Ангелы во тьме

Ада так и осталась у Джоша. Просто не смогла уйти от него. Элиза, конечно, всем растрепала, что происходит в их семье. Поведала обо всем в красках и картинках. Ада знала, что это конец, и когда пришли документы на развод, то, не раздумывая, подписала их. Адвокаты Адриана постарались решить проблему очень быстро и без лишнего шума, а еще, что самое главное, в пользу пострадавшего. Все случилось, как и сказала Грейс. В ее сторону и правда перестали смотреть. Многие знакомые из высшего общества сразу же принялись обсуждать подробности ее жизни, попутно жалея Элизу. Конечно, в их глазах она жертва. И все жалели беременную брошенную женщину, потому что Гай женился на ней просто из благородных чувств. Аде просто не могли простить, что она любила и была любимой, и неважно, как все происходило на самом деле. — Нет, ты посмотри, что она делает, — бесновалась Лорен. — Она только и делает, что сеет везде ложь. — Просто она никак не может простить мне Гая, — спокойно ответила Ада, положив руку на большой живот. — Он хоть и ее собственность, в общепринятом понимании, но она знает, что совсем ему не нужна. Гай ее не любит. — Меня все интересует, чем это она так подцепила его, — поинтересовалась Лорен. — Может, что-то пронюхала. — Лорен, какое это теперь имеет значение? Я свободна, но вот какая насмешка судьбы — Гай женат. — Ада криво усмехнулась. — И все мои мечты медленно рассыпаются. — Все еще может быть хорошо, — подбодрила ее Лорен. Ада слабо в это верила. От Гая совсем не было вестей, зато в новостях по радио сообщали о больших потерях и что творится на фронте. Война действительно подходила к концу и оставалось лишь только понять, сколько еще она продолжится. В начале апреля, когда шли тяжелые бои в Германии и остальной Европе, Элиза родила мертвого мальчика. Он запутался в пуповине еще в утробе матери, и, как говорили врачи, виновата в этом она сама, ведь ребенок неделю не шевелился, но Элиза все пустила на самотек. Ада даже не знала, радоваться этому или нет. Ей самой нужно скоро рожать, и она начала бояться за жизнь ребенка. В первый раз это было совсем не страшно, потому что перед неизвестностью всегда сложнее пасовать, а вот когда уже знаешь, то начинаешь думать: а вдруг все пойдет не так. Врачи уверяли Аду, что все у нее хорошо, но учитывая, что ее постоянно беспокоили и заставляли волноваться, она начала думать, будто ей что-то недоговаривают. А еще на здоровье сказался недавний визит сестры. Элиза была бледной, как простыня. Худой, как будто не ела уже больше недели. Уставшей, будто трудилась на заводе без выходных. А в глазах пылала такая злость, что Аде казалось: еще чуть-чуть — и сестра накинется на нее и задушит. Ада пустила ее в дом Джоша. Все же они были сестрами и могли помириться. — Это ты во всем виновата. — Элиза влетела в дом. — В чем? — не понимала Ада. — В чем я виновата? — В том, что у нас с Гаем родился мертвый ребенок. Ты виновата. Теперь он не захочет меня. Будет думать, что у меня зубастое влагалище [1]. Я ему больше не нужна. Это было единственное, что могло удержать его подле себя. — Ты, наверное, сошла с ума, — выдохнула Ада, садясь в кресло. Она ощутила, как ребенок мягко толкнулся. — Он твой муж. — Да, но почему-то все это время он был с тобой! — выпалила Элиза. Сейчас она напоминала обиженного ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. Ада вздохнула. С того дня, как она ушла от Адриана, или, вернее сказать, он ее выгнал, они с Элизой не говорили больше. Не было необходимости. Все понятно без лишних слов. Ада только не могла понять, чего именно Элиза добивалась, рассказав все Адриану. То ли думала, что старшая сестра будет умолять мужа, то ли скажет, что Гай ей больше не нужен. Ясно же дело, что нужен. Иначе в чем смысл последних нескольких лет, которые она прожила с верой, что между ней и Гаем настоящая любовь. Он тоже клялся ей, что между ним и Элизой ничего нет и не может быть и собирался после окончания войны развестись с женой. Да, придется выплачивать алименты на содержание бывшей жены и ребенка, но они с Гаем всегда понимали: Элиза никогда одна не останется. Рядом с ней всегда вились мужчины. И все же найдется тот, кто ее пожалеет. Пусть это звучало несколько самонадеянно, ведь Элиза старела: ее шансы найти красивого и успешного мужа сокращались, если только вдовца с кучей детей и проблем. — Он сразу же побежит к тебе. — Элиза зло посмотрела на нее. — И сразу же решит остаться с тобой. Он этого не сказал, но я знаю, что все именно так и есть. — Он твой муж, и я не имею на него никаких видов, — солгала Ада. Конечно, все совсем не так. Она думает о нем. У них двое детей, а это уже слишком много значит. — Ты ведь с самого начала знала, что это мой Гай! — зло прошептала Элиза. — Послушай, я не знала. Для меня это была интрижка, но потом все стало иначе. Я его люблю, он любит меня, что еще надо? — Любовь? — Элиза засмеялась. — В то время как он трахает эту Тэмми? — В отличие от тебя у меня хватает ума признать, что на войне многое происходит, и не всегда хорошее, — холодно ответила Ада, вжимаясь в диван. Она ощущала на себе злой взгляд сестры и только хотела сказать, что ей пора уйти, как Элиза начала плакать. Ада неуклюже поднялась на ноги и подошла к сестре. И тут произошло нечто неожиданное. Элиза кинулась на нее, отталкивая в сторону. Все, о чем думала Ада, чтобы ее ребенок остался жив. Она закрыла его руками, когда Элиза стала бить ее по спине. Она делала это с остервенением, пытаясь как можно больнее ударить. Ада лишь только тихо стонала и ничего не могла сделать. Слишком уж неповоротливой она стала за последние месяцы. — Мамочка. — На пороге гостиной появилась Кэт. Элиза сразу же перестала бить сестру. Она схватила сумочку и побежала к выходу. Элиза прекрасно понимала, что никого дома нет и никто Аде сейчас не поможет. Пусть ребенок умрет так же, как и ее. Тогда Гай точно захочет Элизу, а Аде скажет, что она сама виновата в случившемся. — Мама… — Позвони Джошу, — попросила Ада. — Я не знаю номера, — прошептала девочка. — Я скажу тебе, — простонала Ада, чувствуя, как по ногам бежит вода. — Давай, детка. Кэти не сразу сообразила, что надо делать. Ада не винила ее, ведь той и трех лет не было. Тут и взрослый человек не всегда может трезво мыслить, что и говорить о ребенке. Кажется, спустя минут десять Кэт удалось дозвониться до Джоша. Он не сразу взял трубку, вроде как его секретарша не хотела соединять с ним. Аде казалось, что прошла целая вечность. Она то теряла сознание, то снова приходила в себя. Совсем не слышала, как кто-то прошел в гостиную. Узнала лишь по знакомому аромату туалетной воды, что это Джош. Он был не один, и, судя по всему, с ним была еще Лорен и кто-то еще из госпиталя. — Дело плохо. — Донеслось до нее. — Придется спасать Аду, а потом уж думать о ребенке. — Я обещал Гаю, — простонал Джош. — Гай все поймет, — ответила Лорен. — Давайте аккуратно ее на носилки. *** Ада проснулась спустя время. Ей было слишком больно — сил хватило только поднести руку к животу. Он уменьшился: ребенка не было, но живот стал дряблым. Как с Кэти, но тогда ей сразу же дали ее поддержать в руках, а сейчас... — Так, тихо-тихо, — произнесла медсестра. — У вас была очень сложная операция. Сестра Равенхарт, вы и сами знаете, что делать. Не один год работали в хирургии. — Где мой ребенок? — спросила она с мольбой. — О, доктору Харрисону удалось совершить чудо. Он сказал, что еще никогда не видел ребенка, который так отчаянно цеплялся за жизнь, — ответила женщина. — Славу Богу. — Ада устала закрыла глаза. — Не хотите узнать, кто это? — поинтересовалась женщина. — Это девочка. — Девочка… — прошептала Ада. — Как неожиданно. — Ваш муж себе места не находит. Ада хотела сказать, что Адриану все равно, что с ней, и что переживает за нее Джош, который мало интересовался женщинами. Но промолчала. Если бы медсестра была сама чьей-то женой, то сразу бы поняла, что на самом деле происходит. Ничего удивительного, ведь законы запрещают медсестрам выходить замуж [2]. — Можно я его впущу к вам? — спросила медсестра. — Да, конечно, — разрешила Ада. Джош был взволнованным и взлохмаченным. Явно в последние несколько дней почти не спал. Пил и переживал; все мужчины одинаковые, сделала про себя вывод Ада. — Господи, я уже думал, что Гай мне по возвращении вмажет, — прошептал он, нежно беря руку Ады. — Вы сговорились за моей спиной. — Сил возмущаться у Ады не было. — Как вы могли? — А что нам оставалось? На твоего мужа, вернее, бывшего мужа нет никакой надежды. Гай снова умотал на войну — кто еще, кроме меня, о тебе позаботится, — объяснил все Джош. — Поэтому мы все так решили. — Я же не вещь, чтобы меня так перебрасывать, — простонала Ада. — И я не настолько не самостоятельна. — Господи, вот только не спорь сейчас со мной, — возразил Джош. — Ты думала, как ее назовешь? — Совсем нет. — Тогда назови ее Дафна Мария, — предложил Джош. — Почему именно Дафна? — удивилась Ада. — Мою мать так звали, — грустно сказал Джош. Ада вспомнила, что она умерла, когда ему было семь лет. — Хорошо, — согласилась Ада. — Ты будешь крестным? — Я не могу быть крестным. — И Джош погрустнел. Ада в тот день не узнала причину этой смены настроения. Правду решили пока скрывать от нее, ведь она только что пережила сложную операцию. *** Гай жаждал мести. Он хотел убить Мюнса, а заодно и Гросса. Пока не пришли русские, надо самому решать свои проблемы, а также не дать всем этим крысам сбежать с тонущего корабля. Нацисты собирались уехать из Германии, так как знали, что русские не оставят их в покое. Они найдут всех и перевешают на столбах и будут совершенно правы. В то время на подступах к Берлину шли ожесточенные бои. Самое время, чтобы осуществить свой план мести. Хаос — лучшая среда, чтобы свершить преступление. Хотя по меркам войны это совсем не убийство. Всего лишь возмездие. Гай потерял связь с Лондоном, не из-за Гросса, нет, — он решил прекратить общение со всеми связистами, потому что считал, будто многие поймут, что он задумал на самом деле, и тогда дело плохо. Гай подумал, что, отрезав себя от мира, он легко достигнет нужной цели. Убить Гросса оказалось намного проще, чем он думал. Гай подкараулил его в одном из темных переулков города. Со светом были настоящие перебои, так как периодически шли налеты, а еще неподалеку гремели канонады, свидетельствовавшие о том, что здесь скоро будут русские. — Думаешь, так будет лучше, — проговорил Гросс, глядя пристально на Гая. — Тебя либо осудят, как нацистскую сволочь, или же ты умрешь прямо сейчас, — прошипел Гай. — Выбор все равно невелик. — Думал, я смогу скрыться. — Гросс тихо рассмеялся. — Я написал про тебя Хьюго Беккету, а это значит, что на тебя уже шьют дело. — Гай улыбнулся. — Не думал, что будет с тобой потом? — Гросс засунул руку в пиджак: понятно, что там у него пистолет. Но Гай уже приготовился стрелять первым. — А что будет со мной? — усмехнулся Гай. — Со мной уже ничего не будет. Это звучало очень самонадеянно, но Гай верил, что все будет хорошо. Он был просто уверен, что до окончания войны осталось всего лишь несколько дней. Сперва он выберется из города, потом уже отправится в Лондон и больше никогда не будет заниматься с шпионажем. — Ты ошибаешься. — Гросс собрался уже выстрелить, но Гай его опередил. Он стрелял в голову и попал. Бывший начальник мучился недолго — смерть была мгновенной. Теперь все, что ему оставалось, это выследить Мюнса. Задача намного сложнее, учитывая, что Мюнс ездил и ходил проверенными маршрутами. У его дома стояла охрана, а это означало, что можно самому умереть. Возможность напасть на Мюнса Гаю представилась, когда в город уже въехали русские танки. Город весь горел и рушился, и Гай решил, что сейчас самое время идти и мстить. Мюнс, конечно, предполагал, что это однажды случится. Не сомневался, что когда-нибудь да встретится с Гаем. Знал еще много лет назад. После того как Элиза почти сбежала с ним, Михаэль поклялся себе, что убьет этого американца. Он был уверен, что это случится, и неважно, когда и при каких обстоятельствах. Это Гай Данбар виноват, что его семья рухнула. Виноват, что Элиза любила его и не замечала, как ее любил собственный муж. Гай за все ответит, и этот день обязательно наступит. Михаэль знал, что записка от его сослуживца — всего лишь предлог выманить его в пылающие районы города. Но он пошел, взял с собой оружие, приготовился к тому, что предстоит просто прекрасный вечер. Так оно и оказалось. Гай его уже ждал. Стоял под полуразрушенной аркой дома, глядя куда-то вдаль. На город уже опускались сизые сумерки. Еще несколько часов — и ничего не будет видно. До сих пор слышалась канонада. Иногда здания озаряли яркие вспышки. Война — самое чудовищное, что вообще могло придумать человечество, и Гай в эту минуту думал, как все это забыть. Как все это оставить в другой жизни и начать с чистого листа. Не понимал как, совсем не предполагал, но хотел верить, что скоро все решится в пользу жизни, а не смерти. — А я знал, что это ты меня здесь будешь ждать, — спокойно начал Мюнс, не доходя до Гая. — Кто-то же должен пристрелить нацистскую сволочь, — парировал Гай. — Не это тебя сюда привело, — сделал вывод Мюнс. — Та английская шлюха… Скажи, как много она для тебя значила? Ты любил ее? Ревновал, когда я трахал ее столько лет? Скажи мне… — Какое это имеет значение сегодня, ведь ты ее убил? — Гай внимательно наблюдал за соперником. — Скажи, а что ты испытывал, когда понял, кто она на самом деле? — Только жажду крови, — ответил Михаэль. — Я и сейчас ее испытываю. Элиза… — Господи, оставь уже эту шлюху в прошлом. В том, как она поступила, совсем нет моей вины, и тем более твоей. — Гай уже готовился кинуться к сопернику. — Тогда из-за нее. Тэмми. — Мюнс усмехнулся. — Сегодня ты умрешь. — Вот уж нет. Между ними завязалась борьба. Было куда проще взяться за пистолеты, нежели пытаться победить противника врукопашную. Гай порой не понимал, кто и куда бьет. Мюнс умел драться, Гай же пытался не отдать ему инициативу, но кажется, проигрывал. У немца была тяжелая рука, а еще он явно пытался выместить всю свою злость на Гае. Старался попасть в жизненно важные органы, чтобы соперник просто не встал на ноги. Мюнс хотел превратить этого журналиста в мясо, чтобы от него не осталось ничего целого. Чтобы его никто не опознал. И не понял, кто перед ними. Чтобы ушло много времени, прежде чем англичане разобрались, в чем все дело. — Ты, американская падаль, не думай, что лучше меня. Ты такая же тварь, как и я, — прошипел Мюнс. Мюнс хотел победить, и когда понял, что Гай воспользовался передышкой и полез в карман за пистолетом, то просто быстрее вытащил свой. Между ними снова завязалась борьба. Каждый хотел уязвить противника, первым нанести удар, но пока все это походило на жалкую возню. Всего лишь несколько секунд — и Мюнс выстрелил в живот Гаю. Алое пятно расплылось на белой рубашке Гая. Мюнс довольно улыбнулся. — Сдохни, тварь, а я еще успею убежать в Аргентину. — Мюнс плюнул в его сторону и направился к целым домам. Гай прижал руку к ране. В глазах потемнело, и он потерял сознание.