Ангелы во тьме

Сильвия стряхнула с сигареты пепел, и тот рассыпался по столу, попав даже в ее тарелку с супом. Гай, сидевший напротив, смотрел сквозь нее, явно кого-то выслеживая. Впрочем, ее это никак не беспокоило. Вот лет десять тому назад этот факт ее бы сильно волновал, а потом она бы просто устроила ему сцену ревности. Наверное, поэтому она ему изменила, потому что надоело смотреть, как девицы пялятся на него, а он — на них. Все молодые парижанки только и думали, как бы затащить под венец американца, надеясь, что однажды тот свозит их в Штаты, где, как говорили многие, сбывались все мечты. Правда, все эти глупые девчонки забывали, что в Америке такой же кризис, как и в Европе. Сильвия знала, почему Гай сбежал из Бостона. В то время он был куда разговорчивее, нежели сейчас. Сейчас он мог подолгу молчать, явно думая о чем-то своем. Сильвия прекрасно понимала, почему он продолжает их знакомство: ему это выгодно. Учитывая, что Сильвия работала секретарем в гестапо, она могла сообщать ему обо всем, что творится в городе. Она же и помогла замять дело Гаю с Деленси. После убийства Деленси и Габриэль он не сразу пришел в себя и почему-то зализывать раны пришел не к Тэмми, а именно к Сильвии. Та сразу же его поняла, потому что сама когда-то оказалась в такой же ситуации, когда убила немецкого офицера, собиравшегося ее изнасиловать. Тогда ей крупно повезло, потому что удалось встретить на своем пути испанца, работающего на англичан. Хуан Костелло был портным, шил одежду для немецких военных, которым не всегда хотелось ходить в одной только форме. Еще в Мадриде его заметили англичане, развернувшие огромную шпионскую сеть в Испании, чтобы не допустить Франко вступить в войну. Англичане решили, что лучше всего Хуану будет в Париже. Тем более он говорил по-французски, был обаятелен и красив. У них почти сразу же завязался роман, да они друг другу были полезны: она состояла в партизанском движении Парижа, а он являлся шпионом. Их роман был совсем не таким, как у Гая и Тэмми, это Сильвия прекрасно понимала. Их отношения больше походили на отношения сестры и брата, не считая того, что они спали вместе. Нет, у них с Хуаном все было совсем иначе. Возможно, после войн они останутся вместе, и неважно где — в Париже или Мадриде, — ведь фашистов изгонят из всех стран. Конечно, Сильвия прекрасно понимала Гая, и они много говорили в тот день о настоящем, совсем не вспоминая прошлого. За эти семь лет многое изменилось между ними, а чувства, если таковые все же были, давно умерли. У Сильвии было много причин помогать Гаю. Ее мужа забрали в концлагерь, поскольку его отец был наполовину евреем. Гай сразу же понял, что подтолкнуло Сильвию помочь ему в тот день, когда он пролез в номер Мюнса. Да, она не любила Жиля Маттье, но они прожили вместе немало лет — вернее, больше двадцати, — за которого вышла замуж шестнадцатилетней девчонкой. Жиль и Сильвия встретились в 1917 году, в самый тяжелый год на англо-французском фронте, и, конечно, провожая его на фронт, она решила стать его женой, думая, что скоро станет вдовой, как и многие ее подруги или сестра. Жиль выжил, вернулся с войны; она родила ребенка, но их сын умер от болезни крови, когда мальчику было всего лишь пять. После этого они отдалились друг от друга. Сильвия стала менять любовников, а Жиль весь ушел в работу. Увидев еврейскую звезду на двери дома Сильвии, Гай тогда ничего у нее не спросил. Все было понятно без слов. Он знал, как это происходит. Сначала немцы рисовали звезды везде, где жили евреи или те, у кого была хоть капля их крови, затем заставляли носить всех звезды, а потом постепенно арестовывали всех евреев и увозили в концлагеря, о которых столько ходило слухов, но никто точно не знал, что происходит там. Конечно, у Сильвии хватало причин, чтобы ненавидеть режим Виши [1] и всех немцев, неожиданно заполонивших всю Францию. Гай даже подумать не мог, что Сильвия являлась двойным агентом. Это даже не смахивало на правду. Она так же, как и он, негодовала по поводу Деленси, которого оба когда-то знали, и ненавидела Габриэль, у которой когда-то Сильвия всегда покупала свежий сыр, потому что у ее родственников была своя сыродельня. Теперь же все стало иным, и давно уже пора забыть о прошлом и больше не вспоминать о днях, погребенных под пеплом войны и предательств. Каждый сам выбрал свой путь. — Кого ты высматриваешь? — вдруг спросила Сильвия, до сих пор гадая, на кого смотрит Гай. — Кажется, тут начальник полиции общается с немецкой свиньей. — Сильвия хотела обернуться, но передумала, решив не привлекать к себе лишнего внимания. — Что ж, это не новость, — усмехнулась Сильвия. — Хуан вообще мне рассказал, что они готовят чистки, потому что явно намечается нечто грандиозное. По-моему, немцы планируют напасть на красных. — Чистки, говоришь. — Гай потер подбородок, думая, как расценить крупицу этой информации. — Да, до первых чисел мая осталось не так уж много времени. Наверное, хотят доловить всех евреев, а заодно и коммунистов. Этим чудовищам совсем не нужны сочувствующие. — Сильвия приняла более расслабленную позу: закидывая ногу на ногу, ставя локоть на подлокотник деревянного кресла. В свои сорок она была все так же хороша собой: та же точеная фигура, лицо без признаков явного старения, рыжие волосы, которые она красила, чтобы спрятать седину, уложенные волнами, как у кинодив. Она — все такая же картинка. Только печальный взгляд ее выдавал прожитые годы. — Да, — выдохнула она, затянувшись. — Будьте осторожны. Вчера арестовали подпольную ячейку на улице… Гай промолчал. Для него не секрет, что порой происходило с подобными ячейками. Они были стихийными, маленькими и совершали небольшие диверсии. Да, это изрядно трепало нервы немцам, но большего эффекта от них не было. Обычно такие ячейки подрывали машины офицеров, перегораживали улицы, чтобы гестапо или полиция ехали медленнее до места, где собирались проводить рейд, иногда могли подорвать склад. Но подобной ячейке не хватало сноровки, связей и людей. Они не знали о далеких или больших планах, потому что у них не было своих людей в немецких структурах. Эти люди всегда работали вслепую и почти всегда были обречены на провал. Так что удивляться тут нечему. Гай лишь подумал: сколько парижан готово сопротивляться нацистскому режиму? Но не сами ли французы запустили их в страну? — Как Тэмми? — Сильвия решила сменить тему разговора. — С ней все хорошо, — просто ответил Гай, не желая больше распыляться по этому поводу. — Тебя что-то гложет. О, неужели ты все же влюблен в нее? — подколола его Сильвия. — Я не влюблен в нее, — процедил сквозь зубы Гай. — После того как мы с тобой расстались… — После того как ты меня бросил, — поправила его Сильвия. — В моей жизни были и другие женщины. Ради одной я чуть жизнью не поплатился. — Гай продолжил следить за начальником полиции и его немецкой компанией. Жаль, он не умел читать по губам. — Так что не думай, что мне не знакома любовь. — Она в Англии? — Сильвия снова решила закурить. — Где же ей быть. — Гай пожал плечами. — И она, конечно, замужем, — сделала вывод Сильвия. — Думаю, тебя это никак не касается. — Он встал, забирая пиджак. — Прости, но у меня дела. — Гай достал из внутреннего кармана маленький конверт и положил рядом с Сильвией. — Отдашь Хуану, а если до него не дойдет, я узнаю, что ты нас сдала. — Я не работаю на немцев. — В сотый раз повторила Сильвия. — Кто тебя знает. Однажды ты меня уже предала, — напомнил мужчина. — Хотя отчасти я благодарен тебе за это. — Я изменила тебе, потому что устала ревновать ко всем, — попыталась оправдаться женщина. — Я все это уже слышал. И не один раз. Все это уже не имеет никакого значения. — Он надел шляпу. Было немного непривычно смотреть на Гая с бородой, но Сильвия понимала, зачем он ее отрастил: боялся, что кто-то из старых знакомых его узнает, а сейчас ему совсем это не нужно. — До скорого. — Сильвия быстро спрятала конверт в сумочку. — Приятно было с тобой позавтракать. — Мне нужно узнать как можно больше планов немцев, — тихо попросил Гай, нагибаясь, чтобы поцеловать в губы. Нет, он делал это не потому, что хотелось, а потому что требовала роль. Для всех они — влюбленная парочка, которая решила позавтракать в одном из красивых кафе города. — Будет сделано, — отозвалась Сильвия. — Я пришлю, как и обычно, записку с конфетами. У всех тайных сетей есть свои знаки, и каждые, пользуясь азбукой Морзе, догадывались, что никто не поймет, что за линиями и точками кроется на самом деле. Агенты настолько научились изворачиваться, что даже офицер гестапо не сразу понял, что все эти коробки с конфетами, букеты цветов, милые подарки, бутылки спиртного и многое другое — прекрасное средство общения целой сети английских агентов, а порой еще и русских. С последними вообще было приятно иметь дело, хотя русские те еще эгоисты и могли передать данные в свой штаб, но поделиться с англичанами. Здесь в Париже Гай убедился, что в правильных коммунистах нет ничего плохого, как он порой думал раньше. Хотя эгоизм русских вполне понятен: пока они не воевали, им надо знать, что творится в Европе и когда следует ждать нового удара. Сильвия не читала конверт Гая. Она пошла в ателье и отдала Хуану. Тот быстро вскрыл конверт, бегло прочитав. Судя по всему, написано там было совсем не много. Хуан ушел к себе в комнату и уже через несколько минут вышел в мастерскую в черном костюме. — Ты куда? — спросила Сильвия. — Кажется, на нас намечается облава. — Хуан бегло поцеловал любовницу в щеку. Сильвия никогда не могла отвести от него взгляда: высокий, с красивой фигурой, темноволосый, зеленоглазый, с аккуратными руками. Женщины сходили по нему с ума, но ревновать в такое время было просто неуместно. — На типографию? Но как они узнали? — Сильвия непонимающе посмотрела на Хуана. — Кто-то сказал. У нас есть предатель, дорогая моя. — Мужчина горько усмехнулся. — У меня вопрос, как Гай узнал об этом… — Тэмми… — выдохнула Сильвия. — Она ему сказала. — Что ж, надо всех предупредить и найти новую штаб-квартиру.

***

Среди агентов не должно быть друзей. Кругом один скупой расчет: спишь, с кем тебе выгодно, проводишь время с теми, от кого будет польза. Чувствам нельзя давать волю. Ни на минуту, иначе тебя вычислят, и судьба твоя станет весьма незавидна. Тэмми хорошо выучила все правила, вот только на деле получалось чуть иначе. Она сказала Гаю, что на типографию, где партизаны печатали листовки с призывом борьбы против немцев, готовится облава. Понимала, что в итоге Мюнс может понять, что это все она. Но надеялась, что тот был пьян в тот вечер, когда хвастался своими знаниями и не помнил ничего, иначе она подвела всех под монастырь. Непростительный прокол. Но, с другой стороны, Тэмми не могла иначе. Она не хотела, чтобы хоть что-то случилось с людьми, которые ей не безразличны. — Ничего не случится, — уверял ее Гай. — Надень платье посексуальней, накрась губы, и он все забудет. — И после того, как оттрахает меня, придушит, — спокойно сказала она. — Не придушит, — сказал Гай. — Просто не сможет, да и не поймет. Мало ли кому он мог еще сказать. Пока гестапо станет искать предателя среди своих, можно будет смотать удочки и убрать все концы. Вот это оказалось самым сложным, однако возможным. В итоге Гай оказался прав: сначала гестапо пыталось понять, куда девалась типография, потом чистило свои ряды. Правда, после этого обрушилось на горожан с проверкой. И, как позже написали в газетах, даже успело выловить нескольких евреев, которые и помогли бежать коммунистам. — Эти свиньи глупые, — часто любил повторять Мюнс. — Не поняли, что дело не только в евреях. — А в ком еще? — с замирающим сердцем поинтересовалась Тэмми. — Партизаны тут кругом среди нас, но ничего, скоро власть в этом городе наладят. Только спустя время Тэмми поняла, что он имел ввиду. Через три дня после неудачной облавы Михаэля назначили новыми начальником парижской полиции. Конечно, это не гестапо, но и этого хватит, чтобы контролировать власть в городе. Когда-то Михаэль служил в СС, которые формально принадлежал полиции, и теперь его назначение означало, что он стал более важным человеком в городе. — Теперь ты важная шишка в городе. — Тэмми поставила бокал на столик. — Тебя стоит бояться. — Теперь всем партизанам надо бояться. — Михаэль дотронулся до ее коленки под столом. — Ничего, я всех их научу думать правильно. Никто больше не будет мечтать о том, чтобы свергнуть власть великого Третьего рейха. — Неужели кто-то думает, что можно вернуться к прежним временам? — изобразила удивление Тэмми. — Я просто поражаюсь. Вчера эти идиоты опять подорвали трамвайные пути, и я чуть не опоздала на работу. — Милая моя, ты можешь переехать ко мне. — Мюнс сжал ее коленку, но она и виду не подала, что ей больно. — Так тебе будет удобно. — Я не могу бросить мужа, — отозвалась Тэмми, вспоминая, что ей говорили в Ми-6. — Ты могла бы с ним развестись. — Михаэль достал из кителя серебряный портсигар, подаренный когда-то Элизой. Стоило бы давно расстаться с этой вещицей, но он не мог. Мюнс достал сигареты, предложил Тэмми. Та взяла сигаретку: ей как раз требовалось немного табака, чтобы унять волнение. — Я не могу. Когда-то он любил меня, а я — его. — Она первый раз затянулась — яд постепенно проникал в голову. — И потом без меня он просто пропадет в этом мире. — Найди ему любовницу. — Тэмми рассмеялась. Какое, оказывается, простое решение всех проблем. — Тут столько парижанок, готовых за чулки спать с любым. — Но у него нет лишних чулок, хотя он управляющий магазином, — ответила Тэмми, решив выпить еще немного вина. — И потом, Эрбер… — Второе имя Гая было Герберт, и по новому паспорту его звали именно так, но на французский лад. — И потом, Эрбер считает аморальным изменять жене. — Чертов святоша, — усмехнулся Михаэль. — Поехали, мне еще нужно заехать по делам в отдел гестапо, а потом поедем ко мне и займемся куда более приятными вещами. Тэмми в первый раз оказалась в здании гестапо, и будь ее воля, она бы никогда здесь не очутилась, потому что это место навевало плохие чувства. Здесь мучилось и сидело в тюрьмах столько людей и подписывалось много смертных приговоров. Мюнс оставил ее у места секретарши, но той не оказалось на рабочем месте. Наверное, пила кофе или же вышла за сигаретами для своего босса. Типичная ситуация: она сама такая же девочка на побегушках, правда, эта девочка порой слишком много знала для обычной секретарши. Тэмми села на стул. Она хотела подслушать разговор Мюнса и его друга, но те плотно закрыли дверь и к тому же говорили очень тихо. Видно, помнили, что и у стен есть уши. — Тэмми? — Женщина испуганно подняла глаза на ту, что вошла в комнату. — Что ты здесь делаешь? Это была Сильвия — и как она могла забыть, что бывшая любовница Гая работала тут. Можно было, конечно, надеяться, что у нее сегодня выходной и не ее смена, но все знали, что Сильвия здесь часто работала. — Пришла с Мюнсом, — просто ответила Тэмми. — Мне надо с тобой поговорить. — Сильвия подошла к Тэмми. — В гестапо под тебя копают. — Тэмми не вздрогнула от этих слов: стоило однажды ожидать такое. — Кто? — Некий герр Вальтер. — Сильвия налила женщине воды, но та отказалась. — Весьма редкостная скотина, и если захочет, то найдет все, что ему нужно. Он же смог упечь одну из любовниц одного генерала лишь только потому, что кому-то показалось, будто та плохо на него влияет. Кажется, кто-то решил, что ты… — Поняли, что это я предупредила Гая и Хуана, и они не смогли взять типографию? — Тэмми прекрасно знала, в чем ее ошибка, но не хотелось верить, что все так фатально. — Нет, про это не забыли, но кажется, уже просто не до этого. — Сильвия села на край стола. — И что делать? Сказать англичанам? — тихо спросила Тэмми. — Думаю, это только поднимет ненужную нам шумиху. Мы не должны… Сильвия осеклась. Было понятно, что она имела ввиду. Им нельзя подвести Гая и Хуана, иначе тех ждет весьма печальная судьба. Один журналист, который по легенде работал сантехником, а на самом деле работал на англичан, уже попался и его расстреляли. Англичане, конечно, об этом знали, разве что не написали в газетах. Для служб лишиться своего ценного агента — самое худшее, что могло с ними случится. Так что сейчас нужно быть всем осторожными. — Мы убьем его, — хитро произнесла Сильвия. — Это безумие! — Если все продумать, то никакое не безумие. Никто даже не поймет, что на самом деле произошло, — возразила Сильвия. — Нет, так нельзя! — Тэмми от волнения мяла шейный платок, который сняла, когда пришла сюда. — Еще как можно. Решайся, или вы с Гаем все потеряете. — Сильвия поближе наклонилась к Тэмми. — Ты почти спасла Хуана, иначе его в тот день арестовали бы, я же спасу тебя, иначе все потеряет всякий смысл в этой жизни. — Спасибо, — выдавила из себя Тэмми. — Скажешь, когда провернем дело.