Ангелы во тьме

Ада поставила чашку с блюдцем на деревянный столик, зачем-то поворачивая чашку к себе ручкой, словно это было так важно или кто-то заметит, как небрежно она сделала это, ведь главное — манеры, словно на дворе царил позапрошлый век. Ада поджала губы, чтобы побороть желание встать и уйти. Как же ей надоели мамины глупые посиделки, болтовня ее подруг, похожая на кудахтанье куриц, эти дурацкие чаепития, к которым нужно постоянно переодеваться в чайное платье, будто совсем нельзя выйти к гостям в утреннем платье. Все это ей до жути опостылело, и она уже с нетерпением ждала, когда сможет вернуться в Лондон, отвязавшись от общества Верены хоть на какое-то время. Вряд ли надолго ей удастся это сделать: сезон [1] скоро будет в разгаре, а потом нужно готовиться к Рождеству, и ни Грейс, ни Верена не дадут ей спокойно наслаждаться любовью к Гаю, которую она так старательно берегла, пряча от всего мира. Ада вздохнула так, чтобы никто не заметил, как ей скучно. Ее раздражало не только незапланированное чаепитие: сегодня в это время они с Гаем договаривались встретиться, пройтись пешком по скверу, наслаждаясь тишиной и солнечной погодой, впервые выдавшейся за то время, что они находились здесь. Однако Верена словно знала, что у нее есть планы. — Ада, милая, я прошу тебя остаться сегодня со мной. — В ласковом тоне слышалась не просьба, а приказ. Ада слишком хорошо знала мать: не стоит искать за ее теплыми взглядами, нежными словами и располагающим к себе интонациям в голосе и крохи любви. Верена никогда не проявляла особую заботу к родным детям, в отличие от Саймона, от которого всегда исходила волна любви, накрывавшая просто с головой. Тот всегда находил время на то, чтобы зайти в детскую, проведать своих детей. Верена же всегда была занята приемами, чаепитиями, ужинами, балами и благотворительностью. О, как Ада ненавидела штопать одежду для бедняков и безработных по субботам. Это было так лицемерно и по-ханжески со стороны матери, которая презирала бедноту, считая, что ее много не из-за трудностей послевоенного мира или кризиса, больно ударившего по Европе, а из-за того, что те не хотели работать. Лет до шестнадцати Ада находила это субботнее занятие милым, ведь в это время она, Верена и Элиза могли побыть вместе, но потом, когда Ада поступила в колледж, она поняла, что в этом нет ничего прекрасного. И слава Богу: после ее замужества эти мероприятия закончились. Безусловно, Верена была очень красивой женщиной, и грех было прятать себя в доме, куда мало приходило гостей. У нее сохранилась изящная фигура; матовая розовая кожа, которая все же потеряла естественный румянец, но это можно было исправить румянами; светлые глаза, кажущиеся порой ледяными, выражали скорее недовольство, нежели одобрение; темные волосы всегда безупречно уложенные, без единого седого волоска, старательно закрашенные краской, чтобы никто не догадался, сколько ей лет. Нет, такой женщине точно не стоит сидеть дома, но она могла бы хоть как-то выказывать своим детям любовь и поменьше волноваться о том, что подумают в свете о ее семье. — Ада... — Мать взяла ее за руку. — Так ты останешься? Ага, как будто у нее был какой-то выбор. Конечно, не было. Ада знала, что случится, если откажет матери: та прочитает ей гневную тираду, что она совсем не чтит семью и не хочет выполнять свой долг. — Конечно, — отозвалась она, обдумывая, как предупредить Гая, что они сегодня не смогут увидеться. — Вот и славно. Жду тебя к четырем. Да, и оденься в подобающее платье. — И, не позволив себе возразить, Верена ушла в гостиную. «Подобающее платье», — фыркнула про себя Ада, будто она всегда одевалась как-то неподобающе. Вот почему Верена и Грейс постоянно указывали ей, что делать? Будь здесь Элиза, то всеми заправляла бы так, что никто не смог бы ей перечить, но Ада так не умела. Она никогда не вела себя так нагло, как младшая сестра. — Валери, — позвала Ада свою молодую камеристку. — Передай эту записку в дом, который снимают Беккеты, лично в руки мистеру Данбару, — как можно строже и официальнее попросила Ада, пряча в голосе волнение. — Хорошо, — согласилась девушка. — Передать что-то еще с запиской? — Скажи, что я очень сожалею, но мы не сможем поиграть сегодня в теннис, — сочинила на ходу миссис Равенхарт. — Да, миледи. — И Валери, держа записку в руках, выскользнула из спальни своей хозяйки. Валери незаметно прошла через кухню, вышла на улицу, вдохнув свежего воздуха после вчерашнего дождя. Дом, где жили Беккеты, находился далеко, но не для нее. Ведь в Лондоне Валери приходилось ходить по разным поручениям мадам и преодолевать куда большие расстояния. Бат — все же маленький провинциальный город, живущий лишь за счет курортников. Не будь их — он давно бы превратился в настоящее, Богом забытое захолустье. Валери повезло: Гай как раз был дома. Она передала ему записку, скрывая едкую улыбку. Конечно, она знала, что происходит между Адой и этим журналистом. Хоть они и старались прятаться, но от нее не укрылось, что Гай часто по ночам приходит к Аде, а потом уходит ранним утром, думая, что никто не знает о связи, длившейся уже несколько месяцев. Вот они, дамы из высшего свята: у них есть мужья, которые просто души в них не чают, готовые исполнять все их капризы, а они еще чем-то недовольны и заводят себе любовников, которые чаще всего ниже их по происхождению и статусу, поддаваясь глупому желанию плоти, будто они и так не имеют всего в этой жизни. Никогда до того момента, пока в узкой щели между дверью и косяком не увидела мелькающее тени и не услышала приглушенные стоны, Валери не думала, будто Ада Равенхарт способна на такое. До этого вечера она была для нее чуть ли не святой, непохожей на Верену и Грейс, Элизу и многих ее подруг. Но после Валери полностью поменяла о ней мнение. И совсем не понимала, что удерживало ее саму от того, чтобы рассказать все Адриану. Наверное, хотела продать секрет хозяйки подороже или же ждала момента, чтобы в нужный момент им воспользоваться. — Она что-то сказала? — спросил Гай, забирая записку. — Нет, ничего, — соврала Валери. Ада просила ее сказать, что не сможет поиграть с ним в теннис. Валери аж передернуло от этой мысли. Понятно, что под этим подразумевалось — любовные утехи. — Что ж, спасибо. — Гай протянул ей шиллинг [2]. Валери положила монетку в карман легкого пальто и покинула мистера Данбара, гадая о том, какое сейчас у него выражение лица, когда он прочел записку от любовницы. Наверное, пребывает в расстроенных чувствах, как и его любовница, которая несколько минут нервно расхаживала по спальне, заламывая руки от того, что сегодня ей не удастся встретиться с Гаем. Но Гай не расстроился, он знал: для того чтобы их связь не открылась, приходится идти на жертвы. Мучительно провести день без Ады, но иногда нужно расставаться, чтобы потом испытать радость от встречи. Что ж, он найдет себе занятие на этот вечер. Нужно побыстрее закончить перепечатывать свои заметки об Испании. Надо бы найти машинистку, чтобы дела продвигались намного быстрее, но потерпит ли Ада присутствие другой женщины? Он не знал, как та отреагирует на эту новость. Не хотелось ссориться с нею из-за такой ерунды, но ему действительно нужна девушка, которая могла бы помочь ему. Завтра он обязательно поговорит на эту тему с Адой.

***

— Ада, милая, ты совсем молчишь? — обратилась к дочери Верена. Ада подняла взгляд на мать, легко улыбаясь, как делала всегда, когда та пыталась заставить ее говорить. Только Ада хотела раскрыть рот, как Верена ее перебила. И к чему тогда было задавать подобные вопросы? — Я думаю, в субботу нужно пригласить гостей на чаепитие. — Верена сделала глоток черного чая с молоком и взяла с блюда, расписанного кремовыми розами, маленький сэндвич с огурцом. — О, это очень хорошая идея, Верена, — согласилась миссис Денч, седая дама с выцветшими серыми глазами, в темно-зеленом костюме. — Давно пора организовать здесь нечто подобное. Все устали от однообразных ежедневных ритуалов. Миссис Денч — мамина подруга с давних времен. Вместе они всегда занимались благотворительностью: раздавали подарки сироткам на праздники, помогали больницам и собирали деньги для разных общественных фондов. Чем еще вместе могли заняться жена политика и врача, как не помощью обездоленным? Муж миссис Денч был известным гинекологом — именно у него обследовалась когда-то Ада, и тот не нашел у нее никаких патологий, не назвал ни единой причины, почему прошло пять лет брака, а она так и не забеременела. Сама же миссис Денч любила высказываться по этому поводу, что сама не сразу родила ребенка, но это не означает, что и у Ады никогда не будет собственных детей. Конечно, Джулии Денч легко говорить, когда у нее два сына и две дочери, а Аде уже двадцать семь лет, а она так не подержала на руках младенца. — Я тоже так думаю. — Слова Верены вырвали Аду из омута размышлений о собственной бездетности. — Мужчины будут играть в карты, пить чай или виски, говорить о политике, а мы побеседуем о своих делах, так ведь, Ада? — Да, мама, — промямлила женщина, делая глоток чая. Господи, будто в обычной жизни они не обсуждают высший свет, перетирая различные сплетни и разжигая костер неприязни в людях. Этим они занимаются практический каждый день, так к чему устраивать званое чаепитие? Ада поджала губы, подавляя в себе волну возмущения. Хотя вряд ли когда-нибудь она высказала бы все вслух — на это была способна только Элиза, а Ада была просто не в состоянии открыть рот и произнести хоть одно слово недовольства. — Надо будет пригласить мистера Данбара, — предложила Элеонора Хендридж, старая перечница, любившая всех осуждать. При этом когда-то очень давно она чуть не сбежала с любовником от своего престарелого мужа. Но в итоге любовник ее бросил, а муж через несколько лет умер, оставив ей все состояние. Правда, в тот же год началась война, и Элеонора отправилась работать в госпиталь. После войны она начала писать довольно нравоучительные романы, которые на удивление хорошо продавались. У Ады задрожала рука, и она чуть не уронила чашку. Верена заметила, но ничего не сказала: как-то неправильно — указывать дочери на ее неловкость. Молодая женщина поставила на столик чашку, сложила руки на коленях, как прилежная школьница, хотя этот жест никак не вязался с ее темно-синим платьем с обнаженными лопатками, которое она выбрала явно назло матери. — Дорогая, тебе стоит отдохнуть, — предложила миссис Денч. — Я знаю, как выматывает молодых скучная атмосфера провинциального города, который блистал так лишь во времена короля Георга IV [3]. — О, нет, Джуди, она просто очень соскучилась по своему мужу, — возразила Элеонора. — Да, это так. Надеюсь, Адриан вернется через пару недель, — спокойно ответила Ада, хотя не хотела, чтобы тот возвращался в Англию. Придется еще тщательнее тогда скрываться, каждый раз с дрожью ложась в постель с мужем, гадая, поймет он или нет, что она ему изменяет, и уже не одну неделю. — Ему явно запрещают звонить и писать, поэтому трудно сказать, как идут у него дела в Москве. — Надеюсь, что все закончится благополучно, — подбодрила Верена. Ада в это не верила, прекрасно понимая, что ничем это не окончится: Москва, Париж и Лондон не договорятся, и их делегация приедет ни с чем. «Милая моя, не собираются они договариваться, — как-то сказал ей Гай, — иначе бы они не отправляли делегацию на старой развалюхе по морю, когда можно это сделать намного быстрее на самолете. Тем более эти люди не имеют права ничего подписывать. Нашему Чемберлену [4] куда интереснее заключить пакт о ненападении с Гитлером, но я думаю, что и это не увенчается успехом. Война совсем скоро начнется — это уже вопрос времени». До встречи с ним она не очень разбиралась во всех этих межгосударственных хитросплетениях и играх, хоть и была женой политика, и только Гай смог научить ее распознавать тайные знаки. Теперь ей не казалось глупостью, что новая война совсем скоро будет. — Нет, все же не стоит приглашать мистера Данбара, — произнесла Элеонора. — О нем много ходит разных слухов, будто он волокита, соблазняет замужних добропорядочных женщин, сбивая их с истинного пути. — Он был в Испании, — резко сказала Ада, сама поражаясь своей внезапной дерзости. — Он видел ужас войны и знает, какие страшные вещи творятся в Германии. — Элиза ни о чем таком никогда не писала. — Верена бросила неодобрительный взгляд на дочь. — Я склонна ей доверять. — Неужели ты никогда не думала, мама, что ей просто не разрешают писать о том, что книги Ремарка сжигают на кострах, а евреев загнали в гетто, а потом в лагеря? Люди пропадают каждый день. И ты думаешь, что мистер Данбар врет? — Что с тобой, дорогая? — произнесла сердито Верена, при этом стараясь показать подругам, что не злится на резкие слова дочери. — Это что с тобой, мама? Неужели ты не понимаешь, что скоро лишишься всех своих привилегий, потому что скоро начнется война? — вспылила Ада, опять поражаясь своей смелости. — Не говори глупостей, — ледяным тоном ответила миссис Франклин. — Это ты не говори глупостей. — Ада встала, случайно задевая рукой свою чашку с розами из любимой коллекции матери «Кремовые розы» известной фабрики «Royal Doulton» [5]. Чашка разбилась на две половинки: хрупкий фарфор — не крепкий фаянс, набиравший популярность в мире. Ада с неким страхом посмотрела на разбитую чашку, словно понимая, что это не просто испорченный предмет из сервиза, а ее отношения с матерью. — Простите, — пробормотала Ада и, больше ничего не сказав, отправилась к себе в комнату.