UnderVille

Фриск не могла заставить себя остановиться. Она бежала и бежала прочь, по коридорам, без конца путаясь в планах здания и дурацких табличках об эвакуации. Тело безумно жгло и ныло, в эту секунду ей хотелось просто рухнуть на пол и забыться навсегда. Больше никогда не вспоминать ни Чару, ни «Скелетов», ни весь этот чёртов город. Улететь навсегда в забвение и ничего не чувствовать, как это было бы здорово! Но разве она была бы собой, если бы отказалась от ответственности? «Ты думаешь, что ты выше последствий?» - спросил её как-то раз сверстник, на что она покачала головой, ничего больше не говоря. Она ни в чём не была уверена, как тогда, так и сейчас. Решимости, за которую она не раз хвалила себя перед зеркалом, возвращаясь после адски трудного рабочего дня, теперь не хватало ни на что. Толстовка Санса пестрела тёмными коричневыми пятнами от бурой, мерзкой крови, а ножки в пуантах, чудом уцелевших из всего костюма, несли свою хозяйку прочь по коридорам. Чёрные лампы и тёмная атмосфера такого странного офиса казались ей пугающими и невыносимыми. Словно ей снится один большой сон, который никак не закончится. Ах, хоть бы весь Андервилль со всеми его обитателями оказался лишь одним злосчастным сном, подумалось ей тогда. Она даже не слышала собственных шагов, своих мыслей и громких, ужасных звуков вокруг. Где-то люди стреляли, кто-то кричал, отдавал приказы в мерзком повелительном тоне. И, кажется, один из голосов она узнавала, притом довольно неплохо. И именно осознание этого факта вырвало Фриск из пучины отчаяния, словно ударив по голове. Большим и увесистым молотом здравого смысла и трезвости. Она заставила себя наконец прекратить бег как раз перед одной из дверей, из-за которой и слышались повелительные приказы. - Да я плевать на это хотел! Вы сейчас же пойдёте и встанете на вход! Вы хоть понимаете, что будет, если кто-то ещё ворвётся сюда? ВАЛИТЕ! Эти идиоты вырублены, они сами себя не отвяжут. Пошли вон! Благо, затаившись за углом, Фриск сумела скрыться от взглядов нескольких охранников, что вышли через дверь, вооружённые до зубов, и направились вниз по лестнице, к главному входу. Разговаривал с ними и торжественно посылал их куда подальше, судя по всему, именно Флауи. И в одной комнате вместе с ним, если опираться на разговор, находились её друзья. Меттатон, Папирус и Андайн. Они там, в отключке и связанные по рукам и ногам, как и сама она около получаса назад. И именно Фриск теперь считала своим долгом проработать план о том, как вызволить их и помешать общими силами бою Санса и Чары. Ведь добром это уж точно не кончится. Здесь вообще ничего не могло кончиться добром. - Попалась! – голос Флауи резко раздался прямо над ухом. Похоже, она слегка не рассчитала свою незаметность и попалась под руку чересчур параноидальному пареньку. Да уж, Флауи всегда был из тех, кто проверяет любые возможные источники опасности, а потому ему хватило мозгов заглянуть за угол. Цепкие руки мгновенно вцепились в плечи Фриск и заволокли её в комнату, поспешно закрывая дверь. Комната являла собой одно из офисных помещений, которое также пало жертвой бардака, что навели участники вторжения. Фриск мигом поняла для себя то, что она права: Папирус, Меттатон, Андайн и даже почему-то Маффет сидели на разных стульях вдоль стены, накрепко привязанные. Безжизненные, спящие, и наверняка усыплённые насильно. Фриск медленно белела от злости и гнева, вырываясь из чужой хватки, но это было всё так же бесполезно, как и прежде. Оставив их обоих взаперти, Флауи резким движением вжал девушку в стену, одной рукой крепко держа за плечо, а другой – вцепился в щёки, раскрывая свежую царапину от ножа Чары. - Куда это ты собралась, а? Думала, никто не заметит? Ооо, кажется, ты ранена? Кто же только посмел так обойтись с милым, очаровательным, маленьким ничтожеством вроде тебя?! – похоже, страх за свою жизнь медленно сводил его с ума и заставлял отважно прыгать в пучину истерики. Фриск снова поймала себя на том, что практически совсем растеряла возможность говорить. Незнание того, что же теперь делать, спешные попытки принять решение и безумный взгляд напротив заставили её едва ли не буквально проглотить язык. Руки Флауи поспешно заскользили по её талии, вниз, прощупывая царапины и раны сквозь мокрую толстовку. Стало ещё больнее, хотя к этому моменту, забив голову другими, более важными вещами, Фриск уже и позабыла о ранах. Чужая рука сползла вниз, на бедро, касаясь его ледяными пальцами и приподнимая толстовку Санса, что до этого успешно прикрывало полное отсутствие белья. Фриск сжалась, хватаясь за его руку и отталкивая, за что получила логичный для Флауи ответ – он ударил её головой о стену, да так, что аж искры из глаз посыпались. - Даже Чаре не по силам справиться с тобой? Что ж, давай-ка я покажу, насколько ты на самом деле ничтожна! Да перестань ты дёргаться, для тебя это разве что-то новое? Фриск билась в его руках, захлёбываясь жуткими жаркими эмоциями. Кажется, это и было то, что людьми называется «гнев». Она была готова сойти с ума на мгновение, просто потерять себя и не думать о том, какой она была всегда титанически спокойной девочкой. Она билась, брыкалась, пинала его ногами, когда его покусанные, шершавые губы впились в шею, прямо поверх недавней раны. Когда в промёрзшую до основания плоть вцепились чужие пальцы, словно желая разорвать на куски. Фриск обмякла в чужих руках, взирая на него привычным идиотским невидящим взглядом. Прямиком в бездну, в Ад с головой. - Что, так быстро смирилась? Держу пари, Чаре это не понравится! Хотя, ты и без того уже ухитрилась разбить её сердце. Маленькая, чёрствая и бездушная девчонка. И как же тебе до сих пор не стыдно за всё, что ты сделала? Каждое его слово безумно компостировало мозги. Фриск включила привычный для себя механизм, оставляя себе время на то, чтобы обдумать происходящее. Ледяные руки Флауи, залезающие в раскрытую кровоточащую рану под толстовкой, чуть пониже груди, даже почему-то ей не мешали. Вцепившись одной рукой в его дурацкую рубашку, второй рукой она потянулась к небольшой статуэтке из неизвестного ей металла, которая стояла поодаль на одной из полок. Статуэтка была чёрной, прекрасно вписываясь в общий мерзкий неоновый полумрак. Всё, что угодно, только бы прекратить это бесконечное, адское давление на мозг. Вдох, замах, удар! Она отлично помнила, как Чара когда-то, когда они гуляли вместе по Вотерфоллу, критиковала её позицию по отношению к остальным. Она тогда сказала: «Нельзя победить, если ты постоянно защищаешься. А значит, надо атаковать». Похоже, теперь тот момент, когда безнадёжный пацифист вынужден атаковать кого-то, наступил. Она со всей возможной силы огрела Флауи статуэткой по голове, практически сразу отбрасывая его ногами прочь от себя. Бессознательное тело рухнуло ей под ноги, даже не успев на прощание пискнуть, а сама Фриск ещё несколько секунд так и стояла над ним прежде, чем вышвырнуть безвкусную статуэтку вон. Руки слегка подрагивали, кажется, она впервые ударила кого-то. - Фриск! – голос Папируса, резко разорвавший тишину в её голове, резко заставил её прийти в чувства, - Фриск, ты просто молодчина! Развяжи нас скорее, нам надо покончить с этим! - Что…с вами вообще случилось? – девушка поспешно развязывала узлы на верёвках, попутно наблюдая за тем, как её друзья понемногу просыпаются. Она даже не стала спрашивать, почему с ними Маффет. - Они усыпили нас, дорогуша. Будь я в нормальном физическом состоянии – я бы выбрался. Этот ваш Флауи в узлах разбирается хуже, чем Эл Джеймс. Кстати, забери-ка у меня наконец свой мобильник, - бархатисто рассмеялся Меттатон. - И то верно. Даже спрашивать не хочу, почему вы похожи на героев «Отряда самоубийц», нет времени. Там, на том конце этажа, дерутся Санс и Чара. Если мы их не остановим – погибнут оба! Больше ничего им объяснять не потребовалось. Проворные руки Фриск быстро и без лишних проблем освободили пленников. Папирус, слегка хрустнув пальцами, прихватил свой автомат и пошёл наружу первым. За ним – Андайн, всё ещё не говорящая ни слова. Кажется, газ подействовал на неё как транквилизатор. Меттатон, вновь загоревшись безумным взглядом, припустил за отрядом с негромким возгласом «Подождите!». И только Маффет, взглянув в глаза Фриск, слегка нерешительно и ломко улыбнулась: - Прости меня, деточка. Не думала, что мы встретимся вот так. - Это ерунда, Маффет. Тебе тоже надо идти. Сколько они издевались над тобой? - Забудь, душенька. Хочу сказать только то, что теперь тебе – всегда за счёт заведения. - Я не курю кальян. Он мне и в тот раз не очень понравился. Идёмте, - она покачала головой и вышла вон, стараясь не терять буйную троицу из вида. Маффет же последовала за ней, решив и вправду отложить никчёмную болтовню до менее экстремального момента. Очень скоро они и вправду стали походить на Отряд самоубийц. Безумные и бешеные, готовые наконец покончить с этим кошмаром, который развязался у них на глазах. В эти минуты, когда они спешно возвращались к другой стороне корпуса, Фриск и правда почувствовала себя избранной, как это бывает в книгах и фильмах. Какими бы странными ни были её поступки, как бы жутко она ни запутала всё это – в итоге именно её прибытие и подтолкнуло происходящее к какой-никакой развязке. Она точно знала лишь одно – больше Андервилль гнить в болоте своих грехов не будет. Комната за комнатой, коридор за коридором – совсем близко был холл с широкой главной лестницей, подсвеченной голубым неоновым светом. Охрана, кажется, больше не собиралась появляться на их пути – ведь приказов им отдавать было просто некому. Чара всё ещё пребывала в хаотическом безумном бою с Сансом, а Флауи валялся в отключке. С трудом верилось в то, что больше на их пути не встанет никаких препятствий. Они миновали главную лестницу, идя всё дальше и дальше, туда, где ждала развязка. Сердца всех разом наливались почти одинаковой паникой, вот только за разных людей. Ведь Санс и Чара могли без всяких преувеличений и прелюдий уже убить друг друга. Ведь оба, как на них ни посмотри, сейчас были лишь чудовищами, одержимыми смертью друг друга. Давно катились в одну и ту же бездну, хоть и с разных её сторон. Не зря столько волнений испытывал Папирус, не зря столько страхов и сочувствия грызло сердце Фриск. Не было ничего удивительного в том, что каждый из них сегодня хотел спасти своё. Каждый хотел понести минимум потерь. А возможно ли это? - Ребята… - Фриск негромко окликнула их, останавливаясь. Они оказались в комнате, через одну после которой, после небольшого тамбура с пожарной лестницей, будет находиться их цель. Вот только теперь попасть в этот тамбур оказалось совсем непростой задачей. Широкую чёрную дверь, ведущую к перемычке между комнатами, закрывал собой Азгор. В его руках было два чёрных автомата, а голова была опущена вниз. Кажется, мэр был просто раздавлен. Именно он решил отрезать их от тамбура по приказу Чары. Задержать и остановить их любой ценой. Мятая чёрная рубашка с кремовым галстуком, тем самым, что была на нём, когда они с Фриск встретились впервые, там, в театре. Пиджака теперь не было, он валялся где-то в углу. Рыжая борода и густые волосы, окрашенные сединой, теперь были спутаны. - Простите меня, - выдал он негромким, просто уничтожающим шёпотом. И верно, мэр был раздавлен. Он совершенно не знал, что делать, а потому опирался на то единственное, что у него осталось – дочь. Даже если та сейчас рискует своей жизнью. Она так захотела. - Мистер Дриимурр, не надо, - негромко заговорила Фриск, выступая вперёд. Остальные опустили оружие, не желая выказывать враждебности к Большому Пушистику, - Всё ещё можно поправить. Отойдите от двери, и мы поможем Чаре. Я помогу Чаре, слышите? - Нет, милая Фриск, не слышу. Дочери уже никто не может помочь. Она признана невменяемой ещё несколько лет тому назад. Её разум рушится на кусочки, а всё, что я могу сделать, я уже сделал. Я все эти годы только потворствовал её болезни. Считал, что знаю лучше. И теперь мне уже некуда отступать. Я сделаю так, как она сказала. Я верю, что никто из вас не хотел бы подобного. Ни ты, дорогая Маффет, у которой самый вкусный дым. Ни ты, Меттатон, что всегда был нашей медиа-надеждой. Ни ты, незнакомый мне парнишка с белыми волосами. Я уверен, что мы бы подружились, столкнись мы в иных условиях. Андайн, мой самый верный друг и ученик. Я так рад, что ты всё-таки попала в полицию. Герсон наверняка гордится тобой, девочка моя. И, конечно же, ты, Фриск. Ты многое сделала для этого города, хоть и не была обязана. Простите меня. Но Чаре не нужны герои в Андервилле. Чаре никто не нужен. Прощайте. Никто не успел и глазом моргнуть, как началась пальба. Слепая и беспорядочная, кажется, Азгор закрыл глаза. Он вовсе не хотел никого убивать и не хотел, чтобы всё кончилось именно так. Он даже толком ни в кого не целился, но эффект случайности всё-таки сработал. Атаковать мэра в ответ никто просто не решался. Андайн практически мгновенно упала на пол с простреленным коленом – двигаться, кажется, она больше не могла. Меттатон пострадал больше прочих, когда он пытался отобрать оружие у обезумевшего на минуты мэра – Азгор психанул и сломал ему ногу, отчего телезвезда практически сразу потеряла сознание. Маффет оглушило, когда, уворачиваясь от пуль, она попыталась отпрыгнуть в сторону. Папирус же, получив серьёзный болевой шок от серии выстрелов по ногам, рухнул на пол. Фриск и опомниться не успела, как растеряла всех своих союзников – благо, никто не был ранен смертельно, да и с укрытием повезло. Самой ей, кстати говоря, повезло совсем не так сильно – какая-то из пуль пришлась в бедро, и теперь подняться просто так было сложно, более чем. Даже превозмогая боль. Азгор неожиданно остановился, прекратив пальбу, и склонился над побеждённой, опустошённой и напуганной секретаршей. - Ничего, Фриск. Я знаю, я, когда был на войне, видел всё точно также. Боль пройдёт, Фриск. Представь себе это как…поход к зубному. Представила? – он не стал дожидаться вразумительного ответа, а ледяное дуло автомата прикоснулось к её лбу. Где-то в голове замелькали воспоминания о том странном, запутанном, сумбурном дне, когда она впервые ступила на земли этого округа. Она отлично помнила Флауи, что когда-то делал точно также, хоть и говорил другие, куда более жуткие вещи. Взгляд Азгора сквозил отчаянием и тоской. Он словно уже устал взывать к помощи. - Вот и молодец. Мне было…очень приятно познакомиться с тобой. Ты чудесный человек, Фриск, и твои поступки дорогого стоят. Жаль, что тебя не было тогда, когда Чара сломалась. Прощай. Фриск зажмурилась, ловя себя на том, что прекрасно понимает, в чём отличие этого выстрела от того, что был в самом начале этой безумной эпопеи. Тогда, сидя посреди Вотерфолла на волоске от гибели, она совершенно не боялась смерти. Ей нечего было терять, у неё было лишь письмо Меттатона с именным штампом и ворох воспоминаний об утраченной маме. Она тогда была из тех, кто всегда сам по себе, хоть и всегда охотно идёт на контакт. А вот теперь, когда автомат грозился вот-вот прострелить ей мозг насквозь, она ощутила настоящую панику. Она не боялась самого факта своей смерти. Боялась того, что, погибнув, она оставит здесь их всех. Своих раненых друзей, уничтоженную изнутри психически больную Чару. Множество тех, кто сейчас вообще не в Ядре. Альфис, Бургерпэнтс, Мороженщик, ребята из корпорации, да что уж там, почти весь город. Она не хотела бросать их одних, ибо хорошо понимала, что без неё всё снова рухнет в пучину. Звук удара почему-то прозвучал совсем не так, как должен был. Звонко и чуть гулко, словно металл ударился обо что-то весьма крепкое. Когда Фриск нерешительно приоткрыла глаза, понимая, что мозги ей всё-таки не вышибло, то её взгляду открылась престранная картина. Дверь тамбура сзади была распахнута настежь. Мэр лежал на полу, кое-как потирая затылок и выпустив от неожиданности оба автомата из рук. Кажется, ему серьёзно прилетело по голове. А над ним, словно венец справедливости в этом безумном фестивале, возвышалась до боли знакомая фигура. Монашеское одеяние, перекосившаяся шапка и такая знакомая лопата в руках. - Ториэль!! – Фриск не помнила, насколько громким вышел этот крик. Она вскочила на ноги и практически мгновенно прильнула к монахине, чувствуя так давно потерянный приятный коричный запах. Это чувство было ни с чем не сравнить. Запах корицы, лаванды и наливки на бузине преследовал её с самого первого дня, и теперь наконец снова позволил к себе прикоснуться. Лопата коротко звякнула об пол, а тёплые шершавые руки женщины прижали к себе охромевшую девочку, поглаживая по лохматой голове. - Что за безумец только мог мучать бедную, невинную девочку! Не бойся, милая, это я. Твой друг и защитник. Что тут у вас вообще произошло? Я так перепугалась, когда услышала о переполохе в Ядре, что сразу же сорвалась с места и приехала сюда! Как же хорошо, что пожарная лестница не была перекрыта! – она никак не могла перестать говорить, даже и не слыша, как Фриск пищит куда-то ей в плечо, словно наконец-то увиделась с мамой. Точно, вот кого Тори напоминала ей всё это время! Она чувствовала себя подавленной, когда та ни разу не открыла ей двери в храм. Словно оставила маму одну, без никого. И теперь, кажется, они снова вместе. - Ториэль, я по тебе так скучала…Ториэль, тут столько всего! Там Чара и Санс, в той комнате, и… - Боюсь, что Санса мне пришлось оглушить, чтобы он её не растерзал. Они уже не дерутся, не бойся. Сейчас полиция поднимется на этажи, и мы со всем разберёмся, хорошо, дитя? - А-ага, - Фриск сглотнула навязчивый комок в горле. Она была готова ринуться в этот свет надежды и любви по имени Ториэль просто с головой, - М-мои друзья, им надо помочь. Они ранены. У Андайн проблемы с коленкой, а Папирус встать не может. Пойдём, Тори, пойдём! - Тори?? Ты…вернулась? – голос Азгора, кое-как встающего с пола, сменил интонацию. Кажется, он и вовсе не верил в то, что происходит. Его жена, его милая Ториэль, что однажды, поддавшись отчаянию, ушла служить в церковь, теперь снова была здесь, во всей своей красе. Из-под монашеского головного убора вылезали светлые волосы, а глаза горели силой и энергией. - Не называй меня «Тори», Дриимурр! Ты жалок! – она пнула носком сапога его оружие, отчего оно улетело в другой конец комнаты. Голос звучал резко, словно в эти самые минуты монахиня колбасу нарезала, - Ты хоть сам представляешь, что натворил? Чара была больна, и мы должны были вылечить её, а не потакать ей. Раз уж мы взялись её опекать, то это следовало сделать со всеми усилиями, а ты что наделал? Я не могла и не хотела возвращаться, когда узнала, что ты вытворяешь тут по её указке. Наша дочь больна, и ей нужна помощь. А ты растворился в ней! - Да, ты…ты права. Я жалкое существо, - Дриимурр опустил глаза и больше не стал вставать с пола. - Сейчас же помоги мне перебинтовать раненых! И приведи Санса вместе с нашей дочерью из той комнаты! Если он очнётся, то я за него не отвечаю. Кажется, всё вокруг наконец успокоилось. Полиция и «скорая» уже шуровали по этажам, а спутники Фриск приходили в себя. Ториэль перебинтовывала и обрабатывала раны каждого вместе с медиками своими заботливыми руками, а ребята начинали улыбаться. Азгор вскоре привёл главных виновников торжества, которых, судя по рассказам, был вынужден разнимать своими силами. Как бы Чара ни сопротивлялась, но любовь и доверие супруги сейчас было гораздо важнее. Санс еле-еле мог ходить, а потом ему пришлось пользоваться поддержкой Фриск, чтобы добраться до другой комнаты и сесть в углу. Чара же и вовсе потеряла сознание, замкнувшись в себе. Оба были серьёзно изрезаны и ранены, а потому медики довольно быстро принялись и за их повреждения. Оружие здесь изъяли у всех и понемногу перенесли вниз, от греха подальше, чтобы избежать смертей. Похоже, тут требовалась массовая госпитализация. Фриск же, попутно помогая отряду, ухаживающему за Чарой, набрала номер человека с яблоками. Ведь он пообещал ей тогда оказать любую помощь, верно? Вот пусть в таком случае поможет разобраться с этой огромной кучей из людей, использованных гильз и выплеснутых эмоций. Хотелось выдохнуть со спокойным сердцем, когда пальцы набирали номер, что так надолго отложился в её памяти. Последняя цифра, уже почти готова послать вызов. Здание резко сотряслось, а где-то внизу раздался оглушительный грохот. Вся конструкция Ядра пошатнулась, словно какой-то незримый до этого подземный гигант резко ударил его кулаком из-под земли. Пол под ногами покачнулся и слегка покосился, кажется, радоваться было больше, чем просто рано. Оглушающий взрыв прогремел где-то там, внизу, на нижних этажах. Благо, зеваки и медики больше там уже не находились – все перетекли наверх. Ториэль не сумела удержаться на ногах от покачнувшейся гравитации вокруг и отлетела в другой угол комнаты. Примерно то же самое случилось и с теми, кто не успел спохватиться и вцепиться пальцами хоть во что-нибудь. Фриск отлетела к стене, как следует ударившись головой. Кажется, синяк на затылке после уже второго смачного удара расплывётся до размеров всех волос на голове, не иначе. Вокруг мгновенно поднялась паника, а пальчики рефлекторно зажали кнопку вызова, которую она так и не успела нормально набрать. Медленные, мучительные гудки стекали на пол по её руке, а она их даже и не слышала. В голове лишь один вопрос: что на этот раз? Из двери, что вела к коридору центра и главной лестнице, повалил дым. Мерзкий, удушающий, сводящий с ума тех, кто оказался слишком близко к двери. Она отчётливо слышала кашель Андайн и Маффет, которым повезло остаться там в окружении медиков. Удушающее вещество медленно, но верно поползло в комнату. - ВЫ ИДИОТЫ! Фриск была готова проклясть его на месте. Она прекрасно могла понять каждое его действие. Флауи боится за собственную жизнь. Чара уже давно сомкнула ошейник на его шее, впрягая выполнять задачу, которую выполнить нельзя. Ведь её брат пропал много лет назад, а сама Чара просто отказывается верить в то, что он, скорее всего, уже мёртв. А потому она медленно, но верно душила Флауи, заставляя делать то, что он сделать не мог. У него не было никого, кроме периодической заботы Ториэль, что кормила его и давала переночевать в храме, если он просился. Он ни с кем не общался и навсегда обрубил окружающих людей от себя. Но ни одно из слов, что были приведены Фриск для его понимания, не могло его оправдать. Чара велела ему готовить взрывчатку – и он подготовил взрывчатку. Ту самую, что сейчас разорвала на куски нижние этажи, дым от которых уже добирался сюда. Псих вперевалку зашёл в помещение, поистине наслаждаясь тем, какими растерянными и напуганными глазами смотрят на него окружающие. Никто ничего не понимал. Пожалуй, только Чара знала, что за всем этим последует. Вот только она только-только пришла в сознание и сейчас мрачным взглядом, какой бывает только у серийных убийц, смотрела в пустоту, поддерживаемая отцом. В одной руке Флауи держал пистолет, а в другой – бутылку с торчащей из неё тряпкой. В душу Фриск закрались самые страшные мысли. Флауи окончательно слетел с катушек, поддаваясь несносной истерике. Он был готов убить их всех, лишь бы его оставили в покое. - Пока вы, ребята, так мило здесь болтали…нижний этаж разорвало на кусочки! И теперь вы все, все ваши никчёмные рожи, лживые, мерзкие лица…сгорят в Аду!! Все ваши перепачканные ложью души. Вы все – чудовища, ясно вам? Сколько бы вы ни лгали себе, это место не поправить! Андервилль неисправим, а ты, Фриск, за свой счастливый идиотизм, и вовсе должна сгореть первой! – его руки неистово тряслись, он плакал и смеялся, а с затылка, куда Фриск ударила его статуэткой, текла кровь. - Алло, Фриск? Вам нужна помощь? Я слышал, вы в Ядре, я скоро буду! – раздался голос из телефона Фриск. Кажется, человек с яблоками наконец-то смог взять трубку. Пистолетная пуля резко прошибла мобильный метким выстрелом, заодно серьёзно зацепив руку Фриск. Та вскрикнула, прижимая простреленные пальцы к груди и ещё больше уродуя любимую толстовку Санса, а гаджет, посреди которого теперь красовалась дыра, с шумом упал на пол. Флауи улыбался сквозь слёзы, переведя взгляд на свою любимую жертву. Он хотел, чтобы эта девчонка сгорела на месте. Чтобы в неё попала молния, чтобы её застрелили. Что угодно, лишь бы она перестала смотреть на него таким опустошённым и совестливым взглядом. Его улыбка в сочетании с истерзанными в кровь губами, рваной рубашкой, шрамами на шее и запястьях, а также спутанными волосами, приносила лишь страх. Он рухнул в безумие. - Но никто не пришёл? Какая жалость! Никто…не увидит, как ты умираешь!! Бутылка с горючим метким броском полетела в середину раскрошённой комнаты, а следующая пистолетная пуля разорвала коктейль Молотова прямо в воздухе. Пламя мгновенно оцепило комнату, а Флауи упал на колени, словно готовясь принести заодно и себя в жертву Аду, что разгорелся прямо здесь. Он уже не хотел жить, хотел прыгнуть в этот котёл безумия вместе с остальными. Он выбрал крайне удачный момент для того, чтобы поджечь всё вокруг. Те, кто более-менее стоял на ногах, пытались помочь пострадавшим, а Ториэль в спешке вызывала пожарников, но где-то внутри они все осознавали, что уже слишком поздно. Даже выход из комнаты теперь оцепил вездесущий огонь. Жар и смрад практически сразу забил глаза и рты всем, кто находился здесь. Фриск отчётливо видела, как все вокруг сдаются. Как Азгор падает на колени, хоть и пытается кому-то помочь. Как Чара передвигается ползком к выходу, но на половине пути падает на пол и не может больше встать. Сама Фриск даже не могла попытаться встать на ноги. Она возвела глаза к потолку, понимая, что подвела всех. Никто не придёт. Искры пламени вокруг лихо плясали, устраивая вокруг падших героев истории свой праздник жизни. Свежую рану на пальцах уже стали прижигать первые язычки огня. Кругом раздавался треск, где-то внизу слышались людские крики, а здание вело себя слишком нестабильно. Фриск сомкнула веки, вслушиваясь в звуки вокруг. Интересно, если она умрёт, то встретит маму? Может, оно и не стоит таких сильных страхов? Вдруг и правда мама снова обнимет её там, наверху? Фриск сладко улыбнулась, вспоминая напоследок самое приятное в своей жизни. Вряд ли мама вообще отпустила её одну в Андервилль. Теперь, наверное, они наконец-то снова встретятся? В это так сильно хотелось верить, что Фриск позволила себе перестать бояться. Там, наверху, им всем будет гораздо лучше, чем здесь, где столько дел сделано. От странных и даже жутковатых мечтаний её неожиданно вырвал новый звук. Чудом уцелевшие после взрыва окна резко разлетелись, осыпая осколками помещение. Где-то там, снаружи, шумели лопасти вертолёта. Неужели кто-то и правда не собирается бросать их здесь? Она кое-как заставила себя приподняться на локтях, окидывая кратким взглядом картинку вокруг. Пламя неистово плясало по комнате, уже понемногу добираясь до тех, кто позволил себе отключиться. Рассветную зарю, что понемногу раскрывалась там, снаружи, и вправду заслонил здоровенный пассажирский вертолёт. Он подлетел практически вплотную к зданию, дверь открылась, и из корпуса полезли спецназовцы. Они запрыгивали внутрь, хватая первую попавшуюся жертву катастрофы, и затаскивали обратно, в вертолёт. Фриск метнула молчаливый, безмолвный взгляд к ним – от нехватки воздуха она даже не могла вскрикнуть. Когда кто-то из работников спецназа взял её на руки, она выхватила из общей галиматьи бега, команд и пламени знакомый силуэт. Человек с яблоками, таинственный незнакомец, что когда-то уже спас её жизнь, теперь бережно взял на руки Чару. Тоненькую, хрупкую, еле-еле способную дышать. Он прижал её к себе покрепче и понёс туда, на воздух, в крепкий бронированный корпус вертолёта. И Фриск отлично слышала, как она, приоткрыв глаза, взглянула своему спасителю в лицо и, мгновенно побелев, шепнула: - Пушистик? - Да, Чара. Это я, твой лучший друг. После этого она отключилась, как и другие, а заботливые руки спасителя бережно возложили её рядом с Фриск. Медленно, но верно бойцы спецназа перетаскивали каждого внутрь корпуса вертолёта, где за каждым из них старательно ухаживал полностью отрезвевший Бургерпэнтс. Именно он, придя в себя, вызвался помогать неожиданно прибывшим товарищам, а заодно и разузнать, что точно произошло. Как был, в мятой рубашке, брюках и галстуке, он неожиданно тепло и даже весело улыбнулся Фриск: - Эй. Всё хорошо. Это дерьмо скоро кончится, вот увидишь. Вот и последние пострадавшие с ожогами и ранами оказываются внутри. Как и знакомые и друзья Фриск, так и случайные медики и офицеры полиции. Последние бойцы спецназа, вытаскивая на своём горбу хрупкую Маффет, доложили о том, что здание чисто. Кажется, огонь полностью охватил комнату, следовало отправляться отсюда восвояси. Как вдруг неожиданно резкий голос Бургерпэнтса раздался едва ли не на весь вертолёт: - Где Меттатон?? И верно, при повторном пересчёте выяснилось, что отрубившаяся звезда так и не была найдена. А ведь он наверняка всё ещё там, со сломанной ногой, да ещё и без сознания! Кажется, кого-то спецназ всё-таки упустил. Неожиданно осознав то, что Метта всё ещё там и, возможно, уже охвачен пламенем, Пэнтс просто взвился, словно ужаленный. - Отлично, дебилы, чтоб вы там президента страны забыли!! – и, наплевав на любые попытки принятия помощи, он выскочил обратно, в сошедшую с ума от огня комнату. Внутри находиться было практически невозможно, и почти сразу Пэнтс пожалел о том, что вообще решился на такой поступок и не доверил это спецназу. Они хоть и дебилы, но секретарь был совершенно не защищён, а до кучи ещё и с детства боялся открытого огня. И потом, кажется, теперь пройти сквозь комнаты было чуть ли не невозможно. Но где-то внутри он знал, что сможет. Рецепт прост – ему было просто наплевать. Всё, что угодно, могло происходить вокруг, но где-то там Меттатон, со сломанной ногой и совсем беззащитный. - Ох, еб твою мать, а ведь знал я, что так будет! – выкрикнул истерзанный жизнью работник и ломанулся навстречу угрозе. Дым набивался в лёгкие, кто-то из вертолёта кричал ему, веля вернуться назад. Пятки мучительно жгло сквозь туфли из заменителя кожи, а рубашка, кажется, тоже готовилась загореться. И наверняка загорелась бы, пока он искал своего трижды проклятого босса по комнате, если бы из дальнего угла неожиданно не раздался негромкий, еле слышный сквозь весь этот гвалт, стон. Меттатон был на грани мучительной отключки. Он слышал голос своего лучшего секретаря, который только был за всю историю, слышал, как тот кричит и зовёт его. Хотелось ответить, воззвать к помощи, но горло просто не могло вобрать воздуха. Ведь воздуха не было. Вдохнуть было банально нечего, а едкий чёрный дым обжигал лёгкие. На глазах стояли слёзы, мешая даже что-нибудь разглядеть. Где-то внутри Меттатон был полностью пропитан паникой. Он не умел абстрагироваться от ситуации, и сейчас ему было очень страшно. Он не стал делать новый вдох, он лишь выдавил из себя последнее, позвав этим единственным стоном на помощь. - Метта!! – знакомый и родной голос раздался совсем рядом. Меттатон почувствовал, как его берут на руки, как знакомые шершавые пальцы секретаря крепко в него вцепляются, - Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо! Я тебя вытащу! Успев лишь коротко окинуть его лицо взглядом, Меттатон сомкнул веки и прижался к нему, едва заметно дрожа. Огонь вокруг с насмешкой плясал и прыгал, оставив на теле шоумена весьма и весьма болезненные ожоги. Кажется, Пэнтси тоже было больно, а его сгоревшая рубашка, которую пришлось снять, валялась среди обломков. Шаг за шагом, прыжок за прыжком – и долгожданный глоток воздуха с лёгкой примесью кожи ударяет ему в лицо. Пэнтси передаёт его в чьи-то чужие руки, которые он не узнаёт, его кладут ко всем, горизонтально, кто-то пытается обработать его сломанную ногу. - Вот видишь? Метта, слышишь меня? Мы справились, всё хорошо, Метта. Дыши глубоко, не халтурь. Дыши, дыши, надо прочистить лёгкие. Под статичные реплики Пэнтса, что бережно держал его голову на своих коленях и помаленьку массировал грудную клетку, Меттатон слегка улыбнулся и вырубился, наконец прекращая бояться. Кажется, теперь уже никому не страшно. Дверь вертолёта закрывается, а сам он, вместе с кучей спасённых из адского пекла душ, улетает прочь, завершая спасательную операцию. Следующая неделя прошла как в тумане. Она была настолько перенасыщена событиями, что Фриск на мгновение показалось, будто она вот-вот тронется умом. Едва дождавшись, когда все пострадавшие встанут на ноги, народ потребовал объяснения. Ядро, как выяснилось позже, и вовсе рухнуло, уже навсегда погребая остатки трупов, брошенных Чарой на мясо. Фриск никак не могла перестать прятаться от репортёров, а Бургерпэнтс старательно никого не пускал к отходящему от шока боссу. Никто не хотел ни о чём говорить, но население требовало ответов. И эти ответы, как никто другой, мог дать им он. Азриэль. Сын мэра, что столько лет считался мёртвым и даже имел свою, хоть и пустую, могилу на кладбище, теперь вовсю разглагольствовал перед народом. Он нравился людям. Оказалось, что многим он по случайностям помогал, с кем-то он в давней дружбе, а те же, кто его знать не знал – просто покорились его поставленной речи, большим амбициям и обещаниям того, что скоро всё будет хорошо. Настала пора разбираться в многочисленных судебных процессах, ведь многие заслуживали наказания. Тягомотина эта, казалось, длилась вечно. Фриск навсегда запомнит, как она говорила с Азриэлем о них всех. О том, почему «Скелеты» заслужили свои права на покой, почему Чару ни в коем случае нельзя оставлять в городе, да обо всех на свете. Младший Дриимурр в ответ лишь улыбался и медленно кивал, обещая, что на суде он непременно за них заступится. В конце-концов, происходящее пока что было известно лишь в самом Андервилле, а потому системой правосудия можно было и пренебречь, если договориться с населением. Сама она тоже была обязана присутствовать на всех судебных разбирательствах, что очень сильно давило на мозг. Фриск безумно устала, ей так сильно хотелось домой, что она была готова заснуть даже на плече Азриэля, в машине которого ехала. Они затормозили, и Дриимурр, одёргивая полу пиджака, вылез из салона, закрывая машину и улыбаясь. Их ждало заседание суда. - Я схожу к ней. Ты со мной? Вижу, что нет. Надеюсь, что наш план не провалится. Давай, Фриск, я в тебя верю. И, оставив Фриск медленно отправляться в сонное царство в одиночестве, он направился в здание, где содержались люди на предварительном заключении. Там его ждала встреча, о которой он думал все эти годы. Чара сидела в пустой комнате, там стоял только стол и два стула, на одном из которых она и восседала, опустив голову и ни на кого не смотря. Кажется, в этой ситуации не выиграл никто. Она медленно дышала, стараясь хоть в чём-нибудь себя контролировать. Что теперь будет – она догадывалась. Скорее всего, пожизненный срок. Теперь ей некуда было деваться от собственных поступков. Чара прекрасно понимала, что ей нельзя в тюрьму – там её состояние усугубится так, что можно будет смело трогаться с катушек и вести себя как Флауи. Дверь негромко приоткрылась, и в комнату для допросов просочилась уже ставшая знакомой фигура в фиолетовом костюме. Да уж, похоже, он никак не прекратит свою лживую болтовню перед народом. Хотя, так ли Азриэль лжёт? Она не знала. Она теперь вообще ничего о нём не знала. Дриимурр негромко попросил конвой оставить их и закрыть за собой дверь, после чего сел напротив любимой сестры, одним взглядом заставляя поднять голову. - Ну, рассказывай. Как ты до такого докатилась, Чара? - Мне плевать, Пушистик. Не поверишь, мне и правда плевать. До тех пор, пока ты не скажешь, почему ты меня бросил. Где ты был? Почему, Азриэль? - Я полагаю, я задолжал тебе объяснение, - он протянул руку и аккуратно отстегнул наручники от её запястий. Из сумки, что была у него с собой, на столе оказались два бокала и бутылка её любимого полусладкого вина. Белого, не красного. Азриэль аккуратно разлил вино по бокалам и дождался, пока Чара сделает глоток. Так она уж точно будет и теплее с ним, и куда честнее, - Если ты и правда хочешь знать, где пропадал твой лучший друг все эти годы – я расскажу. Всё началось в тот день, когда я прятался от семьи в амбарах. Мне сперва тоже показалось, что это был хороший план. Но те люди, что украли меня оттуда, видимо, тоже так считали. Двое мужчин, один с длинной бородой, а другой с усами, пышными такими. Зажали мне рот, усыпили, даже пискнуть не дали. И куда-то унесли. После я был уверен, что ты искала меня. И не только ты, мама и папа тоже. Но я никак не мог подать вам сигнала. Когда я очнулся после снотворного, то понял, что оказался в подвале, прикованный к стенке. А на другом его конце, напротив меня, сидел он. Флауи. Он был младше меня, тощий и изодранный, весь в синяках. Плевался в меня ненавистью и шипел на похитителей. Стоит ли говорить тебе о том, что творилось с нами двумя потом? Видела шрамы, что у Флауи на запястьях и шее? – получив утвердительный кивок головы, Азриэль грустно улыбнулся и слегка опустил ворот рубашки. На его красивой ровной шее также красовались рубцы, - Следы от кандалов время не исцелило. Время понемногу текло, и мы с Флауи стали друзьями. Он сперва мне не доверял, даже слушать меня не хотел. Но потом и сам стал делиться мыслями. Говорил о том, что родные мама и папа его употребляли героин. И за дозу продали его этим людям. Мы росли в этом жутком месте, а наши похитители, эти помешанные извращенцы, понемногу привыкали к нам. Мы больше не сопротивлялись, стали хорошими и покорными мальчиками. Хороший план, правда? Собственно, Флауи его и придумал. В таком режиме, благодаря нашей покорности, мы прожили у них несколько лет. Безусловно, эти шизанутые не гнушались бить и насиловать нас, как раньше, но они знали теперь, что мы ничего не сделаем. Честно скажу тебе, Чара, нам обоим хотелось блевать, но сквозь это мы говорили, что любим их. Со временем нас стали выпускать из подвала в дом, а разок даже водили на шлейке на улицу. Жили мы тогда в доме на отшибе, до города пешком не добраться. И в один день мы совершили ту месть, что Флауи так долго планировал. Он хорошо объяснил мне, наивному идиоту, что некоторые просто заслуживают смерти. И я с ним до сих пор согласен. В одну из ночей мы сделали глубокий вдох и осуществили долгожданную месть. Весь день строили покорные мордашки, умильно улыбались, порой даже сами приставали, чтобы потом, когда они сомкнут глаза, вооружиться кухонными ножами и навсегда покончить с этим. Я зарезал бородача практически сразу, несколькими ударами в глотку. Он даже закричать не успел, только блевал кровью. Флауи же мучил второго не меньше часа прежде, чем наконец разрезать его вены. Трупы мы расчленили на куски и, спустившись на основную трассу, выбросили вниз, к скалам. Там никто не стал бы никого искать. С тех пор мы так и остались в этом доме. - Но…почему? Почему вы не вернулись? Не дали никакого знака, раз были свободны? – Чара уже сама налила себе второй бокал и практически мгновенно его осушила. В глазах милой сестры замелькала тревожность, она на глазах оживала. - Флауи мне не позволил. Видишь ли, за всю его жизнь он мог доверять только мне. Мама и папа предали его, а незнакомцы всегда отворачивались. Он ненавидел весь мир, и у него были на то причины. Я был ответственен за него и за его психику, Чара. Он взмолился тогда, чтобы я не уходил назад, ведь иначе он снова останется один. Он не был готов идти во внешний мир в одиночестве. И я пообещал, что останусь с ним до тех пор, пока он не будет готов. Вспомни себя, Чара. Разве ты не была такой же, когда я тебя встретил? - Да, я…я и правда тогда ненавидела весь свет. Мама бросила, променяла на психа. Дома не было, а люди словно только подножки ставили, - кажется, Чара медленно начинала понимать причину, по которой Азриэль не смог вернуться домой, освободившись, - Вот только у меня появились вы. - Верно. А я всегда знал, что моя сестра умнее всех на свете, - он тепло улыбнулся, касаясь её руки и чуть сжимая её, - А у него был только я. Мне нельзя было открыть мою личность преждевременно. Чара, ты…о боже. Кажется, Чару просто безумно трясло. Третий бокал вина она влила в себя уже через силу, просто чтобы как-нибудь унять дрожь. Она совершенно запуталась. Страх, ненависть, остатки любви и, что самое странное, жалость рвали её сердце на куски. Она всегда мнила себя бессердечной, и совсем немногие могли понять, что это и близко неправда. Те, кто был по-настоящему ей близок, кто смог заглянуть под оболочку из холода и равнодушия. У неё действительно было сердце, способное чувствовать, и именно оно сейчас так бешено колотилось, когда брат встал со стула и крепко её обнял. Чара дрожала, вцепившись в его прекрасный костюм обеими руками. Теперь она казалась ему такой маленькой, кое-как тыкалась носом в плечо. Это действительно она? Та самая, что так саркастично, но в то же время тепло улыбалась, получив тот прекрасный подсолнух? - Где Фриск? – выдавила она, не поднимая взгляда. - Она ушла на заседание. Чара, послушай меня внимательно. Слушаешь? – вновь получив утвердительный кивок, Азриэль слегка отстранил сестру от себя и взглянул ей в глаза, - Фриск придумала, как можно спасти тебя от тюрьмы. Только ты должна полностью следовать плану. Чара вопросительно смотрела брату в глаза, лишь ожидая от него дальнейших инструкций. Это было последнее заседание суда из всех. Фриск в привычном фиолетовом костюме спокойно и негромко отвечала на вопросы с разных сторон, приводя всяческие доводы в пользу Чары. Разумеется, народ был готов линчевать её, лишь узнав обо всех тех кошмарах, что она натворила. Более того, Санса, её заклятого врага, на суд никто не пустил. Все боялись, что он не сдержится и устроит самосуд. И наверняка не безосновательно. Она чувствовала себя ужасно. Чара практически совсем не говорила с судом. Она сгорбилась на скамье подсудимых и молчала, даже не пытаясь смотреть в зал. Словно всё это и вовсе её никак не касается. Только когда сам судья напрямую задавал ей вопросы, она кое-как пыталась ответить на них и тут же снова замолкала. Да и сама она выглядела так, словно сидела не в камере предварительного заключения, а в самой настоящей тюрьме. Фриск прекрасно знала, в чём причина так внезапно отросших волос, молчаливого безумного взгляда и невозможно бледной кожи. Ведь остальной зал, полный остервеневшего народа, не мог вспомнить Чару в лицо. А силами Азриэля отыскать в колонии кого-то, кто будет в состоянии её заменить – проще простого. Эту девушку звали Кая, и она была ответственна за жестокое массовое убийство в день своего 16-ти летия. Сидела уже пять лет, не меньше. Она была безумна, по-настоящему, и даже Фриск знала, что спасать её поздно. Пускай эта психопатка, хоть и неосознанно, но сослужит хорошую службу. Ведь Чара Дриимурр в это самое время была уже в совсем другом месте. Да, совершенно верно. Подкупив охрану, Азриэль вывел сестру через чёрный вход и спрятал в своей машине, а сам вернулся точно к началу заседания суда. У Фриск не оставалось сил. Она так сильно устала, что сейчас даже не могла ни о чём думать. В голове красовалось нагромождение из проблем, неприятностей и сложностей, не говоря уже обо всём том, что им довелось пережить там, в Ядре. Фриск очень хорошо чувствовала одно – ей нужен отдых. Долгий и спокойный, который позволит на некоторое время потонуть в обыденности, взвесить все «за» и «против» случившегося и смириться с тем, что на её голову свалилось такое огромное приключение, полное крови и грязи. Она даже не слушала приговор, ведь знала, что он не имеет смысла – Кая уже приговорена однажды. Фриск медленным шагом покинула здание, выходя на широкое мраморное крыльцо. Голова была невыносимо тяжёлой, хотелось пить. На улице разыгрался снег, кажется, совсем скоро новогодние праздники. Где-то в голове прощальной лёгкой болью укололо воспоминание: мамины новогодние кексы. Азриэль поравнялся с ней, глядя на то, как люди спускаются вниз по ступеням, жарко обсуждая судебный процесс. Кажется, все были просто восхищены. - Ну что, Фриск, по домам? – Дриимурр улыбнулся, легонько потрепав её по волосам. Его вопрос прозвучал так мило, так по-детски, словно это не они только что обманным путём спасли преступницу от заключения. Словно ничего и не случилось, будто Азриэль – просто одноклассник, что прогулялся с ней как-то раз по парку и теперь предлагает расходиться. Фриск на секунду вновь вообразила себя ребёнком. Она гуляет с одноклассником, который очень любит играть в снежки. Он сильно кидается, но если сделает больно – обязательно извинится и поможет. Он идёт напропалую, всегда веря в свою победу. И носит даже зимой эту свою странную кепку, которую вечно сшибает снежками. Как же его звали? Такой был приятный парнишка. Мама высовывается из окна и зовёт их обоих на чай с кексами, но он отчего-то смущается и говорит, что ему пора домой. Натягивает кепку аж на глаза, прощально кидает в Фриск снежком и убегает. Тогда был точно такой же снег, точно такие же прекрасные огни фонарей. И такое же странное чувство, словно сомнение – а всё ли она сделала правильно? И только теперь Фриск вспоминает – её одноклассника, что всегда шёл наперекор другим, защищая её, звали Баттер. Это воспоминание о сладком, беззаботном детстве добило её. Фриск не выдержала, нервы сорвались после столь долгого и мучительного натяжения. Она закрыла лицо руками и громко разрыдалась. Слёзы подступили так внезапно, и их было так много, что Фриск просто не смогла удержать себя, как делала это всегда. Колени предательски затряслись, а ноги подкосились. Она сидела посреди мраморного крыльца, усыпанного снегом, и рыдала в полный голос, вспоминая и перебирая в голове всё, что пережила. Азриэль не стал удивляться и задавать идиотских вопросов. Он присел рядом, не гнушаясь испортить своё чёрное пальто, и обнял изничтоженную девчонку, что-то приговаривая. За всхлипами и слезами Фриск не могла разобрать ни одного его слова, а голос Дриимурра так сильно напоминал сейчас Баттера, что плакать хотелось только сильнее. Голова стала невыносимо тяжёлой, а нос мгновенно потёк. Она ревела посреди улицы, словно маленький ребёнок, собирая свои порванные нервы обратно, в опрятный клубок. На сердце становилось гораздо легче, ведь не плакала Фриск уже очень, очень много лет. Да и плакала ли вообще? Она сейчас не могла вспомнить. Она могла только плакать. Истерика закончилась только спустя десять минут. За это время она умудрилась истратить весь запас салфеток Азриэля и, как она сама считала, помыть слезами всё крыльцо. И только спустя это время, закинувшись таблеткой валерьянки от случайного прохожего, Фриск тяжело выдохнула, приходя в себя. Глаза были до отвращения красными, а щёки полыхали, но на душе теперь было гораздо легче. Словно огромный камень рухнул с плеч. - Фриск, всё кончилось. Идём в машину, скоро нашу подсудимую тут потащат. - Чара в машине? - Да. Не бойся, она заснула там, когда я уходил. Вам же есть о чём поговорить, да? Фриск не ответила. Она поднялась на ноги, хватаясь за Азриэля, дабы не свалиться на скользком от снега вперемешку со слезами крыльце. Пальто обоих теперь были в снегу, но это не имело никакого значения. Аккуратный тёмно-синий автомобиль Дриимурра уже поджидал их на парковке. Чара на заднем сидении, как оказалось, и правда спала, а потому Фриск села туда же, бережно положив её голову себе на колени. Азриэль сел за руль, коротко покосившись на девочек, и автомобиль скрылся в ночной метели. Где-то спустя около десяти минут после того, как Дриимурр увёз их восвояси, двери зала снова открылись. Охрана оцепила двор перед зданием суда, а бронзовая Фемида там, наверху, окончательно скрылась под снежными хлопьями, словно презирая акт вандализма над правосудием, что здесь произошёл. Подозреваемую вывели на улицу. Она не брыкалась и не сопротивлялась, лишь безумно скалила зубы. Ведь именно такой образ сумасшедшей и понравился бы народу, верно? Он помог бы дать им то, чего они так сильно хотят. В том числе и тому, кто сейчас сидел на крыше дома напротив. А точнее, лежал, подготовив прекрасную снайперскую винтовку. Санс не был согласен. Самого его в здание суда никто не пустил, предполагая, что он может нарушить процесс. И полагали они так совершенно правильно, ведь он всеми фибрами души бесился тому, как легко она избегает смерти, которой так давно заслуживала. Ведь каждый знал обнародованную правду, все они теперь ненавидели её всеми фибрами души. Чара Дриимурр должна была сдохнуть. Когда Мороженщик, которого пустили на суд, разболтал Сансу о пожизненном сроке, «Скелет» вскипел. Хорошо, что теперь его жар в состоянии потушить снежные хлопья, что сыплются на него с небес, а также прекрасная, сладкая, холодная месть. Он усмехнулся собственным мыслям, запуская пальцы в волосы, и коротко отпил из привычной бутылки из-под кетчупа. Какой, однако, высокий дом, отсюда при желании даже можно было увидеть деревню Тэм. Стараясь не думать ни о чём, что хоть сколько-нибудь было связано с Фриск, он прильнул глазом к оптическому прицелу, старательно наводя его на фигурку, которую под белы рученьки тащили к машине полицейские. Ты посмотри только, сколько народу вокруг себя собрала эта сучка. Санс в немом вожделении этого момента закусил губу, ощущая вкус крови во рту – прокусил насквозь от переизбытка эмоций. - Какой прекрасный сегодня денёк, да, Чара? Снежок сыпется, снегири свистят. В такие дни девчонки вроде тебя… Кажется, полицейские заметили мелкую красную точку, вот только смысла в этом не было уже никакого. Он выстрелил прежде, чем они успели поднять тревогу. Бездыханное тело преступницы с пробитой насквозь головой безжизненно, будто мешок с картошкой, свалилось на землю. Он поспешно убрал винтовку, чтобы не оказаться замеченным, и слегка сполз вниз, скрываясь за бортиком крыши. Сансу не дано было узнать, кого он только что прикончил, но сладкое, поглощающее с головой чувство удовлетворения разлилось внутри, словно свежий горячий грог. Он достал привычную синюю пачку из кармана и флегматично закурил. Струя дыма потекла в прекрасные снежные небеса. Ему никогда не было так хорошо. - …должны гореть в Аду.