Новая сила

«Жизнь это путь. И если ты сбился с пути, не окончив его, придется начинать снова».

Утром к нему пришли, объявив, что переводят. О времени суток можно было судить по скомканному приветствию одного из вошедших людей в синих научных комбинезонах. Их лица тоже скрывал такой же синий, слегка шелестящий материал, так что они могли быть и не совсем людьми. Один из них тихо, неуверенно выдавил «доброе утро», машинально, уже жалея и надеясь, что арестант не расслышал. Наверное, хороший человек. Хотя задумываться об этом смысла не было. Перевод мог означать лишь одно: личность установлена. Но никто не спешил уведомить его о том, какое решение было принято, и о дальнейшей судьбе. Судя по ощущениям, какой-то сомнительный раствор был введен ему заранее, потому что соображалось медленней, а двигаться не было никакого желания. И все равно, прежде чем окончательно освободить от пут кресла, вошедшие надели на него другие. Руки завели за спину и, согнув в локтях, полностью зафиксировали одну над другой обручами из сверхпрочного сплава в двух местах, у основания каждой из кистей. По одному обручу из того же состава поместилось на голени каждой ноги, из чего следовало, что идти придется самостоятельно, но сделать это будет нелегко – между обручами сразу почувствовалось что-то вроде магнитного притяжения, ослабленного так, чтобы можно было сделать лишь небольшой шаг. Это навело на спокойную мысль о том, к какому цирку его могли так усердно готовить: чтобы шел сам, но выглядел как пленник. На него будут смотреть? Из-за препаратов немного мутило. Устройство оков тоже было знакомым, понятным, вызвавшим из памяти почти не удивившие своим наличием схемы. Вынули до сих пор поддерживавшую жизнь трубку, что оказалось больше неприятным, чем болезненным. Маленькая ранка в месте прокола сразу же затянулась, как и дырка в контактном костюме. Один из людей обошел его сзади – так и не разобрался, медики они или техники – и надел ему на голову еще одно устройство, тонкий обод из почти белого металла, чуть расширявшийся на лбу, от которого виски почти сразу пронзило острой болью и занялся звук. Шуршащий, не прекращающийся, до потери слуха громкий, но транслировавшийся прямо в мозг, отчего еще более мерзкий и трудно терпимый. Хоть немного справиться с таким напором на сознание получилось только на выходе из изолятора. Свет потихоньку рассеивался, разжимались стиснутые зубы, восстанавливалось потяжелевшее дыхание и он снова мог контролировать не заплетающиеся, но все равно возмутительно слабые ноги. Слабые для того, чтобы переставлять их достаточно легко и не выдавать усилий, с которыми дается ему каждый шаг. Сопровождающие, впрочем, не торопили, просто шли по обе стороны с той скоростью, на которую он был способен. Впервые впереди открывалось металлическое пространство почему-то казавшегося маленьким коридора, а не образы собственного сознания, тонущие в ослепительном свете. К слову, о сознании. Если до сих пор он не видел ни персонала, ни большей части своих обвинителей, то теперь испытывал к ним некоторую неприязнь. По большей части из-за того, что все оставшиеся силы скованного смутно знакомой технологией разума приходилось пускать на ее подавление. И все равно, как бы он ни старался, внутри черепа чувствовалась легкая вибрация. В купе с препаратами из-за этого начинало тошнить. Хорошо, что нечем. Дурно было примерно до конца коридора, да и потом, хоть и меньше, но еще до того как открылась дверь, ведущая в следующий отсек, он успел медленно выпрямиться, адским усилием придавая осанке царственную ровность, слегка приподнял подбородок, ступая осторожно, но как будто даже непринужденно. Нечто темное, сгустившееся внутри раздражением от собственного положения и зуда в голове придавало сил и упрямства, которых быть сейчас просто не могло. С некоторой гордостью машинально отметил про себя, что, должно быть, у него действительно трудный характер. Уж упрямства не занимать. А еще ему не дали одеться. С оправданными так не поступают. Стало быть, признали оригиналом. Если признали, нашлись неопровержимые доказательства, а это значит, что он и есть Мастер Саске, которого Совет намерен судить и казнить за деяния, которых он не помнит. Великий знаток иллюзий пространства и военной стратегии, прославленный завоеватель, как говорил номер три. Галактический тиран, главнокомандующий неуловимого Черного Флота. Он. Как бы ни хотелось верить в иное. Но раз уж это так, стоило ли подобному существу вести себя затравленно, показывать свои растерянность, сожаление, боль? Нет, Мастер Саске не позволил бы себе такого. И раз уж на него сейчас собирались смотреть, как на диковинную зверушку, то пусть увидят его достойным преклонения, а не плевков. Хотя, чуть что, он и сам мог бы плюнуть, рот-то ничем не заткнули. Едва заметно усмехнулся своим мыслям, один из сопровождавших повернул к нему голову. Из-за комбинезона он не видел глаз, но странным образом чувствовал страх, который внушал этому созданию. Впрочем, именно желания вызывать в ком-то такую реакцию он не ощущал, да и в себе страха так и не нашел. Просто констатация факта, который, к сожалению, не сошелся с его надеждами, наложив на общую хреновость ощущений легкий нефизический налет злой горечи. Кажется, это называется разочарование. И в самом деле, в следующем отсеке оказался еще один коридор, только в разы длиннее, а стены были прозрачные. Он не видел лица тех, кто за ними находится, только смазанные силуэты, но было их очень много – короткий взгляд на потолок – а те, кому не хватило статуса и места, могли насладиться прямой трансляцией его поверженной персоны, с достоинством ступающей в сопровождении своей молчаливой свиты. Точно, будто зрелище, на которое было особым удовольствием поглазеть вживую. Как же предсказуемы люди. Если бы не было так тяжело, ему даже стало бы скучно. Потому все же пришло странное облегчение, когда нескончаемая лента стекла по обе стороны с ее пустыми лицами прервалась. Дальше путь до камеры оказался короткий: колба местного телепорта, пара секунд напряженной тишины среди людей по обе стороны от него, потом непростой десяток земных метров до одинаково толстых дверей, разместившихся под слабо подсвеченными красным арками. Его подвели к последней из, кажется, пятнадцати, но слева был виден переход к другому отсеку. Откуда-то он знал, что тюрьма тут большая. Арка над его головой сменила подсветку на зеленую, с тихим шипением створки двери разомкнулись, пропуская внутрь. И захлопнулась сразу за спиной. С ним никто не зашел, даже чтобы снять оковы. Замечательно. Впрочем, при своем обвинении это еще можно было назвать хорошим обращением. Камера оказалась на удивление просторной, отлитой из единого сплава вместе со всей полагавшейся мебелью: выдающееся из стены большое спальное место, на котором поместилось бы трое таких как он, и рассчитанное, очевидно, на существо довольно крупное; стол с креслом у него, которое нельзя передвинуть, и освещавшие это убожество белесые диоды дневного света, четырьмя узкими полосами матово просвечивавшие сквозь сплошной потолок. Больше никаких удобств. Видимо, его собирались кормить внутривенно. Хорошо, потому что, кажется, принимать пищу естественным путем он не привык. Наконец, решился подойти к своей новой кровати, что далось не без труда. Прежде чем прикасаться, придирчиво осмотрел ее с некоторой надеждой на то, что найдется если не специальный кабель с насадкой, то хотя бы оголенные электроды, которые можно приложить к основанию шеи чтобы помочь себе отключиться. Но таковых не нашлось. Похоже, подобная роскошь ему не положена. Медленно развернулся к выступу спиной, сел. Покрывало холодное. В голове шумело из-за надетой на нее дряни, разработанной глушить способности, большинству людей не подвластные. Теперь будет суд. Он постоит, похлопает глазами, пару раз откроет рот чтобы заявить, что ничего не помнит и ему нечего сказать, а потом устроят показательную казнь. Не факт еще, что быструю и безболезненную. Ради чего?.. Как ни странно, думалось обо всем на удивление спокойно, даже теперь. Хотя и с некоторым сожалением. Он не мог понять, боится ли смерти, способен ли вообще испытывать нечто вроде страха. Только ощущал: он знает что такое страх, просто до сих пор не встретил ничего способного его вызвать. Но, как бы там ни было, он умрет. Было в этом факте нечто почти грустное, ведь он совсем недавно начал жить, осознавать себя. Номер три предупреждал его, что все так обернется. Правда, пока не произошло ничего хуже смерти, как он обещал, но только пока. К тому же, вырисовывался еще один интересный вопрос: сейчас, сидя здесь скованный, тяжелый, имевший достаточно времени осознать окончательную безнадежность своего положения… вот такой он, почти в деталях видящий свое недалекое будущее, отдал бы приказ разнести Кагую? Минуты текли неторопливо в пустой и полной тишине. Вот перед ним снова панель управления, вот пальцы замерли над символом подтверждения, снова он поднимает глаза… И снова, десятки раз подряд отменяет атаку, примешивая к отрицанию происходящего эти новые чувства, все свое сожаление, даже некоторую злость на Совет и на себя за жестокое беспамятство, но отменяет. Стоит в кабине управления, чувствуя, как руки номера три тянут за плащ, смотрит на это прекрасное необъятное существо, парящее в космосе, на глупых людей, которые на нем копошатся, и не может оценить свою жизнь дороже чем то, что видит. И сожалеет, что не может. И снова отменяет атаку. На экранах в темном пункте управления застыла неподвижная фигура Мастера Саске, безразличное выражение его бледного лица и невидящий взгляд, устремленный сквозь стены. - Ну и тфарь, – дожевывая недавно принесенный персоналу завтрак, прокомментировал один из надзирателей, – уфе сас, кхе! Ох, – прокашлялся, прожевал нормально, – уже второй час не шевелится. Желающих поглазеть на поведение заключенного к тому времени стало значительно меньше. Все подчиненные этого подтянутого человека в униформе, скрывающей часть лица, потихоньку расходились по своим постам. Даже самые стойкие и те, кто припозднился. Остался только низенький, более тучный его коллега, единственный старший по званию, правда, по происхождению подвид. Как раз он, теперь тоже с меньшим интересом пялясь на экраны, скрипучим голосом подметил: - Прожуй сначала… А ты ожидал, что он тебе станцует? Собрались тут, – цедил недовольно, – святые и неверные. - В смысле, тут? – осторожно спросил его напарник, надеясь, что речь идет о помещении. – Ты давай полегче, а то говорят… - Знаю я, что говорят, – прихрюкнув, перебил надзиратель, слегка повернувшись так, что стало видно пяточек, торчащий из-под шлема с большими линзами на уровне глаз, – не тычь мне. Лично я никому в паству не записывался, небось молнией не разразит. Хочешь, иди вешай свои проповеди на уши Цунадэ, посмотрим, что она на это скажет. - Ну, Тон-Дон, зачем сразу начальнице, – примирительно начал мужчина, отставляя стандартную пластиковую коробку из-под завтрака. - Затем, что быстро ты в нового божка уверовал, а она мозги вправлять умеет, – снова повернулся к экрану. – Или, хочешь сказать, это у нас тут сидит дьявол? – нехорошо усмехнулся, встречаясь с суеверным взглядом коллеги. – Что-то не похож… Вот что я скажу тебе, Генма: не существует ни дьяволов, ни богов. Есть только фанатики, за которыми мы разгребаем дерьмо. И одно такое дерьмо еще вчера сидело в моем изоляторе, а сегодня устроилось с удобствами потому, что явился твой блаженный и говорит, что так правильно. А так неправильно, Генма. Правильно засадить ему в задницу трубку для твердого кормления и заставить его доживать так весь отмеренный срок. - Тон-Дон, – мужчина попытался перебить, но перебили его. - Моя семья была на планете Энта, когда на нее высадился Черный Флот, – теперь говорил чуть глуше, не отрывая пристальный взгляд маленьких черных глаз от экрана. – Спаслись не все… Так что заткнись и не ной. С тобой и твоими родственниками ничего не случилось. У меня есть право относиться к этому дурдому так, как мне захочется. А если у твоего святого появится что мне сказать, пусть подваливает сам, а не посылает своих новоделанных проповедников, – помолчал. – Он не был там, чтобы защитить мою семью. Он никого не защитил и не имеет права встревать. Поэтому мне плевать на то, что он светится. Это не боги, не высшие силы. - А что тогда, по-твоему? – впрочем, тоже скептически спросил Генма. - Я же сказал, – шикнул Тон-Дон, отворачиваясь от экрана, – дерьмо, которое придется разгребать мне, потому что какого-то сомнительного рептилоида именно теперь нашу великую и ужасную дернуло назначить меня заместителем. - О, приказ о назначении уже есть? Поздравляю. - Поздравишь, когда все закончится. – Недовольно прихрюкнул. – Если. И, удивительно ловко для своего телосложения развернувшись, новоиспеченный заместитель начальницы тюремного отсека покинул пункт наблюдения за заключенными. Генма задумчиво хмыкнул, подбирая чужую коробку от завтрака и выуживая оставшиеся на дне кусочки. Право правом, а богохульство вещь все рано нехорошая. Неизвестно сколько времени прошло до того, как сквозь черноту странного беспамятства в сознание просочился свет. Свет приближался и ощущался как средоточие жизни, но не той, что можно увидеть, открыв глаза, а как будто усиленной, концентрированной. Глаза все же открыл. Размытый образ пропал, но ощущение приближения чего-то мощного осталось. Тут же голову пронзил импульс глушителя телепатических сигналов, и пришлось, для начала, бороться с ним. Это устройство он тоже вспомнил, но эффективность такого была средней: воздействие на мозг происходило независимо от того, осуществляет субъект воздействие силой мысли или нет, поэтому приходилось напрягаться, создавая пси-поле постоянно только ради того, чтобы избавить себя от ощущения сверления черепной коробки. Крайне изматывает. Возможно, прибор так настроили специально. Снять не получится, ведь оковы тоже еще на нем. Что случилось? Неужели усталость оказалась достаточной для того, чтобы вот так сидя уснуть? Не успел отреагировать на причину, по которой повернул голову в сторону входа, но через несколько секунд действительно раздался писк, оповещающий о разблокировке двери. Зашли охранники в синей защитной экипировке, скрывавшей пол-лица, кажется, люди, все вооружены. Модель их мини-пушек с регулировкой силы заряда была ему известна. Не очень эффективная в бою, зато ее можно настроить так, чтобы не убить противника, а, к примеру, оглушить. Шестеро выстроились вдоль противоположной от него стены, еще двое стали справа, по обе стороны от входа. Интересно. Кто-то пришел поговорить?.. В этот момент особенно усилилось то тяжелое ощущение присутствия, вырвавшее из забытья. Его источник вдруг оказался совсем близко, минул последнее расстояние до провала двери, а потом неярко осветил собой стены и пол. На собственном лице, должно быть, застыло слишком явное удивление, но то, что перед ним находилось, каким-то слабо понятным образом не было ни биологического, ни энергетического происхождения, ни тем более человеком, даже если хотело им казаться. Оно ощущалось состоящим из слабо знакомого, но очень мощного поля, похожего на то, которое он сам создавал чтобы глушить прибор, и если наличие такого в обычном человеке ощущалось довольно слабо, скорее предчувствием, то в этом создании как будто концентрировались тысячи, миллионы таких человек, только одним единым сгустком. Сердце впервые за все время пребывания здесь пропустило удар и начало колотиться чаще. Что за… Что это такое? Почему охранники спокойно стоят? Никто кроме него не чувствует, не понимает?.. Но это лицо… Внутри все снова перевернулось. Почти как тогда, на корабле при виде номера три, и потом, когда та женщина, Харуно, говорила с ним, только в сравнении с нынешним чувством все это были жалкие отголоски… «Наруто». Словно неслышный внутренний щелчок. Ключ подошел, образы совпали. Это – Наруто, чем бы оно ни было. И оно приближалось, а внутри боролись противоречивые, непривычно яркие чувства, рвавшие на части: хотелось и отшатнуться от очевидной угрозы, и неизвестно зачем самоубийственно протянуть руку, погрузив ее в плотный, но пустой свет, провести по нему, погладить, убедиться в том, что сожжет… «Единственное поражение Мастера Саске»… Но замешательство длилось недолго. Еще немного сократившееся расстояние решило за него, и тело, несмотря на усталость и оковы, движимое инстинктом, само по себе рванулось в сторону, чтобы уйти от контакта – испепелит, уничтожит. Сердце колотилось, рвалось от сполна накатившего вдруг неконтролируемого страха, который он тщетно пытался унять. Стук собственного тела, соскользнувшего с кровати, послышался словно издалека, но он просто воспользовался этим, чтобы отползти подальше, быстро забившись в самый дальний угол камеры. Забыл обо всем и всех остальных присутствующих, просто больше не ощущал их на фоне нефизического давления, как будто материей уплотнившегося вокруг. - Саске… – это существо замерло, глядя на него со странной горечью, которой он не понимал. Больше не подходило, не пыталось установить контакт. И хорошо, пусть уходит, растворится, исчезнет! Не давит своей безграничностью, не заполняет здесь все… - Только посмотри на себя… – голос знакомый, у номера три как будто такой же, и в то же время нет, но посетила мысль, что звуку, для начала, неоткуда возникнуть. – Ведешь себя так, как будто тебя пришли уничтожить. Ты был бы прав, будь на моем месте кто угодно другой, но не волнуйся, – слегка улыбнулся, приподнимая руку в его сторону, – я не причиню тебе вреда. Сковавший тело ужас понемногу отступил, ощущение безграничности тоже пропало, сжавшись до сгустка непонятной силы, но не более того. Дышать стало легче, сердцебиение замедлялось. Что произошло?.. - Вижу, твоя память совсем опустела, – существо снова подходило, правда, желания отшатнуться от него больше не возникало, – но это ничего. Присел напротив на корточки, так близко, что сияние падало на лицо и отражалось в глазах, что можно было ощутить исходящее от него тепло. Поднял руку и поднес ее ко лбу, коснувшись двумя пальцами пластины глушащего прибора. Металл вмиг нагрелся, и словно издалека послышался щелчок, за ним еще несколько. Прибор упал, ободом покатившись по полу, давление на сознание пропало, руки и ноги тоже больше не были скованы. Сразу сделалось удивительно легко, но он не смел шевелиться, будто попал в ловушку, чувствуя как пальцы преодолели последние миллиметры, чтобы прижаться к бледной коже. - Наруто, – выпалил он, в не до конца понятной самому себе попытке остановить, но так и не досказанное «не надо» погрузилось вместе с ним в нахлынувшую пучину образов. Образы проносились мимо, оставаясь неясными, неразборчивыми, таящими до того, как получалось ухватиться за их смысл, но самые яркие, вряд ли случайно выдернутые из этого слишком стремительного потока, были связаны с ним. С Наруто. Этот человек… был знаком ему раньше. Довольно давно, выглядел тогда как номер три, одетый по уставу охраны Мирто. Он будто со стороны наблюдал, как разговаривал с ним на борту одного из смутно знакомых кораблей, как там же обнимал его, отчего внутри распускалось это странное трепетное чувство, но почти ничего из сказанного не слышал. Потом слова все же проносились, обжигая голову болью: про «сдаться», про, в целом, понятный договор, затем его собственный жуткий смех – страшный, ненормальный, и «будь по-твоему, фоетонец»… Разрыв. Будто отбросило назад. Следующий более-менее ясный отрывок, чуть подробней предыдущего. Планета. Очень много кислорода. Можно окислить здесь все, можно сжечь дотла. Но это не то. Люди, они тут особенные, интересные, они зачем-то нужны, вот только зачем?.. Огромный зеленый массив, раскинувшийся на обзоре, нетронутая красота. Никто не бежит, не прячется, все спокойны и это спокойствие плывет сквозь него, такое мощное, словно дремлющая древняя сила. Довольно большой, свободный от высоких растений участок. На него выбегает человек, единственный, в ком чувствуется волнение – еще юный, босой, закутанный в какие-то лохмотья – взмахивает руками в сторону кораблей, странный импульс и приборы выдают падение мощности с девяносто восьми до двух процентов. Этот человек орет, предлагает драться, думает, что его обязательно услышат. Раздражает. И это тоже Наруто. И снова договор, заранее: проигравший убирается с планеты. Картинка смазывается. Что-то происходит: воздух, вода, порода – все ведет себя ненормально, людям не дано так сражаться. Агония битвы, адреналин, внутри смешиваются шок и почти детская радость, ненависть и уважение к его силе, восторг, обожание. Он очевидно проигрывал и проиграл этому человеку. А тот почему-то проявил заботу о нем... Снова оборвалось. Нет, почему так внезапно? Он не понял, он хочет знать как о нем заботились… и почему от этого так невыносимо, так больно, почему не может принять этой доброты, не хочет ее, отвергает, но все равно в глубине души тянется к ней… Отпускает, выталкивает обратно из глубокой черноты. Кто-то зовет его оттуда, из памяти, сотнями голосов: «Саске!» – отчаянно, будто умоляет вернуться. Совсем издалека, уже чуть слышно, но это имя теперь ощущается как свое. Еще один кусочек разрозненного «я» незаметно становится на свое место. Полумрак камеры теперь кажется уютным. Саске вздрогнул и увидел, как Наруто опускает руку, поворачивается к охранникам и благодарит, просит их оставить. Люди выходят. Это навело на мысль, что пройти могло всего несколько секунд. Саске не понимает, почему охрана его слушается. Чувства к этому существу теперь окончательно смешались, перепутались, он все еще не до конца разобрался, но, для начала, готов был признать, что они знакомы. И действительно заключили договор. - Ну как, много вспомнил? – Наруто казался довольно приветливым, это странно, особенно в совокупности с тем фактом, что охрана воспринимала его нормально. Друг преступника не может быть другом его врагов… - Не особо, – ответил нехотя, глядя с некоторым подозрением, – помню тебя и договор. - А помнишь, о чем мы договаривались? – Саске не очень уверенно, но утвердительно склонил голову, нахмурившись. – Понимаешь, почему я пришел? – снова кивок. Этого Наруто оказалось достаточно. Странно было прикасаться к своей шее, ощущая сзади легкую прохладу металла. Небольшое устройство, разместившееся над одним из позвонков, словно спрут распустив свои короткие черные щупальца, прокалывало ими кожу, впиваясь глубоко в ткани. Особого дискомфорта, в отличие от подавителя телепатии, оно не приносило, но, при необходимости, могло обездвижить или убить. Условие, при котором ему позволили покидать камеру. Даже отобранную одежду вернули, и теперь он, Саске, не ощущавший себя никаким Мастером, выглядел так же, как во время сдачи людям Совета. Прогулка по тюремному блоку в сопровождении этого существа и всего десяти человек охраны чуть позади казалась почти нереальной. Он до сих пор не верил, что ему предоставили некоторую свободу передвижений, пусть и по просьбе Наруто. Понимал, что его жизнь находится под постоянным контролем, и чья-то рука лежит на пульте управления устройством, вживленным в шею, но, зная о страхе людей перед собой, все равно был крайне удивлен, когда ему предложили пройтись. Впрочем, прогулку организовали тоже неспроста и связана она была с тем, что Наруто говорил о его памяти: есть вещи, которые лучше вспоминать самостоятельно. Саске подозревал, что сгодится Совету и куском мяса для расчленения и хотя бы некоторого удовлетворения жажды мести, но его судьи не хуже остальных понимали, каким наигранным получится такой процесс. Наверняка все хотят чтобы перед смертью он осознавал за что ее удостоился. Саске и сам хотел бы знать. Наверное… Наруто он не доверял. Это существо больше не пугало его, но, на будущее, то чувство, которое почти прижимало к полу камеры, стоило запомнить, чтобы не обманываться его доброжелательностью. Все, что с ним связано, Саске помнил очень смутно, особенно же нелепым казался договор, из-за которого они теперь находятся рядом. Суть, впрочем, на первый взгляд казалась довольно простой: Мастер Саске добровольно сдается, получая в пользование существо по имени Наруто. Но зачем? Что за абсурдные условия? Ведь ни одна сторона не получает никакой реальной выгоды. Хотя, возможно, создание, обладающее такой мощью, зачем-то понадобилось бы Мастеру Саске… но не ему. К тому же, он вообще слабо представлял как можно сделать хоть что-то с субстанцией, которая в физическом смысле отсутствует, даже если бы вдруг захотелось. Отсутствует, но влияет на пространство вполне ощутимо. Может, Мастер Саске хотел сдаться ради того, чтобы потом, воспользовавшись условиями, заставить Наруто разнести Кагую?.. Но, стоило прислушаться к себе, и Саске который раз убеждался, что этого ему не хочется. Очевидно, отсутствующая память решала слишком многое. «Ты не смог бы заставить меня что-либо разрушить, – почувствовал Саске, как к нему обращаются мыслью, и взглянул на слегка улыбающегося Наруто, – договором предусмотрены любые твои действия, но лично я ничего делать не обязан». «Еще лучше, – подумал Саске более целенаправленно, давая понять, что продолжает диалог, хоть и недоволен таким бесцеремонным вмешательством в свой разум, – к чему он тогда вообще заключался?» Перед входом в следующий отсек пришлось немного задержаться, чтобы пройти сканирование. «Не скажу точно, из чего исходил ты, могу ответить только за себя, – Саске не отводил от него взгляда, ожидая продолжения. – Я не понимал к чему эта бессмысленная война, хотел мира и мне было все равно чего ты хотел взамен. Немного наивно, зато честно. Кроме себя у меня ничего не оказалось, но тебя это устроило». «Мне трудно судить о себе как о Мастере Саске, но когда я представляю себя на его месте, в твои слова мне верится с трудом». «А что ты знаешь о нем? Или, может быть, помнишь», – во взгляде Наруто сквозил некоторый интерес. «Думаю, он ценил силу, – вспомнился смазанный нечеткостью восприятия поединок, от одного воспоминания о котором волновалась кровь. – И восхищался ей, но… пока не понимаю». «Тогда скоро ты сможешь ответить на свои вопросы. Сейчас важно вот что, – внешне Наруто снова выглядел невозмутимым, и он тоже решил смотреть перед собой, чтобы не привлекать внимание сопровождающих, – исполнение мной условий договора действительно будет бессмысленным, если ты не вернешь хотя бы часть своей памяти. Я заглянул в твою голову и, могу сказать, операция проведена с точностью превышающей ваши достижения в этой области, – в лице он не изменился, но Саске точно слышал нечто, напоминающее смешок, – это даже можно назвать искусством. В целом, блокировка твоих воспоминаний поделена на три основных барьера. Ключом к первому было мое имя и присутствие. Второй барьер ничем не защищен, но разделен на слои, доступ к которым будет открыт постепенно. Короче, ты вспомнишь все сам, ключом от конкретного воспоминания может стать почти любая деталь. А третий… за ним поврежденные ткани. То есть, небольшая часть информации утеряна». «Насколько небольшая? – не то, чтобы Саске сильно расстроился, остальное обнадеживало, но было в пропаже данных нечто неприятное. – И… почему я уверен, что ты можешь вернуть мне память, если захочешь?» «Не получится восстановить около десяти процентов воспоминаний, – в интонации снова улавливалась улыбка и нечто вроде ностальгии – Хах, ты всегда любил точность, с системами тебе было проще общаться, чем с людьми… Что ж, объясню сразу. Я много чего могу, но, видишь ли, я умер, поэтому есть некоторые правила. Одно из них невмешательство. Оно самое главное» «Но ведь ты…» – начал Саске. «…ничего не сделал, – подхватил Наруто; все же, его речь, в отличие от внешности, ощущалась довольно эмоциональной, – повторю еще раз: достаточно было моего имени и присутствия. А потом я просто посмотрел на картину в общем» «Оправдался» – больше для себя подумал Саске, скосив на собеседника слегка недовольный взгляд. Ответом ему стала неожиданно довольная улыбка. Внутри потеплело и одновременно подвело. Ну вот, снова… где-то глубоко занимались отголоски неясного сожаления и далекая грусть. Общаться с этим существом ему было не то, чтобы особенно приятно, но по какой-то причине удивительно легко. И этого общения впервые хотелось. Быть может еще и потому, что до сих пор здесь не встретилось создания, лучше владеющего телепатией, а так взаимодействовать оказалось намного практичней и быстрей. О том, что его имя ключ от чего-то важного, Саске не сомневался и сам, но это походило на подсказку. Получается, имя и присутствие Наруто были обязательными для того, чтобы он вспомнил. Если бы одно из условий не совпало, к примеру, вторая сторона бы не явилась, то и договор получился бы исполненным не до конца. Жаждущие расправы люди не получили бы того Мастера Саске, над которым хотели честного суда, разве что нечто вроде его клона, справедливый суд над которым невозможен. Это было похоже на меру предосторожности, к тому же, если вспомнить установку для операции, то Саске знал не только как ее настраивать, но и как использовать. Да, работа над мозгом вроде той, о которой говорил Наруто, получилась бы тончайшая, а пазл, которым стало теперь его сознание – вообще эксклюзив. Мастер Саске вполне мог сам запрограммировать проведение операции, превратив себя в человека, которым стал сейчас. Получается, если он все вспомнит… Из-за того, что разговор происходил со скоростью мыслей, занял он меньше времени, чем если бы пришлось выговаривать слова вслух. То, что у «прогулки» было заранее определенное направление, Саске понимал с самого начала, но теперь ситуация прояснилась окончательно. Правда, цель ее стала известна только теперь, когда они остановились. Впереди раскинулся ярус тюремного блока, имевший менее строгий режим, чем у Саске, потому что больше напоминал единый просторный зал изолятора временного содержания для существ, которые могли представлять угрозу заражения, чем камеру. Вместо стены напротив тянулось темное стекло. Один из охранников подошел к маленькой панели доступа у входа, коснулся ее, и стекло стало прозрачным. Саске удивленно сморгнул. Люди по ту сторону посетителей не видели, но было их много, впрочем, он с ходу насчитал ровно двадцать семь. Все в черных контактных костюмах с открытыми лицами и… все совершенно одинаковые: короткие светлые волосы, голубые глаза, фигура ничем не отличающаяся от фигуры любой другой копии. Кто-то стоял, привалившись к стене, некоторые сидели на койках, двое прохаживались из стороны в сторону на деликатном расстоянии друг от друга, хмурясь своим мыслям, но у всех были лица Наруто. Очевидно, где-то среди них находился и номер три, но вряд ли бы вышло отличить его от остальных, если бы не довольно большие номера на левой стороне спины, поставленные серым цветом. «01», «02», «22», «10», «14» – бросалось в глаза со всех концов помещения. Дали звук. Получился эффект слияния, будто стекло исчезло, но на вошедших все равно никто не отреагировал. Стали слышны даже тихие шаги номера семь, который мельтешил чуть ближе. Саске вопросительно взглянул на Наруто. Тот слегка развел руками, как будто спрашивая, он-то тут причем. Захотелось взглянуть поближе, и он подошел. Боковым зрением отметил, как один из охранников приподнял оружие, но, взглянув в сторону Наруто, опустил. - Ну хватит, – звук раздраженного голоса, не гасившегося стеклом, стал неожиданностью, – достали мелькать. Все сидят, и вы сядьте. Один из клонов, номера которого не было видно как раз потому, что он привалился к стене, обращался к двум другим, снующим по камере. - А ты назначен мне указывать? – Огрызнулся номер семь, притормозив. - Нет, не назначен, – тут же отозвался второй «мелькавший», номер шесть. - Да, не назначен, – подхватил сидящий на полу номер тринадцать, тут же примирительно продолжив: – но вы б и правда сели. - У тебя проблемы? – хором обратились к нему оба недовольных. - Нет, но они будут у вас, если начнете буянить. Шестой с седьмым переглянулись. Секундное обдумывание, и шестой нехотя опустился на ближайшую койку. Седьмой, продолжая стоять, вымученно размял шею, ворча: - Не знаю как насчет вас, а я отсидел зад. - Поддерживаю, – под вздох тринадцатого и еще пары номеров подал голос двадцать шестой. - Попрыгай и садись на место, – процедил тот, что стоял у стены. Седьмой уже открыл рот, явно готовый разразиться возмущениями, но тут пятый, тоже сидевший на полу, обхватив ноги руками и весь как будто сжавшийся, тихонько проныл: - Какая разница? Все равно все окажемся в кислотном супе… - Он прав, – после небольшой паузы холодно отрезал стоявший у стены. Лицо седьмого исказилось чем-то средним между раздражением, отрицанием и страхом. Он снова принялся мерить шагами зал, потом остановился, выпалив: - Что, предлагаете просто сидеть и ждать?! - А бегать, нагнетая обстановку, продуктивней? – грустно усмехнулся тринадцатый. - Да! – заорал на него седьмой. – Хоть ноги разомну! И вообще, вы соображаете, что мы скоро сдохнем, или я тут один в комплекте с мозгами?! Это не приказ, не сражение, вообще не за что, просто, мать его, так! – и, в подтверждение своих слов, с размаху врезал ногой по ближайшей койке. Мебель слегка накренилась в воздухе, создавая опасное положение для того, кто на ней разлегся. Для того, чтобы повредить предметы, находящиеся в помещении, нужны были удары силой в разы превосходящие человеческую. Тот, кто начал соскальзывать с койки, приподнялся, меняя положение, но так и не встал, негромко прокомментировав: - Полегче, а то за тобой еще раньше придут. И нас прихватят. - Заткнись, третий! – уже чуть тише, пострадавшая кровать немного помогла седьмому сбавить обороты. – Тебе вообще никто слова не давал. Нет, серьезно, не обязательно же устраивать массовую драку или еще чего, можно… я не знаю. Что-нибудь поделать, – устало закрыл лицо руками, медленно проведя до волос, зарываясь в них пальцами, сжимая слишком сильно, – чтобы не сидеть… молча. - Предлагаешь устроить оргию? – ехидно спросил привалившийся к стене. - А что, давайте, – нервно посмеиваясь, подал голос восьмой, – и охранникам веселее будет! - Пошел ты, – толкнул восьмого плечом соседний номер, сидевший на койке рядом, – если вы серьезно, я в этом не участвую. Совсем рехнулись… - Ха-ха, – ткнул в него пальцем восьмой, – первый поверил! – и немного неестественно расхохотался, как будто правда было так смешно: – Ха-ха-ха, первый! Пятый совсем уткнулся лицом в колени, которые обнимал. Его начало мелко потряхивать. - Так, прекращайте, – потихоньку поднялся с койки единственный кто лежал, номер три. – Во-первых, вы забываете, где мы. Во-вторых, приказов больше не поступало. Это значит, что мы не будем ничего делать, если так хочет Господин, – в наступившей тишине его негромкий уверенный голос был слышен даже слишком хорошо, мужчина сел, рассеяно глядя себе под ноги. – И сопротивляться тоже… Когда они придут. - Он прав, – нехотя признал стоявший у стены, – это последняя воля Господина. Со стороны пятого раздались тихие всхлипы. Стоявший у стены номер скривился, картинно закатив глаза. Номер семь еще пару раз прошелся туда-сюда по залу, обхватив голову руками, а потом вымученно опустился рядом с шестым, запрокинув голову и уставившись в потолок так, словно там находился бог, которому он мог бы помолиться. Снова воцарилась тишина, теперь уже ничем не нарушаемая. Саске опустил глаза. Не мог понять, жаль ему клонов или нет. Создание каждого из них было затратным: доработка ДНК, ускоренный рост, потом сборка личности – легко вспоминал он – затем загрузка элементарных данных и специальных навыков, тесты. Безусловно, терять их в бою было обидно, тем более вот так, всех разом, но больше они и не были нужны. Отслужили свой срок. Теперь Совет утилизирует их, как опасный биологический материал. Он дал им жизнь, а они отдадут ее тогда, когда ему будет угодно, таково их предназначение. Но должен ли он чувствовать раскаяние? - Они тоже люди, – сказал Наруто, словно отвечая его мыслям, – пусть их личности были немного упрощены. Но есть вещи, которых не изменишь. И даже те, которых не стоит менять. - То есть, ты не против того, чтобы они погибли? – спокойно уточнил Саске. Ему просто стало интересно. - А ты можешь это изменить? – слегка склонил голову набок Наруто. «Нет» - подумал Саске и снова взглянул сквозь стекло. Все равно они ни на что не годились, кроме войны. Зато теперь он, кажется, припоминал, что такое одиночество, и все эти клоны были тому доказательством. Он создал достаточное количество бойцов для верховного командования флотом, но ведь номер три был его любовником. Если это можно так назвать. Отношение к нему у Саске не было особенным, и сильных чувств к себе он тоже не вызывал, просто время от времени, довольно редко, когда что-то уже смутно ясное мучило, давило изнутри какой-то особой, далекой, но неизлечимой тоской, он оставался наедине с третьим. Сначала со всеми по очереди, как будто искал нечто определенное, но, не находив, разочаровывался и искал снова, а потом только с ним. Потому, что не было никакой разницы. В том, чего ему хотелось, они оказались одинаково пусты. Третий особенно. Внезапно номер три поднялся со своего места, неспеша подошел вплотную к стеклу, положив на него ладони и устало оперевшись о него лбом. Наруто тоже зачем-то приблизился к прозрачной границе и неожиданно сделал то же самое, точно так же закрывая глаза, даже пальцы располагая абсолютно зеркально. Стало по-настоящему видно толщину прозрачного материала – расстояние не меньше, чем в сжатый кулак. Охрана занервничала. - Я понимаю тебя, Саске, – говорил Наруто, не открывая глаз. – Понимаю, почему ты так поступил лучше, чем сейчас понимаешь ты, – грустно улыбнулся. – Ведь хорошо быть младенцем. С легкой головой, искренними слезами и радостями. Но тоскливо помнить свет, из которого ты пришел. И свет, из которого состояла фигура Наруто, начал быстро рассеиваться, а внутри – Саске отступил на шаг, в сторону ощетинившейся оружием охраны – появились сначала смутные очертания костей скелета, потом проворно обхватывающие их мышцы, вены и кровеносные сосуды, и, наконец, кожа с нервной системой, потому что появись она раньше, выдержать такую боль было бы просто невозможно. «Не стрелять! – истошно оповещала система внутренней связи, которую Саске слышал будто сквозь толщу воды. – Опустить оружие!» Свет вокруг Наруто медленно рассеивался. Теперь напротив номера три, все так же зеркально, стояла еще одна его копия, разве что в темно-бордовом контактном костюме. Даже прическа была такой же, но именно эта фигура, как ни одна из тех, что напротив, этот уверенный, пронзительный взгляд впервые открытых голубых глаз, обращенный на него, вызывали то самое волнение, почти трепет, до подкашивающихся ног. - Мы с тобой держим свои обещания, Саске, - серьезно сказал он, окончательно поворачиваясь, третий сделал то же самое, только направившись обратно, к своей койке. Наруто проводил его взглядом, подошел к Саске на шаг, и, улыбаясь, распростер руки: - Вот я.