Звено цепи

Отчаяние — это страх без надежды. Рене Декарт

- Ну, так что же ты решил, Винчестер? - с нажимом спросил Аластар, наклоняясь к самому уху Дина. Время здесь течет медленно, и вот уже минуло тридцать лет. И каждый день Винчестер помнил наизусть. От восхода до заката. Каждую минуту, каждую секунду, каждого палача и каждую пытку. Порой Дину казалось, что его мучители исчерпали все известные методы пыток, однако он ошибался. Каждый демон привносил что-то новое и никогда не повторялся. За то время, что Дин провел здесь, его душа перенесла несколько состояний. Первые лет десять это была ярость. Дикая, безотчетная ярость, ненависть к врагам и надежда на спасение. Огонь, более жгучий, чем адово пламя, бил из его сердца. Следующий десяток прошел в состоянии все той же ненависти, но уже подавленной, и отчаянной, неугасающей надежды. Огонь затух, но пепел все еще тлел, надеясь, что сможет снова разгореться. А дальше было отчаяние. Отчаяние и осознание неизбежности, хоть в голову охотника никак не укладывалось понятие "вечные пытки", ведь когда-то же должен наступить конец..? Но об этом думать ему было некогда. Сегодня, на исходе третьего десятка лет, его решил навестить сам Аластар. Он принес с собой подарок - испанского паука или, как его еще называют, кошачью лапу. Это толстый металлический прут с крюками на одном конце, напоминающими своим видом паука. Отсюда и пошло название этого орудия пыток. Сейчас Дин Винчестер, прибитый к железному кресту и подрагивающий всем телом, отчаянно старался не опустить голову. Все же испанский паук... Не будет ничего удивительного, если увидишь свою печень или кишки, намотанные на него, как на вилку. Он задыхался, кашляя и харкая кровью, которой, благодаря Аластару, осталось не так уж и много. Вокруг его креста уже давно образовался большая бордовая лужа, но никого из палачей, похоже, это не смущало. Дин судорожно сглотнул и зажмурил глаза. Тут же перед его мысленным взором замелькали красные огни, обращающие страшащие его образы собственного тела. За тридцать адских лет все это настолько осточертело охотнику... Так надоело... Изо дня в день... Хотелось просто спокойствия. Спокойствия и небытия. Тишины. Но кто ж ему позволит? Винчестер приоткрывает глаза, встречаясь измученным взглядом с молочно-белыми, как у слепого, глазами своего палача. Тот скалится, широко и так мерзко, что Дина тянет блевануть от этой ухмылки. Она так осточертела. Вдруг глаза его резко распахиваются: онемение во всем теле прошло, и на него вновь нахлынула волна боли. Такая жгучая и такая тупая. Он чувствует, как по краям раны стекает густая кровь, как она течет вниз по бедрам и ногам, как засыхает и болезненно стягивает кожу в паху. Чувствует, как воздух, что он судорожно глотает, раскаленный адский воздух, с легким не то свистом, не то шипением, выходит из раны в легком. Как при каждом вздохе ребро, сломанное и глубоко вошедшее в плоть, едва ощутимо ерзает. Он бы кричал, он бы срывал до хрипоты глотку, он бы рыдал и умолял избавить его от боли, от мучений, если бы не одно - выдержка. Железная воля, что выработалась в нем за всю недолгую жизнь, не давала ему пасть так низко. Дин приспосабливается, как делал это всегда. Дин ищет плюсы там, где их никогда не было. Он ловит кайф от боли. Пытается ловить. Он мысленно твердит себе, что заслужил. За смерть отца, за смерть Сэма, за смерти сотен людей, что он не спас, да и не мог спасти... И жгучее наслаждение от самобичевания расползается по телу, перекрывая боль. ...Тошнота. Нестерпимая, распирающая рвота. В горле тугой ком, словно стенка, при касании которой только хуже. Дин мычит, дергается, но сделать ничего не может. Через тонкую трубку в носу медленно, мучительно медленно, в него капают что-то. Не то кислоту, не то еще какая бурду. Но вот только, когда эта дрянь попадает внутрь, от каждой капли внутри вновь и вновь поднимается тошнота. Желудок скручивает в узел. Его сгибает пополам. Дин бы и проблевался, отхаркался желчью, но еще светящиеся раскаленные нити проволоки крепко стягивают его губы. Ему просто зашили рот. Капли крови, как и капли рвоты все же просачиваются наружу, и неприятная желтовато-серая масса ползет по его шее. Охотника ломает. Просто ломает, когда тошнота вновь поднимается, и вся эта масса стоит в горле и во рту. Он пытается сделать вдох, открыть рот, тем самым лишь раздирая и обжигая плоть, но ничего не выходит. А тошнота все подступает. Тогда Дин дергается, будто бы в судороге, и глотает блевотину обратно. И от этого только хуже. На языке остается мерзкий привкус тухлятины и желчи, но через минуту рот снова заполнен, и Дин отчаянно мычит, дергая головой и стряхивая слезы. И выхода больше нет. И рвота идет через нос, перекрывая единственный доступ кислорода. Дин задыхается, прохаркивается внутрь и снова блюет и глотает. И снова... И снова... И снова... Его снова тошнит, но только не от кислоты и крови. Тошнит от этого ощущения. Мерзко, гадко, противно... В нем что-то ползет. Длинный гладкий червь, цвета сырого мяса. Весь покрытый слизью и блестящий. Демон сделал лишь небольшой порез на коже и впустил эту тварь в него. Червь заскользил внутри быстро и отвратительно легко. Вгрызаясь в вены, пробираясь дальше. Дин чувствовал его. Чувствовал каждое движение. Как тварь медленно, очень медленно подбирается к горлу, опутывает своим телом язык. Охотник вдруг резко, собравшись с духом, прикусил язык, так что кровь заполнила рот и потекла из углов рта и обратно в горло. Но он добился своего, раскусив одновременно с языком, пополам и червя. Он чувствовал, как тварь извивается во рту, как заполняет полость рта своей терпкой, немного сладкой кровью, которая лишь сильнее обжигает края свежих ран. Но вот, когда концы тела уже утихли, тварь вновь ожила. Теперь их было две. Одна быстро скользнула вверх под кожу и выбралась наружу. Она очень медленно проползла по щеке, оставив на ней свою слизь, и остановилась у глаза. Теперь Винчестер видел ее. Длинный тонкий червяк, приобрётший, внезапно, угольно-черный, еще более мерзкий цвет. Дин сделал судорожный вздох и зажмурился, зная, что сейчас должно произойти. По телу пошла судорожная дрожь, охотник сглотнул вязкую слюну и... Он резко выгнулся, чувствуя, как червь проник внутрь, через мельчайшее отверстие между плотью. Фантазия сделала свое дело, и Дин представил, как тонкий черный хвостик червя, чуть качнувшись, втянулся вслед за телом внутрь. Словно резкий нырок под воду, все тело прошибает холодным потом, и Винчестер трясет головой, стучит затылком о металл креста, надеясь выкинуть мерзкую тварюгу из себя. Она испускает сок, кислый, разъедающий плоть сок. Второй скользит по горлу вниз, мучительно медленно. Снова тошнота. Червь ползет по желудку и замирает. Вдруг в теле начинается какое-то шевеление. Они делятся, размножаются. Живая масса давит на стенки желудка и кишки, и с каждой секундой давление все больше. Дин чувствует, как внутри все надувается, чувствует резкую боль и больше ничего. Блаженная минута небытия. Как долгожданная разрядка. Слишком знакомое, слишком любимое чувство так искажено... Новый болезненный кайф после затянувшейся прелюдии. Терпеть больше нет сил. Изо дня в день, из года в год. Десятилетия. И с каждым днем боль все усиливается. Становится невыносимой. Как бы Дин не отнекивался, не прикрывался ложью об удовольствии, не уворачивался и не подстраивался, с каждым днем решимости в нем было все меньше. Она утекала, как вода сквозь пальцы, и вот… Вот-вот-вот, уже сейчас, Дин Винчестер готов сдаться. Это чувствуют все: сам Дин, его палачи, Аластар. С каждым ударом плети, с каждым порезом, каждой сломанной костью, со Стены Воли Дина Винчестера падал один камень. И лишь тонкая перегородка отделяла его, Дина, от «да», которое он скажет Аластару. Аластар напоминал ему об этом каждый день. И каждый раз Дину приходилось впиваться зубами в губы, чтобы удержать себя. И вот сейчас, когда Адский Палач так мерзко ухмылялся и предлагал свободу, Дин лишь тупо смотрел в молочно-белые глаза. Он слишком устал. И ведь так часто бывает, что больше всего нас раздражает какая-то мелочь. Сейчас это было разорванное ухо, с которого с равным промежутком капала кровь. И это просто бесило Дина. Он хрипло прокашлялся и скривился, сплевывая вниз кровь. - Принимай меня в свои ряды. – Выдохнул он и тут же потерял сознание. Прим. беты: Лапули-читатели, послание-просьба к вам. Обязательная и ответственная авторша сего фика, закончив учёбу, поспешила потешить вас продами и от всего сердца, как и всегда, не отрываясь, писала эту и следующую главу для вас несколько дней к ряду. Несмотря на все описанные ужасы, она очень мила по натуре и не злится на всех из-за отсутствия отзывов. Но меня как проверяющую все тексты редакторшу удручает отсутствие любой выраженной реакции. Не думайте, что я особо угрожаю, хотя после подобного фика да, угрожаю. Пожалуйста, пишите свои мысли в комментарии, не то я поочередно, косточка за косточкой, как палач из фика, сломаю сей девушке пальцы одним за одним, чтобы эта милашка более не смогла писать фанфики по теме Сверхъестественное, кои она, на мой взгляд, довольно-таки неплохо пишет. Помните, каждый комментарий сохраняет кости пальцев и очищает вашу совесть.