Mob, What Do You Want?

Иногда Моб не хотел вставать по утрам. Не хотел видеть отражение своего лица в зеркале, горячем чае или ложке. Которую, наверняка, погнул бы своими психическими силами, и завтрак упал бы на стол и его штаны. Даже позавтракать нормально не может. “Неудачник”. Иногда Моб хотел вообще не просыпаться. Его силы, “дар” - слово как будто облито кислотой, и все так усердно прижимают его к Шигео, и везде вздуваются болезненные пузыри, и сам он - сплошной ожог, и заклеймен на всю жизнь: “одаренный”. “Прóклятый”. Благодарить судьбу за такую хроническую болезнь ? Ага, конечно. Лучше бы Моб страдал аутизмом, или сахарным диабетом, или чем угодно, но больше всего хотелось, конечно, чтобы у него просто не было этих сил. Была бы его воля, отдал бы все до последнего джоуля энергии Рицу, который так об этом мечтает. Мол, забирай, не жалко. Он-то не превратится в ходячую бомбу “с сюрпризом”: попробуй угадай, когда взорвется. “Урод”. И каждый раз, когда Шигео уже почти удавалось смириться, почти удавалось поверить, что, в конце концов, не так уж плохо обстоят дела, он сам же все портил. Он терял контроль, он становился неуправляем, а все вокруг превращалось в руины. Иногда Моба придавливала вина, будто она сумоист, иногда - грызла его бешеной собакой, но факт - она всегда сидела где-то внутри. Под ребрами ли, в голове, в кишках или пятках - не важно. Ведь все, к чему он прикасался, обрекалось на уничтожение. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год. Чумной, разносящий смерть. “Убийца”. Иногда Мобу становилось по-настоящему страшно от осознания, что он мог бы сделать в таком состоянии. А может быть, уже сделал, но просто не помнит? Он обхватывал себя руками, и короткие ногти вонзались в кожу, сдирая ее, до боли зажмуривал глаза, пытаясь спрятаться от вспыхивающих багровым картин с изломанными, будто куклами, трупами. - Чудовище, чудовище, чудовище... - Нет. Моб вскинул голову. Аратака присел перед ним на корточки, глядя в глаза. Шигео часто-часто заморгал, чтобы прогнать слезы. - Незачем себя корить, ничего хорошего этим не добьешься, - мужчина говорил тихо и уверенно, не отводя взгляда. От желания заплакать у Моба в горле встал колючий ком, который мешал дышать. - Вместо того, чтобы ненавидеть свои способности, лучше сосредоточиться на хорошем. А этого, поверь, немало, - Рейген положил руку на плечо ученика, и тот усиленно засопел, шмыгая носом. - Чего стоит одна только помощь нашим клиентам. Если бы не ты, эти люди и дальше страдали бы от злых духов. Это все благодаря тебе, - учитель немного сжал плечо мальчика, подчеркивая слова. - Ты их герой, Моб. Шигео чувствовал, что у него бежит из носа, ресницы склеились из-за слез, а внутри огромная воронка из вопящих чувств, пытающихся перекричать друг друга. Эспер не знал, чего хотел больше: чтобы Рейген заткнулся и перестал нести чушь или чтобы он вытащил его из этого чертового болота чувства вины и ненависти к себе. Мужчина мягко улыбнулся, и в изгибе губ чувствовалась усталость от одних и тех же слов, но немигающий взгляд черных глаз и ладонь, теплящаяся на плече Моба, давали понять, что Аратаке плевать, сколько раз его усилия пропадут даром - он не отступится. - Ты не чудовище. Последняя капля. Все доводы против, все желание верить этим словам, внутренний вопль от непосильного для 14-тилетнего ребенка бремени схватили Моба за горло, безжалостно сжимая стальные пальцы, и глаза застлала мутная пелена… Рейген встал на колени и обнял Шигео, крепко прижав его к груди. Он едва ли знал, как еще можно донести до ученика смысл его слов, как помочь этому несчастному ребенку. Что Аратака знал наверняка, так это то, что он не бросит Моба. Ни за что. Марионеткой, оставшейся без кукловода, Шигео не двигался в объятиях мужчины, но через несколько секунд крупно вздрогнул, и руки, до этого безвольно висевшие вдоль тела, обхватили Рейгена, и пальцы скомкали ткань рубашки. Больше всего ему хотелось, чтобы эти слова были правдой, чтобы его сила не была стихийной, чтобы она помогала, не разрушая потом в несколько раз больше. Ему так хотелось, чтобы кто-нибудь его спас. Моб плакал навзрыд, он икал, он задыхался, он корчил лицо, голова раскалывалась, но слезы и не думали кончаться. Он пачкал бегущими из носа соплями рубашку учителя, но тому было плевать - он и не думал отпускать мальчика. Он держал его так же крепко, положив подбородок на темноволосую макушку, гладил его по спине. Рейген покачивался из стороны в сторону, будто мать, убаюкивающая ребенка, и шептал успокаивающие слова. Когда Моб обмяк в его руках и перестал плакать, лишь изредка рвано вздыхал, Рейген тихо повторил: - Ты не чудовище. Шигео прижался к нему крепче.