И пребудете на земле (Изгнанники и скитальцы)

There really isn't any time to lose. They're going to catch us if we wait until it gets too light. You're such a pretty boy. Let me show you what to do, and you'll do it. (Bonnie Tyler)

Мой отец сказал моему брату убить меня. Эта фраза показалась Сэму такой смешной, что он даже записал ее. Сидя в «Доме у дороги» в ожидании Эша, который должен был вот-вот прийти и что-то рассказать о таких же, как он, и о том, что ему делать и куда дальше идти, Сэм вытащил из держателя салфетку, взял ручку, которая постоянно болталась в кармане, и некоторое время просто смотрел на написанное. Ему почти хотелось громко сказать: «Люди, внимание, я расскажу вам что-то прикольное». Чтобы увидеть, как все вокруг посмеются, и забыть про это. Это была шутка, конечно. Ни один отец не потребует такого от своего сына. А если бы и нашелся такой отец, нашлась такая сволочь, то это был бы кто угодно, только не Джон Винчестер. О, нет. За годы, прожитые вместе, Сэм обнаружил в отце кучу недостатков, но его нельзя было обвинить в том, что он плохо защищает своих детей. Даже когда Джон учил их пользоваться штурмовыми винтовками с тринадцати лет, это в большей степени делалось для их безопасности, так как не было другого способа защитить своих детей от всего зла этого мира. Это должно быть шуткой. Но это была не шутка. Когда Сэм спросил Дина – «почему?», последний просто потерял дар речи, захлебнувшись набранным воздухом. «Не знаю», позже выдавил он так, будто ему было больно от самого наличия легких в груди. Дин не врал, и вдруг все обрело смысл. Все, что происходило эти последние месяцы, и навязчивое ощущение того, что Дин что-то скрывает. Внезапно все сложилось и встало на свои места, как части убийственной головоломки, острые, словно ножи. Я нужен этому демону для чего-то, и если он убил маму и Джесcику, то только потому, что они встали у него на пути. В этом был смысл, так же как и в том, что Джон умолял убить его, будучи одержим демоном. Это было не только желанием мести, но и способом – возможно, единственным, - спастись от участи, гораздо худшей, чем смерть. Поведение Дина тоже теперь легко объяснить. И эту безумную ярость, и его суицидальные наклонности, и совершенно дикое желание молчать обо всем. У Дина были причины на то, чтобы всячески отрицать связь Сэма со всеми ему подобными. Были причины на то, чтобы раскурочить Импалу, и были веские причины у всей этой унизительной слежки, которой последние месяцы подвергался Сэм. При других обстоятельствах Сэму было бы смешно. «Так беспрекословно подчиняться отцу, - сказал бы он. – И вдруг он отдает такой приказ, который ты не можешь выполнить, да, Дин?» Если бы Джон Винчестер сейчас был рядом, Сэм наверняка разбил бы ему лицо. - Сэм, дорогой, съешь хоть что-нибудь, прежде чем уходить. - Спасибо, я не голоден. Но он все-таки съел полтарелки горячего рагу только затем, чтобы Эллен не смотрела на него как на несчастную бездомную собаку, о которой срочно нужно позаботиться. Каждый кусок давался с трудом. Шесть ложек и если он впихнет в себя еще одну, его просто вывернет наизнанку. Он поблагодарил, заказал пиво, потом еще одно, а потом направился в Индиану, не думая ни о чем, кроме: «МОЙ ОТЕЦ. УБИТЬ МЕНЯ. МОЙ БРАТ». И чувствовал себя крысой в клетке, бесконечно бегущей по кругу. Мой отец. Убить меня. Мой брат. Если бы дорога на Индиану на самом деле вела в ад, Сэм бы все равно, не колеблясь, выбрал именно это направление. В краденой машине прямиком на тот свет, а что. Схватить мертвого Джона Винчестера за глотку, хорошенько прижать и проорать прямо в лицо, что он был худшим отцом на свете. Может быть, Сэм и должен умереть, потому что в противном случае его ждет темная дорожка, но это каким отцом надо быть, чтобы заставлять старшего брата убивать младшего? Как, ну как, отец ты мог требовать от него такого? Если я должен умереть, я умру. Но не от руки же своего собственного брата! Так он думал всю дорогу до Индианы, и так глубоко погрузился во все эти размышления, что не заметил, как проехал весь штат. В Орегоне он был готов покончить жизнь самоубийством, если так будет нужно. Сэм включился в реальность только тогда, когда заваривал Эве липовый чай, и внезапно начал слышать ее монолог. - Я сумасшедшая, - говорила Эва, в ее гиперактивности для Сэма было что-то очень обнадеживающее, словно глоток свежего воздуха. – Должно быть я сумасшедшая, потому что мне так не кажется. Но я это знаю именно потому, что не ощущаю себя так, понимаешь? Ни один сумасшедший не считает себя таковым. Он этого не знает! Он считает себя Наполеоном и думает, что это нормально, и именно это указывает на его сумасшествие. Потому что он считает себя нормальным. У него нет возможности понять, что он сумасшедший. Однажды он сходит с ума, и все безумства начинают казаться ему нормальными… Из всего остального, что она говорила следующие десять минут, Сэм не слышал ни слова. Просто сидел со своим чаем в руках, пристально уставившись на дно чашки. Я не узна́ю. Если вдруг превращусь во что-то, что не является мной, я этого не увижу и не узнаю. Я больше не буду собой, но не буду этого знать. Вполне логичный итог всех сегодняшний размышлений буквально парализовал его. Дин должен будет меня убить. - Сэм, ты в порядке? - Что? Эва с явным беспокойством пристальней посмотрела на него: - Ты побледнел. Не обижайся, но если ты в состоянии был рассказать все то, что уже рассказал, и при этом сохранить присутствие духа, я даже знать не хочу, о чем ты подумал сейчас, чтобы так измениться в лице. Это может быть нервная реакция, Сэм, слышишь? Вернись на землю. - Все нормально. Ничего страшного. Но если я изменюсь, мой брат должен будет меня убить. Он откашлялся и попытался собраться, потому что ощущал себя разваливающимся на тысячи частей. Потом был тот случай, который надо было срочно решать, надо было разобраться с этим уебком Гордоном и спасать Дина, поэтому все остальное отошло на второй план. Сэм делал то, что должен был делать. Вызвал полицию, развязал Дина, почувствовал, как в испуганной надежде трепыхнулось сердце, когда Дин схватил его в объятия, потому что хотелось поцеловать его так, как никогда не хотелось целовать ни одно живое существо, потому что они были связаны навеки, потому что в их жилах текла одна и та же кровь. Сэм был внимателен и осторожен, передал этого психа в руки закона, и сам не отдавал себе отчета в том, что когда Дин сказал: «Ты образцовый гражданин, Сэмми», будто гора свалилась у него с плеч. Его всегда грузило, что Дин видит в нем какой-то ангельский пример для подражания, но если выбирать между этим и тем, что брат может подозревать в нем что-то вроде Дарта Вейдера, предпочитал оставаться в его глазах существом, не способным на зло. Ему очень хотелось сказать: «Я обещаю тебе, Дин, что буду хорошим, обещаю. Вот увидишь», но, конечно же, он ничего не сказал. Просто тщательней начал следить за тем, чтобы ни один из Винчестеров не начал вдруг летать по воздуху или совершать хладнокровных убийств. Он сделал все, что мог, кроме того, чтобы спасти несчастную невинную девочку от неизвестной и поэтому страшной судьбы. - Мы найдем ее, - сказал Дин, когда они были в доме у Эвы, где все еще истекал кровью труп ее жениха. – Мы обязательно ее спасем, Сэм. Дин лгал ему, бесхитростно и неумело, как обычно, и выглядел намного менее уверенным в своих словах, чем хотел казаться. Сэм тоже лгал, понимая, что так будет лучше для всех. - Да, я знаю. И если уже слишком поздно, Дин, мы убьем ее, и ты это знаешь. Они нашли какой-то дешевый мотель прямо на границе штата и организовали там штаб для поиска пропавшей девушки. Выбирал Сэм, без единого возражения со стороны Дина. Никаких жалоб, никаких протестов. Он помогал ему во всем чем только мог, не говорил: «Возможно, мы уже сделали все, что могли, Сэмми… Сэмми, нам нужно подумать о том, чтобы вернуться к охоте… Эй, Сэмми, это не твоя вина, не нужно зацикливаться на этом». Ничего. За две недели не было ни единого «Сэмми», но Сэм лучше бы умер, чем признал, что ему этого не хватает. Это было что-то новенькое, что Дин во всем с ним согласен, и что они хотят одного и того же, как-то это было не совсем нормально. А когда Сэм понял, что происходит с ними на самом деле, то принял решение сделать то, чего уже никогда нельзя будет изменить. - Что ты делаешь? Он вошел в номер со стаканчиком кофе в руке и увидел, как Дин резко повернулся на кровати. Отвечая на вопрос, он как-то смущенно прятал глаза: - Ничего. В результате оказалось, что Дин прятал под подушкой mp3-плеер. Дин. Который всегда утверждал, что все это дерьмо убивает музыку. Дин, который начал пользоваться электронной почтой только для того, чтобы регистрироваться на бесплатных порносайтах. Mp3-плеер. Это была единственная веселая вещь, которая произошла с Сэмом за последние несколько недель. Поэтому он вцепился. Он хотел знать, какие там у Дина записаны песни, и хотел знать это немедленно. Дин сопротивлялся. Спрятал плеер в карман и пробормотал: «Ну, там у меня немного Кенни Джи, немного Спайс, такого типа музыка, Сэмми». Первое «Сэмми» за долгое время. Вместо того чтобы успокоить, это Сэма наоборот насторожило. Он должен был сам посмотреть. Началось их обычное «дай сюда» и «отвали», в результате чего Сэм все-таки попытался залезть рукой Дину в карман, пока тот во весь голос орал, что оставит его без наследства. Это была неравная битва, потому что судьба явно была на стороне Сэма. Когда они сцепились и катались по полу, словно дети, Дин отвлекся на зазвонивший вдруг телефон. Сэм воспользовался моментом, мгновенно выхватил у него плеер, а через секунду на его лице изобразилось неподдельное изумление. - Не может быть. - Так было по умолчанию. - Дин, я был о тебе лучшего мнения. - Послушай… Сэм не мог удержать злорадный смешок: - Бонни Тайлер, Дин? - Это рок, - оправдываясь, процедил сквозь зубы Дин, и это было лучше, намного лучше, чем даже Сэм мог себе вообразить, когда мечтал о том, как старший брат когда-нибудь окажется большей принцессой, чем он. Это была его месть за «хуйня твой Death Cab» и за все те разы, когда он был Читой, когда они в детстве играли в Тарзана. – Бонни Тайлер пела с Митом Лоафом! И она больший мужик, чем ты! Ты вообще видел себя в зеркале в последнее время? - Да, и я очень красивый. И нет, сейчас у тебя не получится выиграть, Дин. Бонни Тайлер. Какой пиздец. Я крут, а ты засранец, ясно? Закрыли тему. Сегодня вечером девочкой будешь ты. Был момент, когда казалось, что Дин вот-вот прибегнет к тяжелой артиллерии. Если кто и знал множество разных унизительных историй о Сэме, то это, безусловно, был его старший брат. Он всего лишь парой слов мог ввергнуть Сэма в ничтожество, напомнив, какой он на самом деле задрот. В прошлом он частенько заставлял Сэма чувствовать себя каким-то Стивом Уркелом на выпускном балу. И вот сейчас он уже совсем было открыл рот, но передумал и тут же закрыл, а потом пробормотал: «Да и похуй», а Сэм, услышав это просто обмер на месте. Дин? Дин согласился быть девочкой? Дин, который прекрасно знал, что Сэм пересмотрел все фильмы с Мэг Райан и даже хотел жениться на ней, когда ему было четырнадцать, допустил это? Блядь, ты так беспокоишься обо мне, брат? Чем ты так сильно напуган? Это было как пожар и одновременно наводнение. Сэм весь сжался внутри, в горле появился комок, он сунул в руку Дину mp3-плеер и, пробормотав: «я в туалет», долго вглядывался там в свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что все это ему не приснилось. Он видел красные глаза и выражение ужаса на своем лице. Я Сэм Винчестер, и я должен попросить единственного человека, который меня любит, сделать то единственное, о чем я не имею никакого права просить. Его затошнило. Я Сэм Винчестер, и я влюблен в своего брата. Это было в Индиане, он провел пятнадцать минут в ванной, и за это время перед его глазами пролетела вся его недолгая и не очень богатая разнообразием жизнь. Он видел все предельно четко и ясно. Начиная с самого первого воспоминания (он рассматривает свои ноги, отец заряжает ружье, по телевизору показывают мультики, а Дин говорит: «Да, сэр») и заканчивая последней чашечкой кофе (моккачино без кофеина из Старбакса, и Дин даже не поднял его на смех, как обычно). Он видел все это, и единственное, что чувствовал, что теперь точно знает, что важно в этой жизни, а что нихуя не значит. Он не знал, сколько ему еще осталось жить и чем все это в итоге закончится. Видел лица всех тех, кого ему удалось спасти и четко осознал то сопротивление, которое раз за разом выказывал Дин, при каждой возможности его потерять. Четко припомнил тогдашний их разговор в лесу. - Спасение людей. Уничтожение этих тварей. Таков наш семейный бизнес. Точно, Дин. К этому сводилось все. Это было самым важным. Спасать людей, убивать тварей. И если ему остается жить всего один день, это именно то, что ему надлежит исполнять. Спасать людей, убивать тварей. И делать это вместе со своим братом. Я попытаюсь спастись, Дин, потому что именно я должен попытаться спасти НАС. Из ванной Сэм вышел совершенно другим человеком. Он не знал, так ли очевидны произошедшие в нем изменения. Да это было и неважно. У него было срочное дело, некогда было обращать внимания на пустяки. - Эй-эй, Чубакка, куда это ты на ночь глядя? - Мне нужно выйти. Вернусь через полчаса. - Обещаешь? – Дин пытался превратить все в шутку, но в голосе сквозили легкие нотки паники. - Я обещаю, Дин. На улице шел дождь, но Сэм машину не взял. Он эту аптеку уже видел тысячу раз. Она была совсем недалеко, а он не боялся промокнуть. Сэм в своей жизни принимал не так много серьезных решений, но когда принимал – больше не сомневался, его не волновали глобальные последствия предпринятых действий, поэтому он никогда от решений не отступал. Не дрогнув, вынес пристальный взгляд аптекаря, и не испытывал никаких угрызений совести, когда возвращался назад в мотель, и даже поражался, до чего логично и правильно все идет. Он не был пьян, это не был какой-то особенный день, и он был на сто процентов уверен, что не находится под влиянием какого-нибудь демона-убийцы. Дин смотрел по телевизору очередную серию «Баффи – истребительницы вампиров» и, как показалось Сэму, вздохнул с облегчением, когда он вошел. - Вопрос вопросов, Сэмми – Баффи или Скалли? Отвечай, не задумываясь. - Скалли влюблена в Малдера. У тебя нет шансов. И я вообще-то думал, что тебе нравится Фейт. - Ээээ, но не настолько, что если Фейт сейчас позвонит в эту дверь, я воткнусь в нее с разбегу и забуду про все на свете на ближайшие двадцать лет, - в этот момент Сэм почувствовал себя избранным, потом что был единственным человеком (из живых и мертвых), который был в курсе, что Дин Винчестер был, есть и останется романтичным засранцем, который обожает смотреть сериалы, в которых девчонки мочат каких-нибудь мудаков, будь то «Скуби-ду» или «Секретные материалы». – Мне нравится Баффи, чувак. Она классная, правда? Сэм хотелось сказать, что Баффи трахалась с одним вампиром, а потом и с другим, но вместо этого сказал только: «Да, Дин, Баффи классная», про себя подумав, что для того, кто хочет казаться плохим парнем, Дин слишком сентиментален. Сделал три шага к кровати, на которой сидел Дин, снял куртку и постарался быть предельно ясным: - Давай трахнемся, Дин. Дин моментально побледнел. На лице, лишенном всех красок, огромными зелеными озерами выделились глаза. Он хотел что-то сказать, но будто подавился воздухом и не смог. Сэм приблизился и положил ему руку на грудь, и когда Дин, наконец, выдавил: «Что? Что ты сказал?», воспользовался моментом, чтобы приложиться к его губам и просунуть внутрь свой язык. И это было так, как будто они целовались впервые, потому что все те остальные разы, Сэм будто вовсе и не был Сэмом, а какой-то проекцией самого себя. Тогда он постоянно был расстроен, или нуждался в утешении, или хотел что-то сам себе доказать. Никогда раньше он не обращал внимания на то, какие теплые, нежные и по-настоящему сексуальные губы у его брата, как виртуозно он ими владеет и как хороши – о, по-настоящему, кинематографически и мифологически хороши – поцелуи Дина. Сэм вынужден был придержать его за затылок, чтобы самому не упасть, и чем больше Дин сопротивлялся, тем сильнее Сэм напирал, тем жестче, горячей и невыносимей делался их поцелуй. Он слышал, как Дин, задыхаясь, пытается что-то сказать, что-то вроде «нет, Сэм» и что-то вроде «Ты ведь сказал не то, что сказал, да?». Он ожидал со стороны Дина какого-то сопротивления. И даже к некоторому сопротивлению со своей стороны тоже был готов. (Потому что у него не было никакого опыта, впрочем, как и у Дина. Но сейчас им владела одна единственная мысль: «Я буду первым парнем, который трахнется с моим братом». Эта мысль была такой ясной и четкой, что не возникало никаких сомнений в том, что это должно произойти. Как аксиома, не требующая доказательств. Потому что это ненормально, в конце концов, - в его извращенном понятии нормального – что половина официанток Среднего Запада знали, как это трахаться со старшим из братьев Винчестеров, а тот, кто жизнь был готов за него отдать – нет). (Это было нормальным, но это не было нормальным, черт возьми!) Сэм на секунду оторвался от губ Дина, но удержаться не мог и, еще ниже опустив голову, начал целовать его шею, линию челюсти, покусывать ухо. Настойчивое «нет, нет, нет, нет», немного раздражало. Сэм решил ненадолго остановиться – господи, как это было непросто – и прояснить ситуацию. Чтобы стало ясно. Потому что они это сделают. Я хозяин своей души, своего ума и своего тела, Дин, и это именно тот грех, который я выбираю сам. А теперь спроси меня еще раз, не святой ли я, потому что когда я получу, что хочу, я не буду чувствовать себя виноватым. - Дин, - Сэм отрывисто дышал прямо ему в губы, и что бы там Дин ни говорил, достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что они оба сейчас находятся в одинаковом состоянии возбуждения, страха и предвкушения. – Послушай. - Не надо, - на грани отчаяния, закусывая губы. – Сэм. Нет. Но когда Сэм расстегивал ему брюки, Дин не сопротивлялся. А под брюками было такое напряжение, словно вместо крови там был металл. У Сэма тут же умственная деятельность сократилась настолько, что если бы его сейчас осмотрел врач, его бы даже в армию не взяли. «Послушай, - в последней попытке сохранить разум и быть услышанным. – Дин, - изо всех сил подавляя желание зубами сорвать с него одежду. – Я хочу, чтобы ты сделал это, слышишь? Сделай это со мной». Их лица были так близко друг к другу, что они соприкасались то лбами, то носами, практически не замечая этого. Дин больше не говорил «нет». Сэм совершенно отупел и только весь внутри пульсировал от напряжения. Три слова. Чтобы все стало ясно. «Ты трахнешь меня». Когда он произнес их, распахнулись врата ада и оттуда появилось то, что Сэм увидеть не ожидал. Появился Дин Винчестер – гроза ночных официанток, природная мощь и постельный циклон. Земля и небо, и кровосмесительный секс. Сэм все спровоцировал сам, но так и не понял, как и откуда оно все взялось. Неожиданно обнаружил себя опрокинутым и беспомощно лежащим на спине на кровати. Дин был везде - раздевал, прижимал, выкручивал руки, и Сэм, который вроде бы был согласен на все, сейчас подвергался жесткой атаке. Укусы нежные, как поцелуи, поцелуи, оставляющие кровавые следы, болезненные ощущения на коже от щетины, боль в предплечьях, огонь во всем теле и Дин, срывающий с себя штаны и рычащий, без всяких признаков самоконтроля в глазах. Все это заставляло Сэма думать о рок-н-ролльных концертах, которые Дин так уважал и любил. «Дин», - он не знал, что сказать. И ничего не сказал, потому что услышал: «Заткнись». Да и как бы он мог не заткнуться, если во рту у него был язык Дина, а потом пальцы Дина, а потом снова язык. А потом было «Сэмми», «Дин», снова «Сэмми», и они оба уже без футболок, потные, один на другом. Брюки тоже исчезли, а Сэм, изнывая от возбуждения, сам не понимая, что говорит, говорил. «Еще, еще, еще», - горячечным шепотом. И похуй, что это «еще», вероятно очень плохая идея, потому еще неизвестно, вынесет ли он это «еще». Дин лизал ему грудь, удерживая руки над головой и прижимая к матрасу, а Сэм, задыхаясь, выпрашивал это «еще», и получил еще – о господибожемойблядь – это вынести было почти невозможно. Дин сорвал с Сэма трусы практически зубами, с бешеным выражением лица, будто казнит очередного вампира. И первое же прикосновение к члену его языка вызвало у Сэма тахикардию. Было так мокро и нежно, что должно быть Дин делал это нарочно. Медленные круги под головкой, а потом вниз всей площадью языка, а потом снова вверх, и по новой, так, что Сэм думал, что от этого непременно умрет. А потом вдруг он весь словно погрузился в мокрое и горячее, приподнял голову и увидел, как Дин Винчестер целует, вылизывает ему и сосет. Эти мультипликационные губы, звук втягиваемой слюны, язык, давление пальцев – да, вот так Дин, пожалуйста, да - вверх и вниз, языком и губами, а потом – чпок! – Дин переходит на яйца, а потом еще ниже – о, господи, Дин – разводит в стороны ноги и лижет теперь уже там. И Сэм с удивлением понимает, что задница – это что-то совершенно отдельное, сплошные нервные окончания и электрический ток. Когда Сэм говорил «еще», то даже не представлял себе, о чем просит. Почувствовав внутри себя пальцы Дина, он будто начал сходить с ума. Его внутренний контролер вынес вердикт: «Временное безумие, за пациента не отвечаю», в то время как Сэм грязно ругался (господи ебаный боже мой Дин) и одновременно голодным щенком скулил (я хочу глубже, Дин, мне нужно больше, не только пальцы, пожалуйста, Дин). - Где? Он остановился. Дин остановился и заговорил. Сэм слышал, что он сказал, но не понимал. - То, что ты купил. Где? А. - В куртке. В кармане. За те… - что? секунды? - пока Дин искал необходимое, Сэм внимательно прислушивался к себе, пытаясь найти внутри хоть какой-то тревожный звоночек, что-то, что указывало бы на то, что он не хочет идти до конца. Страх, отвращение, чувство вины – что-то. Но вместо этого нашел только БОЛЬШЕ и все то же ЕЩЕ. Это был не лучший момент, но Сэму почему-то вспомнилась одна отцовская фраза: «Они не знают того, что знаем мы», которую тот сказал, пытаясь объяснить, зачем они лгут полицейским. «Приходит момент, когда именно мы решаем, что плохо, а что хорошо». Джон Винчестер сказал ему: «Мы - последняя линия обороны, сынок» и - да, сэр! как скажете, сэр! – Сэм c этим полностью был согласен. Смазка и презервативы уже были у Дина в руках, но он, похоже, опять сомневался. Такой восхитительно голый и сомневающийся – о, нет! Вот уж теперь – нихрена. - Если хочешь, я объясню, как это делается, Дин. В случае необходимости, поставь под сомнение чье-то умение. Да? Дин отреагировал как всегда - буквально через секунду снова нависнув над Сэмом. Так, уже лучше. Стиснув зубы, багровея шеей, буквально кипя возбуждением и досадой, прошипел: «А что? Ты уже пробовал?». Сэм всегда знал, что Дин именно такой – пламя и динамит, и неизвестно почему промолчал, не ответив. Из-за этого Дин пришел в еще большую ярость, но разозлился и Сэм. И если бы Дин не захотел продолжать, Сэм бы его пинками заставил. «Ты, блядь…» - что-то скользкое и холодное поползло между ног. – Ты уже трахался с кем-то? – зло выплюнул Дин, грубо пропихивая внутрь свои пальцы. – А, Сэм?» - Нет. Окончанием фразы «только с тобой» Сэм попросту захлебнулся. Потому что пальцы Дина там внизу вдруг стали уверенны и умелы, а сам он жестко навалился сверху и прижал Сэма так, что он и пикнуть не мог. Только ощущение лопающихся пузырьков во всем теле, что-то яркое и проникающее извне - удовольствие, которого он никогда не испытывал раньше. Они целовались, как сумасшедшие, сцепляясь языками и сталкиваясь зубами, это было бы, наверное, даже противно, если бы не было так возбуждающе и так хорошо. Когда Дин вытащил пальцы, Сэму тут же захотелось пристрелить его, но очень скоро он снова почувствовал давление, только уже другого рода. Еще раз, последний, сказал «еще», и да, он был уверен, и да, шире раздвинул ноги и думал о том, чтобы глубоко дышать и расслабиться, чтобы не дать Дину ни единой возможности не продолжать. Но ничто из этого не подготовило Сэма к тому, что он почувствовал при проникновении, абсолютно. Это было именно так, как он себе представлял и в тоже время совершенно по-другому. Дин толкался вполсилы, но тело Сэма сопротивлялось, и он бессвязно шептал ему в подбородок: «Ты не пускаешь меня, Сэмми, пусти меня, давай, еще чуть-чуть, откройся, слышишь? Я буду трахать тебя мееееедленно, Сэмми, чш-ш-ш-ш». Был момент тупой боли, которая выбила из глаз слезы, а потом сильный толчок и что-то спротивляющееся внутри вдруг раздалось, и Сэм начал чувствовать скользящее поступательное движение, тоже болезненное, но терпимое. Его накрыло какой-то волной смешанных ощущений - он чувствовал себя пронзенным, изнасилованным, побежденным, ему было плохо, плохо, плохо, но в то же время гораздо лучше, чем кто-нибудь мог бы ему рассказать. Напряженный, убийственный секс будто рождался прямо внутри его тела, и в то же время секс был со всех сторон, Дин трахал его изнутри и снаружи, и кончить при таких условиях оказалось проще всего. Его тело выгнулось, а внутри все судорожно сжалось, и единственным, что он ясно чувствовал в момент своего оргазма, был Дин. В каждой вспышке под веками, Дин. И Дин в каждой конвульсии. В каждом выплеске спермы, Дин. В сжимающейся заднице, в хриплом выкрике, в сумасшедшем биении сердца - Дин. И все это время Дин его целовал. Не так, как они делали это раньше – нежнее, просто касался губами шеи, груди и лица. Вдруг он застонал и начал толкаться сильнее, потом на секунду откинул голову и зажмурил глаза. А потом сделал то, на что мало кто бывает способен, и что ни одна ночная официантка никогда не сможет забыть. Дин не потерял темпа во время оргазма, не перестал называть по имени и целовать – «Какой ты, Сэмми, о боже, какой ты, смотри, что ты делаешь, господи, посмотри». Плохо только то, что после этой ночи, Сэм никогда-никогда, до конца своих дней и потом, НЕ СМОЖЕТ больше издеваться над тем, что Дин мнит себя Казановой. - Вот блядь. Они провалились в сон практически одновременно, так и оставшись лежать друг на друге, как Сэмми-и-Дин.