Tokyo Ghoul: Resonance of horror

      Тоука открыла глаза. Её взор был устремлён на высокое дерево, через которое были видны солнечные лучи. От удивления Киришима сделала глубокий вдох. Её лёгкие наполнились воздухом душистого леса. Не поднималась, но погладила руками пол, её ладони ощущали приятную колкость зелёной травы. Закрыв глаза, она прислушивалась к окружающей её атмосфере. Лёгкий шум листвы, колыхание травы на ветру, громогласное и не очень пение птиц, а также лёгкий, еле слышимый звук ручья. Девушка открыла глаза. Она не понимала, реальность это или очередной сон в её камере, но если сон, то ОН должен быть рядом. Встала на ноги, сквозь ветви листвы на девушку упал свет солнца. Зажмурившись, а после отведя взгляд, Тоука начала осматриваться. Под ногами была колкая, яркая зелень, вокруг окружали стволы высоких и массивных деревьев. По правой стороне от девушки виднелась небольшая тропинка, что вела через другую, небольшую чащу. Сделав неуверенный шаг, она пошла по траве. Встав около дерева, Киришима обернулась. На том месте, где она лежала и трогала траву руками, осталось небольшое помятое ложе. Посмотрев на место своего пробуждения в последний раз, Тоука пошла дальше.       Колючая, но приятная зелень сменилась на твёрдую и немного неровную тропинку из камня. По бокам дорожки всё так же виднелись мощные стволы деревьев, а их высота могла сравниться с размером восьмиэтажного дома. Запах, что был так необычен и непривычен девушке, жадно щекотал нос и заставлял её лёгкие дышать полной грудью. По окончанию тропы стал слышен звук ручья. Обогнув дорожку, Тоука оказалась за рядом деревьев. После небольшого обхода перед её глазами оказалась маленькая, но свободная лужайка. По её центру стоял одинокий дуб, а под ним сидел человек. Поправив волосы, Киришима сделала шаг вперёд. После каменистой дороги её ноги чувствовали приятную мягкость земли с элементами щекотки. По левой стороне, где начиналась лужайка, был тот самый ручей. Чистая вода, что сверкала и блистала на солнце, пленила глаза девушки. Продолжая идти к одинокому дубу, Тоука не отводила взгляд от шумной и чистой воды. Засмотревшись, девушка не заметила, как оказалась перед самим дубом. Хоть дерево и показывало своё величие, а именно размером, бугристостью и небольшими впадинами на стволе, но Тоуке был нужен совсем не он. Её глаза смотрели на того, кто, сидя, читал книгу, облокотившись спиной на само дерево.       Поправив свои длинные волосы ещё раз, Тоука присела рядом. Немного понаблюдав, как он поглощает страницу за страницей, девушка положила голову на его плечо. Какое-то время она просто сидела, закрыв глаза и слушая, как журчит ручей и перелистываются страницы книги. Но, когда она вновь подняла веки, девушка была поймана его взглядом. Его чёрные глаза пристально смотрели на неё и, лишь изредка моргая, переводили взгляд на её губы. Тоука же смотрела на его волосы, на его чёрные волосы. Она ещё помнила, когда они были белыми и когда заставляли волноваться за внешний вид хозяина. Сейчас же они снова были чёрными, и снова испытывать то давнишнее беспокойство ей не пришлось. Но ряд вопросов по поводу её заточения и прочих его планов по-прежнему беспокоил её. Но Тоука знала одно: как бы сильно она не желала получить ответы, ей это не удастся и не потому, что ОН будет против или же по другой причине… а лишь потому, что это сон. А во сне нет ни вопросов, ни ответов, что могли принадлежать кому-либо. Прекрасно понимая это, Киришима не стала биться о крайности и выпрашивать поделиться с ней. Она лишь просто обняла его за шею. Чувствуя его запах, его мягкие чёрные волосы, кожу и дыхание, Тоука невольно пустила слезу. Отпустив его, она вновь уставилась на его лицо, но ненадолго. Парень уже убирал длинную чёлку с лица, дабы одарить её поцелуем. Она была не против. Нет… она была против, но лишь для того Канеки Кена, что был где-то там, где-то далеко. А это всего лишь сон, что смогла придумать голова. И даже такому сну она была не против.       Закончив с поцелуем, Тоука отдалилась от Канеки. Поднявшись на ноги, она уставилась на ручей. Посмотрев на черноволосого парня в последний раз, Тоука направилась к воде. Быстрым рывком шаг сменился на бег. Через несколько секунд она оказалась совсем рядом, но останавливаться… она не хотела. Добежав до берега, Тоука сильно оттолкнулась, сосредоточив всю силу в ногах. Секунда — и послышался небольшой всплеск. Чистая вода полностью поглотила девушку, как и её сознание.

***

      Открыв глаза, Тоука увидела белый потолок. К её удивлению, она ещё помнила тот сон, что был ещё одним утешением её долгого заточения. Слегка пристав с мягкого ложа, девушка почувствовала лёгкость. Её тело больше ничего не сковывало изнутри, она могла спокойно двигать руками и ногами, а сознание было чистым и ясным. И с пониманием в голове Киришима начала осознавать, что давно приевшаяся камера сменилась на новое место обитания. Перед её глазами была большая комната, что больше походила на королевскую спальню. Стены комнаты были приятного мягко-жёлтого цвета, что были украшены узорами цветов и каких-то орнаментов. Также на одной из стен висела громадная картина в позолоченной раме. На холсте же была та самая поляна с одиноким дубом. На потолке висела громоздкая люстра с множеством украшений в виде цветов и листьев. Мебель тоже была далеко не простой. По бокам кровати стояли деревянные столики, что несли вес больших ваз с белыми розами. Напротив кровати стояла мраморная столешница тёмно-зелёного цвета, а по бокам комнаты располагались широкие белоснежного цвета кресла с красными гранатами в подлокотниках. Поддавшись изумлению такой красоты, девушка невольно ахнула.       Понимая, что она находится за пределами тюрьмы для гулей, Тоука поспешила встать. Перебравшись через царские владения кровати, девушка поднялась на ноги. Внезапно её ноги почувствовали приятную мягкость с тем небольшим чувством щекотки. Сделала шаг, к удивлению, прибавилась ещё одна неожиданность. Тоука была обнажена… полностью. Слегка покраснев, она рванула к постели. Спряталась за мягкой кроватью, её глаза бегали из стороны в сторону в поисках камер. Вздохнув с небольшим облегчением, Киришима ухватилась за тонкое одеяло. Накинув его на себя, дабы не показывать своего тела, она подошла к мраморному столу. Хоть он и выглядел как стол, но больше напоминал тумбу с выдвижными шкафчиками. Открыв один из них, Тоука не обнаружила хорошо уложенных вещей, а лишь взяла один из множества других белых халатов. Открыла следующие два ящика, в них не было ничего, кроме полотенец и постельного белья белого цвета. Понимая, что выбор был прост и состоял из трёх вариантов: халат, одеяло или нагишом, Тоука выбрала халат. Начав надевать его, она обратила внимание на большое зеркало, что было с её рост. То, что она его не заметила, её ни капельки не беспокоило, но внимание привлекло то, что оно отображало. Подойдя поближе, девушка начала рассматривать своё тело. Ни мешков под глазами, ни потресканных губ, ни худощавости и видимых костей. Ничего… её тело вновь полно сил. Слегка улыбнувшись, Киришима, наконец, придала значение своим волосам. Хоть и не до пола, но их длина значительно увеличилась. Обычная причёска сменилась на длинные и густые волосы ниже лопаток.       Закончив смотреть на своё отражение, Тоука поспешила искать выход. В монотонном цвете стен она заметила небольшую выпуклость, напоминающую дверь. Вместе с ней девушка нашла и круглую ручку из чёрного металла. Только она дёрнула ручку и сделала шаг за порог, как перед её лицом показалась девушка в наряде горничной. Белый чепчик на коротких чёрных волосах, небольшая чёрная лента на шее, чёрный корсет с белыми завязками ниже груди и белыми наплечниками. Чёрная короткая юбка с белыми лентами и краевой вышивкой по краям. Сразу же под юбкой виднелись тёмные капронки и чёрные туфли на немалом каблуке. Не успела Тоука сказать и слова, как горничная начала приветствовать девушку в уважительном тоне.       — Доброе утро, госпожа Киришима, — сказала она, делая поклон. Услышав в ответ немного растерянное «доброе», горничная выпрямилась и открыла глаза. На Тоуку смотрели два жгучих оранжевых зрачка. Они поглощали в себя удивление и некое любопытство, что исходило от девушки. На ожидаемый вопрос «где я?» горничная лишь попросила следовать за ней.       Согласившись, но решив не следовать за ней, а идти рядом, Тоука продолжила задавать серию ожидаемых вопросов. Пока из её уст доносились вопросы, девушки шли по просторному коридору. Коридор, что и комната, в которой проснулась Тоука, выглядел как-то слишком по-царски. На потолке висели массивные люстры с острыми наконечниками в виде пик. На тёмно-бордовых стенах с чёрными узорами в виде капель висели красивые бра ярко-жёлтого цвета. Длинный красный ковёр, что расстилался во всю длину коридора, также имел свои узоры и различные орнаменты в виде цветов. В конце красивого пути их ожидали двери лифта. Небольшие, но широкие, они распахнулись, впуская девушек внутрь. На табло с цифрами этажей Тоука заметила, что их подъём начался с десятого и продолжался вверх вплоть до двадцать седьмого. По прибытию лифт издал немного раздражающий звон колокола. Вновь следуя за горничной, Киришима с нетерпением ждала того, кто ответит на все её вопросы. На сей раз коридор оказался короче. По его окончанию девушки остановились перед большими и массивными дверями. Перед тем как зайти, горничная с глазами оранжевого цвета начала предупреждать, чтобы та вела себя подобающе и не наговорила лишнего. На её слова Тоука отнеслась скептически. После секундной задержки тяжёлые двери открылись.       Внутри оказалось довольно просторно. Тоука представляла примерно такую же комнату, в которой была она, но… вместо комнаты был зал. Просторный зал с мягкой кожаной мебелью чёрного цвета. Пол был выстелен из тёмно-коричневого дерева, а по центру зала и чёрных диванов, и кресел стоял широкий, но железный стол с маленькими ножками. Освещение было не шибко ярким, но, благодаря двум люстрам на потолке, нескольким торшерам со светлыми абажурами и одной настольной лампе, детализация помещения была вполне различима. В самом конце зала, где располагалось большое окно в ширину около трёх метров, стоял обычный письменный стол, на котором и была одиночная лампа. За столом же сидел тот, кто являлся зачинщиком её плена и её высвобождения. За столом сидел ОН.       — Господин Канеки, я привела её.       Внезапно прекратив писать, парень поднял глаза. Он с небольшой тревогой посмотрел на Тоуку, а после не спеша встал со стула. Как и он, Тоука начала приближаться к центру зала. Оказавшись в полуметре друг от друга, пара остановилась. Их глаза смотрели, жадно поедая взгляд, что излучался от них. Один и тот же взгляд тоски, лёгкой печали и разлуки. Кен смотрел ей в глаза и в который раз повторял себе «боже, какая же она красивая». Он смотрел на её лицо, на её губы, волосы, кожу. Он скучал по ней… Тоука смотрела на его чёрные волосы, глаза, нос, губы и скулы. Она была рада, что его лицо оставалось прежним, но вот его взгляд немного беспокоил девушку. Хоть с того времени, как они в последний раз гуляли по парку, прошёл год, но его эмоции по-прежнему легко читались. Его глаза говорили о каком-то нетерпении, о какой-то спешке, но куда, Тоуке предстояло выяснить, впрочем, как и другие не мало важные ответы на давно беспокоящие её вопросы. Сделав шаг с искрами в глазах, Тоука нанесла хлёсткую пощёчину.       — Да как ты смеешь, ты неблаг… — попытавшись вмешаться, горничная остановилась, увидев жест хозяина.       — И тебе привет… Тоука. — В зале повисло небольшое молчание. — Я рад, что ты пришла в норму… — не успев договорить, Канеки словил другую жгучую ладонь девушки.       — В норму? — на её лице отображался гнев с небольшими осадками недоумения. — Ты думаешь, я могу быть в норме после того, что ты сделал? Ты хоть понимаешь, что ты сделал?       — Понимаю, — сухо ответил он.       — Ни хрена ты не понимаешь!       — Ах ты неблагодарная! Это после того, на какие жерт…       — Молчать!       После его приказа в зале повисло молчание. Напряжение, что витало в воздухе, кололо всех присутствующих, кроме Канеки. Он продолжал спокойно стоять, держа руку Тоуки около лица. Его серые глаза смотрели на девушку неподвижным и, как ей показалось, каменным взглядом. Он уже испытал все чувства радости, когда вернул её, когда вновь взял её на руки, когда вновь увидел её лицо. Сейчас же всё, что происходило перед ним, было всего лишь моментом, который нужно было отыграть и пройти. Ему было не важно, что сейчас говорит Тоука или что она собирается делать в дальнейшем. Канеки просто хотел, чтобы этот момент закончился как можно быстрее. Простит или нет, возненавидит и уйдёт или попытается напасть. Всё, что бы не произошло, ему хотелось поскорее с этим закончить. Но он знал Тоуку, это могло продолжаться не один час. Раньше, намного раньше, она бы просто сменила свою точку зрения о нём в худшую сторону и ушла. Но сейчас, когда прошло уже так много времени, их связь не может быть так легко разрушена. Связь, что скрепила их, связь, что связала их вместе, не может так легко оборваться.       — Время. Дай мне немного времени, и я отвечу на все твои вопросы.       — Почему я должна тебе его давать? Говори сейчас!       — Не могу.       — Не можешь или не хочешь?       Он промолчал. Тоука не хотела сдаваться, но то, как он смотрел на неё, ей с каждой секундой становилось больно. Этот взгляд был не его. Не того человека, что она так полюбила. Раньше он был другой. А быть может тоже притворялся? Почему ей приходится это выяснять? Спустя столько времени почему она начала сомневаться в нём? Зачем вообще выяснять это? Она ведь его любит, или…       — Сейчас не время и не место, я…       — ПОЧЕМУ Я ВООБЩЕ ДОЛЖНА ТЕБЯ СЛУШАТЬ??!! — Тоука сорвалась. Она хотела это прекратить, всё это. Ей хотелось поставить точку.       — Потому что ты дорога мне.       — Твои слова расходятся с твоими действиями, — с её лица спали эмоции. Она расслабила руку и спокойно отошла. — Знаешь, — Тоука опустила взгляд, — я, наверное, никогда не смогу забыть твой эгоизм. Ты и я, мы повзрослели, стали старше, но некоторые черты мы никогда не сможем в себе изменить. Как ты, когда читаешь свои книги, как я, когда теряю голову от кроличьих ушей. Из года в год мы сохраняем в себе частички себя прошлых, себя настоящих. Но иногда, я думаю, что это плохо. — Прикусив нижнюю губу, девушка взглянула ему в лицо. — Канеки, я… я не могу так больше. Я одновременно понимаю, зачем всё это, и одновременно — нет. Я устала ждать, когда твой эгоизм позволит мне узнать всю ту правду, что тебя так гложет. Устала думать «я вижу, что ты что-то скрываешь, но продолжаешь улыбаться и делаешь вид, что всё в порядке». Я устала ждать слов твоего бремени. Если ты хочешь держать всё в себе один, пожалуйста, держи, но… но без меня. Канеки, я ухожу.       «Тяжело. Мне тяжело это слышать или нет? Я не могу понять. Может, из-за того, что я ожидаю в конце? Может, из-за того, что я и так знаю, что чем всё закончится? Тоука права, я — эгоист. Но ведь всё это из-за их желания, из-за их единственного желания. Почему всегда приходится чем-то жертвовать? Почему мне? Я не какой-то особенный, не тот, кому было уготовано родится таким. Не тот. Я…»       Канеки молча продолжал смотреть на её лицо, а после на её спину. На то, как отворяется дверь, и на то, как она захлопывается. Он продолжал молчать.       — Г-господин Канеки, мне задержать её?       — Нет. Пусть идёт. Распорядись, чтобы о ней позаботились, — его каменный взгляд разломался надвое и вновь приобрёл серый мрак. — И да… пусть понаблюдают за ней пару недель.       — Как прикажите.       После того, как он остался один, Кен выдохнул. Подойдя к столу, он развернулся к стене. На тёмном камне висело зеркало, что отображало его тьму. Его короткие, острые с боков чёрные волосы. Его серые глаза, что излучали нетерпение. Строгая, словно смоль, чёрная рубашка. Чёрные перчатки, что поправляли бардовый галстук. Он не изменил своим вкусам, но теперешний вид просто необходим его статусу. Он считал себя прежним, тем же Канеки, что и до связи с Тоукой. Конечно, она многое внесла в его жизнь, много хорошего, того, что ему не хватало. Как и сказала Тоука, частички их прошлых себя никогда не перестанут проявляться в них настоящих. Кен был полностью согласен, и отрицать подобное глупо, просто глупо.       Когда отворилась дверь, он отвёл свой лик. В зал зашла другая подчинённая Короля. Из её уст было понятно, что гости, которых он пригласил сегодня, прибыли. Приказав привести их, Канеки встал напротив окна. Вновь перейдя в ожидание очередного этапа, он сжимал кулаки. Он не волновался, не переживал, что всё может пройти плохо, что его план может пойти не по тому сценарию. Он просто… горел от нетерпения. Его глаза смотрели на яркие огни тёмного города. Они следили за небольшими огоньками, что плавно текли по дорогам Токио. Он вновь был здесь, вновь в этом месте. И скоро… всё это изменится навсегда.       Послушался звук лифта, Канеки закрыл глаза. Начали отворяться двери, Канеки выдохнул.       — Господин, гости прибыли.       Кен открыл глаза. Развернувшись, он смотрел на двух следователей. Два человека, что хорошо (как им казалось) знали его. Два человека, что давно были знакомы ему. Он — Судзуя Джузо, что когда-то звал его Хайсе. Он, что после Аримы, был самым молодым следователем особого класса. Он, что верил в простую истину между людьми и гулями. Она — Мадо Акира, что была его «матерью». Она, что стала следователем особого класса, как и хотел её отец. Она, что стёрла грань между людьми и гулями. Они — те, что пережили потерю дорогих им людей и двигаются дальше.       — Здравствуй, Хайсе, — в просторном зале раздался женский голос, — или мне стоит называть тебя Канеки Кен?       — Предпочёл бы своё настоящее имя.       — Зачем ты позвал нас?       — Чтобы кое-что обсудить.       — Нам не о чём разговаривать. Я надеюсь, ты понимаешь, что после нашего ухода тебе не стоит здесь задерживаться.       — Я не думаю, что вы уйдёте так скоро.       — Собираешься нас удержать?       — И в мыслях не было, — помахал Кен руками. — Просто подумал, что вам будет интересно, кое с кем пообщаться. — Подойдя к столу, он нажал на небольшую клавишу в панели. — Можете войти.       Через несколько секунд двери, что были позади следователей, начали отворяться. Их толкали тяжёлые, крепкие руки. Обернувшись, следователи не могли поверить своим глазам. Перед ними стоял тот, кто давно утратил своё прозвище — стойкий.       Джузо остолбенел.       — Г-господин… Шинохара?