Ангелы во тьме

— Что происходит, Адриан? — Ада вскочила, услышав, как где-то вдали раздаются выстрелы. — Ничего особенного. — Муж успокаивающе взял ее за руку. Адриан подошел к окну, чтобы посмотреть, что происходит. В городе все тихо. Скорее всего, что-то случилось в пригороде. Адриан решил позвонить в Хоум-Офис [1] и выяснить, что сейчас творится в Англии. Разговор был коротким, и все время, что он говорил, Ада с жадностью ловила каждое слово мужа. — Кажется, нас бомбят, — просто сказал Адриан, медленно положив трубку на телефонный аппарат. — Иди спать, Ада. Адриан тяжело опустился в кожаное кресло. Только бомбежек сейчас не хватало. Кажется, Гитлер решил во что бы то ни стало завоевать Англию, и бомбы — самый лучший способ сломить англичан. Утром Адриан узнал, что десять немецких самолетов, сбившись с курса, по ошибке сбросили бомбы на окраину Лондона. Наверное, им всем повезло, но были погибшие в этих живописных районах — первые гражданские жертвы. Эти люди не воевали в окопах, не работали на разведку, они просто жили и надеялись: война не дойдет до их домов. В итоге она пришла. Настигла под покровом ночи. Правительство решило бомбить Берлин и совершило восемь налетов, отомстив таким образом за человеческие жертвы. Адриан думал, что это усмирит немцев и они побоятся совершать налеты на Англию, но Элиза сразу же его разубедила. Она громко засмеялась, стряхивая пепел с сигареты на белые простыни, сказав, что Гитлер и Геббельс найдут такие слова, что все немцы поверят, будто теперь они должны все идти мстить. — Думаешь, они продолжат? — спросил Адриан, внимательно глядя в темные глаза Элизы. — Еще как продолжат. — Элиза затянулась, прищурив глаза. — Тебе не пора домой в теплую постельку твоей жены? — Я не сплю с ней. — Услышала Элиза. — И уже давно. — Я польщена, Адриан, но меня не волнует, спишь ты с ней или нет. — Это действительно так. Элиза просто развлекалась, и ее никак не волновало, что на самом деле творится с Адрианом. — Ты не ревнуешь? — Это прозвучало так по-детски, что Элиза дотронулась до его лба, убирая темные пряди назад. — Нет, — немного безразлично ответила она. Гай от нее упорхнул, и уже давно. От него не было ни слуху ни духу, словно он сквозь землю провалился. Хотя Элиза прекрасно осознавала: это ненадолго, все равно его отправят домой на побывку, и вот тогда он от нее просто так не отвяжется. А пока у нее отношения с мужем сестры. Да, она всегда ему говорила, что спит с ним из скуки, и просто чтобы насолить Аде, и вроде Адриана все устраивало, раз прошел только месяц, а он все еще продолжал бронировать для них двоих номер в одной и той же гостинице. Признаться, она уже начала уставать от Адриана, но не знала, как от него отвязаться. — Мы увидимся послезавтра. — Адриан чмокнул ее в щеку. — Я надеюсь. — Элиза улыбнулась, понимая, это вышло натянуто и несколько фальшиво, но вроде бы Адриан этого не заметил. Они не увиделись в тот день, ибо немцы в ночь на седьмое сентября стали бомбить Лондон как акт возмездия за Берлин. В этот день война стала не далеким эхом, а реальностью. Ада завороженно смотрела из окна сестринской комнаты на дымящийся город. Горели доки и дома. Много людей погибло, а их больница не знала, куда разместить раненых. Казалось, этому не будет конца, и действительно каждую ночь и вечер немцы сбрасывали бомбы на город, явно наслаждаясь видом разрушенных зданий и столбов дыма. Ада совсем забыла о покое. Она только работала и работала. Поначалу Аде было очень трудно, несмотря на то, что она не один месяц проработала в госпитале. Теперь они с Лорен выезжали в город на медицинской машине, выполняя тяжелую работу. Больше всего она боялась заблудиться в темноте. Она спешно изучала Лондон, но это мало помогало, поскольку из-за воронок и неразорвавшихся бомб многие улицы были перекрыты. Ада перестала узнавать прежний город, на который легла печать войны. Лорен подбадривала ее, стараясь развеселить, но обе понимали: сейчас просто не до этого. Теперь вся их жизнь сводилась к работе и времяпровождению в бомбоубежищах. Конечно, можно было убежать из города, как это сделали Грейс и Верена, устремившись в Эдинбург, понимая, что туда война уж точно не скоро доберется. Питер, их славный водитель, который был не годен для войны из-за возраста, но подходил для подобной работы, останавливал машину, чтобы спросить дорогу у прохожих, и бывало, что напуганные бомбежкой люди отправляли их по неверному пути. В обязанности Ады и Лорен входило не только грузить пострадавших в машину и отвозить в больницу, но и записывать в специальном журнале имена раненых и характер полученных повреждений. Только у Лорен почему-то никогда это не получалось: то не было времени, то она не могла найти карандаш, то из-за темноты и завесы пыли вообще невозможно было писать. Позже Ада находила время и писала в машине, которая ехала в их госпиталь. Приходилось делать это в темноте, быстро, и спустя время Ада начала понимать, что стала видеть хуже, но дойти до врача просто не было возможности. В больнице они с Лорен оставляли пострадавших в приемном покое, забирали носилки и одеяла, возвращались на станцию «скорой помощи» и ждали нового вызова, который не заставлял себя долго ждать. И все начиналось по новой. Иначе уже просто не могло быть. В этой работе была уйма возможностей сделать ошибку. То Ада забывала забрать одеяла и получала разнос от начальства, поскольку приходилось выписывать новые. То раненые в салоне начинали стонать и жаловаться, когда Питер пытался объехать выбоину на дороге. Однажды Ада свернула не там, где нужно, и лишь минут через десять сообразила, что едет по другой улице, очень похожей по названию с нужной. В перерывах между вызовами, сидя в подвале перед телефоном, они с Лорен без конца пили чай и говорили обо всем, но только не о том ужасе, который видели каждый день. — Хьюго скоро выгонит меня из дома. — Лорен зажгла сигарету. — Теперь я понимаю, что зря не захотела родить ребенка. — У вас все еще впереди. — Ада сжала руку подруги. — И потом, вы не так долго женаты. — Шесть лет, дорогая. Кажется, сегодня наша годовщина. — Лорен протяжно затянулась, и дешевый табак наполнил легкие. — Вначале нам было хорошо, потом мы начали друг другу изменять, а затем у меня случился выкидыш. Теперь уже поздно, потому что война идет уже второй год. — Лорен, все будет хорошо. — Ада улыбнулась. — А ты сама когда решишься стать матерью? — Этот вопрос кольнул Аду, но она стойко решила ответить: — Мы старались с Адрианом. Кажется, я бесплодна. — Ада поджала губы. — А ты никогда не думала, что это он не может иметь детей? — Ада и в голову такое не приходило, лишь только Гай однажды высказал эту мысль. — С Гаем вы, конечно, предохранялись… — И пару раз не делали этого, и по закону жанра я должна была забеременеть, — перебила подругу Ада. — Иногда это происходит не сразу. — Лорен бросила злой взгляд на телефон. — Кажется, пора. В ту ночь Ада столкнулась с тем, чего так боялась. Дежурство было тяжелое: вернувшись в свой подвал после очередного выезда, они с Лорен решили опять выпить чаю, хотя так хотелось выпить кофе, но в последнее время достать его не удавалось. Они успели вскипятить чайник, как телефон зазвонил снова. В три часа утра дым и кирпичная пыль висели такой плотной пеленой, что сквозь лобовое стекло ничего не было видно. Лорен высунула голову в боковое окно и говорила Питеру, куда ехать, хотя порой Аде казалось, что подруга тоже ничего не соображает. Они вылезли из машины, и Ада пошла вперед — туда, где в свете фар виднелось какое-то препятствие. Внезапно она прошептала, и Лорен услышала в ее голосе ужас и удивление одновременно: — О, Боже! Ада посмотрела вниз. Мальчика, наверное, подбросило взрывной волной, и от удара об асфальт маленькое тельце разбилось. Ада услышала, как Лорен громко закричала, завыла без слез. Ее голос не могла заглушить даже плотная завеса пыли и дыма. Однако сама она не плакала, не кричала — ничего из того, чего она боялась, с ней не произошло. Она только взяла из машины одеяло, обернула им мертвого мальчика и бережно положила на носилки. Женщина удивилась себе. Она не ожидала, что будет такой равнодушной внешне, хотя на самом деле внутри нее бушевала настоящая буря, которая не давала спокойно говорить. Поэтому Ада молчала, просто оглядываясь по сторонам. Кажется, произошло самое страшное: она начала привыкать ко всему этому ужасу, который стал уже рутиной. Обыденностью, как воскресные чаепития у Верены. Именно этого она боялась больше всего, и именно об этом ее предупреждал когда-то Гай. — Ко многому привыкаешь. И к смерти тоже. Привыкаешь к трупам на улицах, и самое главное, тебя больше ничего не удивляет и не шокирует. — Но человек должен оставаться человеком, — слабо возразила она. — Моя дорогая, ты не была на войне. Когда она придет сюда, ты вспомнишь мои слова. Война не всех превращает в зверей, но отнимает у нас самое главное — возможность удивляться. Ада вышла из омута воспоминаний, сдерживаясь, чтобы не произнести вслух имя Гая. Потом зажгла сигарету и вставила ее в трясущиеся пальцы Лорен. Зажгла сигарету и для себя. Постовой, патрулировавший улицу, которую недавно бомбили немцы, тут же заорал «Потуши огонь!», но Ада и не подумала подчиниться: она не верила, что в таком аду можно с неба разглядеть огонек сигареты. Но потом вспомнила правила поведения в городе и бросила сигарету на асфальт, при этом громко выругавшись. Верена наверняка сейчас сказала бы, что даме ее статуса не пристало так выражаться. Эта ночь принесла Аде странное облегчение, словно женщина сдала какой-то важный экзамен в колледже или получила престижную работу. Поначалу рев сирен воздушной тревоги и низкий гул бомбардировщиков вызывали у нее приступы страха и тошноту, а звук падающих бомб приводил в панику и заставлял сердце бешено колотиться, отчего она хваталась за успокоительные капли. Справиться с собой Аде удавалось лишь потому, что думала: Гай вернется и узнает, как она себя вела и больше не захочет смотреть в ее сторону, ведь там на континенте он рисковал жизнью, а она тут сходила с ума от бомбежек. Страх на удивление быстро ослабел: невозможно все время бояться с одинаковой силой, прятаться от всех, пытаясь с помощью паники защититься от этого безумного мира. Страх стал терпимым, с ним уже можно было жить и мириться, принимая его как данность и неизбежность. Шум и хаос воздушных налетов был всеохватывающим, проявляющимся в вое сирен, ударах зажигательных бомб, падающих на дорогу, грохоте обваливающихся стен, гудении самолетов, пролетающих над городом, и треске радио. Пожары, казалось, охватили уже весь Лондон, и то там, то здесь в небосвод поднимались густые клубы дыма. Порой из окна своей спальни Ада подолгу смотрела, как горят дома, гадая район и улицу, а утром из газет узнавала, где и что произошло, понимая, что ошиблась всего лишь на самую малость. Постепенно она привыкла к новому ритму жизни. Каждый день в шесть утра возвращалась домой, до часу спала, потом занималась домашними делами, после чего снова шла на станцию «скорой помощи». На станции она зарабатывала три фунта в неделю. Ей не особо нужны были деньги, и Адриан порой совсем не понимал, зачем жене такая работа. Иногда он смеялся над ней, и лишь только Хьюго, который теперь часто приходил к ним домой на обед, поддерживал Аду и свою жену. Хьюго считал: каждый должен послужить своей стране. Однако Адриан возражал гостю, и они начинали спорить — Лорен и Аде приходилось их часто утихомиривать. Эти три фунта были для нее как признание того, что она кому-то нужна. Что она не просто каждый день сидит у окна и ждет Гая. Ада думала постоянно: он будет ею гордиться. Будет доволен тем, чем она занимается. Нет, она это делала не ради общественного признания, как всем рассказывала Элиза, которая сама меняла любовников, готовых баловать ее безделушками и походами в рестораны, где все безумно подорожало. Нет, Ада стала работать на станции «скорой помощи», потому что хотела быть в гуще событий. Конечно, она боялась бомбежек, но вряд ли бы в убежище ее страх уменьшился. Через две недели, получив выходной, Ада снова отправилась с Лорен в Бристоль. Где они постоянно спали и подолгу гуляли, не понимая, почему здесь нет разрушенных домов и разорванных от бомбежек людей. Подруги настолько привыкли к войне, что уже совсем не представляли, что в других городах ее нет. Странно, но Ада совсем перестала считать дни с тех пор, как рассталась с Гаем. От него по-прежнему не было никаких вестей, и порой ей казалось, будто все, что произошло с ними прошлым летом, случилось в далеком прошлом. Порой вечерами, лежа в постели перед сном, Ада очень хотела вспомнить его черты, рельеф мышц, который она когда-то знала так хорошо, но не сумела. Из памяти стало многое стираться, а какие-то детали со временем вообще стали незначительными и неважными. Гай был прав: война многое убивала в них. И самое главное, убивала их любовь. Возможно, пройдут годы, прежде чем они увидятся и не смогут принять тот факт, что изменились и стали совсем другими. То, что они любили друг в друге, навсегда исчезнет, и придет лишь только пустота. Когда-то Ада боялась этого, а теперь знала, что не удивится, если увидит вновь Гая и ничего при этом не испытает.

***

Элиза не уехала из города, потому что думала, что в нем будет не так страшно, как сейчас. Но, кажется, она привыкла к этому хаосу. Она по-прежнему старалась жить на широкую ногу, и ее никто и ничто не могли остановить. К чему экономить, работать убогой медсестрой, когда можно наслаждаться жизнью, которая в любой миг может прекратиться. Наверное, поэтому она завела роман с Адрианом, как с единственным нормальным мужчиной в ее окружении. — Как я соскучился по тебе. — Адриан прижал к себе Элизу, проводя ладонью по темным волосам. — Что, жена совсем тебе не дает? — Когда-то ее некоторая пошлость, дерзость выводили из себя Адриана, но сейчас он находил в этом нечто очаровательное. — Кажется, у нее нет времени на меня. — В его голосе Элиза услышала некоторую обиду. — Ты бы мог ее остановить и не давать работать. — Элиза стала медленно расстегивать его пиджак. — Мог бы ей запретить. — Вряд ли. После поездки в Париж Ада совсем изменилась, порой я не всегда ее понимаю. — Элиза нахмурилась, стараясь вспомнить, что же такого произошло тем летом, раз сестра так сильно поменялась. Но ничего припомнить не смогла. — Бедняжка, — усмехнулась она, аккуратно целуя его в шею. — Ну чего, это можно поправить. Иди ко мне. Она увлекла его за собой в постель, ощущая тяжесть тела на себе. Пусть даже снаряд упадет рядом, ей будет все равно. Пока Адриан Равенхарт дарит ей подарки, дает карточки и деньги, она может вертеть им, как хочет. Он поддался ей. Элиза ловко стягивала с него одежду, пока он шарил руками по шелковой сорочке. Нет, она не любила его. Да и к чему ей это? Однако ей так нравилось учить его страсти, показывать все, чему она научилась у других мужчин, заставляя скучного Адриана быть таким же, как и прошлые любовники. — Как же хорошо с тобой, — прошептал ей в грудь Адриан, когда кончил вместе с ней. — Так хорошо. — Только ты бы никогда на мне не женился, — усмехнулась она. — Конечно, — не стал спорить Адриан. Она не обиделась. Да и тогда — пять лет тому назад — она бы вряд ли выбрала его. Даже если бы тот был свободен. В то лето Адриан Равенхарт казался Элизе жутко скучным, и сейчас он был таким же. Однако она продолжала эти отношения. — Что это? — немного испугалась Элиза, услышав протяжный визг за окном. — Кажется, опять начинаются бомбежки, и они где-то рядом. — Адриан подал Элизе одежду. — Нужно быстро одеться и спуститься в подвал гостиницы, добежать до метро уже не успеем, иначе погибнем. — Что? — Ее губы задрожали от страха, и она чуть не заплакала. — Я… Элиза так и не смогла привыкнуть к новой действительности. Из-за этих немцев, с которыми она когда-то жила бок о бок, она больше не могла ходить в бары, посещать клубы, магазины. О многом вообще пришлось забыть. Недавно Элизу удивило, какой спокойной была Ада, когда где-то вдалеке послышался гул бомбардировщиков. На лице сестры не промелькнуло ни одной эмоции, она все так же продолжала пить чай, словно ничего не происходило. Тогда Элиза возмутилась, а сестра спокойно ответила, что пора бы уже привыкнуть к новой действительности. Элиза совсем не хотела привыкать. Адриан быстро прижал ее к себе, чтобы успокоить. Элиза пару раз всхлипнула в его объятиях, и спустя время он ее отпустил. — Давай быстрее. Она не хотела идти в подвал. С детства эта часть дома вызывала у нее самые противоречивые чувства. Там водились мыши и крысы, было много пыли и плесени. Она не может долго находиться в таком месте, но, кажется, выхода у нее совсем не было. Они быстро вместе спустились в подвал, где предстояло провести слишком много времени. Элиза прижималась к Адриану, но не ощущала в нем защиту. Вот рядом с Гаем ей всегда было спокойно. И дело не в его больших ладонях, скользивших по ее телу, или глубоком голосе, дарящим чувство защищенности. Дело явно в чем-то другом. — Придется переждать налет, — прошептал ей Адриан, и мысленно она прокляла его за то, что решила закрутить с ним роман. Словно в этом была лишь только его вина и больше ничья. Кажется, она заснула ненадолго. Когда Элиза открыла глаза, многие уже уходили из подвала. Они с Адрианом вернулись в номер, радуясь, что их здание стоит на месте, зато дом напротив был разгромлен наполовину. Окна в их номере выбило явно от разрывной волны, поэтому приходилось аккуратно передвигаться по комнате, чтобы осколки не впились в ногу. Спустя время они вышли на улицу, совсем не боясь, что могут наткнуться на кого-то из знакомых. Картина устрашала. Конечно, Элиза и раньше видела, как война портила некогда любимые улицы родного города. Но почему-то сегодня кратеры на тротуарах поразили ее больше всего. Она зачем-то подняла глаза к небу. В основном немцы бомбили ночью, но иногда случалось и днем. Элиза набрала полную грудь пыльного воздуха. Она не выдержит всего этого. Нет, точно не выдержит. Как же она устала. От того, что у нее нет прежней жизни, что трудно достать пару хороших чулок и приходится штопать старые или рисовать карандашом стрелку на дешевых, чтобы они казались дорогими. Она устала от всего этого, но ехать в Эдинбург к матери Элиза совсем не хотела. — Все хорошо, — прошептал Адриан, накидывая на нее свое пальто. — Да, — выдохнула она. «О, Гай, где же ты?! — пронеслось у нее в голове. — Вернись, прошу тебя, вернись».