Love is a battlefield

Крис заходит в аудиторию с таким видом, словно там его поджидает святая инквизиция. И дело даже не в том, что он боится учёбы. Крис немного смущен предстоящей встречей с Себастьяном. Нет, он не боится ни его, ни его дружков. Просто оказавшись в такой ситуации любой нормальный человек неизбежно испытает неловкость. У судьбы дерьмовое чувство юмора: претендуя на место, которое ему совершенно не нужно, Крис мешает человеку, для которого это действительно важно. Паршиво, правда? А самое паршивое, что они вполне могли бы стать неплохими приятелями с этим Себастьяном. Конечно, румынчик выглядит как унылое дерьмо в своём неизменном костюме-тройке, но Крис чувствует, что этот парень не так прост, как кажется. К тому же, Себастьян здорово общается со Скарлетт, а она в людях не ошибается. Но судьба распорядилась так, как распорядилась, и изменить что-то не в силах Криса. В аудитории он чувствует враждебность буквально кожей. Добрая половина студентов смотрит на Криса так, словно он грохнул их любимую бабушку. Хмурый, как грозовая туча Себастьян сидит на шестом ярусе рядом с Маки, Джереми и каким-то обаятельным парнем, которого Крис раньше не видел. Кажется Скарлетт называла его Райаном. Все четверо сверлят Криса ненавидящим взглядами. Наверное, если бы не буйный отец, Крис бы сейчас вобрал голову в плечи и постарался прошмыгнуть к свободному месту как можно более незаметно (ладно, признаем, если бы не отец, Криса бы здесь вообще не было), но закалённый вечной борьбой за право на собственное мнение, он смело проходит к свободному месту на третьем ярусе и даже весело машет Себастьяну рукой. Ещё пара студентов смотрит на Криса недоброжелательно. Стройный подтянутый парень в неприлично дорогом костюме от бриони осуждающе качает головой, а сидящий рядом с ним широкоплечий блондин и вовсе разминает руки а-ля "сейчас кому-то будет больно". Когда Скарлетт говорила, что Крису лучше держаться подальше от друзей Себастьяна, она как-то забыла упомянуть, что в приятелях у него полгруппы. Крис садится на скамейку и даже достаёт тетрадь. На всякий случай нотную. Нет, ну а мало ли? Лучи враждебности настигают его со всех сторон. Новоиспечённые студенты переговариваются, тычут в его сторону пальцами и неодобрительно цокают. Да уж, сарафанное радио здесь работает слаженно, как часовой механизм. Спустя десять минут, которые кажутся Крису настоящей вечностью, в аудиторию заходит Скарлетт. Она сногсшибательно выглядит, благосклонно улыбаясь в ответ на восхищённые взгляды львиной доли мужской и даже некоторой части женской половины студентов. Скарлетт, умница, быстро оценивает обстановку, и размашистыми шагами, удивительно крупными для такой тонкой шпильки, направляется к Крису. Она падает рядом с таким невозмутимым видом, словно это не её сейчас прожигает взглядом Маки. – Твои друзья не очень-то рады такому выбору, – понуро шепчет Крис. Нет, он благодарен Скарлетт, но не хочет принести проблемы ещё и ей. – И тебе привет, Крис, – обворожительно улыбается Скарлетт. – Во-первых, ты такой же друг, как и они. Во-вторых, я выступаю за честную игру. Себастьян справится здесь и без меня. Ты - нет. Поэтому закрыл ротик и перестал ныть, как баба. Скоро пара начнётся. И пара действительно началась. У Криса отнимаются кончики пальцев, когда мистер Нобэл сообщает, что сегодня они должны сыграть какое-нибудь любимое произведение. На основе этого маленького теста пед.состав будет оценивать реальные возможности каждого студента. Мысли Криса лихорадочно мечутся, стуча о черепную коробку набатом. Когда он в последний раз подходил к фортепиано? Лет пять назад. Может даже больше. Как раз перед тем, как забросить музыкальный колледж. Так, что там у нас есть? Белые клавиши - чистые ноты, чёрные - диезобемоли, повышающие или понижающие ноту. Правая педаль используется для обогащения мелодии обертонами или использования легатто, а левая для... для... Всё плохо. Всё очень-очень плохо. Крис не помнит, для чего нужна левая педаль. Тем более не в состоянии выудить из памяти ничего о предназначении средней. Да он даже правую толком не вспомнил! Между тем студенты начинают выходить на странную помесь кафедры и сцены. Инструментов там стоит великое множество. Краем глаза, всё ещё задыхаясь от липкой паники, Крис замечает Маки. Даже не удивительно, что чёрный парень - саксофонист и сейчас играет джаз. Ожидаемо. Вполне. Крис не может сказать, хорошо ли играет Маки. Чисто поверхностно он, конечно, слышит, что партия идёт правильная. Пару раз Крис всё же улавливает фальш, чему сам безмерно удивляется. Нет, не потому, что он уверен в супермузыкальных способностях Маки. Просто Крис не ожидает, что его слух остался музыкальным, а в голове сохранились хоть какие-то знания. Мистер Нобэл вызывает студентов рандомно, по критериям, ведомым лишь ему одному. Наконец, очередь доходит и до Криса. – Кристофер Эванс, – объявляет мистер Нобэл. Честно, сильнее своего полного имени Крис ненавидит только второе в исполнении отца. Ноги странно заплетаются, а живот скручивает тугим спазмом волнения. Даже не подойдя к инструменту Крис чувствует, как дервенеют его пальцы. Всё было бы совершенно иначе, если бы в аудитории, среди множества разномастных инструментов оказалась хоть одна гитара. Но её нет. И Крис подходит к огромному лакированному роялю, как приговорённый к смерти. Он судорожно пытается вспомнить хоть одно классическое произведение, назначение треклятых педалей и то, в каком положении нужно сидеть. Потные руки неуклюже елозят по холодному лаку, а сам Крис готов со стыда сгореть. На ужасно неудобном пуфике никак не удаётся устроиться нормально. – Да не волнуйтесь так, мистер Эванс, – успокаивающе говорит мистер Нобэл. Если бы он только знал, что Крис не помнит абсолютно ничего. Пару долгих мгновений он впадает в ступор, совершенно не реагируя на окружающий мир. И в реальность Криса возвращает, как ни странно, практически откровенный смех Маки. Себастьян же смотрит на Криса немигая. Он выжидет, как охотник. И у Криса нет права потерпеть провал. Только не в этот раз. Крис касается белой клавиши неуверенно и осторожно, словно за ней припрятана пара гадюк. Что это? Соль? Похоже на соль. А может и нет. Песни своей группы Крис писал по принципу "дергаю все, что нравится". Фортепианное же звучание нот из головы улетучилось далеко и надолго. Тем не менее, Крис делает глубокий вдох и вдруг начинает что-то играть, к величайшему удивлению даже для самого себя. Крис уходит в музыку с головой. Кажется, он сливается с роялем в единое целое, чувствует каждый децибел разливающихся вокруг звуков. Клавиши мелькают под пальцами с такой скоростью, словно это не игра на настоящем фортепиано, а бездарное цокотение по дешёвому симулятору. Но звук, конечно же, не идёт ни в какое сравнение с суррогатными мелодиями современных гаджетов. Мистэр Нобэл, Скарлетт и ещё пара студентов аплодируют. Крис дышит, как загнанный зверь, а весь мир вокруг словно переменился. Сейчас, в эту самую секунду Крис совершил что-то необычное и неожиданное для себя. – Прекрасно, мистэр Эванс, – говорит мистер Нобэл. – У Вас потрясающее чувство музыки. Только одна просьба. В следующий раз постарайтесь не играть на уроках эстрадные произведения, хорошо? Это против правил. И только сейчас Крис понимает, что умудрился сыграть Пинк. Студенты мелькают бесконечной чередой. Да что ж их так много-то, а?! Себастьяна вызывают одним из последних. Крис замирает напряженно, практически так же, как и перед собственным выходом. Он переживает то ли за Себастьяна, то ли за то, что румынчик действительно окажется лучшим. Понять это сейчас у Криса не получается никак. Но внутренности замирают, как возведенный курок. Скарлетт говорила, что Себастьян лучший. Он выходит неторопливо и собранно, не чета дерганному перепуганному Крису. Садится в ровную правильную позу, подбираясь всем телом, словно в Себастьяна вколотили кол. Сегодня на нём другой костюм-тройка. Средней степени дешёвости, купленный в какой-то малоизвестной уценённой коллекции. Но сидит этот костюмчик и правда хорошо. Крис видит рельефные аккуратные мышцы, перекатывающиеся под рубашкой. Себастьян вздыхает и начинает играть. – Шопен. Этюд номер три. Ми-мажор, – лаконично шепчет Скарлетт. Крис благодарен ей. Возможно он и слышал это произведение раньше, но сейчас не вспомнил бы ни за что. А знать, что играет Себастьян - любопытно. Может, всё дело в субъективном восприятии, но этот этюд напоминает Крису самого Себастьяна. Сначала мелодия идёт плавно, полная лиричной, глубоко интимной грусти. Она похожа на глаза Себастьяна в те моменты, когда он не сверлит Криса ненавидящим взглядом. Что-то не поддающееся объяснению, глубокое и безысходное скрыто в них, за внешним спокойствием и аккуратностью. Но в следующую секунду мелодия взрывается драматичными, даже в какой-то мере дисгармоничными аккордами, полными ярко выраженного бешенства и ярости. Именно таким Крис увидел Себастьяна впервые. Сердитый, отчаянно ругающийся на непонятном языке. Бурный, как горная река после дождя. А затем всё стихает. Снова пиано, снова лиричное спокойствие, полное плавной протяжности. Все внутренние демоны заперты на замок. Утро. Ясно. Себастьян в костюме-тройке чинно сидит на ступеньках входа в консерваторию и сосредоточенно грызёт колпачок ручки, внося собственные пометки в свежераспечатанную партитуру. Мелодия заканчивается. Себастьян встаёт, отвесив церемониальный поклон, а студенты аплодируют. Гораздо больше студентов. Но это понятно и так. Крис растерянно машет головой, отгоняя странное наваждение. Привидится же такое! Чёртов Шопен. Чёртов Себастьян. – Я же говорила, что он лучший, – шепчет Скарлетт. Глаза её восторженно блестят, а на губах играет шальная улыбка. Крис вздыхает. Да уж. С этим даже не поспоришь. Но у мистера Нобэла есть своё мнение на этот счёт. – Мистер Стэн, Вы блестяще отыграли партию. Ни малейшей заминки или ошибки. Чётко. Слаженно. Ясно. Придраться не к чему. Но есть другая проблема, – мистер Нобэл задумчиво складывает руки на груди. – Вы не чувствуете музыку. Идеальная, не побоюсь этого слова, техника. А за ней ничего. Пусто. Нет понимания того, что Вы играете. Вот о чём этот этюд? – О польской революции, – без заминки отвечает Себастьян. – Неверный ответ, мистер Стэн, – вздыхает мистер Нобэл. – Он о любви. О любви человека к Родине. О тоске по ней. О боли, которую причиняет разлука. О тревоге за будущее своей страны. Но в первую очередь о любви. Больше чувств, мистер Стэн. Вы меня понимаете? – Себастьян коротко кивает. – Садитесь. Следующий, мистер Генри Рокбел. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что Себастьян раздосадован. *** – Мистер Стэн, мистер Эванс, задержитесь на минутку, пожалуйста, – просит мистер Нобэл по окончании пары. Себастьян пожимает плечами в ответ на какой-то вопрос Джереми, а Крис страдальчески закатывает глаза. Он примерно догадывается, о чём сейчас пойдёт речь. Себастьян становится по другую сторону от мистера Нобэла, очевидно, не желая приближаться к Крису. Детский сад, ей-богу! – Сегодня я посмотрел на вас, – начинает мистер Нобэл. – Вы, мистер Стэн, и Вы, мистер Эванс, оба достаточно одарённые молодые люди. Нам нужны такие студенты. Но обстоятельства складываются таким образом, что по окончании семестра один из вас должен будет уйти. Вы понимаете это? – Два практически синхронных кивка. – А вы понимаете, что поблажек педагогический состав не будет делать никому? – Снова бесстрастные кивки. – При всём уважении к Вашему усердию, мистер Стэн, и Вашей музыкальности, мистер Эванс, – Крис готов поклясться, что у Нобэла чуть не сорвалось "... Вашему отцу", – мы будем внимательно следить за каждым вашим занятием. Вы оба находитесь под пристальным вниманием. Права на ошибку нет. Постарайтесь показать всё, на что вы способны. Ясно? Крис снова кивает, как заведённый болванчик, а Себастьян неожиданно говорит: – Мистер Нобэл, это несправедливо! Вы сами идёте в обход правил, позволив Эвансу сыгарть эстраду. Это нечестно по отношению к студентам, готовившим первое прослушивание не один день! На себя намекает что ли? Крис с трудом удерживает усталый вздох. Можно подумать ему это нравится! – Мистер Стэн, а задание было "сыграть любимое произведение". У мистера Эванса видение такое. Ещё вопросы есть? Себастьян отрицательно машет головой и пристыженно замолкает. – Вы свободны. Пока. Крис нагоняет Себастьяна где-то на середине коридора. Ловко хватает за плечо и разворачивает к себе. – Что надо? – угрюмо спрашивает Себастьян, не скрывая брезгливого презрения. – Слушай, хватит. Прекращай ломать дешёвый спектакль с этой лютой ненавистью. Так получилось. Поверь, от меня здесь зависело даже меньше, чем от тебя. И я тоже не в восторге от сложившейся ситуации. Но так вышло. Это жизнь. Ты же лучший, Себастьян. Так чего ты боишься? Доучись спокойно семестр, дай доучиться мне и вылететь. Это моя судьба в таком случае пойдёт по пизде. А у тебя всё будет в шоколаде. Договорились? – Крис говорит запальчиво. Его и правда задолбало всё, что творится вокруг. Сильнее, чем можно было предположить. – Пошёл ты знаешь куда? – шипит Себастьян. – Это лучшая консерватория в Калифорнии! Здесь жесточайший отбор. Ты хоть понимаешь, чего стоит попасть на бюджет? А теперь моё место отдают ТЕБЕ. Бездарному рок-музыкантишке, которому оно и нахрен не нужно, – Себастьяна трясёт от гнева. – Если не напишешь отказ от зачисления, тебе же хуже будет. – А я и не напишу, – отвечает Крис, тоже повышая голос. – Может твои родители милые, добрые и понимающие, но мой отец из меня всю душу вытрясет, если я вылечу сразу же! Не всем в этой жизни везёт, знаешь ли! Себастьян буквально давится воздухом. Он мгновенно сходит с лица, белея как мел. Крис совершенно не представляет, что могло послужить причиной такой реакции. – Ну ты и урод, – шепчет Себастьян. И уносится так быстро, что Крис даже не успевает ничего прояснить. Остаётся только найти Скарлетт. Та обнаруживается в студенческом кафе, в компании того самого поджарого паренька в костюме от бриони. – Что случилось, Крис? – меланхолично интересуется Скарлетт. – Ты либо бежал марафонскую дистанцию, либо трахался с кем-то в туалете. Вариант с бегом предпочтительнее. – Этот Стэн всегда такой психованный? – спрашивает Крис, падая на соседний стул. Он не замечает сжавшейся в кулак руки парня. – Нет, знаешь ли. Себ реагирует так только на тебя. Правда, Том? Странный Том мычит что-то одобрительное, положив в рот ложку с подтаявшим пломбиром. – Значит, оставил нас Нобэл. Ну, пригрозил. Попытался наставить на путь истинный, – начинает сбивчиво излагать Крис. – Стэн рванул, как ошпаренный, а я пошёл следом. Поговорить. Узнать, долго ли он собирается ядом плеваться. Учиться-то нам ещё целый семестр вместе. Ну, значит, подхожу я к нему. Пытаюсь нормально объяснить, что я не виноват. Что папаша у меня просто отбитый. Говорю, что не всем в этом мире везёт с предками. А он опять орать начал. Вот что за фигня, а? Скарлетт смотрит на Криса круглыми, как блюдца глазами. Ложечка с мороженым падает на дорогое дизайнерское платье. – Чего ты сказал? – спрашивает она, даже, кажется, не замечая ошибки в речи. – Что не всем так везет с предками... – тянет Крис без былой уверенности. Том мгновенно вскакивает с места. – Где он?! Крис, растерянный до такой крайности, что, пожалуй, дальше просто некуда, неопределённо машет рукой в сторону корпуса. Том круто разворачивается и убегает в указанном направлении. – Чего это он? – удивлённо спрашивает Крис. – Эванс, радость моя, ты дебил? – шипит Скарлетт, как кобра. – У Себастьяна нет родителей.