Ангелы во тьме

Довольно глупое ощущение, когда пытаешься писать мужчине, с котором уже давно разорвала всякие отношения. Но почему-то она продолжала подбирать слова для того, с кем судьба давно перестала связывать. Настоящая глупость, но поделать с собой Элиза ничего не могла. Она понимала, что если Михаэль узнает, то либо отправит ее в лечебницу, как обещал некоторое время назад, либо убьет, и никто его не осудит. Скажет, что она была английской шпионкой, а он поступил так, как велело чувство долга перед великой Германией и фюрером. Элиза отложила ручку на время, глядя на свое отражение в маленьком настольном зеркале, которое она поставила сюда, чтобы любоваться собой во время чтения писем. Она улыбнулась, вспоминая слова отца о ее приступах нарциссизма. Отчасти он был прав, но что плохого в том, что она любила смотреть на себя со стороны? Конечно же, ничего. Эта странная привычка у нее развилась с того момента, как девочка стала превращаться в девушку, и стала неотъемлемой частью ее жизни, когда она встречалась со своим первым мужчиной — Натаном Райкрофтом, женатым человеком, но не привыкшим отказывать себе в запретных удовольствиях. Многие бы сказали, что она жертва, раз ее совратил мужчина на двадцать лет старше, в то время как самой Элизе было всего лишь восемнадцать, и она совсем недавно окончила школу, — но это было далеко от истины. В свой первый выход в свет Элиза позволяла себе флиртовать со всеми, и большинство это воспринимали как очаровательную черту ее характера, говорящую об общительности. Вот тогда она и познакомилась с Натаном, а потом, поняв, что он вожделеет к ней, решила во что бы то ни стало заманить в свою постель. Натан особо и не сопротивлялся. Он увлек Элизу в пучину соблазна, научив ее такому, что всегда приводило Гая в восторг. Именно Натан развил в ней окончательно тягу к любованию собой. Он всегда обожал заниматься любовью у зеркала так, чтобы видеть все происходящее, и просил Элизу любоваться ими, и это жутко ее возбуждало. Их роман длился недолго. Ревнивая жена начала его подозревать в измене, и Натан, боясь скандала, решил в один миг прекратить всякие отношения с Элизой. Впрочем, ее не сильно это расстроило, потому что через пару месяцев началось лето, и у нее появилось сразу три ухажера: с одним из них у нее случился страстный роман, не отпускавший ее до сих пор, за другого она выскочила замуж, посчитав, будто он станет прекрасным мужем. Элиза отодвинула в сторону письмо к Гаю, дотянулась до почты из Англии. Письмо было только от матери. Странно, но от Ады она не получала писем с последней их встречи, что очень удивительно. Можно, конечно, все списать на то, что Аде сейчас просто некогда, но вечно правильная сестра все равно бы нашла время написать ей. Мама писала, что они с Адой уехали в Бат, а Адриан уехал в Москву, чтобы заменить одного из неожиданно заболевших чиновников, о чем она настоятельно просила не говорить никому, даже мужу. Элиза усмехнулась. Конечно, она знала, что французы и англичане сейчас вели переговоры с русскими, в то время как поляки хотели договориться с немцами о том, чтобы на них не нападали. Хоть и все переговоры были секретными, но многие из немецкой элиты знали об этом, как и о том, что начало войны — всего лишь вопрос времени, причем не такого уж и долгого. Все это Элизе не нравилось, но она молчала, хотя у нее все вскипало, когда людей арестовывали по национальному признаку, а ее любимого Ремарка предали вечному забвению, забывая о том, что рукописи все равно не горят. В ней крепла неприязнь ко всей обстановке, в которой она находилась, и ко всему, что творилось вокруг. Отчасти это стало одним из поводов задуматься о побеге в Англию. Не только тяжелая, давящая на свободолюбивую Элизу обстановка заставляла ее подумать о тайном побеге. Еще одной из множества причин стала новость Михаэля о его скором переводе в Мюнхен. Петра подробно ей объяснила, что бы могло означать это назначение. В Мюнхене находился концентрационный лагерь Дахау, где решили поселить евреев и прочих недочеловеков. И одному только Богу было известно, что там на самом деле происходило. Это пугало Элизу. Конечно, Михаэль все расписал в радужных красках, пообещав, что у них будет там красивый дом, что там обязательно у них должен родиться ребенок, и у нее будет все, что она пожелает. Но признаться, Элизе такая свобода была совсем не нужна. Крепко задуматься о побеге помогла ей и вчерашняя сцена. Вчера Михаэлю показалось, что один офицер пялился на нее на вечеринке, потому что она сама позволяла, но на самом деле Элиза даже повода не давала. Хотя только утром она поняла, что причиной оскорбительных слов мужа стал ее мечтательный взгляд: она думала о Гае, вспоминая о том, что было между ними когда-то. В общем, Михаэль снова ее избил. — Ты — настоящая потаскуха, — приговаривал он, ударяя ее по лопатке. — Надо было прислушаться к сплетням, ходившим в Англии о тебе и твоей распущенности. — У меня было меньше мужчин, чем у тебя женщин, — успела она крикнуть прежде, чем муж повалил ее на пол перед изящной софой. — Этого достаточно, чтобы думать о тебе именно так! — Он пнул ее ногой. — Ты настоящая шлюха! Очень жаль, что твой любовник остался в живых и строчит свои пасквили о войне, которую он и его придурки проиграли. Однажды я прострелю ему голову. Сразу же сделаю это, как только доберусь до него. — Не смей трогать Гая. — Элиза попыталась подняться с пола. — Он намного лучше тебя! — Он?! — усмехнулся Михаэль, снова пиная ее ногой. — Он?! Чем лучше? Тем, что был твоим любовником? Тем, что бросил тебя? — Это я бросила его ради тебя, — выдавила она. — О, вот только не надо строить из себя святую. Я знаю все про твою лживую натуру. Знаю про твои мысли. Ты бросила его только потому, что он не хотел жениться на тебе, а тебе так хотелось выскочить побыстрее замуж, чтобы насолить своей сестрице, доказать, что не одна она такая счастливая и замужняя дама. Ты просто с выбором кандидата просчиталась, думая, будто сможешь вить из меня веревки, так ведь, моя дорогая? Да, она точно просчиталась. Нужно было не торопиться, как советовал Джеймс, подождать, еще немного подождать. Но она не послушалась брата, поэтому Михаэль абсолютно прав. Она хотела насолить не только Аде, которую все только и делали, что хвалили вокруг и восхищались, но и насолить Гаю, доказав ему, что вполне проживет без него. Элиза снова взялась за ручку и стала выводить слова. Она немного задумалась, вспоминая, как они познакомились на пикнике за городом, куда она поехала просто забавы ради. Гай привлек ее внимание с первого взгляда. Высокий, широкоплечий, с мужественными чертами лица: губами, просто созданными для поцелуев и ласк, пронзительными серо-голубыми глазами, полными тайн, руками, которые обязательно должны крепко прижимать к себе по ночам. Между ними сразу же вспыхнула страсть. Он понимал, что Элиза в открытую флиртует с ним, и никак не пресекал этого, позволяя быть откровенной с ним. Они много смеялись, но все равно Элиза слегка удивилась, когда он позвал ее на прогулку в Гайд-парк, почему-то решив для себя, будто для него она стала развлечением на один день. Он затащил ее в постель на втором свидании. Привел в свою квартиру под предолгом выпить по чашечке чая, а сам просто бесстыдно соблазнял ее. Конечно, она не была девственницей, и многое, благодаря Натану, знала, но с ней впервые в жизни происходило нечто странное и непонятное. В мельчайших деталях она помнила, что произошло, когда он отобрал у нее чашку с кофе, поставив на деревянный столик, испещренный ручкой. Гай просто повалил ее на диван и, не став толком раздевать, одним легким движением вошел в нее, не ощутив никакого сопротивления. Несмотря на поспешность и ситуацию, похожую на изнасилование, она получила просто незабываемое удовольствие, поняв, что ему настолько не терпелось заполучить ее, что он забыл о том, чтобы хоть как-то растянуть это мгновение. Она не винила его, ей и самой этого хотелось. С ним она поняла, как ей нравится легкое насилие. Может, поэтому она выбрала Михаэля в качестве мужа, потому что в нем была некоторая грубость? Но если Гай был таким только в постели, то Михаэль был таким во всем. Гай не был способен всерьез избить женщину, это просто не свойственно его натуре. Нет, Гай ни капли не похож на Михаэля. Хотя многим бы со стороны показалось по-другому. Да, Гай мог в теннисном клубе, где за стенкой находились люди, повернуть ее к себе и грубо взять; мог зажать в углу и получить от нее все, что ему было нужно. Они были ненасытными, дикими и необузданными, их страсть не знала предела. Но, черт возьми, ей самой это нравилось, она сама это поощряла. И ничего удивительного, что с ним Элиза просто забывала предохраняться, надевая колпачок, что привело к незапланированной беременности и впоследствии к аборту, а еще позже — к их болезненному разрыву. — Милая, ты так молода. Тебе не нужен сейчас ребенок. Он испортит тебя, превратит в то подобие женщин, которых много в твоем окружении, каких ты презираешь. — В тот день, когда она призналась во всем, он держал ее за руки, нежно смотрел в глаза и говорил таким тихим и грустным голосом, придавая ей уверенности, что нужно сделать аборт. — Но это твой ребенок… — Она поджала губы, по-детски дуясь на него. — Гай… — Сама подумай, тебе еще не исполнилось двадцати, ты еще такой ребенок. — Этой фразой он лишний раз напомнил, что у них слишком большая разница в возрасте — десять лет. — Хочешь, я дам тебе денег и найду доктора, чтобы твои родители ничего не заподозрили? — Да, конечно. Он действительно дал денег, нашел врача, был с ней после операции, сидел рядом, пока та спала, и следил за ее состоянием. Тогда все это показалось Элизе правильным: именно так все должно происходить. И только лишь спустя время она ощутила какое-то странное опустошение, когда ничто ее не радовало, даже их секс с Гаем, и она поняла: что-то с ними не так. Что-то неправильное есть в их отношениях. Вот тогда что-то надломилось в них. Это произошло в сентябре 1935 года, спустя пять месяцев с начала их романа. — Гай. — Элиза прижалась к нему всем телом, шаря рукой внизу, пробуждая его плоть и будоража тем самым разум. — Гай… Я решила выйти замуж… — Ты хочешь, чтобы я одобрил кандидатуру, — отвлеченно пробормотал он, ибо разговоры сейчас его интересовали меньше всего. — Нет. — Элиза убрала руку, отодвинулась от мужчины, враждебно глядя на него. — Я хочу, чтобы ты взял меня в жены… — Господи, ты хоть понимаешь, о чем меня просишь? Твои родители в жизни не одобрят наш брак. — Я могу выйти замуж без их разрешения, — по-детски возразила Элиза, позволяя Гаю дотронуться до себя. — И остаться без приданого? — последовал вопрос. — Жить со мной в крошечной квартире и довольствоваться тем, что у меня небольшой заработок? — Ты зарабатываешь хорошо. — Ухватилась она за последнюю соломинку. — Да, но не так, как твой отец. Я не смогу должным образом обеспечивать тебя, Элиза. В конечном итоге тебе все наскучит, и ты уйдешь от меня. Ты привыкла к роскошной жизни, а я не смогу покупать тебе меха и украшения, дарить подарки, водить по ресторанам и театрам, — привел доводы Гай. — Я не хочу, чтобы ты заводила себе любовника, который сможет дать тебе все это. — У меня есть любовник, который дает мне все, и я люблю тебя. — Это снова прозвучало как-то глупо и наивно. — Гай… — Больше не заводи этот разговор. Через неделю Михаэль сделал ей предложение, и, все еще злясь на Гая, Элиза согласилась на брак с немцем, совсем не понимая, на что себя обрекает. Она не стала ничего говорить Гаю, просто послала записку, что больше не хочет его видеть и в скором времени выйдет замуж. Странно, но почему-то она ждала, что Гай ответит ей, будет отговаривать, но тот не стал ничего делать, будто для него все это не имело никакого значения. Все, что было между ними. Она и правда думала, что насолила ему, пока Гай снова не появился в ее жизни. Элиза отказалась с ним бежать, снова все сделала назло ему. Господи, надо было засунуть свою уязвленную гордость куда подальше и сделать то, о чем он просил. Гай фактически умолял ее покинуть Берлин, отправиться с ним в Париж, где бы они смогли пожить вместе, а потом вернуться в Англию, чтобы она подала на развод, и суд развел бы ее с иностранцем. Но Элиза усомнилась в чувствах Гая и поэтому осталась в Берлине. С мужем-тираном. Для нее были пыткой эти три года. Она не знала, жив он или все же мертв, ведь он отправился в Испанию воевать с франкистами. Но все обошлось. Сейчас он был в Лондоне, наверняка вспомнив обо всем, что было у них когда-то. Элиза нашла коробок спичек на столе, письмо Гаю кинула в тарелку для сжигания бумаги, подожгла, наблюдая за тем, как пламя поглощает листок. Нет, не нужно писать ему. Ничего хорошего из этого не выйдет, но все-таки очень хотелось поговорить с ним. Она бросила взгляд на часы. В Лондоне сейчас два часа дня — вряд ли она застанет его дома. Он вообще мог сменить адрес, но все равно на свой страх и риск Элиза решила ему позвонить. Она позвала Ангелу. Служанка, ничего не говоря, помогла ей привести себя в порядок. Одевшись в черное платье и черный слауч [1] с вуалью, Элиза отправилась на телеграф. — Алло. — У нее чуть не остановилось сердце от радости, когда Гай ответил ей. — Гай... — Ее голос дрогнул. — Элиза? — Она услышала в его вопросе удивление и легкое раздражение одновременно. — Это ты? — Да, я. Гай… Мне так плохо. Прошу, забери меня, — жалобно попросила женщина. — Прости, но я не могу приехать в Берлин, потому что нацисты сразу же меня отправят в тюрьму, — резко ответил Гай. — Я не могу исполнять твои капризы. — Тогда я сама сбегу из Германии. — Она услышала его легкий смешок. — Ты так и не повзрослела, — снова резко произнес он. — Все тот же капризный избалованный ребенок. — Ты ничего не знаешь обо мне! — громко возразила Элиза. — Ты тоже, — вторил ей мужчина. — Прости, но мне надо уже идти. — Гай, я ведь приеду… — тихо проговорила она, понимая, что всерьез ее слова Гай не воспримет. — Как знаешь, — отмахнулся он и повесил трубку. Что бы он ни сказал еще, она все равно найдет способ вернуться в Англию, пока не началась война. Нужно бежать из Германии, потому что потом будет слишком поздно.