UnderVille

Когда оставшиеся "Скелеты", прихватив с собой Андайн, ворвались внутрь, перестрелка началась мгновенно. Мощный наёмник, встретивший их, явно не горел желанием пропускать бунтарей в Ядро. Второй же, что подрабатывал уличным магом, куда-то очень жизнерадостно слился. Похоже, что ребятам явно не повезло столкнуться с этой горой мышц, ведь Сныцарь, плюс ко всему, оказался ещё и в бронежилете. Прочие работники офиса поспешно разбегались, а кто-то даже ухитрялся без вины попадать под чужие пули. В основном мирные клали руки за голову и падали лицом в пол, как и рекомендуется делать в подобных случаях. Но это не останавливало ровным счётом никого. Но, пока братья старательно и весьма умело вели перестрелку из-за поваленных столов ресепшена, Андайн взбеленилась прямо-таки мгновенно и сорвала на наёмника весь свой так называемый «тяжёлый характер». Она набросилась на него со спины, пытаясь удушить амбала за мощную шею. Она едва ли не рычала, прикладывая все возможные усилия, чтобы это чудовище наконец рухнуло на пол. Полицейская была уверена, что убить его они не смогут, уж слишком непоколебимое создание было воспитано для найма. Но если удастся его хотя бы вырубить – это уже будет просто потрясающей победой. И, в конце-концов, когда все уже и позабыли, сколько времени прошло, Сныцарь стал терять кислород. Андайн взвыла от напряжения, крепко обхватывая его мощную грудную клетку ногами в берцах. Выдавливала из него весь возможный воздух. И наконец, хоть и с безумным трудом, эта глыба рухнула на пол ничком, ударившись, судя по всему, носом. - Да уж, встречают нас тут бодро. Как вы? – она покосилась на братьев, что были лишь чуточку ранены. - Неважно. Значит так, товарищ коп. Тебе я доверяю Папса. Вы двое идёте по главной лестнице и ищете эту сучку. Я иду обходной дорогой, пусть получит элемент неожиданности, - Санс холодно и резко командовал, наконец включив в себе главаря «Скелетов», каким он и был. Андайн, видимо, знала о нём прилично, чтобы не спорить с ним в данный момент. Они с Папирусом коротко перемигнулись и направились прочь, к подсвеченной голубым неоном главной лестнице. Стоит отметить, что Ядро в принципе не было похоже на классический офис. Это было тёмное пространство с яркими лампами на потолке, длинными чёрными коридорами и невероятной нео-подсветкой голубых и фиолетовых тонов. Кое-где из стен вылезала проводка, отчего-то не вправленная назад, стойки ресепшена были подсвечены белым светом, а кресла для ожидания были чёрными и бархатными, слегка теряясь в общей тьме. Никогда прежде Папирусу не доводилось видеть офис мэра изнутри, а потому он потерянно глазел по сторонам, следуя за Андайн. Всё-таки куда больше это напоминало растянутый в несколько сотен раз ночной клуб, который сейчас стоял на просто безумной панике. И, как и ночной клуб в это время суток, тоже явно не был пустым. Безликие люди срывались на отважный тандем пачками, и Папирус, уже ни о чём не думая и не жалея, вцепился в любимый автомат, прихваченный в автомобиле. Он уже давно ничего не боялся, а здравый оптимизм и вера в общее дело всегда только помогали. Папирус прекрасно помнил, как резко переменилась жизнь с того момента, как мамы не стало. Ему тогда было всего семь лет, и он не знал, что случилось. Мамы не было день, два. Санс тогда просто улыбался, тиская его по-своему за щёки, и приговаривал, что мама просто ушла гулять и вот-вот вернётся. Но даже тогда из Санса был просто отвратительный лжец. Его глаза бегали, а улыбка была настолько натянутой, что казалось, будто она вот-вот просто лопнет, как струна. И спустя время этот затянутый, медленный и липкий ужас перерос в настоящую катастрофу. Папирус тогда уже готовился ложиться спать, а Санс, уже курящий в свои семнадцать лет, восседал на любимом месте перед телевизором, выискивая о пропавшей маменьке хоть что-то. Стук в дверь, и взгляд брата медленно изменяется. Становится настороженным, холодным, напуганным. Ведь прийти сюда было просто некому, отец уже давно дома. Он спокойно встал и, не дав младшему открыть дверь, вышел на порог. И буквально спустя несколько секунд на весь дом разнёсся громкий крик. Прежде младшему никогда не доводилось слышать, чтобы Санс кричал. Но в этом вопле было столько эмоций, столько боли и тоски, практически животной, что мороз по коже пробежался сильный. Тогда он ещё не знал, какая страшная посылка пришла им под дверь, и кто виноват в том, что это случилось. С того самого дня жизнь покатилась под откос. Отца уволили с поста городского учёного ввиду его невменяемости. И немудрено, считал Папс и до сих пор, ведь Гастер был в самом настоящем отчаянии. Смерть любимой женщины рухнула на него, словно мешок с цементными блоками и гипсом. Сломала хребет, моральный стержень и здравый рассудок. После увольнения он скрылся в лаборатории вместе с останками мамы и напрочь отказался выходить. Некоторое время Санс, как старший, пытался прокормить маленького и кое-где работал, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы оплатить дом. О выселении их никто не предупредил, даже письма никому не пришло в тот жуткий день. Когда в их дом, оставшийся без света и тепла, резко врезался огромный металлический шар. Единственное, что Папирус помнил оттуда – это страх. Он не понимал ровным счётом ничего из того, что происходит. Кирпичи дома сыпались откуда-то сверху, и любой из них мог просто размозжить голову маленькому ребёнку-второкласснику. Любимая мебель и вещи рушились на глазах, беспощадный шар просто давил их своим весом. Адский грохот и шум стоял вокруг, а выход на улицу практически сразу оказался завален. Он помнил только как Санс, спешно перепрыгивая через проводку и кое-как не попадаясь под разящие удары шара и падающие кирпичи, схватил его на руки, прижимая к себе так крепко, словно собирался удушить. - Закрой глаза, Папс! Закрой глаза, всё будет хорошо, я тебе помогу! И он закрыл. Санс никогда не обманывал его, ему всегда можно было верить. Он спасёт, он поможет. Они никогда не попадутся на пути этому огромному злобному шару. Он слышал, как Санс громко матерился, когда понял, что до люка в подвал ещё слишком долго. Чувствовал, как тогда дрожали его руки. И лишь тогда, когда крышка люка наконец захлопнулась за ними, оба смогли вздохнуть спокойнее. Отец был у себя в бункере, а они двое теперь в безопасности. Кажется, их дом без суда и следствия просто разрушили, оставив от него лишь покосившиеся остатки стен. Папирус хорошо ощущал дрожь брата, когда они сидели на полу и не могли отпустить друг друга. Санса колотило, словно приступ эпилепсии схватил, но он честно старался начать ровно дышать. - Ты в безопасности, Папс. Мы оба в безопасности. - Угу. Маленький Папирус тогда просто кивнул, обнимая брата за шею. Он прекрасно для своего возраста понимал, что если их дом без смысла и без разрешения взяли и снесли, едва не убив их самих, то ни в какой они не в безопасности. И самым важным, пожалуй, сейчас было то, в каком самочувствии Санс. Ему следовало успокоиться и прийти в себя после такого колоссального удара по нервам. И в тот момент маленький и тогда ещё не настолько великий Папирус поклялся себе: он сделает всё, чтобы брат чувствовал себя спокойно. Дни потекли в совсем другом режиме. Они официально числились вне закона, пришлось даже сделать серию фальшивых документов. Про разрушенный дом город вскоре позабыл, а братья получили возможность как-нибудь выжить во враждебном мире. Тогда-то и начались первые тренировки. Всю жизнь Папирус думал о том, что он хочет и может вырасти достойным человеком и членом общества, просто пока что нет такой возможности. Просто не время. Надо пережить то, что происходит, зато потом всё непременно наладится. Брат снова рассмеётся, они вновь смогут выйти на улицу и поиграть в баскетбол, который им обоим так нравился. А пока что, пока они оба вне закона, маленькому Папирусу пришлось взять в руки пистолет. Он отлично помнил, как нерешительно и со страхом нажал на курок впервые, и адский грохот, казалось, разорвал уши. Он тогда покосился на Санса неуверенным взглядом, а в ответ донеслось такое приятное и тёплое одобрение. Выстрел за выстрелом, одна тренировка за другой, изо дня в день, из различного оружия. Годы понеслись незаметно, и уже очень скоро Папирус мог запросто кого угодно застрелить навскидку. Он уже не боялся и не переживал, если палил по живым мишеням – ведь пулю от него, обычно доброго и милого с людьми, ещё надо заслужить. И теперь, когда все они пришли к такому исходу, когда он с верным другом находится в коридорах Ядра, он без тени сомнений вскидывает руку и пробивает одно лицо за другим. Ловкие, отточенные выстрелы, к которым он привык с восьмилетнего возраста. Санс тогда хотел, чтобы младший всегда мог постоять за себя и не дал себя в обиду, если того вдруг не будет рядом. Но теперь Папирус был точно уверен в одном: если он способен постоять за друга, то самозащита – вопрос второстепенный. Фриск была похищена неизвестным подлецом, и тот заслуживал наказания. А уж если Великий Папирус в свои двадцать два года был в чём-то уверен, то разубедить его было просто невозможно. Да и не имело это никогда смысла. Кровь брызгалась повсюду, на стены и на пол, она испачкала форму Андайн, а кто-то даже чуть не ранил его самого, но следовало лишь вдохнуть поглубже и идти дальше – ведь впереди далеко не один отряд из наёмных убийц, посланных на смерть, верно? Перестрелка велась долго, Папирусу даже казалось, что он вот-вот оглохнет от бесконечной адской пальбы, которая не прекращалась. Похоже, что Дриимурр бросала на них все свои возможные силы, уже зная, что они здесь. Кто бы ни уволок Фриск в чёрный автомобиль, он наверняка уже всё ей разболтал, и теперь Чара, быть может, даже наблюдает за боем. Но даже сквозь адову колесницу перестрелки он отчётливо услышал резкий и непривычный ушам вскрик. Хотя нет, это куда больше походило на стон. Андайн рухнула на пол, получив удар прикладом в спину, а один из убийц наступил на её грудь ногой, довольно усмехаясь и возводя пистолет. Резкий, яркий выстрел, брызги крови полетели по всей комнате, также окончательно изуродовав форму самой Андайн. Та же, уверенная, что выстрел сделали в неё, сбрасывала с себя убийцу, что рухнул на неё с простреленной головой, будто мешок картошки. - Заждались меня, сахарные? В одном из многочисленных ходов лабиринта Ядра, чуть изогнувшись в бёдрах, стоял знакомый силуэт, подсвеченный ярким неоновым сиянием. Меттатон, сжимая в пальцах два розовых полуавтомата, довольно улыбался, уничтожая убийц одного за другим, словно крыс в подвале деревенского домика. В его глазах горел безумный, просто невменяемый блеск, а чёрные колготки, что неслышно ступали по полу, уже были обрызганы чужой кровью. Его, похоже, и правда сейчас было не остановить. Когда последний ассасин, брошенный Чарой на пушечное мясо, упал на пол замертво, Метта выступил из тени и довольно улыбнулся, прикусывая нижнюю губу, блестящую смазанным золотом. Папирус в эту секунду кое-как заставил себя сдержать визг, просто потому что осознал нечто важное – кажется, таким Меттатона все они видят впервые. Смазанный макияж вперемешку с кровью из разбитой губы, оружие только из боя, взъерошенные мягкие волосы, босые ноги в колготках и просто безумный взгляд. В любом случае, Андайн пришла в себя гораздо быстрее. Она встала на ноги, слегка нервно посмеиваясь после такой опасности, и приблизилась к звезде, протягивая руку: - А я уж думала, тебя не дождёмся, киса гламурная. Спасибо. - Всегда пожалуйста, рыбка моя, - Метта спокойно пожал её руку, оглядываясь, - А вы неплохо уделали этих ребят. Кстати, а…Андайн, кто это с тобой? - Я…Великий Папирус приветствует Вас! – глаза поспешно забегали, он всё ещё тщетно старался не взвизгнуть на радостях, а потому ограничивался тем, что ломал пальцы в спешке. Интонации резко поменялись, кажется, он очень сильно нервничал, - Меттатон, а можно ваш…автограф, пожалуйста? Глаза Метты тепло заблестели, он приблизился и ласково потрепал своего очаровательного фаната по плечу. До головы дотянуться, в силу отсутствия каблуков, не удалось. - Знаешь что, дорогуша? Боюсь, сейчас мне нечем, да и не на чем подписать. Но, клятвенно обещаю, когда весь этот кошмар кончится, то я устрою тебе такую фан-встречу, что ты век не забудешь! Потому что таких отличных бойцов надо поощрять, а? А теперь вперёд, у нас нет времени, вперёд, ну же! Отважная троица устремилась дальше, по бесконечно длинным коридорам, петляя и медленно сходя с ума от страха. Впереди наверняка были новые опасности и новые люди, брошенные Чарой на скорую и болезненную смерть от вражеской пули. Но сейчас никто не смог бы их остановить. - Сукин сын. Чара стояла посреди кабинета отца, а левый её глаз медленно дёргался. Азгору, а в особенности Флауи, к которому и были обращены эти слова, было страшно даже смотреть на неё. Раскрасневшиеся от недостатка сна глаза горели гневом, задавленным в тисках слабого тела, она, кажется, не могла даже сама вообразить всю злобу, которую сейчас чувствовала. Все, кто долго знал Чару, прекрасно понимали, что означает такой тон. Словно натянутая струна дребезжала в её горле, которая готова вот-вот резко выстрелить и выбить кому-нибудь глаз. И первым претендентом на выбивание был не кто иной, как Флауи. Ведь именно он совершенно самовольно, не получая на это каких-либо приказов, похитил Фриск и привёз её сюда, бессознательную, с мешком на голове и серьёзной асфиксией из-за этого самого мешка. - За каким хером ты это сделал? Ты не понимаешь, что ты и без того сейчас…не в лучшем положении? Стоит мне пальцами щёлкнуть – и ты уже не существуешь. Кулаки Чары медленно подрагивали, она явно боролась с желанием просто разорвать лицо её самого ненавистного работника на куски. Она была сама не своя, когда, укутавшись в одеяло перед телевизором, неожиданно услышала, что номер её девочки отменяется. Она пропала без следа, не оставив даже весточки! И теперь, зная, кто в этом виноват, она готова была рвать и метать. Фриск же, всё ещё не пришедшая в сознание, лежала в соседней комнате, наспех примотанная к стулу. - Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Теперь она не будет доверять мне! Она будет знать в полной мере, что я тут творю, понимаешь, чёртов ты кусок дерьма? Теперь я вынуждена оставить её там привязанной, иначе она начнёт болтать! Ради всего святого, что у тебя там есть, зачем? - Это ты нифига не понимаешь, Чара. Я хочу, чтобы ты наконец свои глаза пошире раскрыла. Я хочу помочь тебе, Чара, видишь? Я могу принести тебе пользу! – Флауи лепетал что-то в ответ, будто ребёнок, которого наказывают. - Ты бесполезен. Ты до сих пор не нашёл Азриэля. Ты всюду подставляешь меня и оставляешь чёртову кучу следов везде. Ты псих и не можешь себя контролировать. А теперь ты привозишь мне Фриск с мешком на голове и говоришь, что приносишь пользу? – она не повышала голоса, и это пугало ещё больше. Азгор, кажется, и вовсе не торопился вмешиваться. - Если бы я не знал, что делаю…я бы не стал с ней так обращаться. Я знаю, что она принадлежит тебе. Но она тебя предала. За мной была погоня из её друзей. И это «Скелеты». Кажется, на минуту Чара просто зависла, потерявшись в его словах. «Скелеты», что пытались убить её уже несколько лет подряд, теперь друзья Фриск? И та, зная, насколько сильно Чара ненавидит бунтарей и какие у неё отношения с этими злополучными братьями, всё это время была их союзником? Вела подрывную деятельность, копала под неё, под свою девушку. Мигом все «люблю», что когда-либо произносила Фриск, стали колебаться в сознании Дриимурр. Она схватила в пальцы пистолет, что валялся на столе и, казалось, только и просился в руку. - ТЫ ЛЖЁШЬ! – дуло уткнулось ледяным металлом точно Флауи в лоб, от чего тот, казалось, был готов просто умереть на месте. Сам, без выстрела, от разрыва сердца. Глаза Чары горели гневом и безумием, она не могла взять и поверить в это дерьмо. Наверняка Флауи, этот жалкий псих, просто отмазывается и хочет опорочить её девочку! - Мистер Дриимурр! – резко возопила рация, что Азгор теребил в руках. Кажется, на связи был кто-то из охраны, - Они ворвались в Ядро! Двое из «Скелетов», Меттатон и полицейская! Один с отрядом, второй один где-то в здании! Нам срочно требуется подкрепление, иначе мы… Звуки выстрелов там, с другой стороны линии, заставили замолчать всех троих. Азгор едва ли не физически ощущал, как новые сединки пробиваются сквозь его рыжие волосы, приближая его к старости всё сильнее. Он вообще довольно быстро седел с тех пор, как остался наедине с Чарой. Флауи коротко сглотнул, понимая, что его импровизированная начальница, кажется, охладила пыл и не намеревается в него стрелять. А сама Чара была готова осесть на пол от понимания того, что это правда. За Фриск приехали. Она могла бы понять прибытие её навязчивого босса, этого гламурного ублюдка, что мешается ей с самого начала со своей корпорацией. Могла бы понять случайную полицейскую, вечно гонящуюся за справедливостью. Наверняка это Андайн, та самая буйная офицерка, что вечно лезет не в своё дело. А кто те двое, что из «Скелетов» - она уже догадывалась. Остальные либо погибли, либо просто слишком трусливы, чтобы выйти против неё. Чара заткнула пистолет за пояс, а её голос, сорвавшийся совсем недавно на громкий крик, стал холодным и спокойным до дрожи: - Флауи, займись взрывчаткой. Тут только ты умеешь это делать. Отец – сделай всё, что будет в твоих силах, но задержи этих ублюдков. Их надо поймать. Меттатон и офицерка ваши, но «Скелетов» не убивать – нужны живыми. А я пойду и немного…побеседую с Фриск. Она сделала глубокий вдох и, вытащив из ящика стола любимый нож, покрепче сжала его в пальцах, покидая комнату. Флауи наконец позволил себе выдохнуть и заняться выполнением приказа – подготовить взрывчатку на экстренный случай, что по нажатию кнопки детонации разнесёт все нижние этажи к дьяволу. А Азгор же, медленно и плавно сходя с ума от того, что происходит вокруг, от того, как рушится весь его мир, вновь включил рацию: - Маффет. Выступай. Боевой отряд практически подобрался к последнему коридору. От офисного освещения глаза уже почти плавились, а от запаха крови становилось дурно, но они не переставали пробиваться вперёд. Охрана умирала пачками, хоть, кажется, и не заканчивалась вовсе. Даже те два наёмника, от которых они, казалось, избавились, снова неожиданно встали на пути. Первым нарисовался Мэджик, ехидно смеясь и повторяя странные дурацкие мантры себе под нос. Только лишь завидев его, Андайн позеленела от гнева. Она не стала стрелять, просто набросилась на Мэджика и практически сразу, за несколько секунд, сломала ему шею. Хруст, как показалось Папирусу в ту секунду, был таким громким, что его слышал весь город. Но Андайн, сбросив на пол его бездыханный труп с вывернутой в обратную сторону головой, лишь довольно усмехнулась. - Вот так правосудие должно нынче проблемы решать. А то мэр слишком пушистый, нихера не делает. Мошенникам и ублюдкам мы сразу шеи ломаем. После, спустя около пяти минут и минования нескольких последующих офисных комнат, из ниоткуда возник Сныцарь, но ему повезло куда больше. И лишь по одной, хоть и весьма странной причине – эта гора мышц совершенно искренне восхищалась Меттатоном. А потому, выдав ему ручку и получив автограф на лице, наёмник удалился прочь, заявив, что семья Дриимурров у него уже сидит в печёнках, и что больше он мешать не намерен. Кажется, до верхнего этажа оставалось всего несколько комнат, а преодолели они уж очень много. Они даже честно попытались подняться на лифте, но тот остановился и заговорил с ними голосом Чары: - Вы что же, решили, что я вот так вот пущу вас гулять по нашему зданию? – после чего дверцы открылись между этажами, и пришлось спешно выбираться, работая в команде. Все они были измотаны, но полны решимости наконец разобраться со всем тем дерьмом, что завалило Андервилль и не давало городу даже свободно вздохнуть. Отомстить за все смерти, за все испытания, что рушились на их плечи, за весь беспредел, что мэр долгие годы спокойно допускал и отнекивался после в газетах. За разорванное на куски Убежище. За разорванных на такие же куски Фуку и Гриллби. За всех, кто пал жертвой этой преступной тирании одного человека. Андайн едва не рычала от переизбытка эмоций. Кажется, она была готова сломать ещё не одну шею, если потребуется, а после ещё и изрешетить труп пулями. Папирус в кои-то веки был настроен по-настоящему серьёзно. Он понятия не имел о том, где сейчас находится Санс, но уже верил и знал, что братец непременно будет им гордиться. Меттатон же, с полыхающими глазами и дрожащими от гнева пальцами был готов раздавать пули налево и направо, а его розовые полуавтоматы уже давно дымились от бесконечной пальбы. Но даже такую обезумевшую троицу заставила остановиться лишь одна девушка. И звали эту девушку Маффет. - Дальше вы не пройдёте. Она говорила негромко, но даже несмотря на это было отлично слышно, что её голос дрожит. Она была на последнем пределе нервного истощения, понимая, что её бросят в бой только тогда, когда альтернатив уже не останется. Когда наёмники будут повержены, а многочисленная охрана – перебита. Только тогда Дриимурры осмелятся выставить её на кон. Она преданно служила им, потакала во всём, шла на самые ужасные поступки, понимая, что если хоть раз ослушается – получит страшную посылку. Сейчас же, чтобы не дать ей сбежать с поля боя, они прикрывались малышом Мартином-младшим. Ему было всего лишь семь лет, это был самый юный из её многочисленных племянников. И самый ласковый. И теперь Маффет не могла позволить себе отступить. Чёрные узкие брюки, кожаная куртка со спрятанным под ней боезапасом, прямые чёрные волосы, еле-еле достигающие плеч. А самое главное – взгляд, опустошённый, лишённый смысла, наполненный только страхом и чувством неминуемой катастрофы. Маффет знала, что она провалится. Знала, что проиграет. Она отлично видела, как Андайн мрачно усмехается, как Меттатон презрительно щурит размазанные глаза. Они готовы пристрелить её в любой момент. - Мисс Маффет? – раздался удивлённый голос, до боли знакомый откуда-то. Заговорил их третий компаньон, юноша высокого роста с автоматом наперевес. Он тоже был в крови, но выглядел куда более невинно, чем остальные двое, - Мисс Маффет, вы что здесь делаете? Разве мы с вами не друзья? Мисс Маффет? Это был Папирус, очаровательный мальчик, что порой подрабатывал тем, что привозил ей табак на фуре. Она даже как-то раз разрешила ему бесплатно подымить, но ему не понравилось. Он просто сидел за стойкой кальянной, пил редкую газировку со вкусом винограда и вёл дружескую беседу. Маффет помнила тот день, тогда ей было очень плохо. Это случилось практически сразу после того, как Фриск увели у неё из-под носа. Флауи, опоздавший и не успевший её забрать, устроил Маффет капитальный разнос и наорал на неё. Она сидела за стойкой, скрывая слёзы и потёкшую тушь и тихо радуясь тому, что клиентов не было из-за позднего времени суток. И тогда, услышав звук тормозов за дверью, она спешно пыталась вытереть слёзы, но очаровательный курьер с огромными коробками табака ввалился быстрее. Папирус заметил её слёзы мгновенно и стал расспрашивать о том, что же случилось. Добившись только слов о том, что её оскорбили и накричали, юноша возмутился, как следует отчитал неизвестного ему обидчика и попытался вклинить Маффет в разговор. И у него это получилось. Они болтали тогда чуть ли не всю ночь, обо всём на свете, и она не замечала, как время текло, дым медленно выветривался наружу, а газировка заканчивалась, одна банка за другой. Папирус, невзирая на всё её негодование, полностью оплатил счёт и, обернувшись на выходе, улыбнулся: - Теперь у вас есть друг, мисс Маффет! Теперь же её единственный друг оказался по другую сторону баррикад. Он снова назвал её так, снова бросил эту милую тёплую улыбку, будто просто встретил старого знакомого. Словно не ему с минуты на минуту придётся вышибить этому знакомому мозги просто потому, что её бросили на пушечное мясо. Но нет, Папирус, кажется, и не собирался этого делать. - Что же вы творите такое? Я думал, мы друзья. Почему вы нас вообще останавливаете? - Ты не понимаешь, лапочка, не понимаешь! Мне нельзя. Если я облажаюсь – они убьют Мартина-младшего! Ему же только семь, он даже не пожил на свете! – она пыталась унять дрожь в своём голосе, но получалось только хуже. Нотки истерики стали вырываться из горла, она была близка к срыву, как никогда раньше. Дыхание учащалось на глазах, зрение затуманивалось мглой. - Мисс Маффет…я уверен, что сейчас за нами никто не следит. Они ничего не сделают вашему сыну, Великий Папирус сделает всё, чтобы спасти вас обоих! - Он мой племянник! – Маффет не сдержалась. Она рухнула на колени и зарыдала. Похоже, столь долгое давление сводило её с ума, и ей определённо требовалась помощь доктора. Меттатон и Андайн опустили оружие, видя, что угрозы больше нет, а Папс присел напротив девушки и уверенно обнял. Его объятия приносили спокойствие и придавали сил всегда, кого бы он там ни решил обнять. Так было всегда, это можно было назвать его особенным свойством. Маффет рыдала ему в плечо, никак не умея успокоиться, но, кажется, оружие она послушно отбросила в сторону. Чёрная подводка, что вычерчивала прекрасные аккуратные стрелки, теперь была размазана по лицу. - Вставайте, мисс Маффет, и берите ваше оружие. Нас ждут великие дела! - Может, нам лучше не медлить? Мне не нравится, как всё вокруг стихло, - Андайн не могла перестать оглядываться. И правда, вокруг стояла гробовая тишина, которую нарушали, пожалуй, только всхлипы. - И то верно, вам лучше не медлить. Вернее сказать, лучше БЫЛО не медлить. Вы все идиоты! Никто попросту не успел среагировать на высокий и едкий голос, раздавшийся из ниоткуда. Никто вокруг этого голоса просто не знал. Никто не знал, что Флауи, хоть и правда не следивший за семьёй Маффет и вовсе не контролирующий никакого ребёнка, наблюдал за этой сценой через камеры. Что он просто выжидал необходимый момент для атаки. Сиреневый газ мгновенно заполонил комнату, откуда-то из-за углов полетели дымовые шашки, заполонившие странным удушающим веществом всё помещение. Маффет рухнула под его действием первой, закатив глаза под веки. За ней последовал Меттатон, кашляя и сворачиваясь на неоновом полу клубком. Папирус рухнул, как кукла, рядом с Маффет. Андайн же, хоть и держалась до последнего и пыталась не вдыхать, в итоге свалилась с громким стуком на пол. Какие-то люди в противогазах, шум и мерзкий запах кожи вокруг. Последнее, что довелось ей услышать прежде, чем сознание покинуло её, был ядовитый голос Флауи. - Забирай их, ребята. Чара ждёт. Фриск пришла в себя только тогда, когда в её лицо пришёлся едва ли не целый стеклянный кувшин холодной воды. Она понятия не имела о том, где находится сейчас, ведь где-то на пути к лифту Ядра тьма окутала разум и не давала проснуться вплоть до этого момента. Похоже, Флауи сильно передавил ей шею, да и следы теперь наверняка будут заметны. Ну ничего, ей было далеко не в первой носить рубашку с высоким воротником. И потом, её боссу они всегда нравились. Однако теперь, медленно просыпаясь, она понимала две вещи совершенно точно: она всё ещё в балетной пачке, а стоящая напротив Чара не в лучшем расположении духа. - Просыпайся, Фриск. Сказала, будто отрезала. Резкий удар пришёлся по её щеке, заставляя поспешно приходить в себя. Вода стекала вниз, на прекрасный чёрный наряд, заставляя чуть вздрогнуть от холода. Она была привязана, и это уж точно не одна из очередных престранных игр Чары. Это кошмарная правда, и Фриск уже наверняка догадывалась, чего от неё хотят. - Мне даже интересно, ты что-нибудь скажешь в своё оправдание? Будешь болтать и выдумывать, как ты это делала весь год? У тебя неплохо получалось, признаю. Вот только ты кое-чего не учла. Вторая пощёчина, уже по другой стороне лица. Болезненная, жгучая, явно вызывающая на лице нездоровую краску. Фриск отдалённо понимала, что от неё требуют ответа, но заставить губы разомкнуться она просто не могла. Как в тот самый день, когда она взяла на себя вину за разбитое лицо сверстника. Одноклассник попросил её взять вину на себя под предлогом того, что она ведь у них «Мать Тереза», а значит, должна помогать всем. Сказав, что она избила сверстника без объяснения причин, Фриск тогда наклеила на себя клеймо неуравновешенной психопатки и почти сразу растеряла друзей. Но она не жаловалась. Ей просто казалось странным то, что она не может заставить себя сказать в глаза школьному директору хоть слово. Только медленно кивала головой. Уже после мама сумела кое-как разобраться с конфликтом и отмыть имя Фриск, но её саму сторониться от этого никто не перестал. И на это она тоже не жаловалась. Просто молчала. - И давно они охмурили тебя? Я должна была догадаться. Уже седьмая по счёту. Я понадеялась, что когда-нибудь это дерьмо кончится, что мне перестанет попадаться шваль, что вечно плетёт интриги за спиной. Я ожидала этого от кого угодно. Но почему ты? После сангрии, после крыши и гулянок по Вотерфоллу. Тебе не нравилось? СКАЖИ! Чаре на секунду захотелось её убить. Фриск молчала, тупо глядя ей в глаза и не произнося ни единого слова. Дриимурр нервно закусывает губу и покрепче вцепляется в нож. Лезвие, яркое и холодное, касается нежной, чуть бархатистой щёчки Фриск, сползая ниже и медленно надрезая кожу. Длинная царапина растянулась от скулы, поползла по шее и ключице, а вскоре добралась до верхушки костюма, покрытого блеском. - Ты такая красивая. Я так надеялась хотя бы в трансляции посмотреть ваш номер. Я включаю телевизор и вижу что? Что тебя нет! Ты была готова сбежать к ним тут же, наплевав на всех. Кто ты вообще такая, чтобы лезть в их и мои дела? Чара резко вспарывает верхушку костюма, ткань громко трещит, поддаваясь идеально наточенному лезвию. Тёплая кровь из длинной красивой царапины стекает всё ниже и ниже, обагряя смуглое тело тёплыми струйками. Но Фриск всё ещё ничего не говорила, более того, она даже ни звука не издала. Ни единого чёртового писка. - Я люблю тебя, Фриск, слышишь? Я не смогу расстаться с тобой, даже если буду вынуждена себя заставить. Чем больше я стою над тобой, тем сильнее отсрочиваю твою смерть. Я не могу отпустить тебя. Не могу после этого даже из города пинком погнать. Хочешь знать, почему? Потому что люблю тебя, тварь ты такая, - Дриимурр склонилась к ней и плавно повела языком по царапине вверх, слизывая кровь и словно освежаясь от такого знакомого и любимого вкуса, - Из этого есть только один выход. Ты ведь помнишь, что сказал тебе Флауи при вашей первой встрече? Что ты либо подчинишься общим правилам, либо умрёшь. Ты пыталась вести двойную игру и влезла мне в душу. И теперь я должна убить тебя. Понимаешь, девочка моя? Ты умрёшь, но умрёшь моей. И больше никому и никогда не будет под силу справиться с тобой. Подмять под себя, охмурить, как эти уроды из «Скелетов». Они, кстати, пустились за тобой в погоню. И они тоже будут обречены. Ни одна костлявая мерзкая ручонка больше до тебя не дотянется. Они опустили тебя, запачкали своими грязными руками, а ведь ты была только моей. Моя маленькая девочка, вечно измотанная и усталая, но зато с какой улыбкой. Улыбнись, Фриск! И снова отказ. Фриск смотрит на неё пустыми глазами. Её сознание уже давно прояснилось, она трезво оценивала ситуацию и просто давала Чаре выговориться. Лезвие ножа поползло ещё дальше, медленно и плавно делая второй надрез, вдоль ключиц. Кровь потекла вниз, мягким теплом коснулась груди, слегка выступающей из-под остатков костюма. Фриск не хочет говорить, она лишь смотрит, да и не на Чару вовсе, а куда-то в себя. Где-то в глубине души она осознавала, что, кажется, сегодня ей и вправду придётся умереть. Это могло бы стать наказанием за всё и сразу. За ложь, за слабости и за неумение проконтролировать то, что происходит вокруг. Даже за то, что сейчас она молчит и просто пялится в никуда вместо того, чтобы ответить озлобленной любовнице. А ведь Чара ждёт. Чара всегда была очень терпеливой. Разрез пополз ещё ниже, Чара разрывает нарядный костюм вместе с пачкой лишь одним резким движением. Садится к Фриск на колени, хватает за пораненное личико одной рукой: - Ты думала, я никогда не узнаю. Хотела убить меня, да? Такая же, как они. Лживая и подлая тварь, не заслуживающая никакой пощады. Мне плевать, чем ты мотивировалась, когда пришла к ним. И знаешь что? Лучше бы их размазало по их сраному дому ещё несколько лет назад. Вместе с их никчёмным отцом. Теперь лезвие тёплое, ещё бы, ведь оно покрыто свежей яркой кровью. Чара злится, но, словно растягивая своё торжество и свою месть, давит в себе гнев. Нож аккуратно, даже по-садистски медленно распарывает губы Фриск, и Дриимурр мигом льнёт к ним, впиваясь болезненным солёным поцелуем. Прикусывает губы за свежие порезы, полосует ножом в это же время её выгнувшуюся от боли спинку. Она белеет от гнева, для которого просто не хватает такого тоненького тела. Чара хочет большего, но заставляет себя терпеть. Ещё порез и ещё, ниже и ниже. Новая царапина резкой болью прошлась со внутренней стороны бедра. Остатки белья уже давно валялись на полу, и ничто не помешало пальцам Чары спокойно проникнуть внутрь, вызывая безумную смесь чувств. Не сладко и медленно, как это было впервые, на крыше. Сейчас Чара, желая выместить на ней хоть какую-то часть эмоций, озлобленно и резко трахала её пальцами, причём сразу тремя. Было больно, было безумно. Фриск гнулась, как веточка, пытаясь в это же время не напороться на нож, что прижал её за горло к стулу. - Самой не верится, что однажды ты прогнёшься под кем-то другим точно так же. Может, даже под тем же Сансом? Что так смотришь, думаешь, я не знаю? – каждый толчок сильнее предыдущего, она тщательно старалась вызвать у Фриск следующую стадию. Первые стоны, хоть и от боли, Чара услышала. Теперь она хотела видеть слёзы, - С кем из них ты спала, говори! Ещё сильнее, ещё больнее, Фриск вскрикнула, понимая, что сдержать слёзы у неё не получится. Кровь стекала куда-то вниз, окропив пальцы Чары, а царапины жглись по всему телу. Она знала, что даже если попытается объяснить ей, что ни с кем посторонним ничего и никогда не было, ей никто теперь не поверит. Ей никто никогда не верит. И она сама виновата в этом. Фриск уже хотела сдаться и заплакать, дать ей то, что она так хочет, но чужой голос неожиданно не дал ей этого сделать. Он зазвучал резко и громко, словно разрывая атмосферу угрожающего шепотка Чары. И Фриск уж слишком хорошо знала, кому принадлежит этот голос. - Поверь, если бы она спала хоть с кем-то кроме тебя, у неё это было бы на лице написано. Кажется, никто из девушек не сумел уловить, откуда и каким образом Санс появился в комнате. Он сидел на широком подоконнике на корточках, видимо, обойдя главный вход по пожарной лестнице и по ней же поднявшись. Открыть окно офиса снаружи для опытного парня вроде него труда не составляло. Сейчас же он смотрел Чаре в глаза. Наконец-то она, его самая главная цель, увидела его настоящим. Без пластмассовой улыбчивой маски. Без лживого спокойствия. Даже Фриск, что тщетно пыталась освободиться, едва ли не физически ощущала, как от него сильно несёт безумием. На лице была растянута беспощадная улыбка, похоже, его рассудок при виде Чары начал крошиться мгновенно. Он сполз с подоконника, встав грязными военными ботинками на идеальный вычищенный ковёр. В глазах горело нечто, что сложно было классифицировать по эмоциям. Словно из них вот-вот начнёт вырываться голубое пламя. Санс медленно принялся обходить стул, к которому была привязана Фриск, при этом не разрывая зрительного контакта с Чарой. Секретарь неожиданно ощутила, что её руки, накрепко примотанные до этого к стулу, освободились – похоже, любимый нож-бабочка, что всегда был у Санса в кармане, нашёл своё дело. Мужчина медленно снял свою синюю толстовку, что доходила Фриск до колен, и бросил ей в руки, не отводя глаз от Чары. - Надень это и выйди вон. Твоим друзьям надо…о многом поговорить, - завидев, что Фриск, хоть и поспешила одеться и избавиться от остатков костюма, не покидает комнату, Санс злостно сверкнул безумными глазами, - ПОШЛА ВОН! Дверь хлопнула, Фриск скрылась в надежде на то, что пока эти двое отвлекают друг друга, она сможет помочь остальным своим неудавшимся спасителям, а после прийти и разнять дерущихся. Даже теперь, пропитывая толстовку Санса свежей кровью, она не теряла надежды и решительности на то, чтобы вытащить из конфликта всех и каждого. Чара смотрела в глаза своего оппонента, ни слова не возразив о том, как спокойно тот выпустил её импровизированную пленницу. Они стояли где-то в трёх мерах друг от друга, плавно идя по кругу. Едва заметно. Чара сжимала в руках любимый резной клинок, что подарил ей когда-то Азгор, а Санс – нож-бабочку, которой небрежно поигрывал изуродованными пальцами в пластырях. - Эй. Была занята, а? – он смотрел в лицо своему заклятому врагу с лживым спокойствием. Прекрасно знал, что за бой ждёт их сейчас, - Послушай, Дриимурр. Как думаешь, может ли даже самый ужасный человек измениться? Если только очень хорошо постарается. Чара не отвечала. Она просто буравила его взглядом, кусая губу в предвкушении. Она сама не помнила, как долго желала этому ублюдку смерти, как и всему тому, что осталось от его бесполезной семейки. Ну ничего, ведь его брат сидит привязанный к стулу в совсем другом месте, а отец в подвале довольно быстро сгниёт сам. А сам же виновник всего этого, Санс – перед ней. К чему утруждать себя ответом, когда напротив неё – последний шанс забить гвоздь в крышку гроба неповиновения? Все они заслуживали наказания. Чара точно это знала. - Ну ладно, вот тебе вопрос получше, - Санс отбросил с глаз пару упавших белоснежных прядей, сквозь которые проглядывали чёрные корни. Улыбка резко искривилась, он закусил губу, прогрызая её насквозь, - Хочешь плохо провести время? Ведь если ты не откажешься от своих идиотских амбиций – тебе ОЧЕНЬ не понравится то, что будет дальше. Не желая оставаться в долгу, Чара улыбнулась в ответ. Два монстра, два чудовища стояли друг напротив друга, с нетерпением улыбаясь в ожидании такой желанной схватки. Они ненавидели друг друга слишком долго и слишком сильно. Никто из этих двоих уже ничего никогда не исправит и не сможет повернуть вспять прошлое. Их души грязны и гнилы, и движет ими только месть. - Ну что ж, будь по-твоему, - Санс тяжело вздохнул, на глазах снимая маску лживого спокойствия с лица, - Простите меня, милая Ториэль. Похоже, теперь мне закрыт вход в вашу церковь. Он хотел бы сказать, что волновался о том, как там сейчас брат и остальные. Куда теперь пошла Фриск, что она будет делать? Но его это не волновало. В данный момент всё то, что хоть сколько-нибудь его тревожило, находилось в этой комнате. Весь мир в эту секунду словно испарился. - Ты нарвалась на очень плохие времена, Чара Дриимурр.