***
Ночь просачивалась в комнату сквозь закрытое окно. Менда спала, ее руки призраками белели поверх одеяла. Рудвельс Штаммер остановился на пороге. Нужно действовать быстро и тихо — нельзя, чтобы она проснулась, ведь если на ее теле найдут раны, подозрение падет на карателей и тогда точно развяжется война. Время от времени он выполнял особые поручения для Ядвига, но это было самым ответственным, самым опасным… Неслышно он скользнул вглубь спальни, окутанный черными одеждами, что не прикрывали лишь глаза. Сам не слышал ни своих шагов, ни скрипа старых половиц — стылую тишину едва-едва разрывало только мерное дыхание Менды. На тумбочке рядом с ней поблескивал стеклянный кувшин с водой и пустой стакан. Рудвельс скользнул рукой в карман и вытащил крохотный пузырек со светло-желтой жидкостью, ставшей в полумраке серой, как дождевая лужа. Пары капель будет достаточно. Проклятье, он никогда не травил крестьянок и не думал, что будет травить. Это ниже его достоинства, да и попросту нелепо. Он отравил любовницу своего отца, когда был младше Самэла, потому что та приказала его выпороть, но с некоторых пор предпочитал дипломатию, особенно запугивания, угрозы и шантаж, вот только сегодня особый случай. Он вытянул руку и трижды капнул в кувшин из пузырька. На воде всколыхнулась легкая рябь, но больше ничего не выдало яд. Вот и хорошо. Она умрет быстро и безболезненно, и любой целитель скажет, что ее прикончила лихорадка. Еще пару мгновений разглядывая ее красное от жара, но безмерно красивое лицо и разметавшиеся по подушке волосы, что, словно спрут, тянулись к ее голове, Рудвельс Штаммер выскользнул в коридор.***
Тереза Брайлат стояла на холме. Ее непокорные темные локоны развевались по ветру, закат разливался над плечами, а надгробные плиты вырастали из жухлой травы, окружив ее, покосившиеся и древние, как сам мир. «Что такое?.. — рвалась спросить Аманда. — Почему ты пришла ко мне?» Они никогда не были близки. Гордая, даже высокомерная, Тереза Брайлат предпочитала общество Ядвига. Она бросила на Аманду настороженный взгляд, кивнула на небо и коснулась рукой живота. Внутри что-то стиснулось. Она… ждала ребенка? Небо вдруг рассекла черная трещина. Мир разлетелся вдребезги, закатный свет потемнел, поглотив Терезу Брайлат, и крик зазвенел в ушах, отчаянный крик, что так и не сорвался с губ… Кто-то потряс ее за плечо. Аманда с трудом приоткрыла глаза. Кажется, она ухитрилась заснуть в карете. — Уже почти добрались, миледи, — с улыбкой протянула Мирей. Цокот копыт наполнял уши, а карета покачивалась на ухабах. Дорога длилась уже несколько дней, и казалось, будто та желтой лентой скользит под ногами, просачиваясь сквозь дно кареты. Мирей смотрела на Аманду с любопытством, но спросить прямо, видно, не смела. Каштановые волосы, собранные в высокую прическу, струились по ее плечам, солнечный свет играл на сиреневой ткани платья. Аманда хотела заговорить — и не смогла. И почему у нее нет старшей сестры? Впрочем, тогда бы за Гервика выдали ее, а Аманда не была уверена, что хочет этого. Когда настало время уезжать, он вышел к ней вместе с придворными и слугами. Учтив, спокоен и вежлив — как и всегда. Она не могла понять, что на самом деле кроется в его душе, и оттого грудь сковывало холодом. — Миледи думает о Его Высочестве Гервике? — раздался голос Мирей, точно из тумана. Аманда не взглянула на нее. Колеса кареты скрипнули на очередном ухабе. — Да, — ответила она, мгновение помедлив. — Он хороший человек, и я рада, что выйду за него. В союзе их долга и уважения больше, чем любви, но такова судьба всех принцев и принцесс. Мирей взглянула в ее лицо и ничего больше не добавила. Аманда сразу увидела братьев, стоящих перед воротами замка. Ядвиг и Самэл улыбались, но каждый по-разному — по одной только улыбке можно было бы их узнать, как и Аландара, что еще не вернулся. И оба такие уставшие… Слуга подал ей руку, и она сошла на землю, порывисто обняла каждого, погладила Самэла по волнистым рыжим волосам. Иногда казалось, что она куда старше его, чем на два с половиной года. И это, наверное, хорошо. В пятнадцать лет, в мирное время, он вовсе не обязан терять остатки своей наивности, душевной чистоты и любви к хорошим книгам. — Если хочешь, я подожду тебя в саду, — сказал Ядвиг, а рыжее солнце заиграло в его глазах. — Отдохни пока хоть немного. Она кивнула. Как хорошо вернуться домой! И в то же время во дворце, с Гервиком, тоже хорошо — пускай в Фелиции немного прохладно и земля сухая, теперь дом Аманды будет именно там. И все же она будет скучать. По родителям. По братьям. По шумной площади Энхаррела, их столица, по празднествам и балам во дворце. По разговорам С Ядвигом, что понимал ее как никто другой. В детстве она даже плакала, когда узнала, что не сможет стать его женой — теперь мысли об этом вызывали лишь улыбку. Аманда оглядывала каждый камень стен, каждый виток перил точно впервые. Служанки скоро налили ей ванную с жасмином, а Мирей, щебеча, расчесала ей волосы перед зеркалом. Аманда не могла оторвать глаз от своего отражения. За месяцы в Фелиции она будто похорошела, повзрослела, румянец вспыхнул на губах, а глаза заискрились — совсем как у матери. Неловким жестом она погладила пока еще плоский живот. Наверное, она и правда уже полюбила Гервика Мендейера. Это его ребенок внутри нее добавляет ей красоты? Переодевшись в пышное светло-лиловое платье, она наконец вышла в сад, под сень фруктовых деревьев. Ядвиг ждал, вскинув голову к небу, ветер трепал его длинные черные волосы. — Как к тебе отнеслись в Фелиции? — спросил он, подавая ей руку. Аманда приняла ее, склонила голову ему не плечо. — Очень хорошо, — ответила она, почему-то снова почувствовав холод в груди. Вот так, за пустыми разговорами, пройдет их время, а потом они будут видеться лишь на редких приемах. — Скажи, Ядвиг… Аманда не хотела спрашивать, но не спрашивать не могла. — Что? Его глаза вспыхнули темно-фиолетовым, когда он повернулся к ней. Так часто накладывал заклинание, чтобы его зрению хоть на время вернулась прежняя острота, что она уже позабыла, как они выглядят без магической тени. Тереза Брайлат, билось где-то внутри. Тереза Брайлат. Что значит любить кого-то? Ты любил Терезу Брайлат? Тереза, старшая дочь и наследница своего отца, с темно-каштановыми, почти черными локонами и худым, угловатым лицом. Тереза, плетущая интриги, более хитрая и уверенная в себе, чем казалось на первый взгляд. Тереза, иногда бывавшая во дворце — и, как бы они с Ядвигом ни старались держаться друг от друга подальше, поутру все равно просыпались вместе. Тереза, стоящая среди могил на холме. Тереза, сгоревшая от лихорадки. У нее всегда было слабое здоровье. — Нет. Ничего, — улыбнулась Аманда, пытаясь скрыть жгучую пустоту, что поднялась в душе. Лицо Ядвига озадаченно исказилось, но он, видно, решил за лучшее не спрашивать. Зачем бередить его рану? Зачем вспоминать о том, чего не случилось? Зачем спрашивать о любви, которую рассекла смерть? Отец бы все равно не позволил Ядвигу взять в жены Терезу Брайлат. Не позволил бы старшему сыну, наследнику престола, взять в жены дочь поверженного прошлого короля-узурпатора. — Ты не забывала пить пассифлору и мелиссу? Ну что за вопрос — иногда забывала, конечно. Ведь было совсем не до того! Мирей должна была напоминать, но она ведь такая ветреная… Впрочем, в Фелиции Аманда ни разу не чувствовала, что дыхание перехватывает или сердце болит. Ничего страшного, что пару раз не выпила.***
— Рада приветствовать вас, Ваше Величество. — Аманда ослепительно улыбнулась, вызвав одобрительную улыбку Рангара. Манеры дочери всегда безупречны, и ее союз с Гервиком, принцем Фелиции, только укрепит положение Онатама и рода Санарсет. Через три дня в честь ее возвращения он устроит пиршество, что прогремит на всю страну, но сейчас, когда солнце уже исчезло за кромкой горизонта, нужно заняться еще одним важным делом. Каратели. Порывистость Аландара. Наивность Самэла. Беспокойства на Лайферских землях. Простолюдинка-маг в его дворце. Верховенствующий карателей, не идущий на уступки. Сейчас, как никогда, Рангару нужна сила — сила принять верные решения во всех этих ситуациях, сила защитить семью и направить Онатам по пути процветания, как и прежде. Он, в конце концов, не раз уже такое проделывал. Слуги с почтительным поклоном распахнули перед ним двери, и Рангар вошел во дворец, направился по коридору к неприметной комнатушке, оставив позади и стражников, и любопытных придворных. Никто никогда не узнает, что он делал здесь. В его тайном пристанище покосился потолок, а ходы почти все завалило еще при Брайлатах, во время восстания. Придворные строители опасались, что замок рухнет, если попытаться все починить, — Рагнар сам приказал так сказать. Магия в любом случае куда лучше держала обломки тоннелей, чем балки и остовы. Дверь тихо скрипнула, половицы прогнулись под ногами. Кровь, которой был начерчен круг, уже высохла, сверкая белым в лунном свете. Ветер врывался в комнатушку сквозь распахнутое окно, но огоньки свечей, что стояли на подоконнике, не двигались. Они были мертвенно рыжи и прозрачны, точно призраки пламени. Медленно Рангар опустился на колени. За окном стыла ночь, такая плотная и густая, что слабый лунный свет не мог разогнать ее. Сердце гулко стучало в груди, разносило по жилам кровь — она была горяча, точно сталь, раскаленная в горниле. Рангар провел рукой над кругом. Багровые линии отливали белесым, похожие на следы раздавленных вишен. Это его, Рангара, кровь. Его ритуал. И могущество, что пробудится, тоже будет принадлежать ему. Когда ритуал завершится, он обретет такую силу, что ни один живой маг не сравнится с ним, ни один полководец не одолеет его армию. Улыбка, жесткая и полная ликования, резанула губы. Он крепче переплел пальцы и закрыл глаза. Из круга поднимался такой нестерпимый жар, что пот стекал по лицу. — Мортеум анарес эод! — выкрикнул Рангар, и голос его раскатился по комнате, отзываясь дрожью в оконных стеклах. Повисла глухая тишина. Даже бесновавшийся за стенами ветер стих, точно обрубленный. Рангар недоуменно вскинул голову. Это еще что за черт?.. Множество раз уже он выполнял ритуал, и всегда они приходили сразу, только заслышав призыв, а теперь… Тысячи игл вонзились в тело. Кровь раскалилась добела — казалось, вот-вот она расплавит его изнутри… Два блеклых огня свечей на подоконнике остались неподвижны. Рангар взглянул на них, и страх едва ощутимо кольнул грудь. Они пришли, осознал он и, щурясь, отнял ладонь от лица. Из середины круга поднимался черный туман. — Демон, внемли моему приказу, — твердо и спокойно произнес он, не позволяя голосу дать слабину ни на йоту. Над одной из свечей вуалью взметнулся дым. Оплывший огарок упал в кровь и с шипением погас. Рангар отшатнулся. Низкий гул заполонил сознание. Из круга взвилась изломанная рука — кости, обтянутые лоскутами черной кожи. Очертания книг и старых одежд поплыли, как чернила на мокрой бумаге. С треском, отозвавшимся в деснах надсадным зудом, ткань миров разошлась. — Демон! — всколыхнулась тишина от возгласа Рангара. Черно-серые трещины пробежали по воздуху. Утробный, страшный крик поднялся ниоткуда, крик самого мира, и каждый фрагмент тела задрожал, отзываясь на него. — Демон, остановись! Приказываю тебе кровью! — закричал Рангар. Ужас, выжигающий, дикий ужас захлестнул его. Проклятье, все вышло из-под контроля, все не так, как он рассчитывал! Демоны не слушались его приказов, они рвали незримую тонкую завесу, а мир грохотал, стонал надсадно, словно мученик под пытками… Позабыв об осторожности, Рангар бросился вперед. Заклинание не успело сорваться с губ — поднявшись из круга, демоны набросились на него, вторглись в тело, как яд, расползлись по жилам. Полуистлевшая черная кожа въелась в руки. Он закричал, но голос запечатал горло. Сознание потонуло в шепоте бесплотных голосов.