Лишь руку протяни...

"Так сложно сделать паузу, играя. Живя же, сложно сделать шаг вперёд..." (с) Tozasareta1

Графиня не могла не обращать внимания на старательно исполняющих приказание Максимилиана слуг. Они шли рядом, но на почтительном расстоянии. Вильфор же, немного справившись с собой, не только выпустил руку дочери, но и предложил свою, чтобы та смогла опереться. Но прогулка была недолгой. Тьма полностью овладела садом, и графиня ощутила беспокойство отца. И болью кольнуло понимание. Такой же темной ночью в другом саду - только осенью - отец хоронил своего сына. Но теперь он со своей невыводимой гордостью скорее вторично сойдет с ума, чем попросится домой. - Идем, - Валентина остановилась и коснулась плеча отца. - Стало совсем темно. Не думаю, что кому-либо захочется ходить по такой темноте. И тем более - нам. Вильфор прикрыл глаза: "Ну, вот. Валентина все поняла. Она корит меня за то, что я любил не только ее мать. О, Рене…" - Отец! - графиня со страхом следила за ним, отмечая все – закрытые глаза, беспомощное движение руки, шаг назад… - Отец, тебе плохо? - Валентина, - он открыл глаза и вновь вцепился в ее запястье. - Я знаю, ты зла на меня за то, что Рене, твоя мать, не была моей единственной любовью… Но Эрмина… Баронесса Данглар… Она… Она… - Она очень красивая женщина, - прервала отца Валентина. Ее голос был глубок и спокоен: - Сегодня я говорила с ней на приеме. Она очень красива. И умна. И здесь мы с Раулем похожи: внешность. Мы пошли в матерей, а характером - в отца. Знаешь, - она отвела его судорожно сцепленные вокруг ее запястья пальцы и нежно взяла руку отца в свои. - Рауль такой же твердый и целеустремленный, как и ты. Горькая усмешка: - И так же прячется за работу. Порой, он до странного напоминает тебя. - А ты? - Вильфор словно впитывал каждое ее слово. - Я? - Графиня погладила отца по руке. - Я, надеюсь, что смогла усвоить все, чему ты меня учил. Ты - самый главный учитель в моей жизни. - Был, - опустил взгляд отец. - Был и остаешься им, - покачала головой Валентина. - И сейчас продолжаю учиться у тебя стойкости и силе. Вильфор посмотрел на дочь и неожиданно твердо сказал: - Идем в дом. Холодает… В гостиной они сняли уличную одежду и прошли в спальню. Остатки ужина исчезли, убранные предупредительными слугами. Домашняя обувь, стоявшая все время прогулки у камина, согревала ноги. Вильфор подошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу. Графиня же, оглядев комнату, вдруг чему-то улыбнулась: - Я так замерзла. - Что? - отец отвлекся от созерцания ночного пейзажа. - А ты нет? - проигнорировала вопрос дочь. - Не верю. Наверняка замерз. Ложись в постель. - Нет, я… - Ну, не хочешь спать, ложись поверх одеяла. На этот раз Вильфор не возражал. Пристально посмотрев в серые глаза дочери, он разулся и лег на одеяло. Графиня тут же подложила ему под спину подушек, чтобы удобнее сидеть, и укутала его ноги пледом, а сама, обойдя кровать, легла поперек постели, уложив голову на небольшую подушку-думку возле отца. Чуть поерзала, устраиваясь удобнее, а потом вновь села. Неудобная прическа распущена парой точных движений, и вот волнистые, как у матери, волосы заструились по плечам. Валентина вновь легла головой на подушку. И взгляды отца и дочери встретились. Графиня, замечая оторопь Вильфора, улыбнулась: - Надеюсь, и мне не откажут в исполнении моей мечты? - Что же это за мечта? - отец взял дочь за руку. - Просто полежать, - серьезно и без улыбки сказала Валентина. - Здесь. С тобой. Вильфор тяжело вздохнул и, поднес руку дочери к губам, поцеловал ее тонкие пальчики: - Совсем как когда ты была маленькой… Валентина, казалось, успела слегка задремать, когда рука отца сжала ее пальчики. - Что? - она испуганно открыла глаза, прижимая вторую руку к животу - неосознанный материнский жест. Вильфор пристально посмотрел на дочь: - Голова болит… А в глазах у него был уже привычный безумный туман. - Отец... - она села, чуть приблизилась к нему и, обняв, притянула к себе на плечо. Вильфор уткнулся лбом в шею дочери и прикрыл глаза. - Сейчас пройдет, - шепнула графиня, гладя отца по волосам. В голове спасительным огоньком мелькнули слова врача: "Отвлекать, как только можно"… - Может быть, я почитаю тебе? - нерешительный вопрос. Секундное раздумье. Кивок. Валентина осторожно уложила его на подушки, встав, подошла к книжной полке. Тяжелый вздох - и в руках у нее оказался толстый пыльный том детских сказок. Он всегда казался ей настолько старым, словно в любой момент мог разлететься на листочки. И Валентина всегда брала его крайне бережно. Графиня села на стул у кровати и, положив книгу на колени, начала читать. Сказки, которые отец ей читал на ночь… Это было так давно, что казалось, словно в другой жизни. А эту книгу он подарил ей в три года. Она была – среди остальных – самой важной для неё… Словно услышав что-то очень важное, Вильфор обернулся. Валентина, улыбаясь и не выпуская отцовской руки из своей, продолжала читать. Заинтересованность, а затем - умиротворение на его лице. Он на выдохе откинулся на подушки, прикрыл глаза и улыбнулся. Слушать… Слушать тихий, мягкий голос дочери. Читая, Валентина не услышала, как скрипнула дверь. Как в комнату прокрался, оставив цилиндр и пальто в гостиной, Бендетто. Как он замер на середине пути от двери до кровати и, понурившись, изредка исподлобья посматривал на отца. Лишь Вильфор его заметил. И, встретившись со скорбным и молящим о прощении взглядом сына, он улыбнулся и кивнул. Бендетто прощен. Прощен так же, как он сам простил Жерара де Вильфора. Своего отца. И шаги - уже не скрываясь. Испуганная и вместе с тем разгневанная Валентина прервалась на полуслове, намереваясь отчитать брата. И удивленно вскинула брови, когда он, упав на колени перед кроватью, прижался лицом к их с отцом соединенным рукам. И… Неужели слезы? Нет, гордый Бендетто всегда был слишком слаб для слез и признания ошибки. Но… - Простите… - полузадушено прошептал Данглар. - Прошу Вас, простите меня… Вильфор приподнялся на локте, вынимая руку из ладоней детей и, поочерёдно глядя в глаза то дочери, то сына, прошептал: - Бог простит. А я… Я виноват перед тобой ещё больше. А потом он сам читал им книгу. Ту самую сказку, что Валентина сильнее всего любила в детстве. А Данглар пожирал глазами и книгу, и отца, а потом в ответ на немой вопрос сестры прошептал: - Мне первый раз в жизни читают сказки. Вильфор продолжил читать. Валентина и Бендетто сидели на ковре, у кровати, друг напротив друга. Бендетто, подложив под голову опиравшийся на кровать локоть, держал ладонь отца в своей. Графиня так же положила голову на локоть, притрагиваясь им к ноге отца. Валентина прикрыла глаза и поглаживала свой животик, а Данглар следил из-под полуопущенных век за этими ее мерными движениями, которые рождали в нём какое-то неведомое досель умиротворение. Из темной гостиной, куда была открыта дверь, тянуло прохладой. И никем не замеченная, по дверному косяку скользнула еще не потерявшая изящной тонкости рука, затянутая в бордовую перчатку. Худое плечо и красивое женское лицо, проступили на плате темноты. Золотистые с рыжей искрой волосы, скрепленные рубиновой заколкой, блеснули в свете огней. Женщина прислонилась щекой к своей руке и задумчиво посмотрела на Вильфора, Валентину и Бендетто. Голос читавшего мужчины рождал в ней тоску по неизведанным чувствам: по бессонным ночам у колыбели, по радости первого шага, первого слова своего малыша… по чтению сказок… Ее малыш, едва родившись, стал взрослым. А эта светловолосая красавица рядом с ним - его сестра - Валентина де Моррель стала ему ближе всех, хоть он и не спешил это признавать. Что ж… Да будет так… Никем так и не замеченная, она сделала шаг назад, с жадностью вглядываясь в лица сына и любимого человека, нежное чувство к которому она пронесла сквозь эти долгие и трудные годы. Да, она сумела заглушить тоску и боль. Ее сердце затвердело. И только появление в ее холодном пустом вдовьем доме шумного праздника по имени Рауль Данглар вернуло ей возможность любить. "Будь счастлив, Жерар, - баронесса опустила голову. - А я постараюсь не встречаться с тобой. Это больнее, чем я думала" Поддавшись своим эмоциям, женщина не заметила, как задела рукой подсвечник. Он зашатался и упал. Глухо вскрикнув, она бросилась вон из флигеля, прижимая руки к губам, силясь сдержать слезы. В ту же секунду с места сорвался Бендетто, крикнув: - Оставайтесь в доме! Вильфор сел в кровати, спустив ноги на пол, и озадаченно посмотрел на прижавшуюся к его коленям дочь. Бендетто ушел. И теперь он - единственная защита дочери и внука. Вильфор чуть нагнулся и, протянув руку, приобнял Валентину, положив ладонь на ее плечо: - Все будет хорошо. Его твердый и решительный голос заставил графиню поднять голову и озадаченно посмотреть на отца. Она едва не вскрикнула от радости: кажется, эта опасность была последней каплей - он здоров. Он почти здоров!.. И почему-то Валентина была уверена, что приступов беспамятства больше не будет. Женщина сильнее прижалась к коленям отца, и оба они стали наблюдать за дверью. Через несколько минут из темноты гостиной ступил Бендетто. Он держал кого-то за руку. Кого-то, сокрытого мраком. - Кто там, Рауль? - подняла голову Валентина. Молодой мужчина улыбнулся и, оглянувшись, вывел на освещенное место… - Баронесса Данглар. Моя мать. Гостья медленно подняла взгляд на застывших в удивлении отца и дочь. Ее тяжелая красота и львиная грация ослепляли, но Вильфору упорно вспоминался другой ее вид… Атласная белизна плеч и груди, оттенявшая почти золотые волосы, рекой льющиеся по подушке. Спокойное дыхание. Темно-льняные ресницы. Алые губы, которые хочется целовать и нежить. И носик. Милый курносый носик, который она так забавно морщила. - Эрмина… Вильфор поднялся с кровати, и Бендетто ринулся к сестре, чтоб помочь той подняться, а потом… потом увести в гостиную. За ними закрылась дверь. Вильфор сделал еще шаг. И еще… Эрмина с тихим стоном подошла ближе, едва сдерживая слезы, и замерла. Силы словно оставили ее. Вильфор осторожно обнял её пальцы своими, прижался губами к её рукам, облачённым в тонкие перчатки, и вдохнул такой забытый запах её духов. - Я думал, что никогда уже не прикоснусь к тебе…