Лишь руку протяни...

…Безмолвно вопрошаю я тогда: Зачем уходит детство и куда, Когда любое горе иль беду легко отцовы руки отведут… (Галина Беспалова)

Валентина проснулась среди ночи с ощущением, что больше не может находиться здесь, в четырёх стенах привычной спальни. Часы в гостиной били 2 часа. Осторожно выбравшись из объятий мужа и с нежностью теплее его укрыв, она надела домашнее голубое платье и, набросив на плечи шелковую накидку, вышла из комнаты. Тихо проверив спящую дочь, она, шурша юбками, спустилась на первый этаж, скользнула в сад и, прижимая к груди и животу накидку, почти добежала до флигеля. Стук в дверь – и ей открыла усталая служанка... - Как тут? - шепотом спросила Валентина, прикрывая дверь. - Их светлость уснули, - с легким поклоном ответила Сюзанна, забирая у хозяйки накидку.- Идите к огню, мадам. - А господин барон? – графиня покачала головой и ослабила завязки на платье. - Господин барон - в саду у ворот. Кажется, передает распоряжения своему лакею. - Хорошо. Я... пройду. Валентина осторожно прошла в спальню... Сколько дней она проводила в этом флигеле, ожидая появления на свет Катерины. Каким светом была наполнена каждая минутка этого сладкого предвкушения… А теперь тут отец… Она от двери увидела укрытую одеялом фигуру Вильфора на кровати. И вдруг ее охватила какая-то странная робость. Графиня Моррель огляделась: шторы приспустили, чтобы в любое время суток здесь царил полумрак, нарушаемый лишь светом ламп и свечей, комната была хорошо протоплена - все, как она приказывала. Она осторожно и медленно шагнула вперёд. Шаги её приглушал ковёр, тихо шурша под узкими ступнями. Валентина осторожно присела на стульчик, видимо, оставленный Бендетто у кровати отца, и заглянула в лицо спящего. Она и забыла, когда в последний раз видела его таким спокойным и расслабленным. Упрямая складка на лбу разгладилась. Скорбно поджатые губы сложились в блеклое подобие той строгой улыбки, которую он допускал на людях. Еще тогда. Давно. Кажется, в прошлой жизни... Валентина не сдержалась и осторожно коснулась самыми кончиками пальцев руки отца. И тут же почувствовала множество небольших шрамиков на ней - доктор говорил, что его подопечный неоднократно ранился, раскапывая землю в саду. Глаза тут же наполнились слезами, и женщина, не желая разбудить спящего, прижала платок к губам и прикрыла глаза. Через что же пришлось пройти несчастному её отцу, прежде чем пришёл Бендетто. Её любимый брат… Только он смог перебороть Максимилиана. - Валентина! Ну, сестренка, чего ты? Она открыла глаза и обернулась на голос. За ее спиной стоял, прислонившись плечом к одному из столбиков кровати, Бендетто с неизменной улыбкой на лице. Женщина быстро вытерла слезы и тоже попыталась улыбнуться. - Ну-у! Опять глаза на мокром месте! - он поморщился, а потом не свойственным ему серьезным тоном спросил: - Не просыпался? Валентина покачала головой. - И хорошо. Еле уломал лечь. Упрямый старик, - Бендетто умудрялся даже сквозь вечный цинизм говорить с теплотой. - Ты чего не спишь? - Не могу. - Тогда я с тобой посижу, - он обошел сестру и уселся прямо на пол, привалившись к кровати, и вытянув ноги по направлению камина. - На улице собачий холод. Альхата отправил домой, а то мать с ума от беспокойства сойдет. Валентина сняла с волос брата ленту и стала осторожно перебирать жесткие пряди. Бендетто не возражал. Прикрыв глаза, он долгое время смотрел в огонь, а потом услышал, как Валентина, понизив голос, прошептала: - Завтра надо как-то уговорить его показаться врачу. И очки - ему снова нужны очки. - И портной, - Бендетто повернулся, уткнулся острым подбородком в постель и посмотрел на спящего отца. - Знаешь, а во сне он больше похож на себя прежнего... - Да, - Валентина осторожно коснулась рукой отцовского плеча. - Я так давно... Но, внезапно устыдившись своих чувств, она посмотрела на брата и замолчала. - Знаешь,- Бендетто подтянул длинные ноги к груди.- Он весь вечер спрашивал про какую-то Рене. Кто это? Ты не знаешь? Он так звал ее... Хотел увидеть… Женщина опустила взгляд на вновь скрещенные на коленях руки: - Так звали мою мать... - Надо же, - барон покачал головой. - Он так любил ее? - Да... Следующий день полностью был потрачен на толпу врачей, портных и уговоры отца. Пребывание в больнице сделало своё дело и теперь доктора пугали его, а человека, вызванного для замера и изготовления очков, пришлось вовсе отпустить. Те врачи, что смогли пробиться сквозь недоверчивость пациента, констатировали небольшое истощение у господина де Вильфора. И только. Портной сделал свое дело довольно быстро, и, отпустив его, Бендетто распорядился подать ужин себе и господину де Вильфору, отсылая сестру домой. Безуспешно, впрочем. Та словно мраморное изваяние замерла возле кровати, жадно разглядывая отца. Максимилиан, спустя полчаса явившийся за женой, забрал её домой, несмотря на протестующие возгласы. Данглар одобрительно кивнул ему и запер дверь во флигель. Зайдя в спальню, он с удивлением увидел как отец, которого один из слуг выводил из ванных комнат, до невероятного забытым движением почти оттолкнул мальчишку и, ведя рукой по стене, дошел до стула и сел. Барон резким жестом прогнал слугу вовсе и вновь замер. Отец так и сидел за столом, рассеянно поглаживая ложку, а потом тихо пробормотал: - Рене... Валентина... Валентина, где же ты, девочка моя... Эрмина, Эрмина, я нашел нашего Рауля. Он жив. Я закопал его, а он жив... Он больше не прячется... Отдайте мне мою Валентину... Бендетто осторожно подошел и присел перед Вильфором: - Это я, отец, - чтобы не напугать, предупредил он. - Рауль, Рауль, мальчик мой, - пожилой мужчина протянул руки на голос и, ощутив под руками плечи сына, притянул его к себе. - Где моя Валентина? Ты такой взрослый - я видел тебя, когда приходил этот человек со стекляшками. Значит, и Валентина тоже взрослая? Где она, почему не приходит? - Она приходила, отец. Много раз. Ты совсем ее не помнишь? - Нет... Валентина... не помню! - он оттолкнул Бендетто и зябко обнял себя за плечи. - Она выросла. Большая... А я не помню... Совсем. Молодой человек резко встал, зашёл за спинку кресла и, сжав плечи отца, покачал головой: - Ты сильный. Ты вспомнишь. Я знаю. - Знаешь? - он вновь совсем по-детски вцепился в сыновью руку. - Знаю, - твердо кивнул Бендетто, молясь, чтобы самому в это поверить *** Валентина вновь прокралась к отцу. И вновь - под покровом ночи. В спальне флигеля горел камин, и было тепло. На диване валялся сюртук Бендетто. Весь сегодняшний день Валентина провела с мужем и дочерью – по субботам обычно они выезжали в парк, но сердце её рвалось обратно. Она перевела взгляд на Вильфора. Он вновь спокойно спал, отвернувшись от двери. На столике блестели стеклами новые очки - она еще не видела отца в них. Но оправа была такая же, как и раньше. Какой её запомнил Бендетто, делавший заказ. Он видел прокурора всего пару раз – и тогда мог запомнить простую оправу. Из ванных комнат вышел молодой барон Данглар, утираясь полотенцем. - Здравствуй, - кивнул он сестре, сонно моргнув. - Здравствуй, - Валентина улыбнулась брату. - Ты совсем не спал? - Ты что здесь делаешь? - молодой мужчина проигнорировал ее вопрос. - Что я делаю? - графиня отступила на шаг. - Помилуй, вы с Максимилианом целую неделю не пускаете меня к отцу… - И не пускали бы еще больше, - Бендетто нахмурился. - Валентина, пойми. Пойми меня, как я понимаю твоего мужа. В твоем чреве, возможно, наследник всей линии Вильфоров и Моррелей. Мы не хотим рисковать. Женщина задохнулась от возмущения: - Вы... Вы сговорились! - Тише! - Бендетто обернулся на спящего отца. - Ты его разбудишь! - Рауль, миленький, - графиня подошла и взяла брата за руки. - Я понимаю. И тебя, и мужа. Но позволь хоть пару часиков. А ты пока поспишь - на тебе же лица нет! Мужчина поджал губы в раздумье и, наконец, словно нехотя, проговорил: - Врач сказал, что после приема снотворного он проспит 4 часа... Хорошо, Валентина. Мне, и правда, не помешает поспать. Но если что - буди. - Конечно. Бендетто мрачно ухмыльнулся и растянулся на лежаке у камина - длинные, тощие ноги свесились почти к самому огню. А Валентина улыбнувшись, села на приступчик кровати, оперлась локтем на постель и задумчиво стала смотреть на худую спину отца и его седые волосы. "Папочка... Милый мой... Когда же ты меня вспомнишь?" Рука бессознательным жестом легла на животик и стала поглаживать его. "Вот увидишь, - улыбнулась она. - Я рожу вам всем самого здорового наследника..." В этот момент барон Данглар так упоенно всхрапнул, что обернувшаяся на звук графиня улыбнулась: брат развалился на, казалось бы, узком лежаке, раскинув в стороны длиннющие конечности. Когда Валентина поворачивалась обратно, к отцу, на столе, блеснув оправой, привлекли ее внимание очки Вильфора. Женщина потянулась за ними и, когда они оказались у нее в руках, поднесла поближе к глазам - рассмотреть. Да, очки были такими же, как прежние - Бендетто запомнил грозного господина де Вильфора в очках именно с такой оправой. Но в памяти Валентины воскресло другое воспоминание. Подсмотренное в щелочку... Отец уходил, когда ей надлежало отправиться спать. Хотя оставалось еще 5 минут... - Иди сюда, дитя мое, - на пороге возник Вильфор, одетый, против обыкновения, не в строгий черный сюртук, а неприметный коричневый. Валентина - тогда ей было всего 5 лет - отложила куклу и подошла к нему. Господи де Вильфор наклонился и коснулся губами светло-русых волос дочери: - Спокойной ночи, Валентина. Ступай в свою комнату. Девочка тяжело вздохнула и, покорно кивнув, хотела отвернуться, чтобы идти, но... Вильфор поймал ее за ручку и, заговорщицки улыбаясь, присел, чтобы быть наравне с дочерью. - Я знаю, что обещал этот вечер быть с тобой, но ты видишь... За этот пропущенный час я завтра целый вечер буду с тобой. - И почитаешь?.. - большие доверчивые серые глаза. - Непременно, - отец быстро расстегнул саквояж и вынул оттуда большую книжку со сказками и с картинками. Она была позолочена с углов, словно кованый сундучок с золотом. Валентина прижала книгу к груди, а отец, видя ее восторг, обнял дочь, не сдерживая улыбки: - Ступай. Ангела в изголовье тебе, дочка. Девочка, быстро стуча каблучками, поднялась на второй этаж и уже готова была закрыть за собой дверь, как вдруг: - Жерар!.. Малышка приникла к щелочке, которая осталась между дверью и стеной: в нижней приемной зале собравшийся уходить отец и выбегающая из комнаты мать. Ее Валентина навсегда запомнила такой: изящной, красивой - она всем своим видом словно только и просила "защитите меня". - Рене? - отец оглянулся и обернулся к матери. Та остановилась в полушаге от него: - Ты уже уходишь? - Да. Сегодня есть дела, которые требуют моего обязательного присутствия. Мама тогда смиренно опустила голову с золотой короной волос и вся словно сжалась. - Ну же, Рене... - будто укоряюще. Она вдруг, преодолев расстояние между ними, бросилась мужу на грудь. Тот с некоторым недоумением и робостью обнял ее. - Ну... Ну, успокойся... Рене... Мама подняла голову и аккуратно сняла с отца очки, а потом... Валентина редко видела, что родители целуются ТАК. Обычно отец одинаково быстро касался губами лба дочери и щеки жены и уходил... Когда мама вновь опустила голову, зальная пустота лишь усилила ее голос: - Будь осторожен, Жерар. Отец вдохнул, словно хотел что-то сказать, но потом лишь покачал головой и, забрав у матери свои очки, кивнул: - Я скоро... Валентина обернулась к Бендетто, а потом на часы - брат спал уже три часа. Положив очки отца на стол, женщина тяжело поднялась с приступчика, где сидела и подошла к Бендетто. Страшась и одновременно желая разбудить его, она коснулась губами своих тонких пальчиков, а потом ими - его лба. Этого хватило. Данглар вздрогнул и проснулся. Быстрый взгляд карих глаз метнулся на отца, на часы и уже затем - на Валентину: - Все хорошо? - Да, - женщина села в кресло. Бендетто потряс головой и протер глаза: - Хорошо. Снова Вам с Максимилианом придется побыть с отцом. Мне нужно навестить мать и дать указания моим людям. - Это... - Это будет после обеда. А пока иди домой. *** Завтрак прошел в полном молчании. Бендетто не сводил с отца взгляд, а тот уткнулся взглядом в тарелку, как-то особенно сильно стиснув в руках вилку. А потом вдруг оттолкнул ее и сжал виски руками. - Папа... - Бендетто бросился на колени у стула отца и накрыл его руки своими. - Что? Где болит? Он осторожно заглянул в глаза отца, боясь увидеть снова тот же срыв в безумие, что был в них в лечебнице... Но синие глаза смотрели твердо и ясно: - Валентина умерла... - Нет, - Данглар покачал головой. - Умерла. Моя девочка умерла... Моя Валентина... Умерла!.. Валентина!! - Врача! - крикнул Бендетто, с трудом сдерживая сухого, жилистого старика. - О, Господи... Отец!.. *** Лекарь неспешно убирал врачебные принадлежности, а Бендетто сидел на краю постели, держа за руку заснувшего Вильфора. - Он проспит около часа, - врач щелкнул саквояжем. - Что с ним случилось? - Данглар поднял на эскулапа умоляющий взгляд. - Очевидно, он либо что-то увидел из своей прошлой жизни, которую он забыл, либо что-то вспомнил, что-то, что уже отчаялся. Это и вызвало истерику. Поймите, барон, это обычно для душевно неполноценного. И если Вас это пугает... - Вас проводят, господин доктор, - резко и невежливо выдавил Бендетто, которого задела такая речь врача. - Хм... Да, - Лекарь чуть поклонился и вышел, а Данглар задумчиво пожевав губу, резко вскочил и почти выбежал вслед. *** Валентина скинула на руки Сюзанне меховую накидку и, кивком головы отпустив девушку, осталась в гостиной одна. Молча обведя взглядом мебель, графиня призадумалась. Около пяти минут назад в будуар к изнемогавшей от волнения Валентине вломился - иными словом это не назовешь - ее брат и, сообщив новости, попросил полчаса побыть с отцом. И вот она здесь. Бендетто вернется через 20 минут и, конечно, выставит ее вон. Это простая агрессивная мальчишеская ревность. Он ревнует отца к ней. К любимой дочери... Валентина коснулась рукой лба, словно отгоняя тяжелые мысли и, отворив дверь, прошла в спальню. Взгляд от разоренного и опрокинутого стола с завтраком удалось отвести не сразу. Отец должен спать. Но он... - Ох... - сдавленно выдохнул, Валентина бросилась к сидящему на кровати Вильфору. У его ног валялся окровавленный нож для бумаги, оставленный, видимо, Бендетто, а на пол быстро капала, впитываясь в ковер, кровь с рассеченного запястья... Женщина схватила первое, что подвернулась ей под руку - чистая простыня на стуле - и, прижав к ране, грузно почти упала на пол перед отцом, руками сжимая запястье Вильфора и простыню. Голос срывался, но она кричала, как могла. Звала, звала и мужа, и слуг, и брата. Но все они были далеко, а Сюзанна пошла за слугами в дом, чтобы убрать остатки завтрака. - Папа... Папочка... - Валентина, плача, заглядывала ему в глаза, но они были пусты. Вильфор смотрел перед собой, но совершенно не видел дочь. - Папа... Это... я - Валентина! Папа... - Валентина умерла, - пересохшими губами вдруг произнес отец. - Умерла. И я тоже хочу... Рауль простит... Я проклят для своих детей... - Валентина жива! Я - Валентина! Папа, ну посмотри на меня! - графиня на секунду прижалась к его ноге, затем обернулась, еще раз громко крикнув "Врача!", и вновь - глаза в глаза с отцом. - Папа! Это я! Пожалуйста... Почему ты меня не узнаешь!? Папа, это я - Валентина. - Валентина умерла, - вновь прошептал Вильфор, однако женщине показалась в его голосе искра сомнения. - Валентина жива, - она судорожно обдумывала, как доказать, что она - это она, и не дать угаснуть этому проблеску разума. Мгновение - догадка. Одной рукой продолжая прижимать к истончившемуся запястью отца скомканный и окровавленный край простыни, другой рукой Валентина с силой дернула за завязки платья - корсет она уже не носила. - Смотрит. Смотри, отец. У Валентины был шрам на спине. Она бросилась защищать слугу и попала под твою плеть. И она повернулась к нему спиной, молясь Богу, чтобы отец ее услышал. Шепот Вильфора затих, а Валентина, зажмурившись, ждала. И вдруг... Она почувствовала на своей спине у шрама чуть ощутимое прикосновение. Неужели... Господи, помоги... - Я ударил Валентину... Да... И мальчишка этот скверный... - его пальцы коснулись ее шрама. - Папа... - она обернулась к нему, второй рукой придерживая платье на груди. - Валентина... - он растеряно смотрел на нее, а потом вдруг протянул к ней руку. - Девочка моя... ты жива? - Жива, - она поймала его пальцы, оставляя платье, и прижала к своей щеке. Вильфор осторожно коснулся ее щек, носика, губ, глаз... - Валентина... Рауль говорил... Ты выросла... - Выросла, - графиня кивнула, и вновь слезы заструились по ее лицу. Одна попала на руку отца. - Ты плачешь?.. Валентина! - забеспокоился он. - Я плохо тебя вижу. Ты плачешь? - Нет, отец, - улыбнулась сквозь слезы женщин. - Очки... Они на столике. Надень. Вильфор потянулся и здоровой рукой одел очки, а Валентина в это время, снова обернувшись к двери, крикнула: "Доктора!". - Валентина... Графиня снова улыбнулась и прильнула к тянущейся к ней руке отца. Тот немедленно зарылся пальцами в ее не убранные в прическу волосы... - Валентина, - дверь распахнулась, и в комнату влетел Максимилиан. - Позови врача, - обернулась к нему жена. - Быстрее! - Святой отец! - крикнул куда-то в гостиную офицер, бросаясь к жене. В спальню вошел одетый в чёрное аббат, лицо его скрывал капюшон. - Помогите, святой отец, - слабо прошептала Валентина, чувствуя, что силы покидают ее. - Валентина! - одновременно воскликнули Вильфор и Максимилиан. - Все хорошо, отец, - она улыбнулась. - Господин аббат поможет тебе. Я рядом. И, позволив мужу усадить себя в кресло, графиня де Моррель лишилась чувств. *** - Это ты... Ты и твой отец!.. - яростный окрик Максимилиана окончательно привёл в чувство Валентину. - Он не только МОЙ отец, - ядовито выдохнул Бендетто. От их голосов голова разболелась еще сильнее. Да еще служанка, сующая под нос флакон с нюхательной солью... Валентина брезгливо оттолкнула ее руку и присела на лежаке, где имел обыкновение спать брат. Голоса смолкли, и оба мужчины бросились к ней: - Валентина, дорогая, как ты?.. - Сестренка, ты... - Все... Все хорошо... - она прикрыла глаза, силясь собраться с мыслями. Что-то ее тревожило... Голос! Она не слышала голоса отца! Она быстро обернулась - кровать была пуста. - Где отец? – светлые брови сошлись у переносицы – графиня была испугана. Максимилиан и Бендетто переглянулись. - Где? - голос сорвался на крик. - Что с ним? И низ живота скрутило ужасной болью. - Успокойся. Мы просто вывели его в другую комнату, - муж в волнении попытался коснуться ее живота, но графиня отодвинула его руку: - Я не понимаю вас! Вы оставили его одного? Или... - Нет, одного, - Бендетто склонил голову. - Господин аббат ушел, как только пришел я. - Я... Я хочу его видеть! - женщина попробовала спустить ноги с лежака, чтобы идти к отцу. Низ живота по-прежнему болел - она прижала к нему руку. Бендетто резко метнулся вперед и заставил сестру снова лечь: - Не дури! - Что? - на глазах Валентины выступили слезы - Пустите меня сей же час! Вы... Вы... - Успокойся, - Максимилиан взял ее за руку. - Хочешь, я приведу господина де Вильфора? - Да, - женщина вцепилась в руку мужа. – Пожалуйста. - Но только при нас, - Моррель положил руку на руку жены на животе. - Хорошо... Мне нужно встать... - Зачем? - хором протянули мужчины. - Ему будет неудобно... - Ну уж нет, - Максимилиан вновь нахмурился. Видя это, Валентина решила не испытывать судьбу: - Н-ну... тогда помогите мне на кровать перебраться - и стул рядом... Тревожная складка на лбу Максимилиана разгладилась, и он кивнул. Бендетто, улыбнувшись, подхватил сестру на руки и понес ее на кровать. Уложив ее там, среди одеял, он подмигнул и отошел, а Максимилиан уже вел Вильфора. От невероятного ужаса графиня секунду не смогла дышать. На отце был накинут лишь халат, а руки его... руки были связаны. - Что... что вы сделали? - Валентина вновь прижала руку к животу. - Прости, но так было нужно, - строго отрезал Максимилиан. И госпожа де Моррель увидела на шее и руках мужа царапины. - Развяжи... О, Господи... Развяжи его! - она вновь попыталась сойти с кровати, но удалось только сесть. Бендетто переглянулся с Максимилианом и, подойдя к отцу, развязал веревки, а Моррель довел его до кровати и усадил на стул. Вильфор так настороженно смотрел на дочь, что той показалось, что он снова все забыл. - Папа... - тихий шепот и готовность поверить в худшее. Истончившаяся рука старика с пергаментной кожей вдруг нерешительно протянулась к ней. Валентина вложила в его ладонь свою и с болью во взгляде наблюдала, как отец рассматривал ее руку, гладил ее и вдруг прижал к своей щеке. Лицо его вдруг приобрело скорбное выражение, и Вильфор, нежно коснувшись губами изящного женского запястья, прошептал: - Господи, какой долгожданный сон... Как долго я просил тебя о нем, Господи... - Нет, отец... Нет, - Валентина растерянно гладила его по плечу. - Нет, я жива. Это правда я. Но Вильфор словно вновь вернулся в свое безумие: - Это самый прекрасный сон... Валентина со мной... – он поднял на неё безумные глаза.- Валентина… Твой брат жив… Мой незаконный сын… Судьба вернула его мне… Моего Рауля… Но вы… Вы… Эдуард, Валентина, Элоиза… О! Я воистину проклят! Рауль жив… А ты нет… Моя бедная Валентина… - Нет!.. Нет, отец. Я жива. Валентина жива…- графиня, едва не плача, сжала его ладонь. - Мне так жаль… Так жаль, что я не заслужил,- тихое бормотание Вильфора. И вновь слёзы. - Папа…- она сняла с него очки, положила их на столик, а отец тут же прикрыл подслеповатые слезящиеся глаза. Графиня с задушенным воем привлекла его к себе, и он послушно прижался, как ребёнок, виском к её плечу. - Иди сюда,- она откинула одеяло, помогла Вильфору перебраться на кровать и вместе с ним прилегла, не отпуская его из объятий и не сводя с мужа и брата строгого взгляда. Графиня чувствовала, как пальцы левой руки отца судорожно вцепились в её талию. И к доставляемой ими боли примешивалась боль внизу живота – рваная, нервная. Но Валентина терпела. Удобней уложив раненную руку Вильфора, она шёпотом уговорила его просто лечь рядом. Мужчина поддался уговорам и лёг, прижавшись лбом к плечу дочери. Валентина продолжала что-то нашёптывать, поглаживая его по плечу и волосам. Смущённый Бендетто укрыл своим одеялом отца и сестру и вновь отошёл к Максимилиану. А она продолжала говорить… В голове настойчиво звучали слова врача: «Он сейчас по восприимчивости – как ребёнок»… Валентина чувствовала, как постепенно расслабились плечи, и рука отца уже не стискивает, а просто лежит на её талии. - И всё у нас будет хорошо,- прошептала она, наконец. Валентина каким-то седьмым чувством ощутила: отец уснул. Уснул, теснее прижавшись к ней. И она вдруг поняла. Всё у них действительно будет хорошо.