесь царило такое оживление, что сразу стало ясно, что витязи готовятся к скорому бою, о котором нам не говорилось ни слова, да и затянувшие вечернее небо свинцовые тучи указывали на то, что нападения армии Сарумана осталось ждать недолго. Остановившись рядом с Эйовин возле входа в башню, я заметила, что она разглядывает вооружённых растерянных мальчишек с тем же недоумением, что и я сама пол часа назад.  — Это безумие, — с горечью промолвила девушка, облокачиваясь о резные деревянные перила. — Они же совсем дети и погибнут первыми. Гордость военачальников допустит их смерть, но не позволит участвовать в бою тем, кто действительно владеет мечом, только потому, что от рождения носит юбку.  — Убивать страшно, — призналась я, глядя на светловолосого худенького паренька, который неумело взмахивал мечом, рискуя покалечить своего наставника. — Но говорят, это только в первый раз. Возможно, получится проверить.  — Вряд ли нам это удастся, — устало покачала головой рохирримка.  — Не удастся, — словно откликаясь на её слова, к нам подошёл Эйомер, отчего-то мне показалось, что каким-то образом он услышал наш разговор. Неужто обладает эльфийским слухом, как Леголас, который в эту минуту о чём-то ожесточённо спорил с Арагорном, и даже вклинившийся между ними Гимли не мог потушить ссору. — Тебе пора в убежище, сестра, тебя проводят, — он указал жестом на высокого стража Горнбурга, а затем повернулся ко мне. — Пойдём.  — Лютиэнь останется со мной, — попыталась возразить Эйовин, но под тяжёлым, не терпящим возражений взглядом брата предпочла покинуть нас, бросив мне напоследок сочувствующую, тревожную улыбку. Даже не знаю, поддержать ли она меня ею хотела или предостеречь, чтобы поменьше спорила. — Пойдём, — вновь позвал Эйомер, жестом указав следовать вслед за ним.       Лишь кивнув, я подчинилась: какой смысл затевать ссору, если он всё равно заставит сделать по-своему?       Мы пересекли двор, завернули за угол башни и стали спускаться на нижний ярус, где было не так многолюдно и шумно. Только журчала вода, тонким ручейком выбегавшая по проложенному руслу из-под высокой крепостной стены. Почему-то вспомнилось то, что именно эту стену по плану Сарумана должны подорвать орки, чтобы по воде проникнуть внутрь и с тылу напасть на защитников Хельмовой Крепи. Нужно бы предупредить об этом Эйомера, но тогда я ни за что не смогу доказать ему, что не подослана Врагом. Он слишком подозрителен, чтобы доверять кому-либо, особенно мне.  — Заходи, — велел Сенешаль, подталкивая к узким кованным дверям.  — Зачем мы здесь? — паника с опозданием затопила сердце, но рохиррим крепко сжав мою руку выше локтя, уже вёл по узкому, освещённому единственным факелом коридору.  — Твоё наказание, не забыла? — холодно напомнил он, распахивая невысокую дверь в каменной стене, и лишь тогда я поняла, что это горнбургские темницы. Похоже, они были оставлены без охраны, потому что все, кто мог держать оружие, готовились к бою. К тому же, судя по тишине, в которой гулко отдавались наши шаги и голоса, помещение вообще пустовало.  — Нет! — догадываясь, что задумал Эйомер, я начала вырваться, цепляясь пальцами за дверной косяк, когда он, несмотря на сопротивление попытался втолкнуть меня в тёмную камеру. — Пожалуйста! Я хочу в убежище к Эйовин!  — Твоя помощь действительно была бы не лишней, ты хорошо управляешься с детьми, — рохиррим внимательно всмотрелся в моё лицо, словно ища там какие-то ответы. — Но ведь ты не останешься в пещерах? Ты ведь сбежишь искать приключений на свой тощий зад, как сегодня утром?       Хмыкнув, я вздёрнула подбородок — не всем же быть толстухами, которых с таким удовольствием лапают его воины в тёмных углах, кто-то должен быть и стройным — и только через секунду по грозно сошедшимся на переносице бровям Эйомера поняла, что он воспринял мой жест как ответ. — Что ж, считай, что я спасаю тебя от себя самой. Отдохни пока, а когда всё закончится, я вернусь за тобой. — с этими словами он, разомкнув мои пальцы, втолкнул меня внутрь темницы и захлопнул дверь, запирая её на замок.  — Нет, пожалуйста, выпусти меня отсюда! — закричав от отчаяния, я заколотила кулаками по двери, но ответом был лишь звук удаляющихся шагов. — Не оставляй меня здесь!       Паника и страх затопили уставшее, измученное сердце. Застонав, я сползла по двери на земляной пол и, обняв руками колени, спрятала в них лицо, чтобы хоть так сдержать рвущиеся из груди рыдания. Смерть, вот всё что ждёт меня в этом каменном мешке. Эйомер сам не знает, что своим поступком обрёк меня на гибель. Наверное, это достойное наказание за неповиновение, но как же хочется жить…        Слёзы отчаяния текли, казалось, не из глаз, а из затравленной души. Устроившись на служившем постелью старом матрасе в углу камеры, я завернулась в плащ и пропахшее плесенью одеяло, пытаясь хоть немного согреть озябшее тело и забыться, отрешиться от всего происходящего.