UnderVille

- Тшш, успокойся. Не дрожи так. Я вовсе не собираюсь тебя наказывать за твоё любопытство, слышишь? Мне лишь нужна гарантия того, что всё это останется в пределах твоей глупой головы. Фриск не могла позволить себе успокоиться, а уж тем более – обернуться к нему. Этот человек на её глазах с особой жестокостью зарезал посланца правительства, окрасив мостовую кровью. Безусловно, если бы он этого не сделал, то Догамий и Догаресса, скорее всего, очутились бы в болоте с мешками на голове, но разве нельзя было просто застрелить этих троих, ведь это они наверняка могут? Фриск не знала, но точно была уверена, что теперь она осознаёт, чем её новые «друзья» занимаются. Это, как оказалось, и есть «Скелеты», о которых нынче столько слухов. Это была банда, наводящая на улицы города ужас, хоть и занимаясь, по сути, благим делом. Они вычисляют следующую жертву властей и, когда до неё доходит черёд, устраивают охоту на охотника. И, кажется, Санс получал от этого истинное удовольствие. - Что, язык проглотила? Неужели думала, что мы и правда сидим в подвале без причины? Это единственное место, где нас не найдут, малышка. Ну давай, обернись же. На ватных ногах Фриск заставила себя обернуться и осознать, что Санс совсем близко. Серьёзно, между ними едва ли набирался сантиметр. Он усмехался ей в лицо, тяжело и холодно дыша, а пальцы в перчатках бегали по её плечу, вызывая волны дрожи. - Санс…прошу, давай договоримся? Я могу чем хочешь поклясться, что никто не узнает. - Много кто клянётся, рыбка, но почти никто не держит слова. Думаешь, тот парень с развороченным лицом сдержал бы его? И нет гарантии того, что и ты его сдержишь, - Санс медленно, но верно зажимал её, очень скоро вдавив в стену и зафиксировав её руки над головой, - Ты ведь просто любопытная девчонка, которая всем пытается помочь. Ты подслушала Гриллби и преследовала его, увидев то, что не должна была. Считаешь, теперь я должен тебе поверить, а? – последние слова он хрипло зашептал ей на ухо, а также Фриск на секунду показалось, что он нюхает её волосы. Паника охватила мгновенно. - САНС! Санс, остановись, меньше всего я хочу с тобой драться…что бы женщина из храма сказала об этом? Представь себе лицо Ториэль, сейчас же! – она и сама не знала, что может так повысить голос. Не просто громко говорить, а буквально гаркнуть на Санса, заставив одуматься. Фриск практически сразу почувствовала, как хватка ослабла. Санс отступил, закрывая лицо руками, словно маски для этого не было достаточно. Она даже толком и не рассчитывала, что запомнит его слова об исповедальне, а храм здесь был всего лишь один, тот, в котором жила нервная и одинокая монахиня Ториэль. - Так её…её зовут Ториэль, - Санс медленно снял маску, кажется, приходя в себя, - Чёрт тебя дери, Фриск. Я видел её лицо только через сетку исповедальни, но откуда её знаешь ты? - Она спасла мою жизнь, когда меня едва не убили по приезде. Хотела, чтобы я осталась с ней жить, стала её ребёнком, а теперь даже двери мне не открывает. - А, значит, она так и не смирилась, - Санс усмехнулся, вытирая кровь с рук о куртку, - Ладно, Фриск. Двинули в Убежище, ты уже не успеешь домой. Она и не знала, почему ему снова поверила. Кажется, что Санс испытывал множество противоречий, которые заставляют его получать удовольствие от убийства правительственных шавок. Что он пережил, что с ним вообще случилось? Что заставило его брата взять в руки топор и запросто отсекать чужие головы, бросая их в кустах? Гриллби сказал, что все они что-то потеряли, а эти братья основали Убежище. Но кто они? Фриск не знала, хоть и очень хотела узнать. Кажется, теперь Санс стыдился за своё нападение на неё в переулке, но не знал, как высказаться об этом, и она его не тревожила. Темнота сгустилась над Сноудином, выпуская на волю пьяниц, психов и чужих внутренних демонов. Быть может, ей просто стало страшно вновь остаться одной? Когда они привычным путём забрались в Убежище, то картина тут явно переменилась. За дверцей душа, похоже, мылся Гриллби, мальчишка-беспризорник спал сном праведника, а также помещение пополнилось раскладушкой, на которой храпел вовсю Бургерпэнтс. Мороженщик сидел на диване и переключал каналы, тоже что-то записывая в блокнот, Фуку переодевалась в школьную форму, видимо, готовясь помогать дяде в баре, а Папируса пока что не было. - Эй, Папс, глянь, кого я привёл! Папс? - Он ушёл вниз, в лабораторию, - улыбнулся мороженщик, уловив движение, - О, Фриск. А я и не думал, что вновь тебя увижу. Брр, Санс, тебе надо срочно постирать костюм, да и самому помыться. От тебя кровью и луком несёт за километр, ты что, о чём ты думал? - Шаверму сожрал перед операцией, с кем не бывает, - Санс достал из-за пазухи бутылку, в которых обычно в забегаловках хранится кетчуп, и сделал из неё несколько глотков, - Я сказать что хотел. Фуку сегодня дома не ночует, так что на её месте поспит вот эта малая, а утром поедет к себе. Нам всем надо проспаться. Гриллби и Фуку вскоре покинули дом, уходя на оставшуюся ночь в бар, а Фриск стала готовиться ко сну. Санс ушёл в душ, а Папс нарисовался, выйдя из-за той двери, что обычно здесь всегда заперта. Мороженщик покинул дом, сказав, что ему лучше здесь слишком много не светиться, и укатил, пообещав навестить Пэнтси завтра. Мальчик всё ещё спал, как и сама Фриск закуталась в одеяло, натянув его практически до носа и строча под ним СМС Меттатону о том, что она заночует у друзей, дабы он не поднял внеочередную панику. «Спасибо, что предупредила, дорогуша! Удачной ночёвки <333» - пришёл ответ буквально через минуту. Ах, если бы её босс знал, что за ужас ей довелось сегодня пережить, он бы не ставил столько нелепых смайлов. - Санс, а…о какой исповедальне ты говорил? – Папирус складывал выстиранные от крови вещи в сушильную машинку, попутно кутаясь в старую алую олимпийку, чтобы не было холодно. - Тебе ни к чему об этом думать, бро. Не напрягайся. Ты и без того напряжён до мозга костей. - Господи, я уже жалею, что спросил. Сколько можно шутить о нашей символике, её ведь папа придумал. Тебе не стыдно? - Нисколько. Не забывай, во что наш папа превратился, Папс, и тоже не будешь стыдиться. А что касается исповедальни…окей, я расскажу, - кажется, Санс сидел к брату спиной, пригреваясь на диване, который тоже был спальным местом, кстати, - Видишь ли, наш образ жизни меня часто дёргает за нервишки, Папс. Ты видел, что я сделал с тем парнем на улице. Фриск права, я мог бы просто его пристрелить, но я…я почему-то захотел, чтобы он помучился. Чтобы медленно истёк кровью. И такое происходит далеко не в первый раз, сам знаешь. И в один момент мне взбрело в голову, что я могу сходить в храм, который близ Вотерфолла. Я не знал, исповедуют ли там кого-то до сих пор, но мне надо было рассказать кому-то про тот Ад, что стоит в голове при одном упоминании этой сучки Дриимурр. И я пошёл к ней. Да, в храме этом сидит одна-единственная монахиня, она-то и приняла мою исповедь. И мне стало настолько легче после этой болтовни с ней, что я взял такие походы за привычку. Воскресенье, девять вечера – точное время наших встреч. Знаешь, со временем я даже перестал болтать о том, что сделал. Ты не поверишь, но ей, кажется, интересно каждое моё слово. Она даже над моими шутками смеётся…да куда там, она залилась хохотом, когда я попробовал с ней шутку «тук-тук». - Мда уж, это и правда подвиг с её стороны. Вот, получается, куда ты душу отводишь заместо скотча Гриллби. И то хорошо, хотя бы бухать перестанешь. Погоди, это что? – краем глаза Фриск увидела, как Папирус конфискует у брата бутылку от кетчупа, приоткрывает её и, слегка нюхая, морщится. В ту же секунду он буквально зашипел на брата, не желая будить остальных, - САНС, какого хрена? Ты ж мне сказал, что завязал! - Прости, бро. Кажется, я слишком стар, чтобы остановиться. И только попробуй сказать, что мне всего тридцать два. - ТЕБЕ ВСЕГО ЛИШЬ ТРИДЦАТЬ ДВА, САНС! Кхем. Ладно, прости меня. Я что-то тоже сегодня перенервничал, - Папс сел на диван рядом с братом и неожиданно обнял его, крепко и с силой, будто приводя в чувство и вдыхая жизнь, - Ничего, Санс. Нет ничего, что бы мы не сделали. Нас с тобой ещё и по ящику покажут, когда мы спихнём её с полномочий. - Покажут, если мы спихнём Чару Дриимурр? - Не «если», а «когда». Ложись спать, Санс, у нас завтра куча дел. А я к папе схожу, еду отнесу. Хорошо? – кажется, Санс сильно недооценивал своего брата в понимании ситуации. Папирус многое знал и всегда был хоть и ворчливым, но очень и очень любящим братом. А потому Санс послушался, забираясь на опустевший верхний ярус Гриллби и превращаясь там в круглый комок из одеяла и лени. Кажется, теперь он спокоен. Мерный шум сушильной машины не мешал сну, а даже напротив, действовал успокаивающе, но Фриск не могла спать. Множество вопросов так и не получили свои ответы, а потому сейчас она наблюдала за Папсом, который, потушив свет в Убежище и оставив только мерцание телевизора, открыл вечно запертую дверь и скрылся за ней. Очень скоро он вернулся с какими-то пустыми тарелками и встал у раковины, старательно их намывая и честно стараясь никого не разбудить. И, как бы он ни пытался, невысокая фигурка в ночной сорочке неслышно поднялась с кровати и шмыгнула в приоткрытую загадочную дверь. Фриск оказалась в каком-то подобии бункера, в котором была единственная лестница, ведущая вниз. Серьёзно, у подвала дома есть ещё один подвал? И сколько же тут этажей, раз уж на то пошло? Здесь ужасно пахло озоном, гретым металлом и гниющим мясом, а где-то там, в конце лестницы, горела одинокая лампочка. Медленно, неуверенно, но всё-таки достаточно целеустремлённо, Фриск направилась вниз, стараясь не шлёпать босыми ногами по холодным бетонным ступеням. Стены были изрисованы какими-то непонятными ей граффити, а кое-где висели старые фотографии, запылённые и выгоревшие до неузнаваемости. Но кое-что на них точно было различимо – мужчина, женщина и два их, по-видимому, сына. Мужчина был высоким и статным, чёрные волосы были зализаны назад, а поверх столь же чёрной рубашки был небрежно накинут белый халат. Женщина рядом была практически пепельной блондинкой, она тепло улыбалась, крепко обнимая мужа обеими руками, словно поклонница кумира. Старший сын, лет десяти отроду, с довольной улыбкой смотрел в камеру, держа в руках маленький кулёк, из которого выглядывала сонная мордашка с закрытыми глазами и светлыми, как и мамы, кудрями. На обратной стороне фото красовалась надпись: «Папи родился!». Фриск резко защемило сердце при одном осознании того, что могло ждать её за этой дверью. Похоже, что их мама уже давным-давно утеряна, а отец по какой-то причине в подвале, что и выбивает обычно спокойного Санса из колеи. Но решимости в ней это точно не убавило, наоборот, она даже ускорила шаг, желая поскорее вскрыть эту тайну. Вот и дверь в самом низу, она медленно поддаётся, стоит только крутануть вентиль, что находится посередине. Это что же, и правда бункер? Может, тут когда-то было бомбоубежище? С чудовищным скрипом, который мог, кажется, разбудить вообще всех в Убежище, дверь поддалась, позволяя Фриск проникнуть туда, за неё, и приоткрыть для себя очередную жуткую тайну своих друзей. Перед девушкой предстала хорошо освещённая и просторная лаборатория, обитая кафелем болезненно-жёлтого цвета. Отвратительный запах формалина ударил в нос практически сразу, давая понять, что ничего хорошего в этом месте быть не должно. И практически сразу она смогла убедиться в своей правоте, только лишь проскользив по этому месту взглядом. На полу валялись использованные шприцы и разбитые склянки с какой-то слизью, что безобразно растекалась и засыхала прямо там. Посреди комнаты также красовался операционный стол, который был тоже не в самом лучшем и стерильном виде. Рабочий стол из белого дерева также был чем-то угваздан, а о многочисленных кружках с недопитым чаем, что уже затянулся плёнкой, и упоминать не хотелось. Но только добравшись до гвоздя программы, Фриск коротко пискнула и почти сразу зажала рот руками. По всей этой комнате стояло множество банок, доверху наполненных формалином, судя по всему. И в каждой из этих банок красовались, застывшие во времени, внутренние органы. Кажется, обитатель этого места очень дотошно пытался сохранить их, ибо под каждый кусочек тела была выделена банка определённого размера. Где-то лежала нога, где-то рука, а где-то – желудок или печень. Каждая конечность была аккуратно надрезана, словно масло горячим ножом. А венцом всей этой катастрофы оказалась голова, что хранилась в отдельной банке, повыше прочих. Фриск мгновенно поняла, чья это голова и кому она принадлежит, и это явно не утешало: это была голова мамы Санса и Папируса. Моложавая женщина с прекрасными светлыми волосами, застывшими в вязкой жидкости, сохраняла ангельски-спокойное выражение лица, словно она всё ещё жива. Глаза были закрыты, она выглядела так, словно она мирно спит. Фриск еле-еле заставила себя приблизиться к банке с головой и вглядеться в её лицо, полное молчаливой безмятежности. С трудом верилось в то, что эта женщина уже мертва. Фриск плавно провела пальцами по стеклу банки, уже и не чувствуя того, как же сильно босые ноги сковывает холод кафеля. И уж точно не уловив того, как обитатель комнаты, пристально наблюдавший за ней до этого, плавно приблизился со спины. - Какая ты…красивая, - чужие бледные, практически белые руки, до устрашения худые, легли на её плечи и резко развернули. Перед Фриск предстал обладатель комнаты. Это был мужчина, где-то шестидесяти лет, должно быть. Болезненно-бледная кожа, спутанные чёрные волосы, наполовину окрашенные сединой, подслеповатые безумные глаза и, разумеется, анорексия. Совершенно верно, мужчина был запущенным анорексиком, отчего выглядел ещё более устрашающе. Одет он был в заляпанную чем-то рубашку, рабочие брюки и замызганный халат, который болтался на нём, будто на вешалке. Фриск не удержалась и вскрикнула, отпрыгивая назад, но предательское пятно слизи попалось под босую ногу, заставив девушку свалиться на спину. Затылок болезненно заныл, намекая на то, что столкновение с кафелем явно было лишним, и Фриск, чувствуя, как из глаз сыплются искры, поползла назад, глядя, как жуткий обитатель подвала плавно склоняется к ней, на пол, становится на четвереньки и, подползая ближе, загоняет в угол. И верно, очень скоро спина ощутила холодную стену, а мужчина не намеревался останавливаться. Скоро он оказался совсем близко, плавно касаясь ледяными пальцами её щеки и неуверенно улыбнулся: - Красавица. Такая нежная, такая милая. Невинное дитя, я так счастлив, что ты пришла. Прошу, не дрожи так. Тебе холодно? Иди ко мне, позволь я…хоть как-нибудь это исправлю. Его голос звучал надтреснуто и негромко, а кое-где он перескакивал на шёпот, словно он был простужен. Медленно, но верно он заставлял Фриск сползать со стенки на пол, и вскоре навис над ней, обводя пальцами контуры её тела под сорочкой. - Ты пришла навестить мою жену? О, я так счастлив. Я так люблю, когда к любимой приходят подруги, тем более, такие юные. Скажи мне, дитя, как тебя зовут? - Ф…Фриск. - Фриск? Какое же дивное имя…и так тебе подходит. Мягкие волосы, тёплые вены под кожей. Боже милосердный, до чего же ты вся тёплая! Такие ясные глаза, мягкая кожа, ровный носик…а какие красивые губы, - он снова неуверенно улыбнулся и склонился ещё ниже, шепча ей чуть ли не в губы, - А меня зовут Гастер. Я учёный при мэре, мистере Дриимурре. Как тепло… Гастер склонился ещё ниже, касаясь носом её уха и зарываясь в волосы. Фриск окаменела от страха, совершенно не зная, что делать с этим. Она не могла просто взять и вырваться, а вдруг в этом халате, к примеру, спрятан транквилизатор? Следовало тщательно обдумать последующие действия, а вот думать она сейчас просто не могла, ком страха в горле пульсировал громче собственных мыслей. Гастер был холодным и пугающим, как и каждый его жест. - Тёплая кровь. Дай мне немножко, самую малость. Я не хочу причинять вред такой милой, невинной девочке. Ну давай, пожалуйста, - скальпель из кармана коротко пробежался холодом металла по руке, и капли крови практически сразу потекли вниз, к запястью, позволяя учёному коснуться их языком. Он медленно повёл им по руке, впиваясь поцелуем в открытую царапину. Фриск тщательно рассчитывала момент, в который можно будет вырваться и сбежать отсюда вон, а сразу после спросить хоть у кого-нибудь объяснения тому, что произошло. - Папа, какого ж чёрта ты творишь?? Кажется, спасение пришло к ней само. Папирус стоял в дверях, недовольный и с тарелкой спагетти в руках. Похоже, что он занимался готовкой наверху, поэтому так долго сюда и не спускался. - Немедленно отпусти моего друга и забери тарелку. Что это вообще значит? По-твоему, так с друзьями поступают? Мы ведь с тобой это уже проходили! Сердце Гастера бешено заколотилось, но он послушно отполз прочь, позволяя девушке встать и отойти к выходу. Папс приобнял её за плечо, перемигиваясь. Кажется, теперь у него не будет другого выхода, кроме как всё объяснить. Гастер забился в угол, виновато сгорбившись, скрутившись в чёрно-серый комок и закрыв лицо руками. Да уж, здесь определённо крылась чудовищная проблема. Жестом указав Фриск стоять в дверях, Папс поставил тарелку с едой на рабочий стол и приблизился к отцу, ласково касаясь рукой его плеча: - Папа, посмотри на меня. Всё в порядке. Я просто прошу тебя больше так не поступать, ладно? Сначала Фуку, теперь Фриск. Мама бы этого не хотела. - Она бы…не хотела? Папирус, о чём ты? Эта девочка – её подруга! - Никакая Фриск ей не подруга. Зашла она сюда, я так думаю, от любопытства. Мы её знаем совсем немного, но она уже наш друг. Санс хочет взять её в команду. Слышишь? Она друг. - Она…друг. Я понимаю, - Гастер медленно убрал руки от лица и подался к сыну, обнимая его, - Папирус, можно мне подняться в комнату? Пожалуйста, не закрывай дверь сегодня. - Ох, как же я надеюсь, что это не твои дурацкие манипуляции. Конечно можно, только на улицу не выходи, окей? Может, хоть ты Сансу намекнёшь, что носки неплохо бы складывать в стиралку. Спустя минут пятнадцать подобных разговоров, во время которых Гастер спешно ел макароны, Папирус оставил его, беря Фриск за руку и выводя из подвала. Дверь, по просьбе отца, он закрывать не стал. Они поднялись по лестнице, не говоря ни единого слова. Когда Фриск бросила краткий взгляд на фотографию на стене, Папирус ускорил шаг, не отпуская её руки. Он не улыбался, лицо скорее выражало тревогу. И только тогда, когда они поднялись в комнату, Папс поспешно бросил девушке толстовку Санса а сам, накинув какую-то здоровую телогрейку, в которую влезли бы трое, вышел на улицу, поманив следом. Сноудин встретил их ночным небом, через которое величаво плыли струи дыма из труб промзоны. Рассыпанные между ними звёзды кое-как выстраивались в созвездия, а вокруг стояла гробовая тишина. Даже ветер отчего-то совсем не дул. Папирус сел на остатки крыльца, что когда-то было в этом доме, и уставился в небо. Фриск села рядом, кутаясь в тёплую толстовку, от которой пахло дешёвыми сигаретами и кетчупом. - Ну и зачем ты туда полезла? Делать нечего? - Прости, Папс. Я…я хотела узнать, что же с вами случилось. Я знаю историю Гриллби с племянницей, знаю то, что было с тем мальчиком без имени. А вы двое что же? - Спасибо, конечно, что тебя это волнует, - похоже, Папс и вовсе не хотел сердиться, - Должно быть, тяжело стоять в стороне таких вещей, какие мы совершаем, а? Я не хотел, чтобы ты видела папу таким. Клянусь, в свои лучшие годы он даже до анорексии себя не доводил. - Я видела то фото. На котором ты только родился. - Тогда ты наверняка видела, каким он был. Он съехал с катушек после того, что случилось с мамой. Сперва он точно также напал на Фуку, а теперь вот и ты к нему залезла. Как рука, кстати? - Всего лишь царапина. А что случилось с вашей мамой? Я пойму, если ты не захочешь говорить… Но Папирус лишь отмахнулся, всё ещё улыбаясь. Кажется, его задеть было совсем не так просто, как Санса, что странно. Хотя, с другой стороны, Папирус не ходит в исповедальню и не выкалывает живым людям глаза. Он прикрыл глаза, закидывая свой алый шарф назад, и подставляя лицо под мимолётные дуновения ветра. - Мне тогда было всего семь лет. Сансу было уже семнадцать. Мама хлопотала по дому, а папа работал у мэра Азгора, был тамошним учёным. Он много рассказывал о семье Дриимурров, и это всегда было только хорошее. Про то, что мэр тёплый и приятный тип, стал ему почти как отец. Его жена – добра и заботлива даже к чужим людям, сынок Азриэль – ангелочек, а дочка Чара – умна и сообразительна. А однажды он вернулся таким странным…он был будто бы напуган, но ничего не рассказывал. Говорил, что нам надо срочно уезжать из города, но не объяснил, почему. Сказал, что завтрашний день он отработает, а потом мы уедем вон. А потом мама пропала. - Как пропала? Так же, как полицейские из того дома что ли? - Не-а, - Папс покачал головой. Заметив, что Фриск холодит, он снял с себя шарф и старательно укутал её, так, что только глаза кое-как торчали, - Она просто вышла за продуктами, которые хотела купить для отъезда, и не вернулась. Папа был в панике, что-то кричал о том, что его раскрыли. А Санс всё держал меня на руках и приговаривал, что всё нормально, мама просто отошла. А потом, как-то раз, раздался стук в дверь, и Санс открыл. Под порогом стояла одинокая коробка, он открыл её и вскрикнул. Я до определённого года не знал, что в ней было, а потом всё-таки его расколол – нам прислали маму по органам. Узнав об этом, отец обезумел практически сразу. Он не мог смириться и думать забыл о побеге. После у нас отобрали дом за неуплату, хоть Санс и пытался где-то работать, а потом папу кто-то разжаловал. Просто пришёл приказ о том, что он больше не работает. С печатью мэра. На счастье, у нас остался подвал, куда мы перенесли часть вещей, и папина лаборатория внизу. Он закрылся там вместе с останками мамы, запретив её хоронить, и не выходил недели две, если не больше. Он не знал, что по чьему-то таинственному приказу дом, в котором мы прежде жили, снесли, и от него остались только вот эти застенки. Не знал, что за дела мы с Сансом стали вести. Брат делал всё, чтобы прокормить меня. И теперь он…боюсь, он катится в ту же пропасть, что и папа. Он много пьёт, особо жестоко убивает тех, кого мог бы просто пристрелить. Я боюсь за него. Хорошо, что ты появилась, Фриск. Может, хотя бы ты его из этого ада вытащишь…и да, ты надела его толстовку задом наперёд. Звёзды стали пробиваться сквозь пелену чёрного дыма куда заметнее, кажется, это был пик прекрасной андервилльской ночи. А уж что-что, но ночи в Сноудине смотреть было одно удовольствие. Ясные глубокие синие небеса восхищали своей красотой и открытостью, а маленькие двухэтажные домики не мешали на них смотреть. Если задрать голову повыше, то можно увидеть Млечный Путь во всей своей красе, и даже, быть может, усмотреть где-то падающую звезду, что искрой проносится по небесам и кротко гаснет где-то в дыму заводов. Ветер был совсем ненавязчивым, спокойным, он ласково охватывал лица сидящих в ночи приключенцев, как бы говоря им о том, что пора на боковую. Но им не хотелось уходить. Папирус поманил девушку поближе, кутая в телогрейку рядом с собой и образовав единый тёплый кулёк. - Фриск, скажи. Ты сюда нарочно приехала? Для чего? - Мама мне всегда говорила, что я могу получить всё, что захочу, если буду достаточно решительна. Я подала документы на факультет журналистики, а потом мне на электронную почту пришло письмо из МТТ. Пригласили меня работать. - Это странно. Меттатону же давным-давно запретили звать персонал откуда-то извне. Похоже, он лично вызвал тебя. - Вот почему меня не было в списках приезжих, он не афишировал моего прибытия, - она улыбнулась, прижмуривая глаза от приятного тепла, что так настойчиво раздавала телогрейка, - Да уж, вряд ли под решительностью мама имела в виду моё нынешнее состояние. - Мне кажется, твоя мама будет гордиться тобой. Ты столько всего перенесла и до сих пор держишься. Да уж, она точно будет гордиться. - Она умерла, Папс, - Фриск кротко улыбнулась, показывая, что совсем не обижена. Папирус замолчал, снова уставившись в небо. Но, всё-таки заставив себя снова взглянуть на Фриск, он понял, что её совсем это не коробит. Похоже, что она рассталась с любимой мамой совершенно спокойно. Она смотрела на Млечный Путь, о чём-то молча мечтая. - А…что произошло с ней? И где папа? - Папа бросил нас, когда я родилась на свет. С тех пор я ничего о нём не знаю, да и не хочу. А мама умерла практически сразу после моего совершеннолетия, её свалил рак крови. Лейкемия. Когда мы это выяснили, нам сказали, что ей всего пять месяцев осталось. Вместо этого она прожила все десять, а потом умерла на моих руках после химиотерапии. Она знала, что не выкарабкается. Выпила свой стакан молока и выдохнула. Просила меня не жалеть об этом и не плакать. Папс пригревал девушку к себе, кутая в телогрейку так, чтобы она уж точно не замёрзла. Сложно себе представить, сколько ей пришлось перетерпеть и при этом оставаться решительной. Выдержать каждое из испытаний и до сих пор не взять в руки оружия, как делают почти все здесь. - Иногда думаю, что мама улетела вон туда, - она указала куда-то в глубину прекрасной космической дороги, - И живёт на одной из звёзд. И твоя, наверное, тоже там. Они сидят вместе, пьют чай с молоком и смотрят со звёзд сюда. - Смотрят и думают над тем, что мы делаем? Интересно, мама видит, как я готовлю спагетти? Это ведь она меня научила когда-то. Я готовил вместе с ней, как только ходить начал. - Ну, может они и смотрят, но похоронить её так или иначе следует. Вряд ли бы она хотела для себя такой судьбы – сидеть по органам в склянках в подвале. Ещё одна пауза, похоже, что Папирус обдумывал все её слова. Он и сам не хотел оставлять маму здесь, притом в таком виде, но лишь при одном упоминании того, что её надо похоронить, Гастер взвивался и нападал на окружающих. Похоже, что мама – то единственное, что не даёт ему рухнуть в пучину отчаяния, доведённым до безумия чужими руками. Но и Фриск, с другой стороны, была права, да и самому Гастеру рано или поздно придётся покинуть этот подвал. Что-то подсказывало Папирусу, что то положение, в котором они застряли, совсем скоро рухнет. - Знаешь, Санс хотел позвать тебя к нам в команду. Ты не подумай, с нами на рейды кататься ты не будешь. Ну, может быть, пробивать кого-нибудь по базе данных, присматривать за уже спасёнными…ты ведь всё-таки секретарь. Что скажешь? Он не был уверен в успешности предложения. Санс уже обмолвился ему о своих намерениях, но Папс почему-то хотел задать этот вопрос сам. Он понимал, что сейчас, скорее всего, впутывает этот клубок решительности в ещё большие неприятности, чем прежде, но ничего не мог поделать. - Стать одним из «Скелетов»? Я думала, я уже с вами, - она простодушно улыбнулась и обняла его под телогрейкой, едва не заставив Папируса всхлипнуть от умиления, - Нам пора спать, Папс. Идём обратно в дом, а завтра, может, ещё поговорим. Оба поднялись на ноги, и Фриск, вылезшую из-под телогрейки, вновь пронзило порывом ветра, отчего она быстро поспешила обратно, в подвал, чтобы уже там скрыться под тёплым одеялом и забыться во сне. Папирус проводил прощальным взглядом прекрасные звёзды, открыто улыбаясь Млечному Пути и присматриваясь к нему так, словно хочет что-то найти: - Спокойной ночи, мама. Я обещаю, что научусь готовить лучшие спагетти в городе! Помахав звёздам рукой, он забрался в подвал следом за Фриск и закрыл за собой люк, окончательно упрятав Убежище от посторонних глаз. Вскоре и его, окутанного теплом одеяла и сказочных мыслей о маме, что живёт на звезде, накрыл сон. Ночь застигла Андервилль. С тех пор Фриск частенько навещала своих друзей в Сноудине и порой ночевала у них, отчитываясь Меттатону о том, что ночью её не будет. Надо сказать, что после той ночи, проведённой в их доме, она стала ощущать себя гораздо увереннее практически везде. Она старалась не оставаться одна, а также, хоть и не сильно этого хотела, получила собственный пистолет. Меттатон выдал, заявив, что здесь не так уж и безопасно. Фриск увереннее ступала по улицам города, перемигиваясь с людьми и понимая, что теперь у неё куда больше знакомых, чем казалось на первый взгляд. Ей махал рукой Мороженщик, Фуку знакомила её с подружкой, с той самой, с ярким лиловым ирокезом. Бургерпэнтс изо дня в день звал её к Гриллби, а малыш-беспризорник навязывался погулять вместе с ней по улицам. С Дриимуррами больше сталкиваться не приходилось, да и открытых нападений на неё совершено не было. Она даже разок заглянула в кальянную Маффет, ловя надежду снова найти там того незнакомца, человека с яблоками, но безрезультатно. Встретить довелось лишь хозяйку, которая, ничего не сказав, отвернулась от Фриск и глубоко затянулась мятным дымом. Дела Меттатона решались на раз-два, а вот поиски нового бухгалтера затянулись, так что пока что эти обязанности свалились на Альфис. Яркая девушка с ресепшена в какой-то день не явилась на работу, и даже не смогла ответить на звонки. И Фриск, прекрасно понимая, что Хэнд отходит от шока после встречи со «Скелетами», была вынуждена её прикрыть. Альфис же всё чаще и чаще была вынуждена уезжать в полицейский участок, помогать с работой в тамошнем компьютерном отделе. Также довелось поближе познакомиться с Андайн, которая порой подбрасывала Фриск туда, куда необходимо, да и вообще была отличным товарищем. Она была экспрессивна и сильна, казалось, что она способна отметелить весь мир, будь у неё для этого веская причина. Как и сегодня, Фриск ввалилась в комнату в общежитии, сама не своя от усталости. Пусть она и была Меттатону сродни лучшего друга, но, так или иначе, эта чёртова звезда не гнушалась этого друга гонять. Принеси, подай, иди нахуй, не мешай. Да, порой он вёл себя отвратительно, хоть и извинялся за это после. Фриск вылезла из пиджака и тяжело выдохнула, сваливаясь на диван. До чего же тут было неправильно и непривычно без запаха дешёвых сигарет и перегревшегося ноутбука. Да, им определённо не хватало Пэнтси. - Ты как? Совсем на ногах не стоишь, - Альфис покачала головой, попутно старательно что-то пробивая, - Где были? - Вели новости, открыли выставочный зал, провели огромную автограф-сессию, покрутились в высшем обществе на приёме у семьи Маффет, а потом давали интервью газете. Заголовком будет: «Кровавые мостовые Сноудина», - Фриск укуталась в тёплое одеяло, что всегда валялось на диване, и включила телевизор, - Они сговорились меня с ума свести. - Чай будешь? Слушай, Фриск, я вот тут сказать хочу. Взгляни, я раздобыла кое-что по тем именам, которые ты мне отдала. Помнишь? Ну, м-мне довелось хакнуть архив полицейского участка. - И что там, как обстоят дела? Не надо чай, я на приёме выше крыши объелась, - всё ещё кутаясь в одеяло, она приблизилась к Альфис, которая старательно пересохраняла файлы на своём ПК. - Фриск, тут, как бы…всё очень плохо. Плохо от слова «совсем». Вот, взгляни, давай посмотрим по очереди. Что ты вообще о них знаешь? - То, что каждый пропал без вести из собственного дома. Люди решили, что их выкрал маньяк, его ещё прозвали «Взломщик». - Чушь собачья, понятно? Каждый из них умер совершенно иначе, просто полиция прятала эту информацию по приказу сверху. Вот, например, смотри: Катрин Крейн, 27 лет. Она преподавала историю в классе, где училась Чара Дриимурр. Тут написано, что женщина тепло относилась к Чаре, но потом, по всей видимости, у них случился конфликт, и юная мисс загнала учительницу в угол. Выдавила с работы, потом – из собственного дома. А когда мисс Крейн попыталась уехать на такси – к ней приехала подставная машина и увезла к Чаре домой. Там её замучили насмерть. Альфис немного помолчала, отчётливо наблюдая, как лицо Фриск бледнеет. Секретарь попросила её пробить по базам данных имена людей из тех самых папок, которые она отдала Сансу. И та информация, которую она там обнаружила, могла бы свести с ума любого, кто не знаком с порядками этого округа и с его дисциплиной. - Или вот, например: Джэнетт Данс, семнадцать лет. Приехала сюда вместе с матерью и младшим братом и поступила в ту же балетную школу, что и Чара Дриимурр. Они были в одной танцевальной группе. История практически та же, мисс Дриимурр подружилась с новенькой, они проводили вместе много времени. Джэнетт много раз ночевала у Чары, и та почти не отпускала её от себя. И в какой-то момент они поссорились, тут не упоминается причина. Чара позвала подругу прогуляться в районах Вотерфолла, и утопила там, заманив в болото. Просто смотрела, как балерина беспомощно барахтается и молит о помощи, пока её затягивает в трясину. - Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что каждый из них…дело было вовсе не в том, что они что-то знали. Они навредили Чаре лично! И именно она подвела их за это к могиле. А чем провинился, например, учёный? - О, это тяжкая история. Этот паренёк не был приезжим, как вот тут написано. Он вырос здесь и учился на первом курсе, когда Чаре было пятнадцать. Он пытался помочь ей с горем, когда она утратила брата. Всё крутился рядом с ней, порой даже ухаживал. Искал её любимые подсолнухи и приносил ей под дверь дома. И в какой-то момент она согласилась, сердце подтаяло. Они проводили вместе немыслимое количество времени, и парню, кстати, его звали Энтони Мураками, она полностью доверяла, - Альфис выдохнула, спешно разминая виски. Кажется, раскапывание этих фактов действовало ей на нервы, - А однажды, когда они возвращались домой вечером, на них напали. Смысл был в том, что…Энтони созвал своих друзей и подключился к ним. Эти недоноски её изнасиловали. После этого она пригласила его домой, поговорить, где и выбила из него, что ему не нужна была любовь, а лишь потенциальный секс со странной и красивой школьницей. Ему удалось удрать от неё и выпросить денег на такси. Чара же велела сбить его автомобиль со скал. От Энтони не осталось ничего, кроме раздробленных костей и расшматованного мяса. Фриск просто передёрнуло, а усталость как рукой сняло. Появилось срочное, неутолимое желание сейчас же взять машину Меттатона и рвануть к Чаре, обнять её, утешить, объяснить, что не так уж всё и плохо. Теперь она не видела в Дриимурр психопатку – видела лишь загнанного в угол ребёнка, который только и умеет, что сопротивляться и раздавать приказы об убийстве. Ей не так уж и хотелось слушать остальные истории, в конце-концов, все они теперь сохранены у Альфис, и она вполне способна их прочесть в любое время. Каждый из них по-своему надругался над дочкой мэра, и вряд ли обо всём этом известно её отцу. Чара не из тех, кто охотно делится тем, что нависло над душой. А самым интересным было то, что Фриск понимала – она рискует стать такой же, если хоть в чём-нибудь оступится. Каждого из этих шестерых людей Чара подпустила к себе слишком близко, и каждый не оправдал её ожиданий. Не поддержал, бросил, не защитил или просто не посочувствовал. Перед глазами практически сразу встало её лицо: бледное и спокойное, с лёгким румянцем на щеках от вина. У неё дивные ярко-карие глаза, что на солнце отливают красным. Слегка кривой нос, видимо, сломанный в драке, и горькая улыбка, словно где-то там, внутри, она ранена. Словно в сердце зияет дыра, а сама Чара не может позвать на помощь. Она считает это слабостью. Ведь она не маленькая девочка, которая будет плакать и звать маму, правильно? Нет уж, Чара Дриимурр уже давно не маленькая девочка. - Мне…Альфис, мне надо идти. - Куда ты пойдёшь в такое время? Ты же устала, да и завтра у тебя день не из лёгких! - Нет, Альфис, нет. Если я сейчас не пойду – то струшу и вообще не смогу пойти, - она поспешно переодевалась в менее официальную одежду. Тот самый свитер в полоску, бриджи до колен и светлые сапожки. В какую-то секунду Альфис резко осознала, куда она собралась. - Т-ты не пойдёшь туда! Я тебя к н-ней не п-пущу! - Надо бы взять вина. Альфис, понимаешь, если я в ближайшем будущем её не найду, то…я могу всё испортить. Я боюсь, что уже всё испортила, - Фриск накинула поверх свитера тонкий чёрный плащик, надеясь на то, что ветер там сейчас не слишком сильный. - Где ты вообще, в т-таком случае, собралась её искать? - Я знаю, где она сейчас. Если не там – больше негде. Прости меня, Альфис, но я не могу сейчас её бросить. Она наверняка там…скажи Меттатону, что я ушла к друзьям, хорошо? Альфис даже ответить толком ничего не успела, как Фриск вылетела за дверь, на бегу кутаясь в плащ. Мимо проносились припозднившиеся работники, что расходились по своим комнатам общежития, зеркала лифта, мучительные и бесконечные коридоры с комнатами, которые Фриск не выносила на дух. - Аарон? Извини, что дёргаю, ты не мог бы меня с собой подбросить? Ты ж домой едешь? - Конешн, - здоровенный рабочий Аарон нелепо улыбнулся, указывая на машину. Фриск не очень-то любила этого парня, даже слегка побаивалась, но точно знала, что он живёт в Вотерфолле. Следовало ехать именно туда, где находится чёртова незаконченная стройка. В автомобиле пахло совершенно идиотским и даже тошнотворным освежителем воздуха, бензином и дешёвым одеколоном. Аарон, раздевшись в своей машине до майки-алкоголички и старательно демонстрируя накачанные руки, всё ещё улыбался, - Куда едешь? - Знаешь, где старик Герсон обретается? Тот лавочник, у которого есть всё. - А то как же. Тебя там высадить? Чего ты вообще в Вотерфолл намылилась. - Да, высади у Герсона. Я потом уже сама дойду. Район так или иначе тихий. Очень скоро она уже смотрела вслед уезжающему прочь старенькому зелёному автомобилю рабочего. Аарон официально в МТТ не числился, он только лишь грузил какие-нибудь тяжести иногда и порой заигрывал со случайно появляющейся в поле его зрения Шайрен. Это был нелепый, слегка странный, но в общем-то совсем не злой мужик. Лавка Герсона всё ещё работала в столь поздний час, и Фриск влетела внутрь, едва не сорвав дверной колокольчик. У Герсона всегда было тепло и невероятно уютно. Пахло какими-то травами и зверобоем, а ещё глинтвейном и углём. Сам же Герсон являл собой совершенно потрясающего старика. Ему было 102 года, а он всё ещё бодро держался на ногах и, хоть и недосчитывался кое-каких зубов, рассказывал прекрасные романтические истории о приключениях и странствиях. Фриск нередко бывала у него, а теперь ей и вправду понадобилась помощь: - Дедушка Герсон! Здрасте! – она кое-как затормозила, едва не врезавшись в старика. - Куда спешишь, Фриск? Есть куда нестись в такое время суток? – Герсон улыбнулся, медленно к ней поворачиваясь. Это был коротенький и тощий старик с причудливым хвостиком из седых волос сзади и невероятно мудрыми и добрыми глазами. Изначально Фриск узнала о нём от Андайн, которую он когда-то вырастил и лично отправил на службу этому городу. До сих пор она регулярно навещает его. - Простите меня, дедушка Герсон, а…а у вас не найдётся вина в долг? Я вам обязательно отдам, просто это очень срочно. - Да как же не помочь хорошей девочке. Есть у меня сангрия, может, чуть сладковата, но тёплая, вмиг разогреет, - он медленно опустился под прилавок и достал красивую и весьма увесистую бутылку кроваво-красного напитка, ещё тёплую, - Только недавно сварил. А для кого ж ты так стараешься? Для жениха, небось? – он довольно прищурился, словно подлавливая девушку на чём-то таком, о чём она не хотела думать. Старик не переставал улыбаться, глядя на то, как щёки Фриск медленно краснеют от смысла сказанного. - Ну…можно и так сказать, - она убрала бутылку сангрии к себе в сумку, всё ещё смущаясь, - Спасибо вам огромное, дедушка, вы меня просто спасли. Я вам обязательно всё-всё верну, до свиданья! – Фриск вылетела из лавки вон, а Герсон, выглянув в маленькое окошко за тюлевой занавеской, отлично видел, как тонкие ножки несут одинокую фигурку Фриск вдоль по просёлочной дороге, в сторону старой стройки и затонувших подъёмных кранов. - Эх, молодёжь-молодёжь. Где только свои свиданки не устраивают. Ох уж эта любовь. Фриск не прогадала. Ноги снова пронесли её по самодельной лестнице из подъёмных кранов, и очень скоро сапожки, уже изрядно испачканные в грязи, коснулись бетонных блоков каркаса. Она сделала глубокий вдох и решительным шагом направилась туда, где сейчас сидела Чара. Нет-нет, теперь Фриск точно знала, что она здесь, её было отлично видно оттуда, снизу. Тонкую, одинокую фигурку, которая наблюдала за прекрасным солнцем, что уходило куда-то под глубокую корку болот. Что ни говори, а небеса Андервилля всегда были прекрасными. Фриск остановилась где-то в паре метров от неё, рассматривая обстановку. Чара, судя по всему, неплохо оборудовала это место. Она притащила сюда несколько подушек и пару матрасов, даже мягкий плед красного цвета. Самопроизвольный тент, которым ей послужил следующий этаж, не пропускал в её маленькое убежище лишнюю влагу. Сама же хозяйка старой стройки сидела посреди этой красоты в бледно-серой тонкой футболке и шортах до колена. Растрёпанные волосы развевал ветер, она даже не оборачивалась, обвивая руками колени и думая о чём-то своём. Два пустых бокала валялись рядом. Фриск ничего не говорила, ей было сложно начать разговор. Она лишь присела рядом, попутно разуваясь, чтобы не запачкать грязью Вотерфолла чужую маленькую обитель. Пальцы сами открыли бутылку сангрии и налили в бокалы ещё тёплое фруктовое вино. Чара взяла один из бокалов и осушила практически мгновенно: - У Герсона покупала? – Фриск и знать не знала, что голос юной Дриимурр может звучать так хрипло и так надтреснуто, - Обожаю эту хрень. И как он только это делает. - Здравствуй, Чара. Я…так и думала, что найду тебя здесь. Чара прекрасно видела, как же трудно этой девчонке начать разговор первой. Она негромко усмехнулась и закурила, всё ещё не глядя на свою неожиданную компаньонку. Закат стал приобретать мягко-оранжевые цвета, затягивая солнышко за край в бескрайние болота. - Фриск. Зачем? Зачем ты украла мои бумаги, и за каким же блядским чёртом пришла сюда? - Твои бумаги…я испугалась. Хотела отнести их копам или ещё кому. Но не отнесла. А пришла сюда потому, что узнала, что в этих бумагах – почти всё ложь. Правдивы только списки сообщников. Дриимурр снова замолчала. Фриск вглядывалась в неё, терзаясь множеством эмоций сразу. Ей хотелось слишком многого, но итог у этого всего был один – лишь бы Чара улыбалась. В свете заката её глаза снова стали переливаться невероятными оттенками красного, а новый порыв ветра вызвал волну мурашек на её тонких, бледных руках. Фриск сняла с себя плащ и накинула на чужие тощие плечи. Ощутив её руки, Чара коротко вздрогнула, но покорно приняла плащ и укуталась в него, пропитываясь чужим запахом. - Они все были одинаковы. Мисс Крейн сказала, что из меня ничего путного не вырастет. Что я девиант, что я чудовище. А ведь я не хотела причинять ей боль. Я оставалась на факультативах, слушала в оба уха эту сучку. Она так мило улыбалась мне, когда мы гуляли вместе, ленточку красную в волосы подарила, а за спиной говорила о том, что пора бы сдать меня в дурку. Как тебе такое её «терпение», а? – видя, что Фриск, хоть и не отвечает, но внимательно слушает, она продолжила, - Ты наверняка знаешь истории всех и каждого, если уже выловила правду. Шустрая ты. Вот только главного ты всё равно не знаешь. И никогда не поймёшь, так что будь так добра, оставь меня в покое. Я не хочу. - Я не знаю лишь одного, Чара. Если ты выполнишь мою просьбу – я уйду и не стану тебя донимать. Только, прошу, расскажи мне…о своём брате. Повисло угрожающее молчание. Фриск на секунду показалось, что сейчас Чара просто её ударит. Резко и с ненавистью, наотмашь. Глаза Чары коротко полыхнули ярким пламенем, но тут же стихли. Она выбросила бычок от сигареты вниз, в пучину грязи и стоячей воды, и подлила обеим ещё сангрии. - Твою мать, всё-таки добралась до него. Ладно, я…я расскажу. Знаешь, Фриск, эту историю мало кто знает. Пожалуй, ты – первая, кому я её рассказываю. Не знаю, зачем рассказываю. В общем…я не родилась Дриимурром. Я даже не помню мою фамилию. Нам с Азриэлем было тогда по семь лет, когда он меня нашёл. Я ненавидела своих ровесников, как сперва и его возненавидела, лишь увидев, но…он оказался настойчивым. Этот чёртов пушистик никак не отставал. Как ни пойдёт он из своей этой школы, так что-нибудь принесёт. Мама ему заворачивала завтраки, так он их не ел – всё мне тащил, в мою подворотню. Да-да, я была беспризорницей, - она отмахнулась от оторопевших глаз Фриск, - А потом его родители удочерили меня, когда им стало обо мне известно. И я стала Дриимурром. - Но что стало с Азриэлем? Где он теперь? - Знаешь, в любой семье бывает разлад. Теперь я это отлично понимаю. В тот день мама и папа разругались по какому-то дурацкому поводу. В них многое накипело, и они поскандалили. И я предложила Азри одну штуку провернуть…послала его спрятаться в одном надёжном месте, в сарае с брёвнами, который тут неподалёку. Ну, предков припугнуть. Чтобы они искали его вместе и забыли про ссору. Так оно и случилось сперва. Я потащилась в сарай, чтобы сказать Азри, что всё получилось, и чтобы он вылезал. А он…его там просто не было. Как сквозь землю провалился мальчишка. На свой мобильный он не отвечал, а потом мы и сам телефон нашли тут, неподалёку, в кустах. С тех пор Азриэля никто не видел. А мама в итоге закатила истерику и свалила в свой грёбаный храм. Одних нас оставила. Так что…кажется, мы только всё испортили. Чара опустила глаза и ткнулась носом в колени. Она ненавидела вспоминать этот день, он всегда причинял ей слишком много боли, больше, чем она была способна выдержать. Дриимурр схватила бокал и одним махом допила горячительную сангрию, чувствуя, как на глаза лезут никчёмные слёзы. Пожалуй, только за то своё решение она и стыдилась. Возможно, всей этой катастрофы и не было бы, если бы Азри был с ней. Если бы так привычно улыбался, приносил ей мамино печенье утром, делился школьным молоком и даже давал списывать. Если бы снова бегал с ней гулять в подсолнуховое поле, снова смешно тыкался носом в её плечо и бормотал своё бесконечное и дурацкое «Чара, Чара». Если бы снова пел смешные песенки под фортепиано. Если бы…если бы что угодно, только бы был жив. - Чара…подними голову, ладно? Голос Фриск был спокойным, но твёрдым и уверенным, словно в эту секунду с ней заговорила мама, собирающаяся дать совет. Мама. Чара вспомнила о той женщине, которую старательно приучалась звать «мама», а не «миссис Дриимурр». Её звали Ториэль, и у неё, как Чара была уверена, были лучшие пироги на планете. Она послушно подняла голову, встретившись со взглядом внимательных тёмных глаз напротив. Закат отражался в них, заставляя переливаться невероятными золотыми оттенками. Фриск бережно взяла её за плечи, уставившись в глаза: - Чара. Знаю, ты многое обо мне надумала, пока мы с тобой не виделись. Может быть, даже много плохого. Но пойми вот что: я не Джэнетт, не мисс Крейн и уж тем более не Энтони, - Фриск вглядывалась в алеющие глаза напротив, отчётливо видя, как старательно Чара пытается не плакать. Слёзы выступили на глазах, медленно стекая по щекам. Чара улыбнулась, и это была улыбка, полная отчаяния, способности сотворить всё, что угодно, - Я тебя не оставлю. Не буду говорить за твоей спиной. Не буду лезть не в своё дело и обижать тебя. И никогда не вступлю против тебя в сговор. Только, прошу, дай мне один шанс. Шанс немного тебе помочь. Чара не отвечала, она только плакала. Ей не доводилось плакать уж очень давно. Она не плакала, когда осознавала, что она – сирота. Она не плакала, когда Дриимурры удочерили её. Она не плакала, когда пропал Азриэль, и не плакала, когда его объявили мёртвым. Ей просто хотелось заплакать лишь потому, что она знала – перед Фриск это не будет позорно. Она не сочтёт это слабостью, она не осудит, а может быть даже и поощрит. Будь ты проклята, девчонка. - Фриск, поцелуй меня, - ответила на эту тираду Чара, сдавленно всхлипывая, - Ну же. Поцелуй меня уже, тупица! И крохотный секретарь не заставила себя долго ждать. Она прильнула к Чаре, не замечая, как тонкий плащ сполз с её плеч на бетон, валяясь рядом. Дриимурр вновь позволила себе ощутить прикосновение, которое уже практически успела позабыть. Губы Фриск оказались на удивление мягкими и тёплыми, они отдавали недавней сангрией и пломбиром, который она, видимо, недавно ела. Кажется, эта девчонка совершенно не умела целоваться, она вела себя так неловко, словно ей было всего тринадцать. А потому Чара очень быстро перехватила инициативу, не желая мучить девочку и вытягивать из неё то, что она не умеет. Ведь гораздо проще научить, верно? Чара не могла остановить слёзы, которые лились сквозь поцелуй сами. Фриск чувствовала, как её холодные пальцы проникают под свитер, спешно и торопливо пробегаясь по коже талии и бёдер. Поцелуй не прекращался, хоть и обрёл причудливый солоноватый металлический привкус. Сигаретный дым всё ещё слегка раздражал своим навязчивым горьким вкусом. Прокусанная губа Чары сочилась капельками яркой крови, отдавая её Фриск. Они совершенно позабыли о том, где находятся, а их постелью стали два старых матраса и красный мягкий плед. Чара обнажила её почти полностью, оставив лишь в белье. На несколько мгновений она остановилась, окидывая девушку под собой оценивающим и весьма довольным взглядом. Фриск, слегка поджавшая ноги от волнения и трепета, лежала среди красной мягкой ткани, глядя вверх слегка потерянным взглядом. Очаровательное смуглое тельце, на котором ещё не все шрамы прошли. Мягкая кожа, словно впитавшая в себя невероятно много солнца, словно всё солнце Андервилля поцеловало эту девчонку. Её далеко не идеальную, но такую красивую фигурку, придерживал ненужный тёмно-красный лифчик на тонких бретельках, с лёгким, еле-еле заметным белым кружевом, как и трусики. Чара не стала вспарывать его ножом, как сделала бы дома. Она спокойно расстегнула его, отбрасывая в сторону и прильнув к её груди, ласково прикусывая зубами кожу. Чара была плавна и медленна, им некуда было торопиться. Она облизнула два пальца и настойчиво коснулась ими губ Фриск, заставляя приоткрыть их. Коснулась язычка, чувствуя, как Фриск трепетно и осторожно облизывает оказавшиеся во рту чужие пальцы. Как она старается, превозмогая любые свои страхи. Да, пожалуй, в прошлый раз Чара обошлась с ней уж слишком грубо, но, по крайней мере, уж точно выяснила её болевой порог и выносливость. - Вот молодец, умничка, вот так. Слушай меня, и тебе не будет больно. Фриск ничего не ответила, лишь прикрыла глаза, старательно облизывая ей пальцы, но вскоре они выскользнули из её разгорячённых губ и плавно поплыли вниз, оставляя на тёплой солнечной коже дорожки влаги. Чара не переставала целовать её везде, где только доставала, оставляя всё новые и новые следы на её теле, терзая Фриск столько, сколько могла себе позволить. Она уже перестала плакать, заставив себя успокоиться и не думать о прошлом. Прошлое всегда причиняло Чаре только боль и ничего больше. А теперь она здесь, и с ней Фриск, полностью готовая остаться с ней столько, сколько потребуется. Чаре сейчас не было нужно большего. Она чувствовала, как Фриск заводится, как понемногу вклинивается в её действия. Как очаровательная фигурка выгибается от малейшего касания губ, а из горячего ротика секретаря вытекает негромкий и нежный стон. Она заворожена, она полностью в чужой власти и не противится этому. Чара ловит её стоны и терзает чужие губы, прокусывая их до крови и сразу же слизывая алые потёки, не желая потерять ни капли. Одна рука слегка сжала волосы Фриск, заставляя её выгнуться, а вторая – поползла вниз, соприкасаясь с тканью трусиков. Она плавно оттянула кружево на бедре и приспустила их, доведя до колен. - Совсем мокрая. Тс-тс, не бойся, маленькая извращенка. Не своди колени, слышишь? Не своди. Голос Чары отдавался в голове Фриск слегка глухо и затмевался всем тем, что она делает. Тело полыхало, и секретарь медленно сходила с ума от всего, что происходит. От каждого засоса, что теперь красовался яркими следами на теле, от её ласковых пальцев на губах, от стальной хватки, что держала волосы. Она ловила себя на том, что невольно исходится желанием повторить, снова ощутить всё то, что было тогда, в её доме. Но теперь Чара была другая, она была полна совсем иных эмоций и чувств. Закат разлился ярко-алым светом, заливая их прощальными лучами. Насыщенный цвет окатил обеих, но никто не обратил внимания. Чара вновь плавно дала ей облизать два своих пальца, а после, приблизившись вплотную и выдохнув точно в губы, ввела их внутрь. Фриск рефлекторно сжалась, ощутив в себе проворные пальчики, и попыталась сдвинуть ноги, на что Чара отреагировала мгновенно. Она укусила Фриск за шею, практически сразу мягко зализывая укус: - Не своди. Свои. Чёртовы. Колени. Услышав в ответ покорный писк, Чара принялась за движения, а через некоторое время подключила и третий палец. Фриск стонала и не знала, куда себя деть, а её фигурка изгибалась, как тонкая берёзовая веточка. Вторая рука Чары отпустила её волосы и слегка сжала шею, вызывая лёгкую, но весьма заметную степень асфиксии. Дышать становилось всё сложнее, и только тогда, когда в глазах стало темнеть, холодные пальцы отпустили горло и дали глотнуть ледяного сумеречного воздуха. Он ворвался в мозг, вызывая странные цветные приходы. - Вот так, не сжимайся. Тебе же будет лучше. Фриск полностью забылась и отдалась ей без остатка. Пусть Дриимурр делает, что хочет, хуже никому от этого не станет. Надо было, как бы банально это ни звучало, расслабиться и получить удовольствие. Она нервничала и кусала губы, когда Чара ускорила движения пальцев внутри. Она пьянела от удовольствия, когда та подключила язычок, попутно лаская её фигурку обеими руками и обводя контуры тела. Она сходила с ума, когда Чара изводила её, когда медленно, смакуя, ввела внутрь какую-то игрушку, что лежала в её сумке до этого. Что-то ребристое, не слишком толстое, но так или иначе выводящее из-под контроля. Чара разрешила ей шуметь, ведь здесь их попросту некому услышать. И Фриск шумела, один стон за другим вырывался из неё, растворяясь в сумеречных сиреневых небесах. Пламенное дыхание вперемешку с касаниями потрескавшихся губ Чары было совсем рядом. В какой-то момент Фриск рефлекторно вскинула руку и сшибла пустые бокалы. Чужое стекло полетело вниз и плюхнулось в болото где-то там, внизу. - Давай же, давай…я чувствую, что ты хочешь. Не сдерживайся, - раздавался лишь чуточку сиплый шепоток на ухо. Финальный стон, Фриск вскрикнула, выгнув спинку, словно на гимнастике. По позвоночнику пробежалась чужая рука, Чара обняла её, прижимая к себе и обмениваясь теплом. Чувственно и ярко, словно в глазах Фриск промелькнула огненная вспышка. Она вцепилась в спину Чары, коротко расцарапав её, и издала повторный стон – протяжный и громкий, понемногу уходящий на убыль. Дриимурр усмехнулась ей в ухо и повалила обратно, на матрас, укрывая и закутывая их обеих в алый тёплый плед, чтобы защититься от ветра. - Не бойся. Я могу хоть сейчас отправить тебя домой, - Фриск не видела лица любовницы, но уже по голосу слышала, что та улыбалась, - Что скажешь? - У нас…осталось ещё немного сангрии, если мы замёрзнем. Можно мне остаться? - Ах ты мелкая, - Чара негромко усмехнулась и приникла к её губам, раскрасневшимся от столь многочисленных поцелуев и укусов. Соприкоснувшись, она ясно чувствовала, что и Фриск тоже улыбается сквозь этот спонтанный поцелуй. Глаза стали плавно смыкаться, а на небе выступили первые кусочки Млечного пути. - Я люблю тебя, Чара. Чара не ответила. Она стиснула малышку в обеих руках, впитывая всё тепло, какое только могла. Она тоже любила. Просто не желала этого признать.