Новая сила

«Жила-была одна галактика в одной вселенной. Копошилось в ней немерено живых существ. Были они разного вида и рода, жили среди них люди. И спорили люди между собой. Вечно желали мира, постоянно готовые к войне. И однажды было послано людям великое несчастье, но люди не поняли его, узрев лишь, как беспомощны».

Не существует такой вещи, которая была бы только плоха или только хороша, без различных суждений о ней и точек зрения, без оттенков белого и черного. Изолятор был плох тем, что тело в нем не могло двигаться, а бездействие вместе с постоянным, ничем не сменяющимся светом угнетали своим однообразием, но вещества, вводимые через единственную трубку, выводили из мышц молочную кислоту, не позволяя им затекать. Если бы он сам поместил в похожую камеру пленника, то лишил бы его такой привилегии, превратив бездействие в медленную пытку, в конце концов заставив несчастного выбирать между нахождением без движения и ударами тока под кожей за каждую попытку пошевелится. По какой-то причине, его избавили от такого выбора. И хоть полнейшее бездействие не было привычным, но воспринималось вполне сносно. Этим изолятор был хорош. Вторым достоинством изолятора можно считать время. То самое время, кажущееся бесконечным: минуты, текущие как часы и часы, сливающиеся в сутки, вместе с отсутствием движения и трубкой в животе призванные подталкивать пленника к ощущению своего полного бессилия и осознанию даже отсутствия права знать элементарные данные об окружающем мире. Но к бесконечности, иллюзия которой упорно создавалась вокруг, можно относиться иначе. Он видел в ней отсрочку, шанс разобраться, расставить по своим местам все известные и новые факты, быть может, вспомнить или впервые осознать те, о которых раньше не задумывался. Все они медленно, но верно приобретали очертания и частичками строительного материала занимали свое место во все еще ощутимо пустой голове. Начал с общеизвестных знаний об окружающем пространстве. Находился он в галактике, названной некогда Млечный путь. Однако так ее называли только люди и существа, считающие себя родственными им – различные помеси и гибриды от скрещивания с другими видами, у которых оказался совместимый с человеческим код ДНК. Каждая другая раса имела какое-то свое название и для этой галактики, и для всех соседних, свой язык, свои понятия для явлений, поначалу бывших чуждыми человеческому пониманию. Со временем, такие перекочевали в человеческий язык с некоторыми изменениями. В свою очередь, некоторые из человеческих слов заимствовали другие расы – более старые и совсем молодые, младше человечества. Как только одним из таких юных видов достигался достаточный уровень развития, с ним устанавливали контакт особо общительные существа и помогали развиваться до такого уровня, пока эта новая раса не начинала представлять собой силу, способную лично себя представлять наравне с другими мелкими пока государствами. В любой галактике, наверное, была одна или две такие расы, которые видели целью своего существования благополучие и научное развитие всех остальных видов. В этом для них заключалось сущность гармонии вселенной, и они делали все, чтобы своими силами поддержать ее развитие. Лично он не видел в этом особого смысла, но и не осуждал чужие взгляды, как будто успел наслушаться и не в пример более бредовых. В любом случае, даже занимайся такие твари чужим просвещением в разы активней, Млечному пути еще очень не скоро начало бы угрожать перенаселение. Но вряд ли вселенная нуждалась в ускорении своих процессов. Разумных существ и без чужого вмешательства в ней было много. Все они взаимодействовали: торговали, воевали, заключали союзы, осваивали новые миры, пополняя общую базу данных, и прочими способами защищали свои интересы, для удобства условно поделив части галактики на секторы. Некоторые были более исследованными, некоторые обжитыми в большей степени той или иной расой, до других пока никто не добрался, в иных шли бурные войны. Люди, хотя и были сравнительно молодым видом, успели расселиться почти везде, особенно после того, как в человеческий геном массово были внесены два основных изменения: добавлена большая устойчивость к вирусам и излучениям, но главное – убран ген, отвечающий за старение, и несколько побочных, в соответствии с изменениями отрегулировали свойства организма. Люди сделали все возможное на пути к физическому совершенству и преуспели. Получили долгожданный эквивалент бессмертия, впрочем, бессмертием так и не ставший. Но активная жизнь с тех пор могла длиться сотнями лет, а тот, кто начинал выглядеть пожилым, успевал застать на своем веку рождение и падение цивилизаций, преображение и уничтожение миров, которые они выбрали для существования. При такой продолжительности жизни и рекордной в сравнении с ней скоростью размножения людей стало действительно много. Как и звездных систем, которые они заселили. Люди незаметно, но быстро превратились в силу, с которой пришлось считаться. Когда масштабы пространства, освоенного какой-либо расой, становились значительными, более древние существа предлагали ей создать Галактический Совет для контроля собственного вида, представления его интересов или предоставления помощи. Но люди, в отличие от видов, обладающих коллективным сознанием, никогда не рассматривали Совет как единственную высшую власть, поэтому он стал чем-то вроде сдерживающей силы, центром координации усилий и отношений между особо крупными империями. Проще говоря, органом, где все еще пытались уладить разногласия людей друг с другом. И только после занимались их массовым взаимодействием с другими существами. Изредка решали мелкие, но не менее важные вопросы. К примеру, к какому виду причислить тот или иной гибрид, чтобы установить кто теперь несет ответственность за все подобные ему плоды любви бог весть о чем думавших в момент зачатия родителей. А потом переходили к слушанию по поводу очередной войны людей с людьми. К таким войнам некоторые более взрослые виды относились снисходительно – многие из них когда-то начинали с подобного уровня, считавшегося сравнительно низким. Но на то время мало кто из них сформировал свой Совет. Все же, обычно это было показателем высокого развития. Посему следовало, что Галактических Советов, подобных человеческому, много. Только решали они вопросы не конкретной империи, а своей расы в целом. Человеческому принадлежала звездная система Кагуя с единственной планетой, вращающейся вокруг одноименной звезды, которую сделали пригодной для жизни – терраформировали – специально для постройки на ней комплекса зданий Совета. Занималась этим империя Мирто, которая большую часть своего бюджета тратила на развитие и скупку технологий тераформирования, за счет чего процветала, нанимаемая всеми крупными объединениями существ подряд для освоения и переделки под потребности своих граждан новых планет. Мирто попросту не нужны были войны. Они оставались востребованными и в мирное время, а сами воевали дурно, поощряя науку, воспитывая и по возможности переманивая в число своих граждан талантливых ученых. Серьезный вооруженный конфликт быстро ослабил бы эту процветающую империю. Голова слегка заболела. Харуно Сакура… была коронована недавно, меньше полутора сотен лет назад, и пока ей везло: никто всерьез не угрожал ее правлению. Но Черный Флот – тут боль усилилась – Черный Флот стал новой, никому не известной прежде силой на поле уже устоявшихся фигур, и одинаково угрожал всем. Преимущественно, людям. Все, что он знал о кораблях, командующим которых якобы являлся, всплывало словно с чужих слов, сухих баз данных или даже слухов. Но никаких личных впечатлений. Если свести все это в общую картину, выглядела она так. В один день на планете появлялась флотилия неопознанных черных кораблей. Внезапно, минуя системы оповещения, устраняла самые мощные защитные установки, а затем разносила все с помощью менявшегося время от времени, но всегда чудовищно мощного оружия, и, пользуясь первой паникой, брала все, что осталось, под свой контроль. Жители такой планеты были деморализованы, после чего, в страхе за свою жизнь и жизни близких, сдавались, становясь очередной подконтрольной территорией. Все имеющиеся корабли попадали в резерв Черного Флота, а часть населения покидала вместе с ним планету, чтобы бессрочно служить Великому Мастеру Саске. Молниеносная война – по сути, незамысловатая стратегия внезапного нападения, но отработанная Черным Флотом и их предводителем до такой эффективности отдачи, что доводила до ужаса всех наблюдавших за ней простотой своей изощренности. Каждый раз пересматривалась, идеально подгонялась под все тонкости в соответствии с особенностями планеты, которую собирались атаковать. При всей широте проработки плана и скорости его исполнения, варианта действий Черного Флота всегда было только два: покорение – на случай, если сопротивление быстро подавлено, и полное уничтожение – когда противостояние затягивалось. Это означало, что уничтожались не только население и постройки, удар наносился по самой планете, после чего она становилась непригодной для жизни. Любой Галактический Совет запрещал подобное оружие для ведения войн. Да и вряд ли кто-то в здравом уме стал бы его использовать. Но стоило прислушаться к себе, и он понял, что знает как им пользоваться. Более того, знает как такое создать. В деталях. В сознании даже всплыла схема подобного монстра огневой мощи, плавившего планетарную кору, океаны, окислявшего элементы в составе воздуха и наполнявшего ядами атмосферу… Если бы прямо сейчас ему предоставили все материалы, персонал и оборудование для сборки такого орудия, он чувствовал, что справился бы с задачей. Это означало, что вероятность его бытности командиром Черного Флота возрастала еще на несколько процентов. Но ведь с такой технической подготовкой он мог быть, к примеру, строителем кораблей с исключительными навыками и подготовкой. Не обязательно сразу галактическим тираном. Никто толком не знал, откуда и когда появился Черный Флот. Разве что примерное время. Сначала это была пара мощных кораблей, внезапно зависших на чьем-то мирном небе. После этого они захватывали плохо защищенные планеты со слабым вооружением одну за другой. Так у Черного Флота появились территория, ресурсы, из которых можно было выплавлять лучшее оружие, и люди, воюющие на его стороне. Однако империя из этих планет так и не была создана. Словно единственной целью командования было приращение флота и война. Война ради войны. Планомерное подчинение или уничтожение человеческой расы… Способен ли он на подобное? Вопрос интересный. Люди… Для начала, он сам человек. Чувствует себя так же, мыслит теми же категориями, оттого люди должны быть ясны ему как никому другому. Он знает их пороки, их слабости, их привязанности и привычки, тысячелетиями остававшиеся для всех примерно одинаковыми. Можно ли судить других за то, чем живешь сам? Нет, определенно. Да и внутренней неприязни к людям он не испытывал. Скорее, воспринимал их ровно, без чрезмерного интереса, как и все, о чем задумывался. Хотя некоторые отдельные индивиды, безусловно, раздражали, но вряд ли заслуживали быть сваренными заживо в плавящейся атмосфере, тем более он бы никогда не тронул самой планеты… Это известно наверняка – в критической ситуации выбор у него был, и он предпочел быть схваченным. Значит, не способен. Такая мысль успокоила. Нутро немного расслабилось, давая на бесконечно долгое мгновение ощутить всю пронзавшую его усталость. Не физическую, совсем иную, будто он действительно желал быть оправданным кем-то, но прежде всего самим собой. Долго ли еще ему быть здесь? Вспоминать, прислушиваться к себе, строить догадки. А если он действительно клон? Набитая чужими воспоминаниями копия другого человека, не важно какого, пусть бы и Мастера Саске. Тогда… тогда хорошо, потому что это точно значит одно: он не оригинал, судить копию за чужие деяния бессмысленно. А с самоопределением потом как-нибудь разберется. В конце концов, личностью он себя ощущал, обладал характером, знаний о мире имел достаточно, значит, мог быть признан не номером, который часто присваивался в таких случаях, а полноправным человеком. Придумать себе имя и смириться с местом, которое определит ему Совет, тоже не проблема, лишь бы в будущем все происходящее сейчас касалось его поменьше. Да уж. Оказаться клоном в такой ситуации было бы отлично… Мысли начали приобретать все менее четкую оформленность, но прекратить думать он не мог. Наверное, сказывались усталость вместе с чем-то вроде стресса. И слишком яркий свет. Хорошо было бы погрузить себя в сон, но подходящую капсулу ему вряд ли предоставят, а заснуть естественным путем не получалось, как будто от такого насилия над организмом он отвык уже очень давно. Бодрствовал сколько нужно, а потом отключался под контролем приборов, точно задавая время, достаточное, чтобы восстановить силы. Здесь так не выйдет. Впрочем, один способ есть. Неприятный, но, по сравнению с психическим истощением, сносный. Боль смущала меньше всего. Он медленно вдохнул поглубже, готовясь, а потом резко дернулся в кресле, словно пытался вырваться из плотного обхвата ремней, напряг мышцы для верности, надеясь, что индикаторы зафиксируют уровень угрозы повыше и разряд получился достаточно сильным, чтобы вырубить его с первого раза. Тело прошибло острой, почти невыносимой болью, скрутившей спазмом мышцы, из-за которой уже против воли его тряхнуло еще несколько раз, а потом в загудевшей голове стало абсолютно пусто. Вездесущий свет медленно померк. «Вы ведь знаете, разговор записывался» - все, что на прощание сказал Хатаке. И констатировал, и как будто напомнил. Словно ей без того не было гадко. Да, она знала, но не сказала ничего, что скомпрометировало бы ее еще больше, чем есть сейчас. Сакура поднялась с плоского блюдца постели, зависшей над теплым металлом пола. С досадой швырнув красную накидку – один из слоев ее тяжелого на вид облачения – прошлась по своим апартаментам вдоль растянувшегося вместо всей внешней стены стекла. Остановилась напротив него, напряженно вглядываясь вдаль. Снаружи отсвечивал крапинками белых слепящих бликов огромный синий океан, обхватывающий планету и смыкающийся сам с собой, без границ и пределов. Один бесконечный горизонт, за который можно уплывать по обманчиво спокойной поверхности сколько угодно раз, пока движешься вперед, не останавливаясь, каждый такой раз будет плавно исчезать за ним по частям твой корабль. Для стороннего наблюдателя, но не для тебя. Ты этого не почувствуешь. Только обернешься однажды, быть может, и не увидишь никого из тех, кто смотрел тебе вслед. Однажды она села на такой корабль. И плыла, плыла на нем куда-то, сквозь безграничное пространство. Оставляя всех и все позади. Быть может, потому что обязывает долг, или потому, что столетиями тянущееся время безжалостно к тем, кто хранит слишком много воспоминаний. Нельзя ни на секунду забыть своего тяжелого статуса, давящего временами не хуже слишком высокой гравитации. Нельзя позволять себе слабостей, тем более ошибок. Странно, ведь люди состоят из слабостей… Когда умудряешься убедить себя в своих бесстрастии и мудрости так наивно, по-детски удивляешься, в очередной раз выясняя, что, сколько бы ни прожил, недостаточно обладаешь ими, или не было у тебя с самого начала ни того, ни другого. Вспоминаешь кто ты, откуда родом, и как шатко, непостоянно все во вселенной. Не вечной оказалась тирания Мастера Саске с его Черным Флотом, рассыпалась на глазах легенда об их всесильности, не вечно будет длиться и ее правление, но кто бы знал, что угроза ему наступит так скоро. Власть в Мирто передается по наследству, больше родственников у нее нет, Совет обязан будет это учесть, да и сам проступок порочащий, но не настолько, чтобы назначать реальное наказание лично правителю. Никто не пойдет на такое бесчестие, иначе начнется волнение среди других империй, их лояльность Совету уменьшится, этого никто допустить не хочет. Вдобавок, любой ее проступок мерк по сравнению с глобальностью последних событий. Однако как же не хотелось чтобы целая империя, доверившая правление ее семье, получила клеймо позора за то, что совершила она одна и никто больше. А ведь это все равно станет поводом для политических пинков со стороны оппонентов еще в течение долгих лет, поглоти их всех черные дыры. Как же достало. Усталый вздох вырвался сам собой, словно от этого нехитрого движения телу или разуму могло стать легче. Жаль, что никогда не срабатывало. Власть всегда тяготила, но Сакура уже так смутно помнила, как, будучи подростком и обладая весьма буйным характером, играла в переодевания со своим клоном-фрейленой, оставляя ее вместо себя, а сама угоняла скоростной глайдер. Чтобы просто ощутить скорость, свободу, хоть ненадолго поверить, что вот она – просто отличный пилот, один из многих, и вольна делать с этой жизнью все что вздумается. Имеет право уйти, уволиться, улететь куда захочет, или взять и просто разбиться… Но такого права она не имела. Глупо, наверное. Иногда подобные прогулки заканчивались внезапным желанием потаскаться по особо опасным станциям, послушать что говорит сомнительного вида и статуса народ. Чаще всего проносило, но когда попадалась, влетало соответственно уровню проявленной безбашенности. Долго еще потом летать не хотелось, но рано или поздно за штурвал тянуло всегда. И она садилась, прекрасно понимая, что огребет. Но не пойман – не вор. Вполне стандартная политика, она и многие ее коллеги прибегали к ней постоянно. На сей раз вор был пойман, только забавы давно перестали быть детскими. Совершил преступление и не попался – не совершал преступления, совершил и попался – неси ответственность. Только вот последствия признания своей вины слишком далеко идущие. Неужели никак нельзя оправдаться? Вновь одолели мрачные мысли. Может быть, хорошо, что Мастер Саске молчит. Этим можно воспользоваться, что бы ни вызвало его амнезию: вмешательство извне или же это какой-то хитроумный план, как всегда продуманный им в деталях, в результате которого очень скоро все здесь, к примеру, взлетит на воздух. В последнем случае было бы обидно, хотя тогда кроме этого анархиста судить точно будет некого. И некому. По причине таких догадок правители и отправляют сюда сейчас своих заместителей. Никто не хочет неожиданностей. В любом случае, ждать всех желающих присутствовать на заседании придется долго. Ее слушание пройдет намного раньше. Возможно, в течение ближайших местных суток, равных тридцати шести земным часам. После этого с планеты можно убраться. А на самом заседании все отрицать, рассказав только большую часть правды. О том, как процессия ее кораблей с ней на борту, нет, не искала встречи, а просто столкнулась с Черным Флотом во время одного из дежурных перелетов, в результате чего она имела редкую возможность лично познакомиться с Мастером Саске. В залог сохраненной ей жизни и временного ненападения на территории он потребовал заплатить дань боевыми машинами. Предположим, все это тоже предложил сам, в принудительном порядке. Вполне сносная цена в отличии от той, что пришлось бы платить жизнями граждан, напади он на планеты Мирто. Вот и все. После выполнения условий ее отпустили. Здесь все сходится. Сложнее объяснить, почему Мастер Саске показал свое лицо. Любой намек на более приватную беседу, чем сухие переговоры, навлек бы тень новых подозрений. Например, ее бы обвинили в сговоре с Черным Флотом. Харуно отвернулась от окна, начиная мерить комнату размеренными шагами. Ничего толкового в голову не приходило. Может, Мастер Саске снял маску контактного костюма просто так, уже тогда окончательно ошалев от вседозволенности? При его-то педантичности. Неубедительно. Близкий контакт тел? Сказать, что силой склонил ее к близости? Будучи в плену она бы не смогла отказать, но… Девушка слегка скривилась. Какая низость. Как будто ей недостаточно нынешнего позора. Да и вряд ли она смогла бы ответить на другие вопросы по поводу… строения его тела. Выяснится обман – будет вдвойне мерзко. Нет. Не годится. Лицо, лицо… это чертово лицо! Почти идеальное, как будто он долго, методично подправлял пластикой черту за чертой. Много кто, имея средства, балуется изменениями своего тела, стараясь подогнать их под переменчивые стандарты красоты. Но Какаши говорил, что сканирование не обнаружило никаких следов изменений, кроме воздействия на мозг. Значит, нынешняя внешность полностью соответствует тому, что прописано в геноме. Даже если это клон, не оставалось сомнений, что настоящий Мастер Саске выглядит точно так же. Он таким родился. Оставалось только сочувствовать той неизвестной женщине, прославившейся благодаря деяниям сына не хуже «чертовой матери». Хотя он мог быть выращен и в капсуле. Сволочь… Девушка подавила желание пнуть что-нибудь плохо лежащее ногой, но таких предметов рядом не оказалось. И хорошо. На случай, если происходящее в комнате тоже записывается. Какая ирония. Нечто настолько привлекательное снаружи оказалось столь ужасным внутри, что и вообразить до конца сложно. Но, если задуматься, ведь и красота эта была холодной, не выражавшей никакой жизни, лишь как-то особенно остро отражавшей глубину безразличия его черной, пустой души. И после того, как он потерял память, ничего не изменилось, что еще раз доказывало ее правоту. Никто не посмотрит на это лицо иначе, как на лицо массового убийцы, когда ему вынесут приговор. А вот ей сейчас нужно что-то придумать. Но время как будто оставалось, и ненадолго она позволила себе отвлечься, задумавшись о других делах. К примеру, поражала беспрецедентность масштаба основного заседания Совета. По душу тирана явятся не только люди, что говорило об объеме нанесенного им ущерба. Кто именно прибудет, до конца не знала даже Сакура. Весть о пленении самой масштабной угрозы последней сотни лет разнеслась от планеты Кагуи как ударная волна, постепенно доходя до всех пострадавших районов галактики. Вполне возможно, объявятся те существа, о катастрофах которых в Совете даже не слышали. Безумец Саске… Девушка снова не без усилий подавила в себе занимающееся раздражение. Точно известно, что прибудут амоки – раса, внешне смахивающая на выросших в полтора роста выше среднестатистического человека земных муравьев, разве что внешний панцирь густо-черный. Отличаются подобием коллективного разума, вследствие чего никогда не воевали сами с собой и имеют единую гигантскую империю, зато поодиночке мыслят очень просто. И крайне воинственны. Она не помнила, сколько за этой империей числится текущих вооруженных конфликтов, не говоря об исчерпанных. Ну, в случае с амоками все понятно – было бы даже забавно, не ввяжись они в такой крупный конфликт, хотя будет интересно послушать чем эти создания привлекли к себе внимание Черного Флота, ведь тот преимущественно нападал на людей. Впрочем, вооружение у империи, живущей войнами, в разы лучше, чем у мирных. Возможно, причины стычек просты так же, как идеология амоков, состоящая в бесконечном расширении границ своего влияния. Обязательно почтят своим визитом и покали – существа в разы меньше, тоже насекомообразного строения, но в отличии от первых довольно мирные. Похожи на вымерших земных ос, только коричневые, и рожицы для насекомых имеют наредкость эмоциональные. Один такой гражданин ростом вряд ли достанет ей до колена, зато количество их впечатляет. Вечные строители всего подряд: своих жилищ, техники, империи. Прирожденные работники, рьяно соблюдающие свои законы, вечные созидатели. Стерпеть могут многое, и все же, такой улей лучше не ворошить. Мало ли, что Черному Флоту могло понадобиться у них, но врагов он себе нажил злопамятных. Сакура снова вздохнула. Вообще, кроме гуманоидной формы жизни, если говорить только о разумной, в этой галактике преобладает насекомообразная и, так называемая, бесформенная – любое органическое вещество разной степени самосознания. С последней в контакт вступить трудно, часто он бывает неудачным. Это проявление жизни существует в большей степени отдельно от всего воюющего, торгующего, заключающего договоры космоса. Вечно само по себе, по причине своей чуждости. И хорошо бы сталкиваться с таким пореже. Все остальные известные ей гости Галактического Совета либо люди, либо представляют интересы существ, совместимых с ними по ДНК. А там видно будет, потому что неисповедимы пути Мастера Саске и кто знает, какие миры успели побывать перевалочными базами для его тяжеловесных истребителей. Все же, удивительно, что высказал желание явиться представитель Фоетона. Раз представитель, значит будет говорить от лица всех. Странно и это, там же, кажется, каждый сам по себе… На первый взгляд, легкая добыча для любых врагов. Никто не сражается, не протестует, не требует наказаний. Получается что-то вроде анекдота с открытой концовкой: «Является представитель Фоетона на суд обвинителем…». Невольно улыбнулась. Нет уж. Может, Какаши что-то неправильно понял. Подойдя к постели, девушка устало присела на ее край. Как будто она тоже оставлена здесь отбывать подобие срока заключения наедине с собой. Провела рукой по волосам, убирая их со лба и чувствуя, как они постепенно снова осыпаются на лицо мягкими розовыми прядями. Вспомнилось внезапно и остро – поразительно яркое мгновение – жест: рядом с ней сидит молодой человек, легким, почти фамильярным движением точно так же смахивая назад ее еще длинные в то время волосы, а она смотрит как завороженная на его неповторимую улыбку, одна, с ним, в точно такой же темноте. Смотрит в его будто тоже потемневшие глаза цвета океана Кагуи, только, что ли, теплее, проще, ближе. Никогда она больше не видела таких добрых глаз. И руки у него теплые, как-то особенно, по-дружески нежные. До сих пор не могла поверить, что он остался ей всего лишь другом. Этот человек, фоетонец… Снова провела по волосам, но наваждение промелькнуло как удар током, и пропало, больше не повторившись. Хах. Забавная иногда штука – память… С легким сожалением улыбнулась. Теперь его нет в живых. Вопиюще мало живут люди с Фоетона, а она… у нее много дел, которые вечно находились при мысли прилететь проведать друга после того, как он вернулся на родную планету из долгих странствий. Наверное, хотел умереть дома. А она хотела запомнить его молодым, полным жизни, смахивающим волосы с ее лица с этой невозможной улыбкой. Так больше и не встретились, а теперь непонятно, стоит ли сожалеть. Все из-за этой их веры, запрещающей генную инженерию. Как глупо, как жестоко, несправедливо! Всякое дерьмо живет сотнями лет, грабит, убивает, насилует, развязывает войны, купается во лжи, богатстве и крови, даже извергу Саске даны столетия на его черные дела, но он… возможно, достойнейшее из всех существ, что она видела, почему он должен был умереть так скоро? Видимо потому, что мир полон несправедливости. Даже не так: мир из нее состоит. И этот, и все остальные миры. Бессмысленная, старая, как планета Земля, вера. При всем совершенстве сознания, которое она обещает, она не дает ничего существенного. И хотя давний друг Сакуры был на многое способен силой своей мысли, по ее мнению, кое от чего можно отказаться ради жизни. Она вот, к примеру, отлично справляется. Но он, помнится, о подобном даже не слушал, а когда Харуно единственный раз в жизни опустилась до откровенных уговоров, просто улыбался. Она, на тот момент уже Ее Высочество, едва не умоляя, чувствовала себя такой до злости беспомощной, и почему-то такой глупой, а этот твердолобый молчал… словно смирение со смертью действительно пустяк, будто знает что-то элементарное, но понятное ему одному, не важно сколько раз он повторял бы вслух эту странную истину. Но ничего страшного, что она не понимает, он не расстроен и не сердится, он может понимать и за двоих – вот каким она запомнила этот взгляд. С тех пор Сакура старалась не расклеиваться. Поэтому постаралась и теперь вернуть свои мысли в более-менее рабочее русло. Планета Фоетон. Сколько парсеков от нее до Кагуи? Уж точно немало. Далекая, почти затерянная в никем толком не освоенном секторе галактики. Разве что ее исследователями, и то местами. Возможно, потому что в ближайшем окружении почти нет звезд с пригодными для колонизации планетами. Торговые пути там не пролегают, точки подзарядки и дозаправки далеко. Фоетонцы просто не были никому интересны, хотя о существовании этого мира знали сравнительно давно. Единственная планета в компании двух маленьких спутников, вращающаяся вокруг своей единственной звезды, по всем характеристикам очень близкой к исторически известному Солнцу, продолжительность года на которой по редкому совпадению тоже около трехсот шестидесяти пяти дней. Когда на поверхность высадилась специальная группа ученых Мирто с серьезным исследованием и для налаживания контакта, во всем остальном планета тоже оказалась внешне похожей на погибшую Землю, но и во многом отличалась. Растительность по цвету была зеленой – это, отчасти, обусловлено светом звезды – и довольно буйной. Воздух перенасыщен кислородом до такой степени, что ее друг первое время задыхался, когда дышал привычной человеческим существам смесью газов, будучи у нее в гостях. Животных почти не оказалось, только очень маленькие, не отличавшиеся особым разнообразием, что странно – в таких условиях фауна должна процветать, а ее представители должны быть огромных размеров. Но нет, на Фоетоне как будто действовали свои правила эволюции, помимо закономерных, которым подчинялось решительно все. Потому что люди тоже должны были быть намного большего роста, а оказались не выше тех, кто прилетел налаживать контакт. Поначалу фоетонцы показались неразвитыми – точнее, имеющими вполне современные характеристики организма и разум, но не имеющими никаких достижений культуры или техники, вообще ничего, кроме простейшей одежды. Ни письменности, ни ремесел. Только слишком сложный для подобного общества язык и странный уклад отношений. Семей как будто не существовало, каждый жил сам по себе, изредка они сбивались в группы по два-три человека, причем не важно были эти трое близкими родственниками или нет, и странствовали по своей планете, не особо интересуясь делами остальных. Но о прибытии пришельцев каким-то образом тогда узнали сразу все, из чего заключили, что жители владеют чем-то вроде телепатии. Так и общаются, сохраняя свой язык не потому, что создают новые предметы и называют их, а потому, что называют новые образы, возникающие в сознании. Язык, как оказалось, кишит понятиями и десятками разных оттенков одного и того же слова. Понять фоетонцев не без труда помог только универсальный переводчик, к сожалению, опускавший большую часть подтекста. Все жители являлись генетическими родственниками, более или менее дальними, что объяснялось их малой численностью. Странствовать по одному им позволяло отсутствие крупных хищников и наличие повсюду еды в больших количествах, а так же, как казалось, отсутствие потребности постоянно общаться с себе подобными. Так свободно разгуливали сами по себе примерно с четырех лет, проявляя редкую для детей сознательность, но исследователи, помня про телепатию, решили, что никто из фоетонцев никогда по-настоящему не остается в одиночестве. Так объяснили и много другое. Например, отсутствие их удивления при виде техники. Фоетонцы все принимали как должное и не очень интересовались гостями. Предположили, что эти люди уже переживали технический прогресс. Возможно, когда жили на другой планете, которую постигла катастрофа, к примеру, из-за бурного развития промышленности, в результате чего они были вынуждены ее покинуть и обосновались тут, начав своего рода новую жизнь. Эта теория красиво вписала в себя и отсутствие на Фоетоне следов техногенного развития, и слишком низкий для обилия кислорода рост, и близкие родственные связи, если предположить, что спаслось небольшое количество людей. В результате чего версия была принята за официальную, хоть сами жители ничего подобного не помнили и не считали, что пришли откуда-то еще. Да и не объясняла она как за долгие годы быстро сменяющие друг друга поколения родственников не начали вырождаться. Рассказы самих фоетонцев слушали, скорее, снисходительно. Сакура же стала ими интересоваться когда впервые узнала, не в виде полунасмешливых пересказов, а из уст самого фоетонца. Напоминали они языческие верования. Поэтому было странно, что эти люди не приняли пришельцев за богов. Ее друг о своей планете рассказывал мало, но историю о матери-океане она, наверное, не забудет никогда. Они верили, что новорожденных детей каким-то образом производит на свет сама планета, создавая их в глубинах океана, а когда они становятся для этого достаточно сильными, сами выходят на берег, постепенно избавляясь от органов, необходимых для дыхания и жизни под водой. Поэтому все они братья и сестры, а их мать – Фоетон. Звучало дико, но женщин среди населения оказалось и правда непропорционально мало для того, чтобы нормально пополнить численность. Еще они думали, что планета разумна, наделена волей и сознанием. Что с возрастом она дает им знания, поэтому детей не нужно кому-то учить, что она оберегает их и заботится о каждом. Но планете они тоже не поклонялись, как люди не поклоняются родителям, просто бесконечно уважали ее и были благодарны. Естественно, звучало бредово, потому их все же сочли странными, но язычниками. В остальном же жители проявляли необщительность, просто сдержанную доброжелательность ко всем, но гостей не очень жаловали. Технику, которую привезли с собой пришельцы, осваивать тоже не пожелали, объяснив это тем, что отлично справляются без нее, и во всех вопросах были наредкость единогласны. Оставаться для исследований разрешили, но после попросили уйти. В конце концов, никаких ценных ресурсов на планете найдено тоже не было, и о ней на долгое время забыли. Вновь о Фоетоне заговорили намного позже. Сто с небольшим лет назад над планетой завис Черный Флот. Учитывая уровень развития жителей, по ним даже не обязательно было вести огонь, они не могли помешать высадке, как не смогли бы отличить друзей от врагов, но все пошло иначе. Тогда Сакура еще не была коронована официально, и могла путешествовать сравнительно свободно. Прибыла на планету сразу, как стало известно о том, что Черный Флот оказался в том звездном секторе – за неимением других желающих, после исследований Мирто взяли планету под свой негласный контроль, как образец с интересной экологией и существами, нуждающимися в присмотре. Никто не мог точно сказать что там случилось, кроме ее старого друга, тогда еще никому незнакомого, которому на момент нападения исполнилось не больше семнадцати лет. Он вообще был единственным из жителей, кто согласился говорить. Харуно до сих пор помнила, как этот решительный молодой человек вышел к ней, не склонив головы, а остальные, бывшие поблизости, смотрели вслед спокойно, но с некоторым сожалением, как будто прощались. Он рассказал о нападении, а потом к удивлению всех прилетевших попросил забрать его с собой, потому что теперь стал изгнанником. Он хорошо понимал язык Мирто и чисто говорил на нем, но никто не решился вслух предположить, что фоетонцы могли так хорошо выучить его, просто пообщавшись с визитерами во время прошлого посещения. Этот парнишка, по непонятной тогда причине изгнанник, не знал, что к ней надо обращаться уважительнее, чем к другим, не понимал социального статуса и его значения, никогда не видел денег, но очень быстро всему учился, впитывая знания о мире с поразительной скоростью, а потом пользовался ими как правилами игры. Впрочем, как ей казалось, никогда по-настоящему не увлекаясь самой игрой. Но у фоетонцев были свои правила, совсем другие. Они гласили, что сражаться нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если на тебя напали. Более того, само сопротивление является бессмысленным. Никому неизвестный мальчишка единственный из жителей, кто посмел нарушить их в тот день. Никто не поверил, когда он рассказывал, как сначала каким-то немыслимым образом обесточил корабли, а потом вызвал на личный поединок командующего, объяснив это тем, что силы в схватке должны быть соразмерными. Как ни странно, он получил желаемое – поединок состоялся. После чего командующий проиграл ему, и, вынужденный держать свое слово, покинул планету на остатках батарей, еле тянущих черные корабли. Потом, время спустя, когда они однажды снова говорили о нападении, он как-то спросил: что бы она сделала, если бы на ее глазах попытались убить ее мать? Сакура ответила, что защищала бы ее, даже если бы знала, что не сможет. Он грустно улыбнулся, сказав, что она храбрая. А Сакура знала, что они говорят о Фоетоне. И не понимала, как можно за такое изгнать. Как и до сих пор до конца не верила в его историю. Этот человек пожелал остаться неизвестным. Лично просил, чтобы никто не узнал его имени, и Сакура сдержала обещание, на время дав ему другое, но остановить слухи о Фоетоне было не в ее власти. Впрочем, эти слухи подарили людям слабую надежду на то, что Черный Флот возможно победить. А это уже многое. После того, как тот фоетонец прослужил десяток земных лет в ее личной охране, успев стать другом ей и в то время наемному командующему ее охраны Какаши, он попросил за свою службу небольшой корабль и отправился, вопреки уговорам остаться, как сам сказал, путешествовать. Подальше от любопытных, зачастую видящих в нем оружие глаз. Когда он надолго исчез, все окончательно предпочли забыть неудобные факты, ведь как могло неразвитое племя отбить удар Черного Флота, как смог бы это сделать всего один человек и остаться в живых после встречи с самим Мастером Саске? Никак. На том и остановились. А остальное – слухи, бытующие среди отчаявшихся. Даже Сакура принимала далеко не все слова фоетонца на веру, но она видела, как исправно он служил и знала, что не раз обязана ему жизнью. Тот жалкий корабль – самое малое, чем она могла отплатить, но большего он не принял. Хотелось бы Сакуре, чтобы во время той недавней злосчастной встречи с Черным Флотом он оказался рядом с ней, тогда сейчас все было бы иначе. Но его не стало, а вместе с ним как будто и ее совести, мягко клавшей руку на хрупкое с виду плечо, уже уважительно, но так тепло, и этого оказывалось достаточно чтобы в голове прояснилось, чтобы увидеть себя со стороны и пристыдиться того, что она творит. Не перед собой, перед ним. Некоторое время спустя и Какаши оставил службу, отправившись от ее империи в Галактический Совет. Поэтому теперь его слово мало кто примет к сведению, слишком велико предубеждение о его преданности Мирто. Никто не любит быть обманутым, тем более так очевидно. Воспоминания навели Сакуру на отчаянную мысль сказать, что она видела лицо Мастера Саске во время того нападения на Фоетон, теперь никто не смог бы проверить ее слова, но всем было известно, что Мирто прибыли на место слишком поздно, чтобы успеть застать вражеские корабли. Даже небольшая надежда на нежелание Совета снова копаться в инциденте с Фоетоном здесь не поможет. Слишком очевидная ложь. Оставалось одно: первый, самый простой и бездоказательный вариант, который никто не смог бы ни подтвердить, ни реально оспорить. Стоять на том, что Мастер Саске, видимо, просто не считал нужным скрывать от нее лицо, потому, возможно, что изначально собирался убить, а потом, передумав, не придал этому большого значения. Как не придавал его ничему, кроме огневой мощи. Главное, держаться уверенно. Пока он ничего не помнит, есть небольшой шанс. И да простят ее и помогут ей Высшие существа, о которых говорил Какаши, если таковые на самом деле существуют. Но перед заседанием необходимо сделать кое-что еще. Попасть в помещение с преступником такого уровня без сопровождения члена Совета невозможно, поэтому Хатаке снова стоял рядом с ней. Глаза его не выражали ничего кроме усталого скептицизма, который, похоже, вызывала в нем идея снова лично поговорить с Мастером Саске. Притом, что он ожидаемо оказался трудным в общении и ничего не помнил, смысла идти к нему дважды советник не видел никакого. Зато видела Сакура. Когда заслонка стекла начала медленно подниматься, а свет во все расширяющемся проеме внизу рассеиваться, девушка чувствовала себя достаточно спокойной. Держащейся с тем достоинством, которого ей так не хватало в прошлый раз. Все в порядке. Она держит себя в руках. Всего одно слово, ему даже не обязательно отвечать. А ей хватит взгляда на его лицо в тот момент, если в этой выжженной памяти хоть что-то осталось. Заслонка полностью поднялась. Вот он, в своем контактном костюме, прикованный к креслу, но все равно взирающий на посетителей сверху вниз, как будто уже одним своим положением недостаточно унижен. Сакура на мгновение прикрыла глаза. Она помнила его точно таким же, надменным, сосредоточенным в самом себе, словно находившемся в вечном раздумье. Залегшие под глазами тени от ударов током разве что сделали еще тяжелее его пронзительный взгляд. - Я не стану говорить с вами снова, – вместо приветствия отчеканил он. Странно, никакой усталости в его голосе не чувствовалось, как и агрессии, но она помнила, последнее ненадолго. - Знаю, – так же ровно отозвалась Сакура, – я здесь не за этим. И не за тем чтобы извиняться за свою просьбу. Я понимаю, что не вправе винить тебя за отказ. Ты ведь действительно ничего не помнишь. Но все равно глупо в твоем положении рассчитывать из-за этого на снисхождение Совета. В ответ – обещанное молчание и едва заметно сдвинутые к переносице брови. Тонкие, как и все его черты. Вспомнила, как засмотрелась, забыла в тот единственный раз о долге, чести, верности. Какая же она дура… Недостойная. Но не пойман – не вор. Есть вещи, которые навсегда останутся с ней, только в ее воспоминаниях. Ей было из-за чего придти в бешенство. А он теперь злится только потому, что назвали слабаком, ждущим пощады? Хорошо, пусть хоть так. - Собственно, это все, – она выдержала небольшую паузу, чувствуя на себе пристальный взгляд Хатаке, а потом, все же найдя в себе решимость взглянуть этому человеку прямо в глаза, добавила, будто подпитывая чужой, не забытой до конца внутренней силой и собственным огнем: – Наруто. Сказала четко, громко, чтобы не смог не услышать или не разобрать. Выражение лица Саске как будто не изменилось, но она готова была поклясться, что видела, как расширились его зрачки и почувствовала, как пропало гнетущее ощущение давления, которое испытываешь каждый раз, когда он смотрит на тебя. Теперь его взор обратился внутрь. Сакура опустила глаза, подавив желание облегченно выдохнуть. Выдержала, стерпела этот взгляд. Да простит ее фоетонец, но ведь теперь это имя никому не нужно. Он не просил хранить молчание после его смерти. Какаши смотрел на нее удивленно, но у него хватило выдержки промолчать. Поняв, что Ее Величество собрались уходить, советник коротко поклонился, казалось, не видевшему его пленнику, и последовал за ней, чуть позади, как вдруг до обоих донеслось неожиданно тихое: - Подожди. Передернуло, но Сакура тут же взяла себя в руки, чтобы, когда обернется, выглядеть так же невозмутимо. К ее немалому удивлению, лицо, на котором обычно почти отсутствовали эмоции, казалось слегка растерянным. - Что… такое Наруто? – Мастер Саске слегка склонил голову набок, по теперь нездорово бледной щеке скользнули черные пряди. - Так звали твое единственное поражение, – холодно сообщила Харуно, оставляя своего собеседника в глубокой задумчивости. Повернулась к выходу, не глядя на опускающийся заслон. Больше ни к чему. Вот и все, что она могла сделать. Вряд ли Совет будет ее донимать по этому поводу, верхушка в курсе того инцидента. Зато на душе полегчало. - Ваше Величество, – осторожно начал Хатаке, когда они оказались в коридоре, – стоило ли того… - Не надо, - отрезала Сакура. – Я не нарушила своего слова. Проводи меня до покоев. Кивок в ответ, немного помолчали. Только у самых дверей в ее апартаменты девушка замедлила шаг, негромко позвав: - Какаши. - Да, Ваше Величество. - Ты видел его лицо? – и тишина, но пронзительный взгляд советника говорил не хуже слов. – Может ли быть, что все это правда? То, о чем он рассказывал…. - Кто знает, - сдержанно заключил Хатаке. - Ты прав, - после короткой паузы согласилась девушка. Попрощались, обменявшись с советником коротким поклоном. Двери комнаты, наконец, захлопнулись у нее за спиной. Теперь можно выдохнуть. Пусть даже он до конца не вспомнит, но терзаться своим незнанием будет непременно. Боль за боль. Осталось пережить собственное заседание.