***
После ужина Римус снова задержался в библиотеке, стараясь сделать как можно больше заданий на неделю. Ему срочно нужно было отвлечься от мыслей, которые посещали его голову почти каждый раз, когда он заканчивал строчку своего доклада и переносил перо чуть ниже. В это мгновение он успевал подумать о том, что всё-таки мог бы написать письмо для Люси. Со следующей строчкой он уже успевал передумать. Когда доклад по Зельеварению был закончен, Рем стал складывать свои вещи в сумку. Один из учебников выскользнул из рук и с грохотом повалился на пол, заставив многих посмотреть на него. — Простите, — сказал он, но так тихо, что никто, кроме него самого, не услышал. Рем поднял книгу и снова увидел тот самый листок пергамента, который беспокоил его уже несколько дней подряд. Круглые, ровные буквы смотрели на него с бумаги, словно просили, чтобы он снова прочитал их. «Дорогой Римус, Я уже потеряла всякую надежду на то, что ты напишешь мне первым. Или же напишешь вообще. Хотела сказать, что не знаю, что делать дальше. Я очень сильно запуталась в своей жизни. Мне нужен кто-нибудь, чтобы разобраться во всем. Мой брат — Пожиратель смерти. Моя мать плачет каждый вечер. Я могла бы поговорить с родителями Марлин, но почему-то не нахожу в себе сил. И даже самой Марлин не могу написать. Сейчас она получает удовольствие от жизни, встречается с Сириусом, учится… мне хочется делиться только с тобой. Сама не знаю, почему. Когда я говорила с тобой, мне казалось, что я намного младше тебя. Ты знаешь больше меня, понимаешь всё лучше. И, кажется, ты можешь решить все мои проблемы одним только словом, но ты молчишь. Я не понимаю, почему так происходит. Почему ты не пишешь мне, хотя и обещал, что будешь. Может, это звучит навязчиво. Хотя бы объясни причину. Я хочу понять тебя. Целую, Люси». Римус свернул пергамент и снова любовно положил его в книгу. Он стоял как памятник несколько секунд, поджав губы, пока не дёрнулся и снова не сел на стул, чтобы наконец-то написать ответ. Парень обмакнул перо в чернила и начал грызть его кончик. Лунатик долго не мог собраться с мыслями. Сказать ей правду? Или же соврать что-нибудь вроде «прости, я был занят всё это время». Наконец-то он занёс перо над бумагой и стал писать. «Люси, Прости, что не отвечал так долго. Я просто не хочу писать тебе то, что рано или поздно окажется ложью, а горькая правда всплывет наружу. Я не пишу, потому что не хочу врать тебе. Я ведь понимаю, как хорошо ты ко мне относишься. Поверь, это очень важно для меня. Ты не смотришь на то, что я младше тебя, даже наоборот, говоришь о том, какой я умный и взрослый в своих мыслях и поступках. И я не уверен, говорила ли бы ты мне всё то же самое, если бы знала всю правду обо мне от начала и до конца. Не каждый примет её. В глубине души мне хочется верить, что ты бы всё поняла. Я даже знаю это, но всё равно боюсь утверждать наверняка. И ты должна знать, что я настоящий глупец только потому, что пишу тебе это письмо. Если бы я был хоть чуточку умнее, то никогда бы не стал знакомиться с тобой, никогда бы не заговорил, не сближался… потому что я знаю, чем дружба со мной может для тебя обернуться. К сожалению, об этом не знаешь ты. Прости меня. Римус». Парень надеялся, что письмо не вышло сухим. Он бы на месте Люси и вовсе не стал читать это письмо, а отправил бы с совой обратно. Парень поднялся в башню, где на жёрдочках под потолком сидели школьные совы. Рем подозвал к себе одну и привязал письмо к её лапе. — Можешь передать Люси, какой я идиот, — тихо сказал он и выпустил сову из окна. Люпин долго смотрел ей вслед, пока она не стала маленькой точкой на сумрачном небе. Сделав несколько вдохов и выдохов, он пробрёл в гостиную.***
Хруст веток и травы под ногами, звездное небо, воздух, что всё ещё пах мокрым деревом и хвоей. Вокруг было так и тихо и спокойно. Сириус держал в своей руке маленькую белую ладошку Марлин и медленно перебирал её костяшки, снова и снова пересчитывая их, словно боялся не досчитаться одной. Девушку это забавляло, поэтому она всё время улыбалась и прикрывала глаза, словно пыталась уйти в свои мысли с этим неповторимым чувством. — Тебе хорошо сейчас? — спросила Марлин, останавливаясь. Сириус остановился вместе с ней и тепло улыбнулся, обнимая свою девушку. Марлин положила голову ему на грудь, чувствуя, как горячее сердце парня мирно отбивает свой ритм. — А ты как думаешь? — спросил он, поглаживая её волосы цвета пшеницы, пропуская прядки через свои пальцы. Марлин улыбнулась ещё шире и подняла свою голову к нему. Сириус поцеловал её в губы, наклоняясь. Марлин привстала на носочки. Она была похожа на цветок, который тянется к солнцу. — Вот видишь, — сказал Сириус. — Ты ведь всё знаешь сама. Девушка ещё раз улыбнулась и освободилась из объятий парня, делая несколько шагов от него. Она закрыла глаза, откинула голову назад и раскинула свои руки в стороны, открываясь ночному небу. — Я бы хотела, чтобы меня тоже звали, как какую-нибудь звезду или созвездие, — вдруг сказала она. — Например… Атрия! Сириус весело усмехнулся и покачал головой. — Кажется, что Марлин самое подходящее имя для такой замечательной девушки. — Думаешь? — спросила она, снова оборачиваясь к нему. — Мама говорила, что хотела назвать меня Стеллой. Ещё бабушка хотела назвать так маму. Думаю, теперь я должна хотеть назвать так свою дочь. Марлин засмеялась и посмотрела на небо снова. — Стелла, — снова сказала она. — Звезда… красивое имя… Да, решено. Она посмотрела на Сириуса, тот отмалчивался. Просто стоял и смотрел на Марлин, пока та краснела под тусклым светом ночных огней. — Глупая тема, — сказала МакКиннон, избавляя себя от мыслей о совместной жизни с Сириусом. — А мне она кажется очень интересной, — сказал парень. — Только я никогда об этом не задумывался. — И сейчас не нужно, — быстро сказала Марлин. — Это я просто так… Ну, знаешь, мы же девочки. Она пожала плечами и улыбнулась, снова сделала несколько шагов от Сириуса, наклонилась к кусту с волчьей ягодой и сняла с зелёного листка светлячка. — Удивительно, правда? — улыбнулась она. — И никакой магии! На её лице снова появилось это восхищённое выражение. Светлячок сорвался с её руки и улетел желтой точкой куда-то за деревья. Сириус снова подошёл к ней и поцеловал. Он думал о том, какая Марлин красивая, и как сильно она боится сделать что-то не так рядом с ним. Это смущало его и заставляло дорожить девушкой ещё больше. Они оторвались и стали смотреть друг другу в глаза, улыбаясь. — Пойдём, — мягко сказала Марлин. — Наши старосты будут ругаться, если застукают нас не в замке. — Одна из наших старост сейчас сама нарушает правила, я думаю, — весело сказал Сириус. Марлин усмехнулась. — Пойдём, — снова сказала она. Сириус скривился. Ему совсем не хотелось уходить. — Ладно, — отмахнулась Марлин. — Только не возвращайся слишком поздно, Бродяга. Она улыбнулась и снова поцеловала его. — Ты у меня самая лучшая. Если какая-нибудь тварь схватит по дороге, кричи громче! МакКиннон ударила его в плечо и показала язык, заставляя Сириуса засмеяться. Он стал смотреть на её удаляющийся силуэт. Как только девушка скрылась из вида, Сириус пошёл совершенно в другую сторону. Он отошёл глубже в лес и обратился в пса. Теперь большая черная собака петляла между деревьями, высунув язык, наслаждаясь свободой и прохладой ночи. Он пугал птиц на деревьях, гонялся за хвостом, валял дурака, думая о том, что было бы, если бы Марлин тоже была анимагом. И что было бы, если бы её анимагической формой стала собака. Может быть, пудель или спаниель. Зная Марлин лучше всех, он больше склонялся к красивому кучерявому пуделю. В самой гуще леса Сириус резко остановился, поднимая морду, улавливая знакомый запах в воздухе. Сделав несколько быстрых вдохов, Сириус побежал на этот аромат. Нюх не подвёл. Через тропинку стояла невысокая фигура в тёмно-зелёном плаще. Голова человека была накрыта капюшоном, а полы плаща волочились по земле, но совсем не производили никакого шума. Сириус хрустнул веткой. Профессор Сметвик быстро обернулась, держа палочку наготове. Её лицо было напряженно и решительно. Она не стала уделять много внимания шуму и двинулась дальше. Бродяга решил последовать за ней, стараясь больше не тревожить сухую листву и ветки под своими лапами. Он шёл за ней очень долго, как ему показалось. Они пересекли не одну опушку, сторонясь каких-либо, даже самых узких, тропинок. Наконец-то Сметвик остановилась. Она высоко подняла голову и сказала: — Мне нужна ваша помощь. Сириус отпрянул назад, когда из тёмных кустов и деревьев на профессора стали выходить огромные кентавры. Сириус ещё никогда не видел их в жизни. Когда они бегали здесь с друзьями в полнолуние, они пытались сторониться мест, где обычно бывают их табуны. Он знал, что они не потерпят на своей территории анимагов, а тем более — оборотней. Вперёд вышел самый большой кентавр. У него были чёрные волосы, чёрная борода и мощное тело. Рядом с ним в темноте почти светился рыжий кентавр, наклонивший свою голову, вглядываясь в женщину, которая пыталась не показать своего страха. Но даже Сириус учуял его своим нюхом, что уж тогда говорить о кентаврах… Пока те двое грозно смотрели на профессора, третий кентавр снова вышел чуть ближе к ней. У него были светлые кудри. Казалось, он был гораздо моложе, чем его братья. — Флоренц, — жалобно начала она. Бродяга удивился, как не похоже на неё саму звучит её голос. — Пожалуйста, я ещё раз прошу… скажите мне, кто это сделал. Вы же знаете это. Белокурый кентавр посмотрел на своих категоричных собратьев. — Элоиза, вы приходите сюда почти каждый день, — вежливо сказал он. — И испытываете терпение нашего табуна. — Пусть уберёт свою палку! — крикнул рыжий. Не теряя ни секунды, Сметвик спрятала свою палочку в карман и подняла ладони вверх. — Умоляю. Посмотрите по звёздам, подключите свою магию… я должна знать, кому мстить! — Это вам плата за то, как вы относились к нам! — крикнул на неё самый большой, с чёрной бородой. — Вы унижали наш народ столетиями! Теперь платите за это самую высокую цену! — Правильно, Бейн, — сказал рыжий, выпрямляясь. — Я сама готова заплатить эту цену лично вам. Своей жизнью! — горячо крикнула профессор. — Мне нужно знать хотя бы имя! Хоть что-нибудь! Флоренц посмотрел на тех двоих и опустил голову, не смея больше ничего сказать. — Прошу… — снова жалобно начала Сметвик. — Вы ведь не знаете, как это… проснуться и найти своего ребёнка истерзанного! Не слышать, как он звал тебя на помощь всю ночь. Я умоляю вас… скажите его имя. — Местью ничего не решить, Элоиза, — снова сказал Флоренц. — Это не вернёт вашего жеребёнка. — Даже по вашим правилам трогать детей нельзя! — не сдавалась женщина, скидывая капюшон с головы. — Разве не так? Вы должны мне помочь! — Вы всегда считаете, что кентавры должны служить вам, как какие-то лошади! — сказал Бейн и плюнул ей под ноги. — Мы бы не тронули твоего жеребёнка, но помогать тебе найти виновного в твоих грехах мы не собираемся. Сметвик еле стояла на ногах, качаясь из стороны в сторону, словно какой-то маятник. — Я прошу… — Уходим! — сказал Бейн, разворачиваясь. Профессор всё ещё умоляюще смотрела на Флоренца, что-то шепча. Тот только тяжело вздохнул и медленно пошёл за своим табуном. Как только белый хвост Флоренца скрылся за деревьями, Сметвик подкосило. Она упала на колени, сложив ладони себе на грудь. Из неё вырвался громкий стон. Сириус жалобно заскулил и всего секунду сомневался, стоит ли подходить. Элоиза завыла так, как даже Римус не воет от своих укусов. Пёс засеменил к профессору, склонив голову, словно извиняясь за то, что он услышал. Сметвик заметила его. Её щёки блестели от слез, а губы были перекошены от истерики. — Пошёл прочь! — рявкнула она на собаку. Сириус заскулил ещё громче, подходя ближе. Сметвик уже не стала кричать, полностью отдаваясь своим рыданиям, жадно хватая воздух, словно кто-то вот-вот заберёт и его. Сириус медленно опустился перед ней, кладя свою морду ей на колени. Элоиза снова посмотрела на огромного чёрного пса и положила свою узкую ладонь на его широкий лоб. — Никто не знает имени, — плакала она, цепляясь дрожащими пальцами за его блестящую шерсть. — Никто не говорит его мне! А моя девочка мертва! Мертва! Сириус терпел то, как сильно она сжимает его шкуру, словно пытается разодрать на части, но понимал, что это только от горя, которого он даже представить себе не может. — Моя девочка плакала и звала меня, а я спала! — она снова завыла, падая на Сириуса всем своим телом, словно пса, в отличие от её девочки, всё ещё можно защитить. — Моя Амелия…