Ангелы во тьме

В эту майскую ночь было очень холодно, и во всем виноваты северные ветра, поэтому пришлось натянуть на платье свитер, который согревал лучше, чем накидка. Тэмми поежилась, глядя на свет, что загорелся в гостинице. Она знала, чей это номер и кто там сейчас. Тэмми очень хотелось курить, но она сдержалась, словно боялась, что тот, кого она выслеживает, подойдет к окну и увидит красный огонек на улице. Она сжала пачку сигарет и положила обратно в сумочку. Что ж, потом, если все получится и гестапо их с Сильвией не арестует. Они решили уехать за город, да и герр Вальтер зачем-то отправился на природу. Наверное, наскучила столичная жизнь, а может, у него тут какие-то важные дела. Сильвия ничего не стала объяснять, просто попросила приехать по указанному адресу. Тэмми ничего не сказала Гаю, да и своему начальству, хотя в таких случаях стоило сообщить. Но в этот раз надо чистить хвосты самим. Наверное, глупая идея — убивать Гидеона Вальтера. Потому что никто не знал, что ему известно о Тэмми и что он конкретно искал на нее. Может, ничего не делать и просто подождать, когда дело разрешится само собой? Тэмми пожала плечами, продолжая смотреть за силуэтами в комнате. Кажется, Вальтер не один. Ах да, он там с Сильвией. Она так и сказала ей, что придет к нему, скажет, что ее отправили из управления, чтобы тот подписал несколько дел. Конечно, он ей поверит — ведь они вместе работали — и даже ничего не заподозрит, когда откроет ей дверь. Хотя, с другой стороны, если Сильвия так беспокоилась, то дело очень серьезное, и в той папке, где значилась ее фамилия, было нечто такое, что просто так уничтожить не получится. Сильвия легко могла подменить папки, изъять часть документов. Вот только Тэмми была нацистской подстилкой, как презрительно звали таких женщин обычные люди. Именно это все усложняло. Конечно, Мюнс мог бы все замять, только сказать — и гестапо бы даже не посмотрело в ее сторону, но… Но тогда спасение одного повлечет за собой целую череду болезненных событий, а этого им сейчас никак нельзя допустить. Тэмми замерла на месте, присматриваясь к окружающей обстановке. Обычные жители деревни уже давно спали. Конечно, были гуляющие, но такая ночь не навевала на романтические порывы. Хотя в Англии и не такая погода бывала, однако не мешала многим совершать прогулки и ходить на свидания. Англия… Какое-то далекое воспоминание. Казалось бы, все это где-то далеко и в прошлой жизни. Как будто случилось совсем не с ней, а с кем-то другим. Тэмми уже почти забыла, как пахнет в доме, когда мама готовит ужин по субботам, и какая музыка звучит в ее любимом танцзале, забыла, как соблазняла мужчин, пользуясь своей странной теорией о совращении, как сама назвала. Все забыла. Тэмми уехала из Англии еще в мае 1939 года. Ей предложили работу в Бельгии, и она согласилась, решив, что неплохо бы подзаработать, и она наконец-то сможет купить домик в Лондоне. Пусть и не центре или модном районе, но уж точно больше не придется снимать комнату и жить рядом с ужасными соседями. Ей предложили серию статей о Европе, об обстановке, быте людей, их мыслях. Хотя Тэмми слабо верила, что англичанам интересно знать о том, что творится в Бельгии и других странах. Но Тэмми хотелось уехать из Англии, и на то у нее были свои причины. В какой-то момент ее стали тяготить отношения с Адель… Да, она не любила говорить, что по своей природе была бисексуальна, хотя по правде ее всегда тянуло больше к мужчинам, или, возможно, все это просто наваждение и на самом деле ее никогда и не тянуло к женщинам. Сейчас она легко могла сказать, почему связалась с Адель. Француженка, эта танцовщица, очаровала ее. Тэмми помнила, когда увидела ее впервые. Помнила, что ощутила, когда эта миниатюрная блондинка показывала откровенный танец. Адель первой с ней заговорила. Они стали общаться, а потом… как-то в один миг их отношения стали совсем другими. Но Тэмми быстро очнулась: она совсем не хотела, чтобы ее контролировали. Не хотела, чтобы ее ревновали. Она не терпела насилия над собой. Может, поэтому она поспешно собрала вещи и, даже не оставив записки, умотала в Бельгию, где предалась праздной жизни. Она застала начало войны в Бельгии, но не придала этому значения, решив, что сейчас все дипломатическим путем решится, и все же Гитлера усмирят. Но все сложилось иначе. В итоге, когда Тэмми собралась покинуть Брюссель, все переправы закрыли, а потом… Пала Голландия, и ей пришлось бежать во Францию. По дороге ей попался Гай, и Тэмми зацепилась за него, совсем не понимая, во что это выльется. В итоге у них начался роман, ну или ей так казалось. Гай не любил ее. Совсем. Для него существовала какая-то мифическая англичанка, которой могло и не быть на свете. Тэмми заметила, как Сильвия задернула шторы — их условный знак. Она вышла из тени и быстрым шагом направилась к гостинице. На стойке регистратуры никого не оказалось, поэтому она прошла на второй этаж безо всяких преград. Тэмми сняла туфли, чтобы звук каблуков не нарушал тишину. Прижимаясь к стене, она прошла по коридору. Сильвия открыла ей дверь. Кажется, она усыпила Вальтера. Теперь предстояло избавиться от трупа — самое трудное, почти невозможное, как казалось Тэмми. Но у Сильвии было все схвачено. Они завернули в ковер тело, благо Вальтер был невысокого роста и худой. Такой молодой, а уже почти мертв, но жалости не ощущалось. Тэмми бегло посмотрела на гладкое лицо, мужественный подбородок, темные волосы. Сильвия перевязала тело веревкой. Черт, вот сейчас самое сложное. Нужно унести тело вниз так, чтобы их никто не заметил. Тэмми быстро пробежалась по маленькой гостиной. Кажется, все спали. Они с Сильвией с трудом вытащили тело через черный ход, где стояла припаркованная машина. Тут не было окон, так что никто не мог их заметить. Они решили подальше увезти от деревни сонного Вальтера, где бы могли его закопать. Что женщины и сделали. Какое-то странное чувство — будто заново родился. Вот была жизнь, и вот ты ее отнял. Всего лишь мгновение — но оно разделяет тебя на разные вехи. — Странно все это, — впервые произнесла Тэмми, когда они ехали в Париж. — Ничего странного в этом нет. Его будут искать, но подумают, что это сделали партизаны в деревне. — Сильвия грустно улыбнулась. Она знала, на что шла, и догадывалась, какие будут последствия. — Они устроят облаву, — заключила Тэмми, глядя на тонкую полоску солнца, поднимающегося из-за горизонта. — Да, — выдохнула Сильвия. — И ничего тут не поделать. Но иногда приходится жертвовать ради большей цели. — Гай ничего не должен знать. — Уголки губ Сильвии дрогнули. Она не стала говорить, что они с Гаем почти не общаются, потому что тот подозревает ее чуть ли не во всех смертных грехах. — Добро пожаловать в ад, Тэмми Грэм, — торжественно заявила Сильвия. — Теперь и ты знаешь, что такое убивать. — Так надо, — утешила себя Тэмми и отвернулась от Сильвии, не желая больше ни о чем говорить. Что бы ни произошло дальше, но пути назад уже нет.

***

Лондон был в огне. Неизвестно, когда подсчитают ущерб от бомбежки. Кажется, в этот раз немцы озверели. Да, англичане уже привыкли, что их постоянно бомбили, и относились к этому как обыденности, но в этот раз люфтваффе будто намеревались просто стереть с лица земли Лондон, Ковентри и другие города. Ничто не предвещало такой трагедии, хотя все уже понимали, что Англия одна из последних стран, над которой еще не развевался флаг со свастикой. И это был всего лишь вопрос времени, когда английское правительство устанет терпеть налеты и сдастся на милость врагу. — Неужели мы как Франция… — Ада замялась, не зная, что и сказать. В этот день она была у Черчиллей на Даунинг-стрит, куда ее позвали на чашку чая, за которой Клементина хотела поговорить о проблемах с медициной в городе. — Я не думаю, что… — Она осеклась, слыша, как в кабинете ходит ее муж. — Уинстон сказал, что не допустит этого, да и сделает все, чтобы немцы не оказались здесь. Тем более, моя дорогая, есть ощущение, что Гитлер устанет ждать и нападет на Советы. — Но у них же договор! — воскликнула Ада. — И это будет нам на руку. — Премьер-министр появился в дверях уютной гостиной, где Ада с Клементиной пили чай. — И тогда мы сможем вздохнуть спокойно. — Но это будет нечестно по отношению к Советам. — Ада отпила немного чаю. Уже вечерело, а значит, нужно возвращаться домой, пока немцы не начали бомбежки. Хотя вчера вот всем крупно повезло, и гудящие самолеты миновали Лондон. Отец вообще сказал, что все это очень похоже на затишье перед бурей. — Да, нечестно, но война не терпит честных методов. — Черчилль сел в кресло, обитое коричневой атласной тканью. Он достал папиросу из портсигара и закурил. — Дитя мое, я бы очень хотел поговорить с вами о вашем муже. — А в чем дело? — Ада немного испугалась. — Я хочу снять его с этой должности. У Адриана не все хорошо выходит, и в его ведомстве жаловались, что толку от него мало. — Черчилль затянулся, а Аде оставалось лишь только гадать, откуда премьер-министр все знает. — Мы мало в последнее время общаемся, — пролепетала Ада, теребя салфетку на коленях. — Ада занята делами в госпитале, — вставила Клементина, словно спасая Аду от очередной реплики своего мужа. — Я хочу его назначить в секретариат кабинета министров, — просто произнес Черчилль, продолжая раскуривать папиросу. — Завтра я ему скажу об этом. — Думаю, ему понравится назначение, — тихо произнесла Ада, хотя думала наоборот. Вряд ли Адриану это придется по душе, тем более тот уже вошел во вкус на новой должности, да и как он будет обеспечивать чулками и продуктами любовницу, о существовании которой Ада подозревала, но совершенно не знала, кто она и как ее зовут. — Вам уже пора возвращаться домой. — Черчилль посмотрел на окно, затем на часы на цепочке, словно ждал чего-то или кого-то. — Будьте осторожны в эту ночь. Ада попрощалась, совсем не придав значения последней фразе премьер-министра. За этими словами могло крыться все что угодно. Ее мысли в тот момент занимала новость, и как будет сокрушаться Адриан по поводу этого назначения. Его мать вообще начнет названивать ей и говорить, что это Ада виновата, потому что связалась с Черчиллями. Почему-то Равенхартам нисколько не нравился новый премьер-министр, особенно отцу Адриана, хотя никто не знал, как бы все изменилось, ибо Джойс умер еще весной 1937 года. И порой Аде казалось, что он бы сейчас задал взбучку сыну за то, что тот плохо работал в такое тяжелое время. Признаться, Ада никогда не понимала этого. Джойс чаще всего был на ее стороне, в отличие от той же Грейс, но все же со свекром у нее сложились натянутые отношения. Он считал Аду тихоней, хоть в чем-то она ему и нравилась. Говорил постоянно, что ее характер не доведет до добра их семью, потому что в тихом омуте черти водятся. Ада вышла на улицу. Почему-то ее охватило странное ощущение. По коже пробежали мурашки. Она села в кэб, который вызвала для нее Клементина. В городе было тихо, хотя обычно в это время люди, несмотря на бомбежки, продолжали вести праздную жизнь, если это можно так назвать. Обычно такая тишина бывает перед землетрясением, по крайней мере так писали в учебниках по естествознанию. Зловещая тишина всегда предвещает какую-то опасность. Загудели самолеты люфтваффе. До Ады Не сразу дошло, что происходит. Кэб остановился посреди дороги, наверное, потому что впереди была воронка. Ада вышла из машины, хотя водитель умолял ее не делать этого. Если что — укрыться от бомбы будет негде. Ада огляделась по сторонам. В клубе пыли мало, это видно. Она сделала несколько шагов вперед, услышав чей-то жалобный плач. Вдруг она увидела женщину, лежащую под завалом дома, а рядом с ней — ее ребенка. Девочка была ранена, и ее надо срочно везти в госпиталь. Ада взяла ее на руки: девочка настолько была шокирована, что даже не сопротивлялась. Мать ребенка уже умерла, и завтра, если получится, патрульные заберут ее, чтобы похоронить. — Поехали, — попросила она. — Но как? — Я покажу более короткую дорогу, — сказала спокойно Ада, — если, конечно, там целый асфальт. Пришлось указывать водителю, куда ехать. За несколько часов город словно изменился до неузнаваемости. Немцы продолжали сыпать зажигательными бомбами. И Ада просто не понимала, каким чудом она с маленькой девочкой на руках добралась до больницы. Там уже была толкучка. Кого могли увезти, сразу же везли в больницу. Кажется, сегодня ночь будет долгой. Лорен тоже не осталась в стороне, учитывая, что ее дом находился неподалеку от госпиталя. Оставив ребенка на няню, она приехала, чтобы помочь всем: сейчас просто катастрофически не хватало лишних рук. Маленькая девочка, которую Ада спасла, умерла от потери крови на рабочем столе. Ада и до этого видела смерти, но почему-то именно это шокировало ее. Она не могла ничего сказать, внутри словно все умерло. Только недавно ребенок был живым, и она держала его на руках, и вот сейчас маленькое бездыханное тело везут в морг. — Какая бессмысленная смерть, — тихо проговорила Лорен, закрывая простыней тело ребенка. — Таких будет много, — просто ответила Ада. Ее звал хирург, чтобы та помогла с перевязкой одной старухи, которую вытащили из-под завала. Ада успела испачкать свой красный костюм, оставшийся у нее из прошлой жизни. Она помнила, куда его одевала. Помнила, как они с Гаем ходили гулять по Бату. Но это было уже неважно. Если постараться, то пыль и кровь можно отстирать. — Кажется, все поняли, как важно быть вместе. — Послышалось Аде. Она нахмурилась: а по-другому вообще-то и быть не могло. — Все давно это поняли, — отозвалась Ада, продолжая складывать бинты в карман халата. — Смотрите. — Молоденькая впечатлительная медсестра указала на окно — все подбежали к нему, словно увидели нечто особенное. Ада лишь улыбнулась. Они с Лорен переглянулись. Когда-то они были такими же молодыми и, наверное, так же себя вели, но это случилось так давно. Тогда война не бушевала за окном, а Лондон не горел. В пору их детства Англия только начинала переживать другую войну. Они ничего о ней знали, а всего лишь слышали о том, какой она была тяжелой и трудной. Лорен и Ада помнили первый лондонский сезон после войны, тогда они была двенадцатилетними девчонками, которые лишь только делали первые шаги в этом мире, познавая прелести светской жизни. Тогда они удивлялись совсем по-другому, а сейчас восемнадцатилетние девушки, бывшие школьницы, служили в их госпитале. Непонятны были причины, почему они здесь, но Ада понимала, что лучше пусть они удивляются горящему за окном Лондону, нежели уподобляются Элизе, которая каждую ночь искала себе очередного мужчину, чтобы тот смог купить ей чулки и белье. Ада тоже забыла, что такое нормальные чулки, но ее как-то не волновало все это. Она боялась, что Гай, вернувшись домой, станет ее презирать за мелочность и меркантильность. Она знала, что будет именно так. Он где-то в Европе рисковал собой, и Ада просто не имела права на праздную жизнь. — Они сбросили много бомб сегодня, — громко сказала Ада. — Отчего совсем не видно, как в городе забрезжил рассвет. Девушки обернулись. Они и не заметили во всей этой суматохе, что уже давно утро. Они недолго смотрели в окно и стали по одной уходить: работы предстояло слишком много. Ночь и следующий день были просто адскими. Кругом разрушенные дома, разорванные люди, пожары, с которыми власти с трудом справлялись. Видно, немцы решили забросать город бомбами. Хотели уничтожить Лондон, но и не только… Приходили неутешительные новости из Ливерпуля, Кентербери, Ковентри. Бомбардировки Лондона сопровождались сильными разрушениями и пожарами. С лица земли были стерты целые кварталы, уничтожены исторические памятники, и все это случилось за последние месяцы. Говорили, что летчики люфтваффе специально не трогали собор Святого Павла, так как он служил им главным ориентиром. Но на самом деле он тоже был очень близок к гибели. Бомба упала совсем рядом. К счастью, она не разорвалась. Сколько они потеряли в этой войне людей, домов, покой… Больше всего пострадал восток британской столицы — Ист-Энд, где располагались заводы и доки. В Берлине рассчитывали, что, нанося удар по небогатому пролетарскому кварталу, удастся внести раскол в английское общество. Недаром супруга короля Георга VI — Елизавета — на следующее утро после бомбардировки Букингемского дворца заявила: «Слава Богу, теперь я ничем не отличаюсь от своих подданных» [1]. В этой войне все стали равны друг перед другом. 21 мая бомбежки прекратились. Сначала все думали, что они продолжатся, а потом стало ясно, что Гитлер решил оставить в покое англичан. И лишь только через месяц стало понятно почему. Но мир не пришел, и война продолжалась, переходя теперь на новые рельсы. Ад, что опустился на землю, никуда еще не делся.